CC BY
23
Кубякин Евгений Олегович
доктор социологических наук, доцент, профессор кафедры психологии и педагогики Краснодарского университета МВД России (тел.: +78612584769)
К вопросу о типологии управленческой деятельности (социологический аспект)
В статье проводится социологический анализ проблемы адекватного регулирования системы общества, обосновывается, что проблема построения методологии адекватной управленческой деятельности в изменяющемся обществе носит универсальный развивающийся характер. Отправной точкой исследования являются положение о том, что качество социальных процессов, степень их интенсивности и конструктивности определяются как структурными моментами социальной организации, так и состоянием внешних факторов, влияющих на конкретные социальные процессы.
Ключевые слова: социальная трансформация, управление, социальная система, общество, государство, регулирование, социальная организация.
E.O. Kubyakin, Doctor of Sociology, Assistant Professor, Professor of the Chair of Psychology and Pedagogics of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612584769.
To the question of typology of administrative activity (sociological aspect)
In the article the sociological analysis of a problem of adequate regulation of system of society is made, the problem of creation of methodology of adequate administrative activity in the changing society has the universal developing character. A starting point of research is the provision that quality of social processes, degree of their intensity and constructability is defined both by the structural moments of the social organization, and a condition of the external factors influencing concrete social processes.
Key words: social transformation, management, social system, society, state, regulation, social organization.
Раскрытие феномена управления нередко связывают с тематикой отношений власти и подчинения. Настоящая диада рассматривается нами с точки зрения диалектики естественного и рефлексивного подхода к исследованию социальной действительности, методологически ярко выраженного в работах Д.С. Райдугина [1, с. 84-87; 2, с. 54-63]. На деле эти сферы взаимосвязаны, однако не вполне корректно отождествлять управление с властными отношениями, поскольку власть предполагает момент подчинения, в то время как управление может производиться посредством прямого воздействия на объект. Так, например, лодка или автомобиль, не будучи субъектами действия, не могут подчиняться. Вместе с тем, они являются объектами воздействия, в связи с чем можно говорить о процессе управления как влиянии на их движение, имеющем непосредственный или опосредованный характер. Это свидетельствует о том, что власть представляет собой лишь одну из сторон управления, его частный случай. В современном трансформирующемся обществе научное познание процесса управления и социального регулирования осложнено временностью и нестабильностью состояний социальной системы в процессе
естественной самоорганизации. С точки зрения современных исследователей, этот факт необходимо учитывать при познании частных элементов социума [3, с. 156-158].
Вместе с тем, управление социальными процессами может иметь личностный, субъективно обусловленный характер (тогда принято говорить о том, что кто-то является субъектом управления) либо реализоваться на уровне правил или регулирующих механизмов, определяющих характер протекания отдельных процессов. Так, например, законы государства определяют характер протекания социальных процессов, вместе с тем, авторы этих законов могут уже физически не существовать (например, если речь идет о древних законах). В этом случае сложно судить о субъекте управления, вместе с тем, налицо момент регуляции социальных отношений. При этом независимо от того, в какой форме реализуется момент управления социальными процессами, налицо наличие общего, родового для всех форм воздействия принципа: управление возможно лишь в том случае, если имеет место момент вариативности ситуации, ее зависимости от выбора конкретных действий. Так, например, парализованный человек не способен управлять
198
собственным телом, поскольку независимо от его усилий тело остается неподвижным. Этот же принцип справедлив и в отношении четко отлаженных социальных механизмов: их функционирование, жестко регламентированное законом, не допускает вариативности и, следовательно, не требует управления. Точнее, управление этими процессами уже реализовано на уровне нормативной системы, что делает невозможным в рамках закона вмешательство в данные процессы частных лиц. Вместе с тем, чем выше уровень вариативности социальных процессов, тем большее значение приобретают механизмы управления, реализованные в обществе. Подобного рода вариативность при неравномерном социальном развитии и системных диспропорциях содержит в себе существенный деструктивный потенциал, на что указывают современные исследователи в отечественной [4, с. 22-24] и зарубежной социологической теории [5, с. 24-25].
Проведя грань демаркации между нормативной определенностью и управлением как деятельностью, отметим, что власть (как частный случай управления) возможна лишь в такой социальной системе, нормативная сфера которой допускает свободу протекания социальных процессов, их вариативность. Теоретически в обществе, в рамках которого полностью определены формы протекания основных процессов, представители власти являются носителями социальной функции, не обладающими возможностью самостоятельно определять характер происходящих процессов. Соответственно, наиболее актуальными сферами приложения управленческой деятельности являются области социальной жизни, обладающие наибольшими показателями вариативности развития.
На практике функционирование общества, определяемое на структурном уровне набором норм (правовых, социальных, специфических для конкретной сферы деятельности и т.д.), протекает в условиях соединения множества различных, зачастую неучитываемых и неконтролируемых факторов - от внешнеполитической и внешнеэкономической ситуации до индивидуальных особенностей личности участников социального взаимодействия. Интегрирующая роль основных социальных институтов заключается в том, что, несмотря на вариативность социальной ситуации, на их уровне реализуется момент объединения членов общества по различным критериям, а также регламентация различного рода социальных взаимодействий. Характер социальных процессов, степень их интенсивности и конструктивности определяется как структурными моментами социальной организации, так и состоянием внешних факторов, влияющих на конкретные социальные процессы. Так, напри-
мер, эффективность производства зависит не только от формы организации труда, но также и от психологического состояния работников, их мотивации и собранности. Эти факторы нельзя определить внешним образом, однако на них можно существенно повлиять, что лежит в основе ряда современных приемов менеджмента.
Как становится видно из проведенного обзора, актуальность механизмов управления проявляется в тех сферах, где недостаточно одной лишь нормативной определенности, где существует сложность и вариативность ситуации, зачастую - противоречие складывающихся тенденций по отношению к актуальным задачам коллектива, отдельного социального института или общества в целом. При этом наибольшую значимость приобретают сферы, где наиболее остро проявляются противоречия между изменчивой, вариативной социальной ситуацией и интересами социальной структуры. Речь идет о таких деструктивных явлениях, как социальные аномалии (девиантное и делинквентное поведение: преступность, экстремизм, аморальный образ жизни и т.д.). Эта идея уже проговаривалась нами ранее в работах, специально посвященных проблеме социальной деструкции [6]. Также данная проблема имеет место в экстремальных ситуациях, в рамках которых зачастую происходит столкновение социальной структуры, не приспособленной к изменившимся условиям, с крайне высокими по степени своей интенсивности неблагоприятными воздействиями [7, с. 38-41]. Рассмотрим подробнее специфику управления в условиях, отклоняющихся от нормы.
Одним из основных принципов, определяющих адекватное функционирование общества, является объединение в рамках социального процесса личных интересов отдельных людей и интересов коллективных объединений -малых и крупных социальных групп, в том числе общества в целом. Самоидентификация субъекта социальных отношений определяет направленность его деятельности и ее характер. В частности, действия людей, соотносящих себя с определенной социальной группой, мотивируются не только личными интересами человека, но и интересами социальной группы. Проявлено это особенно четко в молодежной среде, для которой свойственен определенный синкретизм, на что указывают современные исследователи [3, с. 156-158]. Эта тенденция дополняется интегрирующими действиями носителей управляющей функции, определяющих задачи отдельных членов социальной группы, а также обеспечивающих удовлетворение определенной сферы их интересов. По сути, речь идет о соединении направленности действий отдельных членов группы, идущей,
199
условно говоря, «снизу», и организационной деятельности носителей властных полномочий, идущей «сверху». В совокупности это дает возникновение целостной системы отношений, имеющей высокий конструктивный потенциал. Однако существуют отклонения от социальной нормы, причина которых может заключаться как в локальной дисфункции социального института [8], в рамках которого производится групповая деятельность, так и в возникновении серьезных деструктивных воздействий со стороны внешних условий существования отдельного человека или группы в целом. В результате происходит либо обособление социальной группы [6], ее противопоставление обществу в целом, либо ослабление ее интегрирующих механизмов, вплоть до полного распада. Рассмотрим подробнее специфику обозначенной тенденции.
Развитие социальной деструктивности предполагает систематическое нарушение интегра-тивных функций общественной структуры. Это означает, что на одном или нескольких уровнях социальной организации происходит нарушение социальной структуры, что приводит к изоляции отдельной части общества, нарушению ее связей с другими элементами социальной системы и формированию в качестве самостоятельной социальной единицы. Это означает, что на уровне социальной аксиологии, определяющей деятельность отдельного человека или социальной группы, происходит деактуа-лизация общесоциальных ценностей. Мы уже показывали ранее [9, с. 289-293], что аксиологическая деактуализация обладает деструктивным социальным потенциалом. В рамках современной социологии, исследующей столь опасные проявления общественной активности, как экстремизм, в качестве внутренних оснований, как правило, выступают институциональные проблемы и утрата ценностных ориентиров [10, с. 318-322].
Прямым результатом деактуализации ценностей является возникновение противоречий в векторе направленности социального действия конкретной группы (или отдельных членов общества) и социальной структуры в целом. Основанием данного процесса может являться либо нарушение функциональности основных социальных институтов с последующим накоплением социальных противоречий, либо возникновение чрезвычайно высоких по своей интенсивности деструктивных изменений во внешних условиях существования локальной социальной группы или отдельного участника социальных отношений. В качестве примера можно привести возникновение масштабного стихийного бедствия, в результате которого оказывается практически полностью нарушенным нормальный социальный процесс. Как в случае накопления деструктивных
тенденций в обществе, так и в случае возникновения масштабного бедствия, общим является значительное ослабление централизованности и взаимосвязанности основных социальных институтов и общее нарушение социальной структуры. При этом в случае, если деструктивный процесс укоренен в самой социальной структуре, специфической является его самоорганизация с выходом на уровень сознательной конфронтации отдельных групп населения с обществом в целом, в то время как в случае возникновения масштабной чрезвычайной ситуации речь идет скорее о разрушении или значительном дроблении существующих социальных групп. В этом случае процессы в обществе выходят на уровень индивидуальных отношений между членами общества, что означает неорганизованность и хаотичность протекания социальных процессов. Таким образом, общей для рассмотренных типов социально деструктивных процессов является утрата управляющими органами контроля за ситуацией. Вместе с тем, кардинальным различием в данном случае является характер выхода ситуации из-под контроля. Обособление отдельных социальных групп, их противопоставление обществу или конкретной его части (вплоть до крайней степени развития экстремистских тенденций) означает вытеснение существующей власти альтернативной системой, имеющей собственные органы управления. Речь идет, по сути, о возникновении конкуренции в отношении вопроса управления отдельной частью общественных процессов между государством и локальной социальной структурой. Напротив, возникновение интенсивных (вплоть до экстремальных) деструктивных факторов внешней среды существования общества (будь то война или стихийное бедствие) предполагает временное нарушение социальной структуры. Это означает актуализацию проблемы создания мощной системы управления социальными процессами, что связано, например, с расширенными полномочиями должностных лиц в экстремальных условиях.
Таким образом, возникновение деструктивных внутренних процессов в обществе, имеющих системный характер, требует, в первую очередь, локализации оснований дестабилизации социальной структуры. Вместе с тем, возникновение внешних деструктивных воздействий высокой интенсивности (результатом которой является нарушение социальной структуры) требует активной структуризации ослабленной социальной сферы, введения в нее активного властного начала. Понимание специфики причин возникновения нарушений в функциональной структуре общества (что означает сбой системы управления и выход отдельных сфер социальной жизни на изолированный,
200
самостоятельный уровень) дает ключ к пониманию необходимых мер, направленных на поддержание целостности социальной структуры.
В этом отношении описанная тематика деления социальных нарушений по характеру, масштабу и основаниям возникновения дает возможность определить статус деструктивного процесса и выработать соответствующую методологию разрешения проблемы. При этом одну из решающих ролей играет в данном случае характер потери обществом (или отдельной его частью) контроля над складывающейся ситуацией. Речь может идти как о простом разрушении социальной структуры (что означает существенное повышение вариативности действия, и, как следствие, требует формирования серьезных мер по организации управления), так и о внутрисоциальном конфликте, разрешение которого возможно не на уровне силового властного воздействия, но через локализа-
цию источников социальной деструктивности. Причина состоит в том, что возникновение обособленности отдельного элемента социальной структуры и развитие конфликтных тенденций означает не столько децентрализацию власти, сколько ее вытеснение, что влечет возникновение крайне негативных последствий для общества, при этом не затрагивая напрямую показатели социальной вариативности. Организованность «инородных образований» в обществе (и, следовательно, низкий урове-ни их внутренней вариативности под началом альтернативной социальной структуры управления) определяет неэффективность прямого властного воздействия на проблемную область, поскольку ключевым является не только организация системы управления проблемной сферой, но и разрешение дестабилизирующих факторов, зачастую имеющих циклический, системный характер возникновения.
1. Райдугин Д.С. Проблема полипарадиг-мальности современной социологии молодежи // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2013. № 1.
2. Райдугин Д.С. Становление естественной и рефлексивной установок социального познания // Человек. Общество. Инклюзия. 2012. № 3(11).
3. Плотников В.В., Плотников Н.В. Специфика и роль научного познания в процессах трансформации социальной структуры // Теория и практика общественного развития. 2014. № 18.
4. Плотников В. В. Деструктивный потенциал неравномерного социального развития // Теория и практика общественного развития.
2014. № 20.
5. Парсонс Т. Система современных обществ. М, 1998.
6. Кубякин Е. О. Основания социологического обоснования феномена экстремизма. Экс-тремпарантность. Краснодар, 2014.
7. Плотников В. В. Деструкция социальной группы как среда существования экстремизма // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2014. № 4.
8. Плотников В. В. Дисфункциональный кризис социальных институтов и локальная угроза национальной безопасности // Теория и практика общественного развития. 2014. № 19.
9. Кубякин Е.О., Плотников В. В. Феномен социального сознания как интенциональный ориентир исследования проблемы экстремизма // Общество и право. 2015. № 4(54).
10. Рудь М.Ю., Плотников В.В. Современные подходы к исследованию экстремизма как социального явления // Общество и право.
2015. № 2(52).
1. Raydugin D.S. Problem of a polyparadigmal modern sociology of youth // Humanitarian, social and economic and social sciences. 2013. № 1.
2. Raydugin D.S. Formation of natural and reflexive installations of social knowledge // Person. Society. Inclusion. 2012. № 3(11).
3. Plotnikov V.V., Plotnikov N.V. Specific and role of scientific knowledge of processes of transformation of social structure // Theory and practice of social development. 2014. № 18.
4. Plotnikov V.V. Destructive potential of uneven social development // Theory and practice of social development. 2014. № 20.
5. Parsons T. System of modern societies. Moscow, 1998.
6. Kubyakin E.O. Bases of sociological justification of a phenomenon of extremism. Extremparantivity. Krasnodar, 2014.
7. Plotnikov V.V. Destruction of social group as environment of existence of extremism // Humanitarian, social and economic and social sciences. 2014. № 4.
8. Plotnikov V.V. Dysfunctional crisis of social institutes and local threat of national security // Theory and practice of social development. 2014. № 19.
9. Kubyakin E.O., Plotnikov V.V. The phenomenon of social consciousness as intentionality reference point research problem of extremism // Society and law. 2015. № 4(54).
10. Rud M.Yu., Plotnikov V. V. Modern approaches to the study of extremism as a social phenomenon // Society and law. 2015. № 2(52).
201
