CC BY
75
УДК 1(091)
ББК 87.3(0)
В. В. Лашов, Н. Б. Тетенков
К вопросу о возможностях биографического метода при анализе философии С. Кьеркегора
В статье анализируются возможности биографического метода как одного из методов историко-философского исследования. Авторы приходят к выводу, что имеющая место абсолютизация биографического метода при анализе философских взглядов С. Кьеркегора приводит к мифологизации его биографии, к тенденциозности прочтения философии мыслителя и ее упрощению.
The article analyzes the possibility of biographical method as a method of historical and philosophical researches. The authors conclude that the known absolutization of the biographical method in the analysis of the philosophical views of S. Kierkegaard leads to the mythologizing of his biography and to tendentious reading of his philosophy and its simplification.
Ключевые слова: Кьеркегор, биографический метод, мифологизация биографии, герменевтика, экзистенциальная интерпретация.
Key words: Kierkegaard, biographical method, mythologizing of biography, hermeneutics, existential interpretation.
До сих пор в комментариях к философии С. Кьеркегора сохраняется тенденция объяснять его философские взгляды через факты биографии, психологические особенности его характера или через то и другое вместе, сводя тем самым объяснение всей сложности философии С. Кьеркегора к учету биографических фактов или психологических особенностей его характера. Не отрицая правомерности биографического метода, мы хотим показать, что использование только этого метода приводит к неоправданному упрощению и обеднению его философских поисков.
Причин, почему эта тенденция так живуча, можно назвать несколько. Самое очевидное объяснение лежит на поверхности: С. Кьеркегор в качестве предмета рефлексии использовал некоторые факты из своей биографии, и по этой причине в скриптизации бытия многие комментаторы философии С. Кьеркегора видят главный мотив его творчества [6, с. 29]. Методы, которые используются при изучении философских взглядов С. Кьеркегора, также вольно и невольно «подталкивают» исследователя обратиться к биографии датского философа. Как известно, С. Кьеркегор в своём творчестве синтезирует философию и литературу. При изучении литературных произведений довольно часто используется биографический метод, основателем которого называют Ш.О. Сент-Бева, соответственно, данный метод используется на этом основании при анализе творчества С. Кьеркегора [5, с. 582].
Герменевтический метод, используемый в философии, также отсылает нас к биографии. По В. Дильтею, исторический разум способен достичь объективного знания, одним из способов достижения такого знания является автобиография философа: «Постижение и истолкование собственной жизни проходит ряд ступеней: наиболее совершенная их экспликация - автобиографии. Здесь Я постигает свой жизненный путь так, что осознаётся человеческий субъект, исторические отношения, в которые оно вплетено. Автобиография способна развернуться в историческую картину» [1, с. 141]. Психоанализ и экзистенциализм, обращаясь к психологическому портрету философа, идут по пути исследования, предложенного герменевтикой.
С. Кьеркегор принадлежит к числу тех философов, кто стремился к практическому воплощению своих взглядов, отсюда демонстративный отказ принять причастие у государственного священника. Для нас важно здесь, что возникает ложная, на наш взгляд, идея, что и другие поступки С. Кьеркегора также имеют философское основание, хотя для такого вывода у нас нет никаких предпосылок. Например, В.А. Подорога приписывает С. Кьеркегору стратегию дендизма: «быть элегантным вопреки всему, вопреки одиночеству и мужской импотенции, вопреки уродливому телесному образу и слабости физических сил, вопреки домыслам и слухам» [3, с. 113]. На наш взгляд, здесь более корректным, хотя и «более прозаичным», будет нефилософское объяснение дендизма С. Кьеркегора: семья Кьеркегоров принадлежала к цвету копенгагенского общества, что обязывало его соответствовать требованиям этого общества, в число которых входило и требование быть модным и безупречным в одежде.
«Очарование» идеей объяснить философские взгляды С. Кьеркегора через биографические факты приводит к тому, что они получают тенденциозную интерпретацию, мифологизируется, подгоняются под тот образ, каким его видит комментатор его философии, как правило, это образ меланхоличного, комплексующего человека с трагической судьбой, а далее при помощи этого образа объясняется трагизм философии С. Кьеркегора.
Мы попытаемся деконструировать этот образ, представив свою интерпретацию, не претендуя на то, что наша точка является истиной в последней инстанции, но полагая, что она позволит по-новому взглянуть на казалось бы известные факты биографии С. Кьеркегора.
В биографии отца С. Кьеркегора для объяснения в последующем меланхолии С. Кьеркегора и последующего его обращения к христианству упоминается факт: ещё ребёнком, когда пас овец, с горя Микаэль Педерсен забрался на вершину холма и проклял Бога. За подобное богохульство ему суждено похоронить всех своих детей, это настроение ти-
хого отчаяния Микаэль Педерсен передаёт своим детям. В возражение можно сказать следующее: высокая смертность среди детей характерна для того времени, и мысль, что это Божья кара за проклятие, скорей всего, возникла как попытка дать хоть какое-то объяснение смертям. Подобная мысль родилась, возможно, в пьяном угаре у Микаэля Педерсена, в этот момент и мог С. Кьеркегор услышать её от отца, но Сёрен был уже в достаточно зрелом возрасте, чтобы отреагировать на него с непомерно детской непосредственностью, какая приписывается «открытию» этого факта.
На человека с богатым воображением, каким был С. Кьеркегор, идея «проклятия рода Кьеркегоров» могла произвести большое впечатление, но главное - это образ библейского уровня, который можно использовать в творчестве: и в работах С. Кьеркегора появляется концептуальный персонаж - отец, отягощённый виной.
Возьмём отрывок из «Дневников», на который обычно ссылаются как на доказательство меланхолии отца и сына:
1844. Некогда жили отец с сыном. Оба весьма духовно одарённые, оба остроумные (курсив наш - В.В. Лашов, Н.Б. Тетенков), особенно отец. Каждый, кто знал их дом и бывал в нём, наверняка находил пребывание там занимательным. Спорили и вообще беседовали друг с другом они как два умных человека, а не как отец с сыном. Лишь иногда, очень редко, отец, всматриваясь в сына и находя, что тот очень печален, подходил к нему и говорил: «Бедный мальчик! Ты пребываешь в тихом отчаянии». (Однако он никогда его ни о чём не спрашивал, этого он сделать не мог, потому что сам находился в тихом отчаянии.) Более на эту тему они никогда не заговаривали. Тем не менее этот отец и этот сын, видимо, были самыми меланхоличными из всех людей, о которых что-либо известно.... [4, с. 26].
Обратим внимание: о печали говорится как о очень редком явлении, что указывает на то, что на самом деле они не являются меланхоликами, и есть ли что-то необычное в том, чтобы сказать печальному ребёнку, что он печален? Обстановка в доме Кьеркегоров часто описывается как мрачная, способствующая появлению меланхоличного настроения, но по сути это была обычная протестантская семья; более того, С. Кьеркегору позволялась такая степень свободы, которая не была позволена никому другому из его братьев и сестёр, потому что он был любимцем в семье.
И у нас перед глазами совершенно другая картина: ребёнок, ощущающий себя счастливым, и отец, доверяющий своему сыну. Это противоречит мнению, что глубоких, доверительных отношений между сыном и отцом не было, что Микаэль Педерсен был деспотом. Лучшим опровержением подобного мнения является сам С. Кьеркегор. В его дневниках один из главных героев - его отец, вряд ли это было бы возможно,
если бы он не любил так сильно своего отца, не чувствовал так сильно своё духовное родство с ним. Кроме того, после смерти отца, чувствуя себя обязанным, С. Кьеркегор становится кандидатом теологии, таким образом, исполняется желание отца.
Одной из загадок в биографии С. Кьеркегора называют его отношения с Региной Ольсен, и, прежде всего, разрыв помолвки. Причин указывают множество и сам С. Кьеркегор, и комментаторы. Это и Бог, который был против, и меланхолия С. Кьеркегора, и желание уберечь Регину от собственных проблем, и боязнь посвятить ее в тайны семьи, и боязнь женитьбы, вызванная якобы импотенцией С. Кьеркегора, и боязнь реальной Регины Ольсен, которая могла отличаться от идеала, который он себе представлял, и т. д. и т. п.
Можно предложить ещё один вариант объяснения разрыва: не решил ли С. Кьеркегор попробовать сам сыграть роль Дон Жуана, от которой впоследствии отказался? Последующие события, с точки зрения этой гипотезы, - это желание извиниться перед Региной Ольсен. Это вполне возможная гипотеза в числе других, мы же полагаем, что скорей всего С. Кьеркегор любил не реальную Регину Ольсен, иначе бы он женился на ней, несмотря ни на реальные, которых, по сути, не было, ни на воображаемые препятствия. Им был создан идеал женщины, который и получил у С. Кьеркегора имя Регины Ольсен, новый концептуальный персонаж, которому он и остался верен всю свою жизнь. Сам С. Кьеркегор осознавал это различие между реальным человеком и воображаемым идеалом, потому и не связал свою жизнь с Региной Ольсен. В своём духовном развитии реальная Регина Ольсен стояла ниже С. Кьеркегора, рано или поздно это стало бы причиной их разрыва или постоянного взаимонепо-нимания, воспроизводя ситуацию, которую С. Кьеркегор мог наблюдать на примере своих отца и матери. Основание для такого предположения дают записи Куидама из «Виновен / Не виновен», где анализируется подобная ситуация:
20 апреля. Утро. Год тому назад.
Я ощущал беспокойство во всём моём существе, что-то ужасное забродило во мне. Я не сплю по ночам, я наблюдаю происходящее, но, увы, не по сути дела, а в разрушительном для меня направлении. Она уступает мне с такой быстротой, что ввергает меня в муку, и тем не менее, в моих глазах она любима и я глубоко тронут ею. Но её преданность и мои эмоции мучают меня. Будь я даже другим, я бы не смог понять эту преданность и сам не смог бы быть таким. И я, сокрытый от других, - как мало она знает обо мне, что за несоответствие в наших отношениях! Я буду властвовать над ней целиком, она же надо мной - никоим образом!
Из таких отношений проистекает женитьба? Это скорее история обольщения. И что, я хочу соблазнить? Омерзительно. И есть ли худшая
степень соблазнения, чем та, которая вызывается похотью? Она утверждает, что никогда не была счастливее, чем ныне, что состояние исступлённого восторга - это всё, что её занимает. Поддерживать такое несоответствие - любовь ли это с моей стороны? И я знаю себя, знаю, что по натуре замкнут. И, да, я прихожу к выводу, что моё поведение скрывает мою замкнутость. Но её преданность потребует, чтобы целиком переделывал свою натуру. Верно, она не подозревает об этом, но я-то знаю. И что мне делать? [2, с. 56].
Для С. Кьеркегора было характерно сначала со всей страстью полюбить что-либо или кого-либо, но потом охладеть, если предмет страсти не выдерживал последующей рефлексии над ним: как это было с Региной Ольсен, так это было и с его интересом к философии Гегеля или Шеллинга. В Берлине он посещает лекции Шеллинга, которые сначала произвёл и на него благоприятное впечатление:
Я так рад, рад неописуемо, что слушал вторую лекцию Шеллинга.... Отныне я все свои надежды возлагаю на Шеллинга», а затем вызвал разочарование: «Болтовня Шеллинга совершенно несносна.. Я слишком стар, чтобы слушать лекции, Шеллинг слишком стар, чтобы читать их. Всё его учение о потенции выдаёт крайнюю степень импотенции», - напишет он позже из Берлина [4, с. 113].
Об активной жизненной позиции С. Кьеркегора, о его способности отстаивать свою честь и достоинство, свои взгляды без оглядки на мнение толпы свидетельствует поведение мыслителя в скандале, связанном с журналом «Корсар», виновником которого стал редактор журнала Меир Арон Гольдшмидт (1819-1887). Сам журнал можно отнести к бульварной «жёлтой прессе», строивший свою известность на высмеивании личностей, значимых в Дании. Вступившись за своих знакомых, С. Кьеркегор вызвал огонь критики на себя. 27 декабря в газете «Фердерландт» («Родина») он даёт литератору П.Л. Мёллеру резкую отповедь, которая должна была уничтожить его и которая одновременно имела неожиданные последствия для самого Кьеркегора. Статья заканчивалась словами:
Ах! Поскорее бы мне попасть в «Корсар»! Какая жестокость по отношению к бедному писателю: быть единственным, кого здесь не выбранили [4, с. 187].
Считается, что, связав Мёллера с «Корсаром», С. Кьеркегор выдал секрет, что Мёллер писал статьи для «Корсара», но, на наш взгляд, это был секрет Полишинеля: Копенгаген не такой огромный город, чтобы можно было утаить авторство. Перед Мёллером закрываются двери всех домов почтенных граждан, а путь к академической карьере оказывается закрытым навсегда. Мёллер покидает Данию. Гольдшмидт же принял вызов, но ответил не критическими статьями, а низкопробными карика-
турами Клеструпа, где С. Кьеркегор изображался во всевозможных комических ситуациях; причём старательно подчёркивались его физические недостатки. В «Дневниках» С. Кьеркегор пишет:
По приказу «Корсара» любой бандит считает себя вправе оскорбить меня, студентики скалят зубы и хихикают, радуясь, что выдающийся человек втоптан в грязь. Профессора завистливы и втайне симпатизируют нападкам на меня. [4, с. 197].
Само столкновение в конце концов закончилось в пользу С. Кьеркегора: Гольдшмидт прекратил выпуск «Корсара», но эта победа была сродни пирровой. Гольдшмидт в своих мемуарах «Жизнь - воспоминания и итоги» пытается оправдаться, но сами мемуары всё равно полны мелких выпадов против С. Кьеркегора. Проиллюстрируем это на примере портрета С. Кьеркегора, данного в мемуарах:
Среди остальных, там был и Сёрен Кьеркегор. Наверняка я не был спокойным и внимательным наблюдателем, но сохранил в памяти то впечатление. Он был моложе меня лет на семь. Выглядел хорошо, хотя и был худощавым, с торчащими плечами; глаза - умные, живые, с оттенком превосходства, со смесью доброжелательности и неприятного умысла [4, с. 202-203].
Известно, что лучшая защита - это нападение, и Гольдшмидт утверждает, что идея «Корсара» принадлежит самому С. Кьеркегору:
Было что-то странное в том, что именно он должен был предложить мне направление газеты и её дух как руководящие принципы и цель для меня, а не что-то во мне, что определяло бы направление газеты. И будет совершенно справедливым сказать, что без всякого предчувствия с его стороны или моей стороны, в тот самый день он заострил тот наконечник, который позднее поразил его [4, с. 204-205].
Иными словами, истинным идеологом журнала был С. Кьеркегор, а он, Гольдшмидт - лишь исполнитель его замысла, а потому С. Кьеркегор не должен обижаться на самого себя за ту манеру критики, которая была обращена «Корсаром» против него. Кроме того, травля «Корсаром»
С. Кьеркегора - это выяснение отношений между Мёллером и С. Кьеркегором, сам Гольдшмидт не имеет к этому никакого отношения. Более того, он пытается предстать себя защитником Мёллера перед С. Кьеркегором, фактически обвиняя его в том, что он уничтожил репутацию Мёллера, тем самым поставив на карьере Мёллера как учёного крест. Последующая критика «Корсаром» С. Кьеркегора в такой интерпретации выглядит как ответ на несправедливость по отношению к Мёллеру. Далее Гольдшмидт объявляет «Корсар» и себя победителем, а закрытие «Корсара» представляет как жест доброй воли.
На наш взгляд, Гольдшмидт почувствовал свою уязвимость: раньше, до столкновения с Кьеркегором, все нападки на какую-либо известную личность сходили ему с рук. Никто не решался вступить в полемику с «Корсаром»: одни считали это ниже своего достоинства, другие боялись это сделать, не желая стать предметом ещё больших насмешек. Теперь же ситуация изменилась: С. Кьеркегор стал первым, кто не побоялся бросить вызов «Корсару», выдержать все нападки и не пасть духом. Его примеру могли последовать и другие, те, кто были ранее высмеяны «Корсаром», а так как их было достаточно много и это были уважаемые люди, то подобной ответной атаки «Корсар» не смог бы выдержать. Важно также, что «Корсар» потерял своего настоящего идеолога - Мёллера, он вынужден был уехать из Дании, и без него Гольдшмидт не смог бы продолжать выпуск журнала.
Правомерно, с нашей точки зрения, для комментирования философии С. Кьеркегора использование биографических фактов, касающихся критики государственной церкви, так как именно в борьбе с государственным христианством, воплощением которого был для С. Кьеркегора епископ Мюнстер - примат датской церкви, теоретические взгляды датского философа получают экзистенциальное, практическое воплощение. Это тот случай, когда применение биографического метода нам представляется корректным, поэтому среди многочисленных комментаторов философии С. Кьеркегора мы хотели бы выделить работы Л. Шестова, который анализирует религиозные взгляды датского философа, высказанные напрямую и экзистенциально им подтверждённые.
30 января 1854 г. епископ Мюнстер умирает, в «Дневнике» С. Кьеркегор пишет:
Итак, он мёртв. Когда бы удалось подвигнуть его завершить свою жизнь признанием, что он представляет, собственно говоря, не христианство, а его ослабленную и облегчённую вариацию: о, как хорош был бы такой поворот, ибо этот человек был выражением целой эпохи.. Но раз он умер, не сделав такого признания, то всё меняется и остаётся факт, что он проповедовал христианство, однако христианство иллюзорно-обманное [4, с. 242-243].
С. Кьеркегор считал, что христианство его времени свелось лишь к исполнению религиозных обрядов, христиане утратили подлинную веру. По С. Кьеркегору, христианином может быть назван человек, который реализует свои убеждения в жизни, без оглядки на последствия - это мученик, свидетель истины. Мюнстер не соответствовал такому идеалу, вот почему С. Кьеркегор резко выступил против Мартенсена, преемника Мюнстера, назвавшего его «свидетелем истины». Статья Кьеркегора вызвала резонанс в обществе, получив огромное количество протестующих откликов. В последующих статьях он нападал уже не только на Мюнстера, но и на церковь, начав издавать журнал «Мгновение». Как уже гово-
рилось ранее, перед смертью С. Кьеркегор отказался принять причастие у государственного священника и умер в соответствии со своими взглядами. Этот поступок, как и все статьи против христианской церкви, были преданы забвению. Благодаря усилиям старшего брата - епископа церкви - С. Кьеркегор был отпет в главном соборе Копенгагена и похоронен на кладбище со всеми ритуалами, как будто ничего не было, но для нас важен сам факт отказа от исповеди.
Всё вышесказанное позволяет нам прийти к выводам: мифологизация биографии С. Кьеркегора возникает из попыток прокомментировать его философию в духе психологических или психоаналитических интерпретаций или редуцировать её к этим интерпретациям. Подобные попытки приводят к тому, что под идею, априорно заложенную в интерпретации, подбираются биографические факты, выстраивается стройная схема «доказательства» правомерности подобной интерпретации, а в действительности создаётся миф. Из всех фактов биографии С. Кьеркегора, на наш взгляд, для комментария его религиозных и философских взглядов плодотворно использовать те, которые относятся к борьбе с государственной церковью, так как они подтверждают искренность его убеждений.
Список литературы
1. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопр. философии.- 1988. - № 10.
2. Кьеркегор Серен. Жизнь. Философия. Христианство / сост. и пер. И. Басс. - СПб., 2004.
3. Подорога В.А. Метафизика ландшафта: коммуникативные стратегии в философской культуре XIX-XX вв. - М.: Наука, 1993.
4. Роде П. Сёрен Киркегор, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. - Челябинск: Урал LTD, 1998.
5. Сент-Бев Ш.О. Литературные портреты: критические очерки. - М.: Худ. лит-ра, 1970.
6. Тульчинский Г.Л. Скриптизация бытия как проблема и жанр // Философские науки. - 2008. - № 8.
