CC BY
53
Сулейманов Б.Б.,
доцент Санкт-Петербургского государственного
инженерно-экономического университета
К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ ТРАДИЦИОННОГО И РОССИЙСКОГО ПРАВА В ПРАВОВОЙ СИСТЕМЕ ДАГЕСТАНА во второй половине XIX в.
Правовая система Дагестана второй половины XIX в. включала обычное и мусульманское право, которые мы называем традиционным и российским. Они отличались по многим аспектам, в том числе по установлению, объему, регулированию, степени гарантированности, внешним принуждением и т.п. Мусульманское и обычное право, безусловно, характеризовались общностью по многим моментам. Это объясняется, в частности, длительным сосуществованием, общностью идеологической основы: в Дагестане многие обряды, традиции базировались на исламе и особенностях судопроизводства. Дошедшие до нас акты обычного права Дагестана позволяют заключить, что нормы шариата, да и в целом исламский образ жизни более жестко охранялись нормами адатов. В соглашении жителей Тому-ральской волости от 1710 г. указывается:
«В вопросе установления требуемых различий, при отделении [долей] в оставленных наследствах и последующего раздела этих наследств, между представителями мужского и женского полов руководствоваться благородным мухаммедовым шариатом, а не привычными положениями местного права, а именно — делить оставленные наследства между представителями мужского и женского полов правильно справедливо по отношению к ним, не лишая представительниц женского пола того, что сам Аллах предназначил им в тексте своей благородной Книги»1. Как видно из приведенного правила, отношение к шариату лучшее по сравнению к обычаю. Обычай назван «привычным положением местного права».
В другом акте — Постановлении Ахтыпаринского общества от 1748 г. отмечено: «Причина написания этих слов, находящихся в согласии с шариатом, заключается в том, что жители Ахты-ясра взяли на себя следующие обязательства: брать по три тумана с тех юристов-факихов, главарей-раис и богачей, которые будут нарушать шариат нашего пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует. С прочих людей, не входящих в число юристов, главарей и богачей, при нарушении ими шариата, брать по два тумана, причем жители Ахты-пары будут брать эту сумму с каждого отдельного (мунфарад) [домовладельца]. Если же шариат нарушит какой-либо род (кабила) или какой-либо квартал (махалла), то брать они будут сумму,
1 Хрестоматия по истории права и государства Дагестана в XVIII в. / составитель Айтбе-ров Т.М. Махачкала, 1999. С. 37.
соответствующую количеству домов, имеющихся в них, считая, что с каждого дома причитаются вышеназванные два тумана»1. Действием адата заставляли исполнять нормы шариата. Более того, обычай можно признать одной из форм выражения шариатских правил поведения. Причем надо иметь в виду и то, что указанные акты относятся к XVIII веку, т.е. задолго до возникновения теократического государства имамат. Однако такую же ситуацию мы видим и в правовых актах XIX века. В решении населения дарго по правовым вопросам от 1829 г. отмечено: «Если из двоих спорящих один потребует решить спор по шариату, а другой — по адату, их спор будет решаться только по шариату»2. Это показывает, что нормы шариата имели приоритет по сравнению с иными правилами поведения.
«Если кто не будет соблюдать в месяц рамазан пост, то за каждый день нарушения поста с него взыскивается штраф в размере одной овцы.
Если кто из нашего селения, не обращаясь к этим адатам, обратится к ада-там другого округа, то с него за каждый день отсутствия в связи с уходом в другой округ взыскивается штраф в размере 3 овец; спор его о чем-либо не признается и не решается»3. Как видно, адаты своего общества первичны, но по сравнению со всеми нормами большую юридическую силу имеют нормы шариата. Отречение от мусульманской веры являлось не только тяжким грехом, но и преступлением. В п. 25 этого же Акта говорится: «За отступление от мусульманской религии виновные, если будут находиться во власти общества, по адату тотчас же убиваются, а по шариату первоначально увещеваются покаяться и возвратиться к исламизму. Если же отступившийся от мусульманской религии успеет скрыться, то лишается всех прав на наследство»4. Приведенная норма показывает резко отрицательное отношение общества в целом к лицам, отступившим от веры. В этой связи требуется уточнить мнение некоторых исследователей о мусульманском праве и в целом шариате. «Духовенство старалось расширить компетенцию шариатского суда, изъяв все уголовные дела из подсудности адатного суда. Однако общинники твердо отстаивали суд обычая, так как обычай не знал таких человеконенавистнических наказаний, как шариат. Вообще, уголовные законы шариата были чужды правосознанию горцев», — пишет А.К. Халифаева 5. Далее автор говорит: «Что касается феодалов, то они отстаивали суд обычая в уголовных делах не потому, что шариат не удовлетворял их, а по той причине, что штрафы, взыскиваемые адатным судом,
1 Хрестоматия по истории права и государства Дагестана в XVIII в. / составитель Айтбе-ров Т.М. Махачкала, 1999. С. 37.
2 Памятники обычного права Дагестана в XVШ—XIX вв. /составитель Хашаев Х-М.О. М., 1965. С. 63.
3 Там же. С. 80.
4 Там же.
5 Халифаева А.К. Адаты и судопроизводство по ним в первой пол. XIX в. Махачкала, 1999.
С. 59.
шли в пользу феодалов. В тех же селениях, на которые феодальная власть не распространялась, штрафы шли на нужды сельской общины и для вознаграждения сельских должностных лиц, что опять-таки было выгодно этим последним. Богатая верхушка села не только использовала выгодные ей адаты, но и создавала их, диктуя свою волю джамаату. Шариат, имея силу религии, также отвечал интересам, как самого духовенства, так и всех богатых»1. Непонятна позиция богатых: им все выгодно, особенно шариат! А феодалы: зачем им суд по обычаям. По словам автора, шариат же удовлетворял их требования. Такая позиция представляется противоречивой.
К.Г. Федоров и К.О. Кокурхаев пишут, что «горские народы и, прежде всего, чеченцы и ингуши, пытались защитить свои обычаи от вторжения мусульманского права»2, что объясняют весьма странно: «Для части верхушки горских народов обычное право было более выгодно, чем шариат. Суд по адату служил источником дохода, давал возможность влиять на народ путем введения новых адатов», а также тяжкие наказания за нарушения, «к которым население относилось довольно снисходительно»3. Для обоснования своей позиции авторы используют такой признак шариата, как невозможность его изменения или дополнения. Между тем ввести новый обычай дело не совсем легкое и даже вряд ли возможное, причем в интересах некоторых лиц. Нам представляется такое мнение не совсем правильным. Некоторые исследователи отличают обычное право от мусульманского, не принимая во внимание, что и то, и другое функционировали синкретично. В таком случае оценки обоих регуляторов существенно разнятся. Так, по мнению З.Х. Мисрокова, «приобщение к шариату и его применение народами Северного Кавказа означало обращение, движение к идее права. По сравнению с адатом мусульманское право делает огромный шаг вперед к охране и защите правопорядка, в том числе с помощью мер гражданской, уголовной ответственности, а также процедур и порядка применения юридических санкций»4. Адат же имел как стабилизирующее, так и консервативное значение. «Он позволял в условиях вхождения в Российское государство не только сохранять в жизни людей устойчивые, твердые правовые начала, но мог стать и труднопреодолимой преградой на пути к прогрессивному развитию общества», — продолжает З.Х. Мисроков 5. Во-первых, непонятно, что автор понимает под термином «идея права» и что означает «движение к ней». Во-вторых, меры уголовной и гражданской ответственности есть и в
1 Халифаева А.К. Адаты и судопроизводство по ним в первой пол. XIX в. Махачкала, 1999.
С. 59.
2 Федоров К.Г, Кокурхаев К.А. Правовая система чеченцев и ингушей во второй половине XIX в. // Правоведение. 1979. № 3. С. 93.
3 Там же.
4 Мисроков З.Х. Адатское и мусульманское право народов Северного Кавказа в российских правовых системах (Х1Х—ХХ вв.). Диссертация доктора юр. наук. М., 2003. С. 122.
5 Там же.
обычном праве, и, в-третьих, шариат тоже характеризуется консервативностью. В определенных случаях он может стать преградой для реформ. Также З.Х. Мисроков считает, что «компетенция адата и шариата ограничивалась определенной сферой регулирования отношений. Думается, что это основная черта традиции права на Северном Кавказе, которая сохранялась на протяжении XIX — начала XX вв.»1. Термин «компетенция» чаще всего используется для обозначения полномочий, т.е. прав и обязанностей, характеризующих органы власти и должностных лиц, и поэтому вряд ли он подходит в данном случае. Более целесообразно применение термина «предмет регулирования». Однако даже такое терминологическое уточнение не спасает позицию: автор не уточняет, чем ограничивался шариат и адат. Такой сферы и не было, так как указанные регуляторы регламентировали разные сферы общественных отношений.
Российское право, будучи частью романо-германской правовой семьи, которое имело специфические черты, безусловно, существенно отличалось от шариата и обычного права. Первоначально, т.е. с начала XIX века, когда были обнародованы первые правовые акты об управлении Кавказом, оно появилось в форме публичного права. Содержательно они касались порядка организации и управления кавказским регионом. Такая ситуация признается правилом при любой аккультации 2. Имперское право отличалось наличием четких юридических понятий, иерархией нормативно-правовых актов, системностью. Однако в большей степени правовые нормы выражались в подзаконных актах и чаще всего в инструкциях и приказах, издаваемых должностными лицами военного командования. В отличие от адата и шариата, конечно же, российское право основным источником имело нормативно-правовой акт. Между тем перечисленными признаками не исчерпываются его особенности. Имперское право — явление институциональное и реализуемое под угрозой принуждения. Особенно этот вывод подтверждается в период тотальной унификации управления и права на Кавказе (реформы Гана). По мнению З.Х. Мисрокова, российское право имело несомненное преимущество: «адат и шариат не применялись, если они явно противоречили имперскому стандарту, или не могли предложить решение, которое было бы разумным, справедливым или достаточным», хотя «традиционное «кавказское право» никогда не заменялось российским правом и не утрачивало своих изначальных качеств, несмотря на влияние экзогенных правовых ценностей»3. Наверное, признаки «разумности, справедливости или достаточности» не помогали адату и шариату. Что касается термина
1 Мисроков З.Х. Адатское и мусульманское право народов Северного Кавказа в российских правовых системах (XIX—XX вв.). Диссертация доктора юр. наук. М., 2003. С. 124.
2 Рулан Н. Юридическая антропология. М., 2002. С. 185.
3 Мисроков З.Х. Указ. соч. С. 126.
«кавказское право», то он не совсем походящий для обозначения правовой реальности Дагестана и в целом Кавказа. Анализируемые регуляторы имели особенности и при реализации. Со стороны местного населения, бесспорно, отношение к адату и шариату было более благожелательным. Эти нормативные системы устоялись в дагестанском обществе, соответствовали экономическому и политическому укладу. Другими словами, правосознание дагестанцев рассматривало их как необходимость. Между тем многое зависит от восприятия правовых норм. В зависимости от восприятия различают «реальное право» и «воображаемое право». «Реальное право» — это те юридические права, которыми располагает субъект с точки зрения государства, и те требования, которые государство предъявляет к нему», — пишет А.И. Экимов Можно добавить: не только государством, но и обществом. Воображаемое право — это те права и обязанности, которые существуют по мнению субъекта. Необходимость различения этих категорий вытекает из известного факта, что «люди часто считают правовой нормой не реально действующую норму, а свои представления о ней. Лицо может заблуждаться относительно своих прав, обязанностей и возможности использования тех или иных средств в целях реализации своих прав и обязанностей 2. Субъект воспринимает свои права и обязанности, прежде всего, в их социальном, а не юридическом аспекте. Для него право — это то, что действительно существует, от чего он действительно зависим. Если норма права фактически не действует, субъект, даже зная о ее существовании, не рассматривает ее как элемент права. И, наоборот, отмеченные уже юридические нормы в сознании людей могут восприниматься как все еще действующие 3.
Правомерное поведение людей обеспечивается различными путями. В одних случаях бывает достаточно, чтобы люди узнали о существовании соответствующей нормы, в других — необходимо, чтобы осознали ее социальную роль, в-третьих, чтобы прониклись осознанием отрицательных последствий лично для того, кто ее не соблюдает 4. В нашем случае ситуация более чем сложная. Если шариат и адат воспринимались обществом на уровне чувств, поскольку предопределяются господствующим образом жизни, то в отношении имперского права положение было достаточно сложное. Во-первых, само право основывалось, хотя с существенными отличиями, на европейской традиции, что резко расходилось не только с правосознанием местного населения, но и в целом с моральной установкой и почти со все-
1 ЭкимовА.И. Интересы и право в социалистическом обществе. Л., 1984. С. 93.
2 Там же.
3 Там же.
4 Там же.
ми социальными регуляторами. Во-вторых, содержание правовых актов не могло быть известно по причине отсутствия должного информационного сопровождения и самое главное — незнание русского языка и неграмотность подавляющего большинства местного населения. По данным исследователей, к концу 90-х годов XIX века в Дагестанской области имелось 26 русских школ, из них 14 — в городах и 12 — в сельской местности. Средних школ было две — обе в областном центре Темир-Хан-Шуре. В сельской местности Дагестана, где проживало около 95% населения области, обучением в школах было охвачено всего 493 ребенка, или менее 26% от общего числа учащихся в Дагестане 1. Публичной библиотеки в области не существовало. По данным всеобщей переписи 1897 г., грамотность населения Дагестана составляла 9,2%. На каждые 1000 человек населения в Дагестане приходилось 3 учащихся, а одна школа — на 25 тыс. человек 2. Как отмечает Г.Ш. Каймаразов, государство отпускало гроши на нужды просвещения, и тяжесть содержания школ перекладывало на плечи общественности. На нужды просвещения в Дагестане в начале XX в. царским правительством отпускалось в среднем 13,5 коп. на душу населения 3. Вот это та реальность, которая непосредственно влияла и на формирование правосознания или просто на получение информации о российском законодательстве. Русскоязычная дагестанская интеллигенция была неоднородной и не могла стать опорой российского права. Правовая норма, основанная на нравственности и не противоречащая идеологии (системе ценностей)4, реализуется наиболее эффективно. Именно совпадение требований юридических норм с иными социальными нормами во многом объясняет, почему люди, не знакомые с существованием тех или иных правовых норм, в то же время неуклонно следуют их требованиям: они как бы угадывают содержание юридических норм, чувствуют его5. Данное правило полностью подходит под обычай и шариат. Ведь право и мораль, как верно замечает Н.И. Матузов, в равной мере обусловлены экономическими, культурными, иными факторами и причинами, что «делает их однотипными»5. Как известно, моральные нормы ориентированы на категории добра, чести, долга, совести, достоинства, личной ответственности 6. Причем данные категории выступают в качестве критериев оценки поведения людей во всех областях их деятельности. Правовые нормы требуют определенного поведения — действия или воздержания от него, и если эти действия или воздержания соответствуют
1 Каймаразов Г.Ш. Очерки истории культуры народов Дагестана. М., 1971. С. 72.
2 Обзор Дагестанской области за 1899. г. Темир-Хан-Шура, 1900. С. 158.
3 Каймаразов Г.Ш. Указ.соч. С. 129.
4 Экимов А.И. Указ.соч. С. 95—96.
5 Матузов Н.И. Право в системе социальных норм // Общая теория права. Курс лекции / под ред. В.К.Бабаева. Нижний Новгород, 1993. С. 192.
6 Лукашева Е.А. Права человека, политика, нравственность // Государственно-правовое развитие России. Материалы конференции. М., 1999. С. 14.
ценностям, то это поведение может быть осуществлено без применения санкций Нам кажется, что в таком случае санкции правовых и нравственных норм сливаются и особенно — в обычно-правовых системах. В нашем случае, противоправность не чувствуется: она предусмотрена непривычным объективным правом. Такое поведение становится фактором, ведущим к ослаблению эффективности действия правовых предписаний. «Всюду, где наблюдается расхождение между действиями законодателя и существующим правовым чувством общества и где правовое чувство направлено против власти, там можно заметить эмоциональную, социальную поддержку тех, кто нарушает право. Если расхождение касается политических дел, социальная симпатия будет сосредоточиваться на тех, кто подвергается политическим репрессиям 2. В Дагестане в исследуемый период столкнулись различные виды правовых систем и культур. Один тип права навязывался сверху, носил официальный характер, и всеми силами его принятие поощрялось. Другие — мусульманское и обычное — сосуществовали достаточно долго, фактически сочетались и даже переплелись. Как и в других странах с аналогичной ситуацией, можно говорить о незавершенности вытеснения неофициальных типов и, следовательно, о противоречивости всей нормативной основы 3. Но мы далеко не отождествляем политику колониальных держав в Азии и Африке с политикой России в Дагестане, хотя возможно совпадение общих методов правового воздействия и их результатов.
1 ПодгурецкийА. Очерки социологии права. М., 1974. С. 323.
2 Там же.
3 Муромцев Г.И. Источники права в развивающихся странах Азии и Африки: система и влияние традиции. М., 1987. С. 10—11.
