CC BY
85
Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью (утверждена резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 40/34 от 29 ноября 1985 г.), указывает на необходимость предоставления жертвам преступления информации об их роли согласно национальному законодательству (п. «а» ч. 6) [1].
Проблема роли потерпевшего сложна и многогранна, требует объемного самостоятельного исследования, поэтому в рамках статьи попытаемся обратить внимание только на некоторые аспекты и лишь в той мере, в какой они необходимы для постановки вопросов. Представление о лице, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, потерпевшем в российском уголовном процессе, прежде всего связано не с жертвой преступления, а с участником уголовного судопроизводства со стороны обвинения, процессуальной фигурой [2, с. 18], которая приобретает свой процессуальный статус.
В теории вместе с тем указано, что «сама личность не может определить свой статус, она лишь действует, исходя из свого правового положения. Отсюда правовой статус есть средство не единичного интереса личности, а государства, которое через его определение задает ей правовую позицию» [3, с. 31-32]. Термин «статус» (от лат. «status» - состояние, положение) обычно в источниках определяется как установленное нормами права положение его субъектов, совокупность их прав и обязанностей [4, с. 5]. Однако потерпевшему, который, как правило, привлекается к обязательному участию в публичном уголовном процессе, требуется не «дежурное» оглашение прав и обязанностей, но разъяснение его роли в рамках судопроизводства.
Статья 42 УПК оказывается недостаточной для формирования представления о признаках и роли потерпевшего в уголовном процессе, позволяет лишь в общих чертах выдвинуть версию о ее сущности. Решая вопрос о роли потерпевшего, следует обратиться не только к нормам, регламентирующим участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве. Информацию, относящуюся к определяемой на ее основании роли потерпевшего, поскольку ее значение в действующей системе уголовно-процессуального регулирования отчасти предопределено другими предписаниями Уголовно-процессуального кодекса, можно обнаружить в различных статьях. Как представляется, под ролью потерпевшего следует понимать не только определенную линию его поведения, которой законодатель дает некоторое описание, использование лицом своих правомочий, но и цель, и оказание влияния исходя из значимости занимаемой им процессуальной позиции на других лиц в целях совершения ими определенных процессуальных действий либо воздержания от действий.
Нельзя не отметить, что образ потерпевшего и его процессуальная роль связаны с категорией «интерес», под которым стоит понимать не просто желание, но цель и средства ее реализации. Однако полной ясности относительно интереса процессуального потерпевшего нет.
Так, Конституционный суд, который в разное время указывал, что частный интерес потерпевшего состоит в восстановлении всех его прав, нарушенных преступлением, в защите чести и достоинства личности, возмещении причиненного ему не только материального, но и морального вреда [5], интересы потерпевшего в уголовном судопроизводстве не могут быть сведены исключительно к возмещению причиненного ему вреда - они в значительной степени связаны также с разрешением вопросов о доказанности обвинения, его объеме, применении уголовного закона и назначении наказания, тем более, что во многих случаях от решения по этим вопросам зависят конкретные размеры возмещения вреда [6], и, вместе с тем констатировал, что потерпевший имеет в уголовном судопроизводстве свои собственные интересы, не сводимые исключительно к получению возмещения причиненного вреда, для защиты которых он наделен правами стороны в процессе, в частности, он вправе заявлять о совершенном в отношении него преступлении и приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, следователя, прокурора и суда, в том числе, на постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и о прекращении уголовного дела или уголовного преследования [7].
Свой субъективный интерес признают за потерпевшим и другие авторы [8, с. 34]. Разработчики же УПК рассматривают потерпевшего как участника процесса, преследующего общий с дознавателем и следователем процессуальный интерес - обвинение и наказание виновного [9]. С целью справедливого разрешения уголовного дела и наказания виновного исследует статус потерпевшего Д.
П. Чекулаев [10, с. 30]. Другие ученые указывают, что забота о потерпевшем предполагает необходимость раскрытия преступления и наказания виновного [11, с. 38], назначение справедливого наказания обеспечивает защиту прав и законных интересов лиц и организаций потерпевших от преступлений [12, с. 187]. Пленум Верховного суда РФ указал, что «защита прав и законных интересов таких лиц осуществляется в результате восстановления прав лица, пострадавшего от преступления» [13]. Не понятно, что имеет в виду высший судебный орган под защитой или восстановлением прав пострадавшего от преступления, но очевидно, он указал на законный интерес потерпевшего.
Не только неоднозначность истолкования, но и противоречивость позиций в теоретических источниках относительно интереса потерпевшего по уголовным делам о преступлениях, а, следовательно, и его роли, можно проследить только в одной работе. Так, Т. М. Махова считает, что обвинение и наказание виновного нередко далеко не главный интерес потерпевшего, основное назначение потерпевшего как участника судопроизводства стороны обвинения - дать полные и объективные показания, уличающие обвиняемого, как этого требует закон, но, дополняя, что часто для него главное - забыть о преступлении, тем самым не усугублять нанесенную психологическую травму; интерес потерпевшего также состоит в том, чтобы органы следствия, прокурор и суд обеспечили ему безопасность, а также, чтобы ему был возмещен в должном объеме гражданский иск, учитывающий и моральный вред, а также судебные издержки [14, с. 36].
Возникают вопросы, что же с позиции закона объединяет этот вид субъектов, характеризует направленность их процессуальной деятельности, и почему, судя по статусу, отличается роль потерпевшего от роли гражданского истца, которая имеет специальный характер? С какой целью участвует потерпевший, не оценивший свою честь и достоинство количеством рублей, не подавший гражданский иск по уголовному делу, требуя справедливости?
Хотя П. Сергеич еще в XIX в. указывал, что наказание как средство восстановления чести человека не входит в нравы среды [15, с. 40], по данным нашего опроса за 2012 г. почти 85 % пострадавших от преступлений граждан обращались в органы внутренних дел г. Ростова-на-Дону с целью именно привлечения к правосудию и уголовной ответственности виновного.
Неясно, что скрывается за понятиями «свои собственные интересы», «личный интерес»: особенный интерес как правовая цель и средства в конкретном деле, «интерес потерпевшего, желающего, чтобы преследования и возникшей в связи с ним огласки не было» [16, с. 34], или может быть субъективная цель лица, заявившего, что претензий не имеет в силу их бесперспективности? Именно эту цель уже реализовали многочисленные латентные жертвы. Каким образом согласовать «главное - забыть о преступлении» - с процессуальной ролью потерпевшего в публично- правовых отношениях? Может быть, отменить обязательное в силу п. 4, 5 ст. 196 УПК производство экспертизы в отношении потерпевших, получивших в результате насильственных преступлений значительные телесные повреждения или существенно подорвавших свое физическое или душевное здоровье? Или перевести все дела об известных преступлениях против несовершеннолетних в категорию дел частно-публичного обвинения? Может быть, найти какой-нибудь чудесный способ, посредством которого потерпевшим был бы возмещен в должном объеме имущественный, физический и моральный вред всеми совершившими преступление без судебного разбирательства, по доброй воле?
Обратимся к правам потерпевшего, которые занимают явно доминирующий объем в структуре его статуса, являются отражением позиции законодателя по поводу желаемого поведения потерпевшего, поскольку «государство тем самым и одновременно с этим предлагает личности конкретные правовые средства ее деятельности в данной системе общественных отношений» [3, с. 29]. Средства же, как известно, способны отчасти объяснить истинное значение цели, задать некие параметры поведения субъекта и его влияния в данном случае на ход и принимаемые по уголовному делу решения. Отметим ту часть прав, которая, как представляется, соответствует предложенной процессуальной роли именно потерпевшего и имеет прямое отношение к обвинению и наказанию, говорит об относительном преимуществе перед ролью гражданского истца. Лицо в этом процессуальном качестве, его законный представитель и (или) представитель вправе участвовать в уголовном преследовании обвиняемого (п. 1 ст. 22 УПК), знакомиться с постановлениями о привлечении
конкретных лиц в качестве обвиняемых, выступать в судебных прениях, поддерживать обвинение (п. 1, 15, 16 ст. 42 УПК), обжаловать оправдательный или обвинительный приговор и инициировать его пересмотр в связи с необходимостью применения уголовного закона о более тяжком преступлении, ввиду мягкости наказания или по иным основаниям, влекущим за собой ухудшение положения осужденного, а также определения или постановления суда о прекращении уголовного дела (п. 19 ч. 2 ст. 42, ст. 389.24 УПК). Без согласия потерпевшего не может быть удовлетворено ходатайство обвиняемого об особом порядке судебного разбирательства (ч. 1 ст. 314 УПК).
Как же интерпретируется в доктрине смысл деятельности потерпевшего, который вытекает из его прав в носящем публичный характер уголовном процессе?
Выделяя, на первый взгляд, активность желаемой роли потерпевшего, ее направленность на восстановление нарушенных преступлением прав, авторы акцентируют внимание не на информационной роли, не на партнерстве с участниками стороны обвинения, а на ее самостоятельности. Роль потерпевшего, как представляется, в таком истолковании приобретает не столько диспозитивный, в том числе пассивный, но и оппозиционный по отношению к следствию и уголовному преследованию характер.
Так, несмотря на принадлежность потерпевшего к стороне обвинения В. С. Шадрин прямо заявляет, что процессуальные права пострадавшему предоставляются не ради облегчения участи органов расследования. Их предназначение - дать возможность пострадавшему принимать активное участие в восстановлении нарушенных прав, находиться в курсе деятельности государственных органов в уголовном деле по восстановлению его прав, воздействовать на органы, ведущие уголовный процесс, и стимулировать их активность в восстановлении нарушенных прав [17, с. 158]. Вместе с тем, указывается, что потерпевший должен сам определять свою позицию по делу, сам решать, пользоваться ли ему правами, предусмотренными законом, и если пользоваться, то какими именно [18, с. 35], поскольку осуществление права должно зависеть от воли субъекта, которому это право принадлежит [19, с. 36]. Авторы особо подчеркивают, что, несмотря на то, что потерпевший выступает на стороне обвинения, он вправе иметь и отстаивать свое мнение по существу дела, отличающееся от мнения государственного обвинителя [20, с. 20].
Возникают вопросы, утрачивается ли такое неотъемлемое качество процессуального потерпевшего как принадлежность к стороне обвинения или оно номинально; в чем причина и значение его права на собственную позицию в публичном уголовном процессе: потерпевший в этом процессуальном качестве свободен от предлагаемой законодателем социальной роли и вправе от нее отказаться, не связан целью изобличения лица, причинившего ему преступный вред, необходимость которой, как правило, вытекает из публичного характера уголовного процесса, или его субъективное мнение может отличаться от мнения должностного лица в части конкретных принимаемых по делу обоснованных и законных решений? Если обвиняемый (подсудимый), как утверждается, противостоит обвинению, в каких целях отстаивает свое мнение как по отдельным вопросам, так и по существу дела потерпевший, тогда как гражданский истец, например, поддерживает гражданский иск?
При этом, несмотря на то, что, руководствуясь лишь собственным усмотрением, потерпевший вправе выбирать в этой части вариант поведения, в доктрине с упорным постоянством предлагают потерпевшему, который является частью события преступления и якобы нуждается в поддержке государства для восстановления своих нарушенных преступлением прав, в первую очередь пользоваться не правом представления доказательств, а именно правом обжалования. Собственно, и право получать копии постановлений связано с возможностью их обжалования по любому поводу, а не конструктивного ходатайства о доказывании нужных обстоятельств, что, как известно, необходимо и для обоснования гражданского иска.
При сохранении необходимости участия потерпевших в публичном уголовном судопроизводстве прежде всего при производстве следственных действий, вопросы, связанные с их обязательным участием, при отсутствии обращенного, в том числе к ним, в общих правилах проведения следственных действий (ст. 164 УПК), ясного требования законодателя оказывать содействие в проведении следственных действий, по крайней мере, не препятствовать им, получают в нормах и доктрине иное звучание. Видимо, неприятное слово «обязанность» как необходимое или требуемое
законодателем в публичном уголовном процессе поведение в целях получения доказательств, посредством которых достигаются цели (назначение) уголовного судопроизводства [21, с. 4], ассоциируется с принуждением, а последнее, хотя бы и введенное в правовые рамки, с насилием [21, с. 32]. В силу этого и п. 1, 2 ч. 5 ст. 42 УПК, указывающие на некоторое постоянство роли потерпевшего, определяют, что потерпевший «не вправе» уклоняться от явки по вызову дознавателя, следователя и в суд, давать заведомо ложные показания или отказываться от дачи показаний. Однако текст, который возникает ранее указанного, в п. 3 ч. 2 ст. 42 УПК, сообщает о том, что потерпевший вправе отказаться свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников, делает роль потерпевшего и в допросе лишь диспозитивной.
Определяя и потерпевших как «лиц, привлекаемых к собиранию доказательств» [22, с. 26], авторитетные ученые вновь заметно акцентируют внимание на том, что, например, «закон не обязывает их участвовать в осмотре и давать какие-либо пояснения. Поэтому их привлечение к осмотру целесообразно при ясно выраженном желании сотрудничать со следователем» [21, с. 56], подвергают сомнению обязательность постановления следователя об освидетельствовании потерпевшего [21, с. 32], не усматривают их роль в этом процессе как лиц, способствующих или содействующих выявлению следов преступления и получению доказательств, восстановлению их же нарушенных преступлением прав. О гражданской позиции потерпевшего в части объективного расследования и правосудия в публикациях речь вообще не идет. Напротив, есть основания полагать, что многие авторы видят в потерпевшем лицо, привлеченное для участия в производстве следственных действий «не для изобличения виновного» [14, с. 37], а в первую очередь в целях защиты от «имманентных посягательств» следователя на неприкосновенность его частной жизни и его личную тайну.
Понятно, что требования закона не всегда ассоциируются с законными требованиями следователя, которому, видимо, не доверяет ни законодатель, ни доктрина, ни население. Вместе с тем, стоит быть объективными: путем отказа от участия в доказывании или подачи замечаний о «затрагивании» прав и законных интересов вряд ли можно стимулировать «активность органов, ведущих процесс в восстановлении прав», это даже не «вспомогательная роль потерпевшего по отношению к государственным органам уголовного преследования» [22, с. 186]. На взгляд судьи В. В. Кукеля, выступающего за расширение активности процессуальной фигуры потерпевшего, его процессуальная пассивность является основным блокирующим фактором функционирования механизма судебной защиты [23, с. 38], что не противоречит, тем не менее, его процессуальной роли.
Однако безразличие потерпевшего к установлению лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, ставит под сомнение личную заинтересованность в исходе, да и в самом производстве по уголовному делу, и тот признак, в соответствии с которым, с позиции Конституционного суда, он и отнесен к стороне обвинения [24].
Таким образом, неоднозначность подхода к существенно обусловленной собственной позицией роли данного процессуального субъекта, носящей «полупроцессуальный» характер, разногласия в части ее направленности, не подтверждают ее постоянство как процессуального свойства именно потерпевшего. Проблема понимания делает весьма затруднительным ее объяснение, требуемое ч. 1 ст. 11 УПК.
И вновь вопрос, с каких позиций объяснять «разнообразному» потерпевшему его процессуальную роль? С точки зрения «своих» интересов, которые порождены и новой неплодотворной идеологией индивидуализма, приоритета «заинтересованности личности в недопустимости ограничения ее прав и свобод» [25, с. 141], что не может быть оправдано конституционно значимыми целями, как они сформулированы в ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации? Или есть необходимость ориентировать потерпевшего, которому в соответствии со ст. 52 Конституции государство обязано обеспечивать доступ к правосудию и компенсацию причиненного вреда, на активное сотрудничество со следствием и правосудием, которое является важным способом решения и первой социальной задачи уголовного процесса - восстановления его нарушенных преступлением прав и свобод (п. 1 ч. 1 ст. 6 УПК) и предотвращения личной расправы? В каких пределах, преобразуя в обычную речь, сообщать информацию об имеющих существенное влияние на реализацию разнонаправленных
притязаний потерпевшего обстоятельствах, чтобы он мог свободно и реалистично выбирать варианты процессуального поведения, прогнозировать последствия своих действий (бездействия), и вместе с тем избегать давления на «свободу воли» или обвинений в таком давлении при существующем недоверии, отчуждении индивидуального и социального?
Представляется, что возникшие вопросы требуют дальнейшего конструктивного обсуждения.
Литература
1. Советская юстиция. 1992. № 9-10.
2. Бойков А. Д. Судебная реформа: обретение и просчеты // Государство и право. 1994. № 6.
3. Шайкенов Н. А. Правовое обеспечение интересов личности. Свердловск, 1990.
4. Дармаева В. Д. Уголовно-процессуальный статус следователя: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004.
5. Постановление Конституционного суда РФ от 15.01.1999 № 1-П «По делу о проверке конституционности положений частей первой и второй статьи 295 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина М. А. Клюе- ва» // Вестник Конституционного суда РФ. 1999. № 2.
6. Постановление Конституционного суда РФ от 08.12.2003 № 18-П «По делу о проверке конституционности положений статей 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 378, 405 и 408, а также глав 35 и 39 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами судов общей юрисдикции и жалобами граждан» // Вестник Конституционного суда РФ. 2004. № 1.
7. Определение Конституционного суда РФ от 16.12.2004 № 394-О «По жалобе Генерального прокурора Российской Федерации на нарушение конституционных прав граждан пунктом 3 статьи 26 Федерального закона "Об органах судейского сообщества в Российской Федерации"» //Вестник Конституционного суда РФ. 2005. № 2.
8. Кукель В. В. Механизм судебной защиты прав потерпевшего в уголовном судопроизводстве РФ: проблемы функционирования // Журнал российского права. 2005. № 8.
9. Крашенинников П., Плигин В., Мизулина Е. Процесс в законе // Российская газета. 2006. 5 декабря.
10. Чекулаев Д. П. Потерпевший: доступ к правосудию и компенсация причиненного вреда. М., 2006.
11. Петрухин И. Л. О препятствиях на пути судебной реформы // Материалы международной научно-практической конференции «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: год правоприменения и преподавания». М., 2004.
12. Фролов Ю. А. Системность уголовного судопроизводства: методологические и теоретические аспекты. Ростов н/Д, 2005.
13. Постановление Пленума Верховного суда РФ от 29.06.2010 № 17 «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводства» // Бюллетень Верховного суда РФ. 2010. № 9.
14. Махова Т. М. Потерпевший - жертва преступления в уголовном процессе России // Российский судья. 2007. № 1.
15. Сергеич П. Искусство речи на суде. Тула, 1999.
16. Струкова В. В. Обоснованно ли расширение такой категории дел, как дела частного обвинения? // Уголовное судопроизводство. 2011. № 1.
17. Шадрин В. С. Обеспечение прав личности при расследовании преступлений. М., 2000.
18. Зеленин С. Потерпевший в состязательном процессе // Российская юстиция. 2001. № 3.
19. Ляхов Ю. Новые изменения УПК РФ отражают потребности практики // Российская юстиция. 2004. № 1.
20. Демидов В. Обеспечить положение потерпевшего реальными правами // Российская юстиция. 2003.№ 11.
21. Шейфер С. А. Следственные действия. Основания, процессуальный порядок и доказательственное значение. М., 2004.
22. Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) / под общ. ред. А. В. Смирнова. М., 2009.
23. Кукель В. В. Механизм судебной защиты прав потерпевшего в уголовном судопроизводстве РФ: проблемы функционирования // Журнал российского права. 2005. № 8.
24. Определение Конституционного суда РФ от 21.10.2008 № 672-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Русяева Александра Ивановича на нарушение его конституционных прав положением части первой статьи 42 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // СПС КонсультантПлюс.
25. Капинус Н. И. Процессуальные гарантии прав личности при применении мер пресечения в уголовном процессе. М., 2007.
