CC BY
77
III. ПРОБЛЕМЫ РОМАНО-ГЕРМАНСКОй ФИЛОЛОГИИ
глагола, затем его грамматически выраженную каузативность и, наконец, парадигму множественного числа в дискурсивной реализации. Лексическая двуреферент-ность, не подкрепляемая признаками грамматического порядка, остается в пределах общего и недифференцированного понятия совместности как более обобщенного по отношению к частному смыслу реципрока, реализующегося в условиях целого множества структурных и содержательных факторов. В действительности, глаголы типа se тапег, se Ьайге и т.д., воспринимаемые как безупречные образчики смысла взаимности, утрачивают подчас не только это значение, но даже и обобщенное значение совместности в силу их дискурсивного опрощения, наступающего в результате интенсивной лексикализации местоименных глаголов и, как неизбежное следствие, нейтрализации потенциально присущей им двуреферентности. Отражением упомянутых процессов является регулярная воспроизводимость таких глаголов (иллюзорно двуреферентных) в форме единственного числа парадигмы спряжения, допускаемой грамматическим кодом французского языка, его конкретным узусом и литературной нормой.
Таким образом, изложенные факты показывают, что местоименные глаголы рефлексивного значения (в речевых вариантах совместного и взаимного действия) не обладают никакой иной функцией, кроме той, которую достаточно условно следует определить как способ внутрикатегориального размежевания грамматических отношений сильного управления, покоящегося на подлинной двуреферентности формируемой глаголом предикативной синтагмы, и отношений слабого синтаксического управления, опирающегося на его умозрительную двурефентность, обусловленную логико-мыслительной способностью человека воспринимать самого себя как элементарный объект, существующий наравне со множеством других в окружающей его действительности. Погашение в местоименном рефлексиве потенциально присущей ему двуреферентности механически влечет за собой утрату им возможного вхождения в синтаксический трехчлен.
Примечания
1. Пропозиция, в которой логический субъект и логический предикат не находят формального выражения, остается на уровне семантического конструкта, не располагающего реальной силой сформировать предикативную синтагму как автономную грамматическую единицу.
2. Смысл совместности обнаруживается в любой грамматической форме, передающей представление о каком-либо множестве агентивного порядка.
Л.В. КОЛИЖУК
к вопросу о сопоставлении лингвошьтурных концептов добро / зло и good / EviL в русской и британской лингвокультурах
Еастоящее время в связи со сменой парадигм в лингвистике и утверждением нтропоцентрической парадигмы в центре внимания исследователей находятся национальные концептосферы, состоящие из национально маркированных концеп-
тов.
Под концептом мы вслед за В.И. Карасиком понимаем «ментальное образование, которое представляет собой хранящиеся в памяти человека значимые осознаваемые типизируемые фрагменты опыта [2:59].
Согласно мнению большинства ученых (например, Н.Д. Арутюнова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Н.К. Рябцева, Ю.С. Степанов, В.Н. Телия, Г.В. Токарев и др.), концепт отличается слоистым строением. Слои концепта связаны между собой отношениями производности, увеличения абстрактности каждого последующего уровня. Расположение слоев в структуре концепта иерархично, в соответствии с чем в нем выделяются ядерные и периферийные участки.
Лингвокультурные концепты относятся к числу единиц ментальности/менталитета категорий, через которые описывается национальный (этнический) характер. Если ментальность - это способ видения мира вообще, то менталитет - набор специфических когнитивных, эмотивных и поведенческих стереотипов нации. Особенно существенно влияние на национальный характер «дублетных лингвокультурных концептов», не находящих аналогов в других языках, таких, как «правда» и «истина», «совесть» и «сознание», «воля» и «свобода» и др. [1: 11].
Лингвокультурный концепт отличается от других ментальных единиц, используемых в различных областях науки (например, когнитивный концепт, фрейм, сценарий, скрипт, понятие, образ, архетип, гештальт, мнема, стереотип), акцентуацией ценностного элемента. Центром концепта всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип. Показателем наличия ценностного отношения является применимость оценочных предикатов. Если о каком-либо феномене носители культуры могут сказать «это хорошо» (плохо, интересно, скучно и т. д.), этот феномен формирует в данной культуре концепт [3:12].
Лингвокультурные концепты добро и зло представляют собой бинарную оппозицию и являются ключевыми концептами мировой культуры. Данные концепты, по мнению Т.Н. Снитко, передают предельные понятия. Л.Ю. Буянова и А.Ш. Тра-хова считают, что эти концепты реализуют универсальные оппозиции нравственноэтического порядка: «хорошо» и «плохо». Это связано с тем, что одним из главных конститутивных признаков категориального статуса концепта признается его антонимический характер, наличие бинарной оппозиции как релевантного признака любого концепта. По их наблюдениям, морально-нравственные концепты являются регулятивными, так как в их содержании главное значение имеет ценностный компонент (высшие ориентиры и нормы поведения).
Ценностный компонент данных концептов прослеживается в разных сферах: 1) религиозной, 2) духовной, 3) морально-этической, 4) личностной, 5) социальной и 6) материальной.
Наиболее релевантными остаются сферы морально-этическая и духовная. Good is what is considered to be right according to the moral standards or religious beliefs [9:675].
Рассмотрим соотношение языковых репрезентаций концептов добро - зло и good - evil в русской и британской лингвокультурах.
Примечательным является тот факт, что в русском языковом сознании концепту зло противопоставляются, по мнению Н.В. Сафоновой [4], два концепта - добро и благо. Мы же считаем добро и благо - именами одного и того же лингвокультурного концепта добро. Данный факт подтверждается этимологическими сведениями о
словах благо и добро в русском языке.
По мнению М. Фасмера, слово благо заимствовано из церковнославянского вместо исконно русского *бологъ, болого «благо», нарицательное «хорошо», заимствованного из церковно-славянского. Болого в значении «благо», нарицательное «хорошо» имеет аналогии с украинским болого, старо-славянским благъ, болгарским - благо в значении «еда, запретная во время поста», сербо-хорватским - благ в значении «благой, хороший», благо в значении «имущество, деньги; домашний скот», словенским - blag «благородный»; blagо - «имущество; скот», чешским blahy «блаженный», blaho, blaze «хорошо», в польском b/ogi «блаженный, приятный». По видимому, слово благо имеет общий индоевропейский корень - bar: barajayeiti «призывает, поклоняется», bara/Sa - «желанный, дорогой, ценный», barag - «религиозный, обычай, обряд» [7:І88].
По мнению Н.М. Шанского, слово добро (то, что полезно) имеет общеславянское происхождение. Оно возникло в результате морфоло-синтаксического способа словообразования на базе прилагательного добръ, образованного с помощью суффикса -р- от той же основы, что и доба. Первоначальное значение «подходящий, соответствующий» [8:54].
Языковые репрезентации концепта добро в русском языковом сознании представлены лексемами добро и благо, с преобладанием корневого элемента благо.
В современном русском языке составляющая благо представлена І52 лексико-грамматическими вариантами и имеет два значения: І) благополучие, счастье, добро; 2) то, что служит удовлетворению каких-либо человеческих потребностей, дает материальный достаток, доставляет удовольствие [6:92].
В качестве подтверждения утверждения о том, что имя благо для русского сознания играет более важную роль, чем имя добро, приведем краткую сопоставительную характеристику данных имен в русском языке древнего и современного периодов.
Н.В. Сафонова выделяет 6 когнитивных классификаторов (когнитем) составляющей концепта добро - благо древнерусского периода: І) «персонифицированное благо», 2) «религиозность», 3) «активное благо» или «благо как поступок», 4) «бла-гоожидание», 5) «вербализованное благо», 6) «благо, как состояние».
В современном русском языке насчитывается 7 классификаторов, к вышеприведенным шести мы добавили когнитивный классификатор «благо как прикрытие / маска», т.е. в современном русском языковом сознании имеет место языковые репрезентации, в которых за благом прячется глупость. Значимость и содержание приведенных выше когнитивных классификаторов в современном русском языке меняется. Например, на первый план выступает когнитема «активное благо». В данном случае благо не только делают, но и дарят и дают, желают, получают и приобретают.
Если в древнерусском языке парадигма лица, насчитывающая 8 словоформ «отражала целый диапазон - от простого «делателя» блага или дающего его до человека, который вкладывает в эту деятельность душу и даже возводит эту деятельность в ранг подвижничества» [5:І28], то в современном русском языке данная парадигма насчитывает только 3 словоформы: благотворитель, благожелатель, благодетель, причем, последняя сопровождается в словаре пометой «устар.» [6:93]. Данный факт подтверждает ментальную деформацию современного нам общества.
Вторая когнитема «религиозность» представлена в современном русском язы-
ке только одной лексемой благоговение и ее производными. Равно как и когните-ма «благоожидание», вербализованная лексемой благовестье и ее производными, «вербализованное благо», представленная лексемой благословение.
Немного шире по наполняемости когнитема «благо как состояние, представленная 5 лексемами: благодушие, благозвучие, благорастворение, благостный, блаженство. Лексема блаженство в современном русском языке означает «высшую степень счастья» [6:96]. А производное прилагательное блаженный имеет значение «в высшей степени счастливый», а также «глуповатый и чудачковатый» [6:96]. Можно сделать вывод о том, что в настоящее время все счастливые - чудаки и глупцы, а к ним в обществе относятся отрицательно. При сопоставлении значений данной лексемы в русском языке древнего и современного этапов было выявлено расхождение в когнитеме «духовность». В древнерусском языке основное значение прилагательного блаженный - счастливый, святой [5:132]. В то время высоко ценилась духовная составляющая человека. Нация проявляла духовную зрелость и лучшие качества своего менталитета - сострадание, сопереживание, сочувствие. А в настоящее время нация ко всему относится потребительски - усмотреть (благоусмотрение), устроить (благоустройство) и приобрести в личное пользование (благоприобретение).
Имя добро в современном русском языке насчитывает только 60 лексико-грамматических вариантов со значением «все положительное, хорошее, доброе, приносящее пользу» [6:409].
Парадигма лица представлена такими лексемами, как добродетель, доброжелатель, доброволец, доброхот.
В имени добро можно выделить 3 основные когнитемы: 1) «активное добро» (добровольный, добродетель, доброжелатель), 2) «духовное добро» (добродушный, добронравие, добропорядочность, добросердечие) и 3) «добро как качество» (доброкачественный, добротный, добросовестный).
Концепт зло насчитывает 97 лексико-грамматических варианта с двумя значениями: 1) «все дурное, плохое, вредное», 2) «беда, несчастье, неприятность» [6:611]. Парадигма лица представлена следующими лексемами: злец, злодей, зложелатель, злопыхатель, злословец, злоумышленник, злоязычник (устар). Достаточно широко представлена когнитема «зло как поступок», причем зло делают (злодействовать), желают (зложелательный, злонамеренный, злоумышленно), получают (злополучный), проявляют (злопыхательствовать, злокозненный (устар.), причем получают от этого радость (злорадство) и употребляют (злоупотреблять). В отличие от добра зло - помнят (злопамятный). Еще одной когнитемой целесообразно считать «вербализованное зло», представленное лексемами злословие, злоречие.
Когнитема «зло как качество» широко представлена в рассматриваемой парадигме: зловредный, злокачественный, злонравный (устар.).
Следует отметить, что лингвокультурный концепт зло в сознании русского человека содержит периферийный участок худо, но на современном этапе развития русского языка не имеет широкого поля репрезентантов.
И, тем не менее, сопоставляя два концепта добро и зло в русском языковом сознании можно сделать вывод о том, что концепт добро является более значимым и емким.
Если в русском языковом сознании концепт добро представлен двумя именами добро и благо. То, что касается британского языкового сознания, бинарная оппозиция добро - зло представлена двумя парами good и evil с одной стороны, и right и
wrong - с другой. О первой паре good и evil можно говорить как о ядре, в то время как о второй - right и wrong - как о периферийном участке. Практический материал показал, что содержание концепта good и его периферийного репрезентанта right совпадает только в сфере морально-нравственных отношений. Таким же образом соотносятся и концепт evil и репрезентант wrong.
Концепт good в британском сознании представлен двумя основными словоформами: 1) это и лексема good и ее лексико-грамматические варианты; 2) лексемами, образованными префиксальным способом словообразования, а именно лексемы с приставкой латинского происхождения bene- («благо», «добро»), такие как benedictory «благославляющий», benefactor «благодетель», «благотворитель», benevolence «благожелательность».
В данном концепте можно выделить одну значимую когнитему - «активное добро», в то время как другие когнитемы представлены только одной лексемой.
Концепт evil в британском сознании характеризуется большей степенью абстракции и включает разнообразные словоформы: 1) ядро данного концепта представлено лексемой evil и ее лексико-грамматическими вариантами; 2) лексемой ill и ее лексико-грамматическими вариантами; 3) лексемами, образованными при помощи префиксального способа словообразования mis-, un-, ill-, и заимствованного из латинского языка через французский mal- («плохо», «зло»).
Данный концепт представлен двумя значимыми когнитемами - «активное зло» и «зло - деятель».
Итак, сопоставив концепты добро / зло и good / evil в русской и британской линг-вокультурах, мы пришли к следующим выводам: в русской лингвокультуре концепт добро имеет два наиболее значимых имени: добро, благо, а концепт зло - одно, а в английской лингвокультуре концепт добро имеет одно имя good, а зло - три: evil, ill, wrong. Что касается наполняемости концептов, то когнитемы, представленные в русской лингвокультуре в отличие от английской, отличаются разнообразием. И в русском, и в английском языковом сознании совпадает морально-нравственная сфера, равно как и ее вербальное выражение. Общими признаками концептов добро и good для языкового сознания представителей русской и британской лингвокультур являются: 1) добродетель - core value / virtue, 2) доброта - kindness, 3) добропорядочность - honesty, 4) сострадание - compassion, 5) помощь другим, добро людям - help, generosity, 6) забота - care. Общими признаками концептов зло и evil являются: 1) предательство - deceit, 2) коварство - dishonesty, 3) жестокость - cruelty, 4) злодеяние - inhuman behavior, 5) преступление - crime.
Религиозно-философские, субъективно-психологические и прагматические характеристики рассматриваемых концептов различаются, как и их репрезентации в языке, в рамках указанных характеристик. Особенными признаками концепта добро являются: 1) радость, 2) нежность, 3) солнце, 4) улыбка, 5) тепло, 6) свет; концепта good: 1) nice, 2) pleasing, 3) God, 4) friends, 5) enjoyment, 6) taste. Особенными признаками концепта зло являются: 1) подлость, 2) грубость, 3) зависть, 4) злой человек, 5) мрак, 6) война/терроризм; концепта evil: 1) bad, 2) Devil, 3) selfish, 4) uncaring.
Литература
1. Воркачев С.Г. Постулаты лингвоконцептологии // Антология концептов. / Под ред. В.И.
Карасика, И.А. Стернина. М.: Гнозис, 2007.
2. КарасикВ.И. Введение в когнитивную лингвистику. М., 2004.
3. Карасик В.И., Слышкин ГГ Базовые характеристики лингвокультурных концептов // Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. М.: Гнозис, 2007.
4. Сафонова Н.В. Концепт благо / добро как сегмент ментального поля нации (на материале русского языка). Тамбов: Тамбовский гос.ун-т им. Г.Р. Державина, 2003.
5. Сафонова Н.В. Национальная концептосфера и прецендентность. // Феномен прецен-дентности и преемственность культур / Под общ. ред.: Л.И. Гришаевой, М.К. Поповой, В.Т. Титова. Воронеж: Воронежский государственный университет, 2004.
6. Словарь современного русского языка. М.: Русский язык, 1985.
7. ФасмерМ. Этимологический словарь русского языка. М.: Прогресс, 1986.
8. Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка. .М.: Просвещение, 1971.
9. Collins Cobuild English Dictionary for Advanced Learners. Glasgow, 2001.
М.В. ЛЕКОВА
прагматика Антропонимов в рекламном тексте
И следователями рекламы замечено, что на имена собственные в рекламном тек-те приходится особая нагрузка. Е.Ф. Тарасов относит имена собственные к тому слою лексики, который эффективно способствует успеху рекламы [2:87].
Статистика такова, что после товарной марки вторым по значимости типом имен собственных в рекламном тексте являются антропонимы. В настоящей статье описываются типы рекламных антропонимов, а также анализируются ассоциации, которые они способны вызвать у покупателя. Исследование проводилось на материале американской рекламы товаров широкого потребления.
Каждый человек не может иметь уникальное, только ему одному присущее имя. Как личные имена, так и фамилии, взятые сами по себе, имеют множество носителей. Такие имена, которые в языковом сознании коллектива не связываются предпочтительно с каким-то одним человеком, называются множественными антропонимами [1:39].
Другие антропонимы также принадлежат множеству людей, но с кем-то одним связаны прежде всего. Это имена людей, получивших широкую известность. Такие имена собственные называются единичными антропонимами [там же].
Для рекламных текстов, как показало исследование, характерно преимущественное использование единичных антропонимов. Большинство из них представляют собой имена реальных личностей: “Antonio" by Antonio Banderas (реклама одеколона) ; Free Agatha Christie novel for every reader (реклама книги). Самую многочисленную группу таких антропонимов образуют имена знаменитых людей, воспользовавшихся товаром, убедившихся в его эффективности и рекомендующих его покупателю. Такова функция единичных антропонимов в следующих примерах: “My choice is Age Fitness Biotherm", - Madonna (реклама крема) ; The choice of professional golfer Jack Nicklaus (реклама средств связи).
Встречаются также имена воображаемых ценителей товара. Это не наши современники, а выдающиеся исторические личности: If Darwin were alive today, he
