CC BY
101
УДК 82.008
К МЕТОДОЛОГИИ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕКСТА КАК МАТЕРИАЛА ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ЛИНГВОКУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ
В.М. ШАКЛЕИН
Кафедра русского языка и методики его преподавания Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва 117198, Россия
В статье рассматривается вопрос о методологических предпосылках к лингвистическому, литературоведческому, культурологическому анализу текста, о соотношении и связях языка авторского текста с языком эпохи, в которую он был написан; показывается, что авторский текст есть реализация языка автора, который необходимо понимать не только как индивидуальный язык личности художника, но и как язык, отражающий тот или иной лингвокультурный срез, в более широком смысле — определенную лингвокультурную ситуацию.
В процессе изучения лингвокультурной ситуации той или иной эпохи перед исследователями возникает ряд проблем, решение которых необходимо для осознания сущностных лингвистических характеристик временного отрезка в жизни этноса и в конечном итоге — ценности этого отрезка.
Понимание термина “язык времени” является исходным при рассмотрении вопроса о комплексности подхода к определению лингвокультурной ситуации (динамичного и волнообразного процесса взаимодействия языков и культур в исторически сложившихся культурных регионах), к определению эстетической значимости какого-либо этапа развития языка, а также при решении проблемы о способах возможной интерпретации текстов изучаемого времени.
Большинство современных исследователей лингвокультур опираются на положение, выдвинутое В.В. Виноградовым: “язык времени” — это совокупность языковых единиц, отбираемых авторами текстов из общенационального, постоянно развивающегося языка для выражения мыслей и чувств, свойственных конкретной эпохе. Здесь существен вопрос о соотношении и связях языка автора текста с общенародным языком, на что также обращал внимание В.В. Виноградов в ряде своих работ [4, 89; 5, 18]. В этом отношении интересными представляются исследования Г.О. Винокура, изучавшего, по сути, лингвокультурную ситуацию и называвшего ее “господствующим языковым идеалом”: “Исследуя язык писателя или отдельного его произведения с целью выяснить, что представляет собой этот язык в отношении к господствующему идеалу... мы тем
самым вступаем уже на мост, ведущий от языка как чего-то внеличного, общего, надындивидуального к языку целой эпохи” [6, 237].
Следует отметить, что язык любого авторского текста личностен, индивидуален и лишь посредством понимания языка широкого круга авторов одного времени может быть адекватно понято и само время. Познавая язык текстов, исследователь выявляет смысл этих текстов и его роль в организации индивидуальных и общеязыковых единиц, выясняет характер понятийных систем, реализованных авторами в текстах; эти данные могут составить тот самый мост, ведущий к “языку эпохи”.
Р.А. Будагов также говорил о необходимости соотношения языка авторского текста с “общим языком”: “...анализирующий текст всякого художественного произведения должен прекрасно знать живую речь эпохи, когда было создано произведение, и нормы литературного языка той же эпохи. Только на широком фоне исследователь сможет определить, что вносит писатель “от себя”, в какой степени неповторима сама манера изложения автора... Исследователю нужно знать не только все, относящееся к языку данной эпохи, но и все, относящееся к теории языковой нормы эпохи” [1, 2].
Рассмотрение особенностей авторского текста в процессе описания лингвокультурной ситуации должно соотноситься с языковыми особенностями эпохи. Язык времени — это всегда производное от языка множества авторов, реализация этого языка. “Языковое творчество личности — результат выхода ее из всех сужающихся концентрических кругов тех коллективных субъектов, формы которых она в себе носит, творчески их усваивая” [4, 90]. Таким образом, сочетание общенационального, группового, индивидуального в языке определенного времени и составляет сущность лингвокультурной ситуации.
В современных определениях языка авторского текста явно и имплицитно присутствуют две составляющих: из чего образовался и что собой представляет этот язык. Обычно он определяется как сложное образование, в котором “в той или иной степени и в разных формах находят свое отражение самые разнообразные стороны общенародного языка, преломление сквозь призму мировоззрения и мастерство писателя и выступающие в разных соотношениях в авторском повествовании, в речи рассказчика, в диалоге, в несобственно-прямой речи, в различных формах речевой характеристики героев, в их внутренних монологах [22, 104].
Любой авторский текст, особенно художественное произведение, есть реализация языка автора, который необходимо понимать не только как индивидуальный язык, но и как язык, отражающий определенный временной лингвокультурный срез. Известно, что у каждого индивидуума сформирована собственная система понятий, выраженных определенной системой знаков. Степень индивидуальности языка зависит от многих
факторов. Основная функция любого индивидуального языка — коммуникативная: передавая и получая информацию, индивид ориентируется прежде всего на общность используемого языка. Степень его индивидуализации в этом случае будет определяться характером передаваемой информации и может варьироваться в пределах понимаемости. Писатель создает произведение искусства, используя в качестве средства свой индивидуальный язык, здесь реализуется ориентация не только на языковую общность, но и на предмет изображения. В отличие от обычного применения языка у писателя при создании произведения возникает принципиально иная установка — максимально использовать его эстетические возможности. Различие в результате такой реализации можно проследить на следующем примере. Всякое высказывание можно заменить другим высказыванием, оставив смысл неизменным. Это можно отнести к высказыванию любого размера. Художественная же речь — результат использования эстетической функции языка, и высказывание, ориентированное на художественную значимость, нельзя перефразировать или сообщить дополнительным высказыванием. Однако подобная индивидуальность языка художественного произведения весьма относительна и так или иначе отражает и создает то, что принято называть лингвокультурной ситуацией.
Степень индивидуальности языка писателя различна: от максимального совпадения с системой общенародного языка до значительных с ней различий. Совпадение основного лексического состава и грамматических форм еще не означает полного совпадения языков. Часто в процессе анализа языка художественного произведения исследователи ограничиваются сопоставлением единиц различных уровней с нормативными и квалификацией различных отклонений, называемых нарушением валентности слова, проявлением эстетических значений, приращенными смыслами, подтекстом и пр., тогда как признание языка писателя системой, отличной от общего языка и в то же время подсистемой общенационального языка, позволит проецировать данные анализа на моделируемую общественную понятийную систему. И чем больше число писателей и их произведений будет привлечено к исследованию, тем более объективную картину мы получим в итоге. Вместе с тем исследование единиц художественного текста в плане определения лингвокультурной ситуации должно быть ориентировано не только на их зависимость от общественно значимого целого, но и на индивидуальный язык, манифестированный в этом целом.
Говоря об использовании авторского (прежде всего художественного) текста для выявления особенностей “языка эпохи”, необходимо подходить дифференцированно к самому понятию авторский (или художественный) текст. Так, язык поэзии существенно отличается от языка прозы. Здесь имеется в виду не собственно стихотворная или
прозаическая речь в современном понимании, а язык образов и язык смысла. Разница подобных языков или типов мышления определяет и существенные стороны реализации коммуникативной функции речи. Еще в 20-е годы В.М. Жирмунский, говоря о различии в пределах художественной речи стихотворного и прозаического слова, отмечал, что проза пользуется словом “не как элементом, а как нейтральной средой или системой обозначений, подчиненных нам в практической речи коммуникативной функции и вводящих нас в отвлеченное от слова движение тематических элементов” [9, 173]. Иными словами, традиционные языковые формы, которыми пользуются носители языка, способны менять смысл (“движение тематических элементов”) сказанного. С одной стороны, так называемая тема не потому не может быть выражена в другом стихе, что тесно слита с выражающими ее средствами, и изменение средств повлечет за собой изменение темы, а потому, что выражающие тему средства значительно ее деформируют, тема варьируется в зависимости от выражающих ее средств. Дело здесь не в самой вариативности, а в значении инварианта автора, в то время как читатель, воспринимая стих, не знает инварианта и считает единственно возможным именно такое выражение темы (тема со средствами неразрывно слита). В прозе же так называемая тема легко перефразируется, что дает основание говорить о теме, лежащей вне словесной ткани [15, 204-205].
Таким образом, когда речь идет об использовании художественных текстов для определения лингвокультурной ситуации, следует помнить о поэтичности как свойстве прозаической и стихотворной речи, как результативном использовании поэтической функции языка, памятуя при этом о замечании Р.Я. Якобсона о том, что, “занимаясь поэтической функцией, лингвисты не могут ограничиваться областью поэзии” [24, 203]. Если признать, что поэтичность “не просто дополнение речи риторическими украшениями, а общая переоценка речи и всех ее компонентов” [24, 228] и реализовывать это при построении систем анализа лигвокультурной ситуации, то можно будет избежать методологических просчетов и сделать исследование текста как материал для изучения лингвокультурного среза более результативным.
Для нас важно то, что признание художественной речи, достаточно отличной от речи естественной, позволяет рассматривать лингвокультурную ситуацию как дифференцированный по материалам исследования комплекс. В.В. Кожинов писал, что “художественное слово не является словом в собственном смысле и его недопустимо рассматривать в соотношении с реальной практической речью” [11, 32]. Исходя из признания принципиальных отличий естественной и художественной речи, можно определить отличия языка художественной литературы от языка общенародного. Во-первых, поскольку на основе сопоставления единиц, фиксированных в словарях, единиц,
взятых из конкретных произведений конкретных писателей, проводится большинство сравнений, постольку одна из причин отличий — индивидуальность всякого языка конкретного носителя и тем более — писателя. В известной степени “мысль изреченная есть ложь” не только потому, что завершенное произведение словесного искусства — это немного “не то”, что хотел сказать писатель, но во многих случаях потому, что “ложность” высказывания усугубляется несовпадением словарей автора и читателя. Во-вторых, это реализация поэтических функций языка, направленность на сообщение как таковое, сосредоточенное внимание, сообщение ради него самого, как во многом “как сказать” становится целью” [24, 202].
Общеизвестно, что писатели по-разному относятся к слову. Одни, предлагая адекватное восприятие, ориентируются на общепринятые нормы, стремятся к порождению однозначно интерпретированного высказывания. Другие, стремятся к максимально точной передаче различных мыслей, оттенков и чувств, сознательно отступают от нормы своей ориентации на диалект, характер отличий которого от общенародного языка обусловлен причинами мировоззренческого порядка.
Еще одной важной проблемой, так или иначе встающей перед лингвистами-культурологами, использующими в своей работе литературные произведения, является вопрос соотношения литературоведческих и лингвистических подходов к тексту.
В.В. Виноградов, обосновавший необходимость науки о языке художественной литературы как комплексной культурологической дисциплины, стремился определить границы объекта исследования. В последние годы совокупность проблем, относящихся к исследованию художественного текста, рассматривается в таких дисциплинах как “стилистика текста”, “интерпретация текста”. Все эти дисциплины объединяет предмет исследования — текст, в частности, художественный текст. Однако в зависимости от того, как понимаются цели и задачи исследования, по-разному мотивируются и подходы к тексту. До настоящего времени не решены вопросы о доступных пределах взаимопроникновения лингвистики, этнографии, литературоведения, о том, насколько уместно решение лингвистами проблем, ранее находившихся в компетенции представителей других наук. Остановимся на этом вопросе.
Наука о языке текста возникла на стыке лингвистики, риторики, поэтики, эстетике слова, истории, истории литературы [17, 3, 53]. В работах В.В. Виноградова неоднократно затрагивался вопрос об универсальности подхода к проблемам языка художественной литературы, но однозначного решения ученый не дал. “Обозначаемое или выражаемое средствами языка содержание литературного произведения само по себе не является предметом лингвистического изучения. Лингвиста больше всего интересуют способы выражения этого содержания или отношение средств выражения к
выражаемому содержанию. Но в плане такого изучения и содержание не может остаться за пределами изучения языка художественной литературы, так как действительность, раскрывающаяся в художественном произведении, воплощена в его речевой оболочке; предметы, лица, действия, называемые и воспроизводимые здесь, внутренне объединены и связаны, поставлены в разнообразные функциональные отношения. Все это сказывается и отражается в способах связи, употребления и динамического взаимодействия слов, выражений и конструкций, во внутреннем композиционносмысловом единстве словесно-художественного произведения. Состав речевых средств в структуре литературного произведения органически связан с его “содержанием” и зависит от характера отношений к нему со стороны автора” [3, 91].
Таким образом, содержание художественного произведения не является само по себе предметом лингвокультурологического изучения, но в то же время оно не может остаться за пределами такого изучения.
Р.А. Будагов отмечал необходимость развивать комплексную филологическую науку, уже намеченную “в общих чертах в исследованиях А.А. Потебни, Л.В. Щербы, В.В. Виноградова, В.М. Жирмунского, Г.О. Винокура, Б.А. Ларина, А.В. Чичерина и др.” [1,3,22]. Ученый писал, что взаимодействие отраженной в произведении эпохи, авторского замысла и языковой формы их передачи “всегда были и будут в центре филологии, всегда обусловливают контакты науки о языке, истории и литературе” [1,36]. Тем не менее анализ литературы по данному вопросу свидетельствует о дискуссионном характере проблемы комплексного исследования текста как материала для изучения лингвокультурной ситуации. Существует мнение, что неверно отвергать содружество языкознания, культурологии и литературоведения в сфере исследования художественной речи и одновременно отождествлять их задачи [8, 4, 3]. Словесный материал произведения относят к ведению лингвистической стилистики, а раскрытие содержания в свете частных и общих категорий культурологии, эстетики и литературоведения — к литературоведческой стилистике [21, 39, 3, 304; 10, 20-37].
При изучении лингвокультурной ситуации в ее целостности на материале художественных текстов особенно важен “всесторонний учет функционирования и взаимодействия, синтеза различных по своему характеру компонентов текста, их семантически и эстетически направленного использования” [17,3,7]. Если понимать лингвокультурологию как целостную дисциплину, анализирующую определенные временные срезы развития языка в системе культурных и эстетических средств, характерных для тех или иных групп носителей языка, для тех или иных языковых пластов, а задачу ее видеть в том, чтобы проследить языковой временной срез снизу доверху, проанализировать лингвистические универсалии, выражающие специфику
данного среза, то становится понятной необходимость использования в лингвистическом анализе аппаратов исследований и категорий эстетики, культурологии, истории, литературоведения.
Таким образом, антагонизм лингвистики, культурологии и литературоведения особенно в определении объекта изучения и использования специальных исследований неправомерен, поскольку характер их связей обусловлен прежде всего общностью изучаемого объекта, каковым и является текст в широком значении слова.
Против принципиального разделения объекта исследования фактически выступал еще Л.В. Щерба, стоявший у истоков науки о языке, в определении цели исследования которой является “показ тех лингвистических средств, посредством которых выражается идейное и связанное с ним эмоциональное содержание литературных произведений” [23,97]. Продолжая мысль великого лингвиста, можно сказать, что одной из задач лингвистики, лингвокультурологии является “показ тех лингвистических средств”, с помощью которых можно определить “идейное и связанное с ним эмоциональное содержание” какой-либо эпохи.
Несмотря на кажущуюся понятность этого положения, многие исследователи разделяют его не всегда. Некоторые лингвисты, литературоведы, культурологи, излагая свои принципы, акцентируют внимание на целостном характере художественного текста и тем самым снимают вопрос о сферах влияния. Например, “переступив порог произведения, мы, таким образом, оказываемся внутри целостности, которая настолько враждебна расчленению, что даже в самом факте рассуждения о нем заключено противоречие, чтобы разъяснить такое единство, правильней, кажется, просто переписать произведение” [19, 10]. Б.П. Гончаров отмечает: “Литературное
произведение может быть исследовано лишь в том случае, если в процессе анализа не разрушается его художественное целое, то есть единство всех сторон произведения, при котором последнее реально функционирует” [8, 4, 3]. Сходную мысль высказывает Д.С. Лихачев [13, 8, 76].
Однако то, что Б.П. Гончаров ставит своей задачей рассмотрение не только словесного материала, но также и культурных принципов организации текста, уже снимает необходимость строгого разделения культурологии и лингвистики. “Целостность ныне выдвигается в качестве важнейшего принципа лингвистического анализа”, — пишет Н.В. Черемисина [20, 141].
Тем не менее в ряде исследований наблюдается обратное. Например, Г.В. Степанов обосновывает разграничение исследовательских сфер лингвистики, культурологии и литературоведения следующим: “Культурно-стилистические единицы, выделенные лингвистическим анализом, не оформляют непосредственно идею-содержание, они
выражают наиболее целесообразным способом смысл языковых форм, используемых для передачи эстетически преобразованного опыта. Смысл-содержание только передается при помощи языка, но находится вне его. Структура элементов опыта (структура или система денотатов как отражение в мышлении предметов внешнего мира), строго говоря, не относится к компетенции лингвиста, напротив, литературоведа в первую очередь как раз интересует сфера обозначаемого (структура элементов опыта), а лингвистический анализ ему нужен лишь постольку, поскольку он помогает обнаружить очертания и пределы этой сферы” [21, 39, 203]. Там же ученый заключает, что для лингвиста “целое” есть связный текст, а для литературоведа и культуролога — это фрагменты действительности, запечатленные в тексте. Предложенный подход дает, с одной стороны, возможность произвольного толкования текста, а с другой, — даже постулируемая неразрывность лингвистического, культурологического, и литературоведческого анализа лишена связи: культуролог и литературовед, оперируя надъязыковыми категориями, исходят из интуитивного понимания речевой ткани текста и приблизительного представления о процессах создания образов и символов; лингвист же, сосредоточивая внимание на речевой специфике текста, также лишь интуитивно должен представлять роль надъязыковых элементов в целостности текста, поскольку для этого необходимо обращение к “структуре элементов опыта”, то есть как к сфере обозначаемого, к внелингвистической реальности. Границы последней не могут постулироваться изначально, а определяются непосредственно требованиями конкретного анализа конкретного текста. P.P. Гельгардт, который также считал неправомерным резкое размежевание между лингвистикой, культурологией и литературоведением, был против запретов выходить к внелингвистической реальности [7]. К ней исследователь так или иначе обращается всякий раз, когда, например, судит о том, насколько точно или метко автор употребил ту ли иную языковую единицу.
В работе Н.А. Купиной, в методических предпосылках к анализу текста, обосновывается правомерность двух направлений “лингвосмыслового” анализа и также утверждается невозможность разорвать лингвистический, культурологический и литературоведческий анализ. Сущность первого состоит в том, что “первоначально проводится анализ языковой организации текста, который помогает подтвердить, уточнить, видоизменить, а иногда и опровергнуть выдвинутую гипотезу [12,48]. При литературоведческом и культурологическом анализе “исследователь сосредоточивает внимание на центральной образно-культурной особенности текста. В ходе анализа он приходит к формулировке или уточнению основных идейно-тематических характеристик текста или его фрагментов” [12,48].
Собственно первый подход есть на сегодняшний день наиболее продуктивный для анализа текста, это так называемый “герменевтический круг”.
Устаревшее разделение сфер влияния лингвистики, литературоведения и культурологии предполагало, что при анализе литературного произведения лингвист имеет дело с непосредственно словесным материалом (лексикой, фразеологией и т.д.), литературовед — с явлениями надъязыкового порядка (темой, идеей, образами), культуролог же касается произведения вообще постольку, поскольку это необходимо для подтверждения, иллюстрации некоторых жизненных и историко-культурных реалий.
В настоящее время не вызывает сомнений мыслб о том, что “к компетенции лингвистики отнесено изучение эстетической функции языка как первоэлемента литературы, а также рассмотрение композиционной структуры художественных произведений” [18, 11]. Собственно к структуре композиции и относятся эти сверхсловесные надьязыковые элементы. Литературный текст имеет такие “образования, которые суть языковые, но становящиеся как будто независимыми от него. В литературном произведении это такие части текста, которые вступают в произведение уже как комплексные знаки, представляя собой фрагмент текста, социальные, психологические или философские по своему содержанию. Тема, символ, сюжет, мотив, фабула, характер, конфликт вызваны к жизни словом, но как бы высвободились из сферы языка”, — пишет Л. Нире, ссылаясь на Леви-Стросса [16, 137]. Целостное восприятие произведения зависит во многом от того, в какой мере через словесную ткань, культурный слой постигаются эти элементы композиции.
Причинами недейственности некоторых методик собственно литературоведческого, собственно культурологического и собственно лингвистического анализа текста является то, что не рассматривается механизм порождения упомянутых надъязыковых явлений, то есть результат лингвоанализа не дает ответа на вопрос, как добивается автор действенности образов, как создаются образы данного произведения, в чем состоит сущность художественного текста. Иными словами, недостаточно бывает объяснена художественно-эстетическая функция языка, в процессе которой автор создает особый, созвучный его времени, язык.
Часто, оставаясь замкнутым в языковом материале текста, исследователь все-таки с неизбежностью говорит об идее, и об образах, исторических событиях, но реально ограничивается лишь их описанием. Прежде чем он вербализует надьязыковые элементы, ему необходимо показать, каким путем они рождаются непосредственно в тексте.
Важной предпосылкой лингвокультурной интерпретации текста как действенной целостности является выделение элементов текста. Сложность процедуры анализа и
интерпретации во многом зависит от того, какими элементами оперирует исследователь. Уже при первых попытках системного лингвокультурного анализа прозы обосновывалась необходимость выделения элементов текста, основным требованием к которым являлось “быть общими и исчерпывающими форму” [14, 13]. Выделение содержательных отрезков произведения было активизировано формальной школой: элементы волшебной сказки (В. Пропп), мотив (Б.В. Томашевский, В.Б. Шкловский). Проблемы отрезка (элемента) текста актуальны и ныне. Современное состояние проблемы характеризуется тем, что ее решение стоит на пути различных наук: синтаксиса, культурологии, музыковедения, фонологии, графологии.
Таким образом, современная наука подходит к необходимости комплексного и разностороннего анализа текста. Подобный анализ не одного, а комплекса текстов, созданных примерно в одно и то же время и на одном географическом пространстве, можно считать в какой-то степени “очисткой руды” для определения лингвокультурной ситуации.
Литература
1. Будагов Р. А. Филология и культура. М., 1980.
2. Будагов Р.А. Что же такое лингвистическая поэтика? Филологические науки. 1980, №3.
3. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959,
4. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. М., 1980.
5. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М., 1981.
6. Винокур ГО. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.
7. Гельгардт P.P. Предисловие к кн. “Лингвистические аспекты исследования литературно-художественных текстов”. Калинин, 1979.
8. Гончаров Б. П. Поэтика и лингвистика. К проблеме художественного целого. — Русская литература. 1980, № 4.
9. Жирмунский В.М. Вопросы теории литературы. Статьи 1916-1926. Л., 1928.
10.КожинА.Н. Язык художественной литературы как эстетически стилизуемая форма существования литературного языка. — Структура и функционирование поэтического текста. Очерки лингвистической поэтики. М., 1985.
И.Кожинов В.В. Слово как форма образа. — Слово и образ. М., 1964.
12.Купина Н.А. Смысл художественного текста и аспект лингвосмыслового анализа. Красноярск, 1983.
13.ЛихачевД.С. Внутренний мир художественного произведения. — Вопросы литературы. 1968, № 8.
14.Лопатто М. Опыт введения в теорию прозы. (Повести Пушкина). Пг., Одесса, 1918.
ХЪ.Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Л., 1972.
16. НиреЛ.О значении композиции произведения. — Семиотика и художественное творчество. М., 1977.
М. Новиков Л.А. Методология и практика лингвистического толкования художественного текста. — Русский язык за рубежом. 1978, № 3.
18. Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., 1977.
19.Палиевский П.В. Литература и теория. М., 1979.
20.Протченко И.Ф., Черемисина Н.В. Лексикология и стилистика в преподавании русского языка как иностранного: динамика, экспрессия, экономия. М., 1986.
21 .СтепановГ.В. О границах лингвистического и литературоведческого анализа художественного текста. — Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1980. Т.39.
22. Шаклеин В.М. Лингвокультурная ситуация и исследование текста. М.: 1997.
23. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.
24. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
25.Якобсон Р.Я. Лингвистика и поэтика. — Структурализм: “за” и “против”. М., 1975.
UDC 82.008
A LOOK AT LINGUOCULTUROLOGICAL RESEARCH OF THE TEXT AS APPLIED TO THE STUDY OF A LINGUOCULTURAL SITUATION
V.M. SHAKLEIN
Department of Russian language and method of its teaching Russian People’s Friendship University Miklukho-Maklaya, 6, 117198, Moscow, Russia
The paper considers some methodological premises lo linguistic, historical and culturological analysis of the text; it also traces the relationships and correlation of the text from the author to that of the epoch it was written in. An attempt is made to show that the text from the author is the materialization of the language from author the latter can be regarded not only as the language of the master himself but as a linguocultural sample, i.e. a certain linguocultural situation.
