Научная статья на тему 'К вопросу о реконструкции категории медиопассива в праиндоевропейском языке'

К вопросу о реконструкции категории медиопассива в праиндоевропейском языке Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
181
44
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЗАЛОГ / ГЛАГОЛ / ИНДОЕВРОПЕЙСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ / VOICE / VERB / INDO-EUROPEAN STUDIES

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Шацков Андрей Владимирович

Статья посвящена вопросу о возможности реконструирования пассивной функции медиального (медиопассивного) залога в праиндоевропейском языке. Автор рассматривает примеры пассивных употреблений медиальных форм глаголов в трех языковых традициях: хеттском, древнегреческом и древнеиндийском языках.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

On reconstructing the mediopassive voice in Proto-Indo-European language

The article addresses the issue of reconstructing the passive function for the middle (mediopassive) voice in PIE. Medial forms with the alleged passive meaning are examined in the three oldest IndoEuropean languages Hittite, Greek and Vedic Sanskrit.

Текст научной работы на тему «К вопросу о реконструкции категории медиопассива в праиндоевропейском языке»

УДК 81.1-112 А. В. Шацков

Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2011. Вып. 3

К ВОПРОСУ О РЕКОНСТРУКЦИИ КАТЕГОРИИ МЕДИОПАССИВА В ПРАИНДОЕВРОПЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ1

Для праиндоевропейского языка традиционно восстанавливают два залога — активный и медиопассивный. При этом, если в древнейших известных нам языках, таких как хеттский, древнеиндийский и древнегреческий, функции залога, противопоставленного активному, можно определить в первую очередь как медиальные, то во многих языках, засвидетельствованных позднее, формы данного залога передают уже пассивные значения, например, в латинском, кельтских, готском языках. Впрочем, и в них мы видим рефлексы медиальных употреблений: отложительные глаголы в латинском используют тот же набор окончаний, что и пассивные формы обычных глаголов, однако их значение не является пассивным. То же можно отметить и относительно готского медиопассива, который, как указывает М. М. Гухман [1, с. 51], мог употребляться и с медиальными значениями. В связи с этим неудивительно, что в большинстве обобщающих работ (см., например, недавно вышедшие «Введения» в индоевропеистику Дж. Клэксона [2] и Б. Фортсона [3]) постулируется наличие медиопассивного залога, у которого были как медиальные, в частности возвратные, так и пассивные функции.

Однако некоторые исследователи, такие как О. Семереньи, исходя из соображений по сути типологического характера, полагают, что именно передача пассивных значений и была основной функцией данной категории. В частности, О. Семереньи [4, с 254], ссылаясь на объяснение Куриловича, отмечает, что противопоставление актив — пассив было иерархически выше, чем семантическое различие между активным и медиальным залогами. Таким образом, следует предполагать, что в засвидетельствованной оппозиции древнеиндийских активной и медиальной форм ЪЪагай — ЪЪаг&ё пассивные функции, изначально свойственные ЪЪага1ё, были переняты новообразованием ЪЪпуа1ё, а у ЪЪага1ё остались лишь вторичные непереходное и медиальное значения. Впрочем, подобная крайняя точка зрения не получила широкого распространения.

В любом случае данные текстов древнейших языков указывают на отсутствие или редкость пассивных употреблений медиальных форм. Функции медиальных форм хеттского глагола достаточно подробно рассматривались еще Э. Ноем в конце 1960-х гг. в двух его монографиях [5, 6], в первой из которых были собраны все известные исследователю медиопассивные формы (сейчас к этому списку можно добавить лишь несколько новых форм из обнаруженных позже архивов), а во второй предлагалась функциональная интерпретация данных форм, с которой, впрочем, не всегда можно согласиться (подробнее см.: [7]). В целом количество упомянутых им пассивных употреблений можно значительно уменьшить. Так, мне известно лишь 13 примеров предложений с выраженным агенсом и сравнительно небольшое количество примеров с бесспорным пассивным значением. Дополнительно к материалам, приведенным в указанной статье, можно привести полный список предложений с выраженным агенсом.

1 Статья написана в рамках проекта МК-3009.2010.6 по гранту Президента Российской Федерации для поддержки молодых российских ученых.

© А. В. Шацков, 2011

С одушевленным агенсом:

man ERiNMES ISTU lUKUR hullantari, KUB 17.28 IV 45 — “if the troops are defeated by the enemy”, CTH 426.

KARASHL A=kan TA DU UL zahtari, KUB 5.1 IV 72 — „das Heer wird von dem Wettergott nicht geschlagen (werden)“, CTH 561. (Схожее выражение в KUB 50.79 Rs. 4.)

С неодушевленным агенсом:

nu=wa KUR URUHatti hinganaz arumma mekki tamastat, KUB 14.12 Obv. 3 — „das Land Hatti wurde von der Pest uberaus heftig bedruckt“, CTH 378. (Аналогичное выражение в KUB 14.10 I 8.)

KUR URUHatti hinganaz [mekki] dammeshaittat, KUB 14.14 Vs. 39 — „das Land Hatti wurde von der Pest sehr bedrangt“, CTH 378.

mahhan=ma uit ISTU E.LUGAL hannessar kuitki appa huittiiyattat — “but when the trial was somewhat protracted by the palace”, KUB 19.67 I 1-2, CTH 81.

KUR-yas A. SA kuras IZI-it warnutari, KUB 8.25 I 3, 9 — „des Landes Feld wird mit Feu-er verbrannt werden“, CTH 535.

ki=kan GIM-an SA DUTU URUTUL-[na] SA U-TI isiyahtat, KUB 16.31 III 4-5, — “as this was revealed by the sun-goddess in a dream”, CTH 577.

manmannas SA mUrhi-DU-up HUL-lu apiz INIM-za DU8-ri — “But if the evil of Urhi-Tesub will be removed from us by that word (let the oracle be favorable)”, KUB 16.41 + 7/v iii 13-14 CTH 569. (Аналогичные выражения встречаются в KBo 2.6 I 38, III 47-8 и III 6467.)

Результаты исследований показывают, что у нас нет ни одного надежного примера пассивных употреблений медиальных форм в древнехеттских текстах (что, конечно, может быть случайностью ввиду небольшого корпуса источников). Однако в среднехеттский и новохеттский периоды медиальные формы глаголов все чаще начинают использоваться подобным образом2. Как будет видно из последующей дискуссии, в целом это вполне согласуется с данными других древних языковых традиций.

Анализу парадигмы пассивных форм в ведийском языке посвящена отдельная статья Л. Куликова [9]. Он рассматривает все основные средства передачи пассивных значений, для выражения которых могли быть использованы следующие образования, появившиеся уже собственно в древнеиндийском: 1) образования, характеризующиеся особыми формантами (суффикс IV класса настоящего времени -уа-); 2) образования с уникальным набором окончаний (пассивный аорист с окончаниями -i/-ran/-ram); 3) образования с особым сочетанием основы и окончаний (стативные формы на -e/-re; ср. hinv-e: основа настоящего времени hinv- + окончание перфекта -е) [9, c. 64]. Эти три ряда форм фактически используются для передачи пассивных значений в трех основных глагольных подсистемах древнеиндийского языка — презенсе, аористе и перфекте. Однако нас больше интересуют случаи, когда пассив мог выражаться собственно медиальными формами глаголов: медиальный перфект и медиальные атематические причастия с суффиксом -ana-.

2 Разумеется, в хеттском языке использовались и другие средства для выражения пассивных отношений. Так, Х. Хоффнер и К. Мелчерт отмечают, что медиальные формы глаголов не были предпочтительным способом выражения пассива; помимо этого была конструкция с глаголом-связкой и причастием на -ant-, в некоторых случаях использовались формы других глаголов с соответствующим значением, например, akk---«умирать» для kuen---«убивать» [8, с. 304-305].

Как показывает Л. Куликов, у причастий на -ana- могли быть как активное, так и пассивное значения, что объясняется тем, что они были образованы от омонимичных активных и стативных основ. Так, причастие yujana- было образовано непосредственно от корневой основы yoj-/yuj-, которая использовалась для формирования как переходных медиальных аористных форм (3 л. ед. ч. мед. зал. ayukta), так и пассивных аористных форм со специальными окончаниями (3 л. ед. ч. ayuji).

Помимо этого выражать пассивное значение могли формы медиального перфекта; в этой функции засвидетельствованы, в основном, формы третьего лица единственного и множественного чисел на -е и -re, которые могли образовываться от разных основ. Здесь необходимо отметить, что подобные образования, сочетающие основу перфекта и стативные окончания, появились уже после распада праязыка. В связи с этим Л. Куликов предполагает, что случаи, когда у данных форм в ведийском имеются пассивные значения, следует скорее рассматривать как рефлексы статива [9. c. 67]. Другими словами, такие формы, как dadhe, стоит интерпретировать не как пассив «был положен», а как статив «лежит, положен».

Помимо этого передавать пассив могли также другие медиальные формы отдельных глаголов. Так, есть четыре подобных презентных образования: stavate — «восхваляется», grnite — «восхваляется», -tundate — «подстрекается», mimlte — «измеряется», из которых последние два встречаются в таком употреблении по одному разу. Тем не менее, по мнению Л. Куликова, такие примеры следует считать исключениями, а многие из них можно объяснить как вторичные образования.

Говоря о категории пассива в целом, исследователь отмечает, что в древнеиндийский период категория пассива еще не полностью укоренилась в системе языка. В аористе и перфекте отсутствовали некоторые лица. Система презенса, благодаря продуктивности пассива на -ya-, обладала полным набором форм, однако и она в наиболее ранний период еще была дефективна. Стоит отметить, что именно этот суффикс стал в дальнейшем основным маркером пассива. В любом случае, для нас важнейшим является тот факт, что в древнеиндийском языке собственно медиальные формы, которые следует отличать от омонимичных образований с пассивным и стативным значениями, практически не использовались для передачи пассива.

В древнегреческом языке мы наблюдаем отчасти схожую картину, а именно появление у глаголов специальных основ -ц- и -вц- для передачи пассивных значений, использующих, что особенно интересно, окончания активного залога. Причем, как и в древнеиндийском, употребление подобных форм ограничивалось определенными временами, а именно аористом и будущим временем. Оба образования встречаются уже у Гомера, однако в то время как основы на -вц уже там по большей части являются пассивными, основы на -ц- часто выступают в качестве просто непереходных. Происхождение форманта -вц- не ясно3, а -ц- обычно возводят к стативной морфеме *-eh-,

з Высказывались предположения о родстве этого форманта с латинским суффиксом имперфекта -ba- [10]. Однако большинство ученых считают, что данный суффикс развился уже собственно в древнегреческом языке, хотя мнения относительно его источника расходятся. Я. Вакернагель исходил из праязыкового окончания 2 лица медия *-thes, которое было переразложено на *-the-s. Впрочем, подобное окончание мы видим только в древнеиндийском, но не в древнегреческом [11]. М. Петерс несколько видоизменил эту идею, предположив, что -вц- восходит к медиальным формам 3 л. ед. ч. от -s- аориста *-C-s-to, которые перешли в *-C-tho- и далее с изменением гласной по аналогии с типом на -ц- в -вц- [12]. К. Ройх видит начало этого форманта в словах, где суффиксу -ц- предшествовал суффикс -в-, т. е. основа *втв-ц- была переосмыслена как вта-вц- [13, c. 62-63].

так как стативное и пассивное значения часто бывают трудноразличимы (см. некоторые примеры в: [14, c. 564]). Впрочем, пассивные значения могли передаваться и медиальными формами глаголов. Разбору подобных употреблений у Гомера посвятил свою монографию Х. Янкун [15].

Х. Янкун оговаривается, что формальных способов разграничения пассивных и просто непереходных употреблений почти нет, особенно если учитывать крайне редкое упоминание агенса, поэтому стоящая перед ним проблема была скорее семантического характера, а постулируемая функция глагольных форм часто зависела исключительно от интерпретации текста. Подробно изучив вероятные примеры пассивного использования медиальных форм у Гомера, исследователь заметил, что лишь в очень небольшом количестве случаев можно с уверенностью говорить о действительно пассивном употреблении [15, c. 112]. Причем, за исключением ёхш «иметь», все соответствующие глаголы относятся к сфере военной терминологии, например, (ЗаХХш — «бросать, метать» или ктеЫш — «убивать»; встречаются подобные употребления в основном в «Одиссее» и поздних частях «Илиады». Поэтому, хотя преобразование отдельных непереходных форм в пассивные произошло еще до момента создания древнегреческого эпоса, и в позднейшие периоды это явление лишь стало более распространенным, Х. Янкун считает, что данные древнегреческого языка не дают оснований для предположения о наличии у праиндоевропейского медияпассивной функции [15, c. 114-115].

Как видно из представленного выше обзора, ни в одной из рассмотренных древнейших традиций медиальные формы глагола не являются стандартным или распространенным средством передачи пассивных значений. В лучшем случае, подобные употребления становятся все более и более распространенными уже в последующие периоды развития языка. Очень часто возникают параллельные основы, этимологически не связанные между собой, которые специализируются на выражении пассива. Вряд ли это было бы нужно, если бы пассив был одной из основных функций медиального залога. Таким образом, говорить о медиопассивном залоге не представляется возможным.

Впрочем, это не означает отсутствия средств для выражения пассива в праязыке. Практически во всех языках пассивные отношения могли выражаться при помощи синтаксических конструкций, состоящих из глагола-связки и (пассивных) причастий. В силу того что данный способ выражения пассива весьма редок в языках мира и встречается в основном в индоевропейских языках [16, c. 29], можно с уверенностью постулировать существование подобных конструкций и в праязыке, хотя, ввиду разнообразия используемых причастных образований в индоевропейских языках, реконструировать их будет достаточно сложно.

Литература

1. Гухман М. М. Развитие залоговых противопоставлений в германских языках. М.: Наука, 1964. 294 с.

2. Clackson J. Indo-European linguistics: an introduction. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 2007. 260 p.

3. Fortson B. Indo-European language and Culture. An Introduction. Oxford: Blackwell publishing, 2004. 488 p.

4. Szemerenyi O. Introduction to Indo-European Linguistics. 2nd English edition. Oxford: Clarendon press, 1996. 362 p.

5. Neu E. Interpretation der hethitischer mediopassiven Verbalformen. Wiesbaden: Harrassowitz, 1968. 213 S.

6. Neu E. Das hethitische Mediopassiv und seine indogermanische Grunlagen. Wiesbaden: Harras-sowitz, 1968. 216 S.

7. Шацков А. В. Пассивные употребления медиальных форм глагола в хеттском языке // Индоевропейское языкознание и классическая филология XIV. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тронского. СПб.: Наука, 2010. Ч. II. C. 444-449.

8. Hoffner H., Melchert H. A Grammar of the Hittite Language. Winona Lake: Eisenbrauns, 2008. 468 p.

9. Kulikov L. Passive and middle in Indo-European: Reconstructing the early Vedic passive paradigm // Passivization and Typology: Form and function (Typological Studies in Language 68) / eds.: W. Abraham, L. Leisio. Amsterdam: J. Benjamins, 2006. P. 62-81.

10. Kurzova H. From Indo-European to Latin: the evolution of a morphosyntactic type. Amsterdam: Benjamins, 1993. 259 p.

11. Wackernagel J. Miscellen zur Griechischen Grammatik // Zeitschrift zur vergleichende Sprach-forschung. 1890. Bd 30. S. 293-316.

12. Peters M. Zur Herkunft des griechischen -the-Aoristes // Stuttgarted Arbeiten zur Germanistik. 2004. Bd 421, № 1. S. 171-185.

13. Ruijgh C. The Stative Value of the PIE Verbal Suffix *-ehr // Indo-European Perspectives. Studies in Honour of Anna Morpurgo Davies. Oxford: Oxford University Presss, 2004. P. 48-64.

14. Sihler A. New comparative grammar of Greek and Latin. Oxford: Oxford University press, 1995. 720 p.

15. Jankuhn H. Die Passive bedeutung medialer Formen untersucht an der Sprache Homers. Gottingen: Vanderhoeck und Ruprecht, 1969. 127 S.

16. Haspelmath M. The grammaticalization of passive morphology // Studies in Language 1990. Vol. 14, N 1. P. 25-72.

Статья поступила в редакцию 13 октября 2011 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.