CC BY
42
М. М. Фролова (Москва)
К истории бегства в Россию архиепископа болгарской униатской церкви Иосифа Сокольского (1861)
В статье на основе введения в научный оборот неизвестного в историографии письма российского дипломата Н. Герова от 4 (16) июля 1861 г. и критического изучения других источников воссоздается картина бегства архиепископа болгарской униатской церкви Иосифа Сокольского в Одессу в 1861 г., полностью опровергается версия его насильственного похищения, а также освещаются некоторые моменты его пребывания в России. Ключевые слова: архиепископ Иосиф Сокольский, Н. Геров, русская миссия в Константинополе, князь А. Б. Лобанов-Ростовский, митрополит Московский и Коломенский Филарет, вселенский патриарх Иоаким II.
Хатт-и хумайюн 1856 г., объявивший свободу вероисповедания в Османской империи, позволил католическим миссионерам существенно расширить и активизировать свою деятельность на Балканском полуострове, что привело к провозглашению 18 (30) декабря
1860 г. болгарской унии в епископальной церкви в Константинополе. Главой болгарской униатской церкви выбрали 74-летнего Иосифа Сокольского (около 1786-1879), архимандрита Сокольского монастыря. Он был торжественно рукоположен папой римским Пием IX в сан архиепископа и апостолического (апостольского) викария болгар-униатов в Сикстинской капелле 2 (14) апреля 1861 г. По возвращении в Константинополь Иосиф Сокольский был признан Высокой Портой миллет-баши болгаро-униатской общины, которая получала самые благоприятные перспективы для своего бытия и развития в структуре Османской империи. Но уже 6 (18) июня
1861 г. Сокольский неожиданно пропал, а объявился затем в Одессе, откуда он перебрался в Киево-Печерскую лавру, где провел 18 лет и где был похоронен. Внезапное исчезновение главы униатской болгарской церкви нанесло ей сильнейший удар, породило длительные организационные неурядицы и свертывание поступательного развития униатского движения.
С 1889 г., когда вышла в свет первая научная работа, основанная на архивных документах, — известная штудия В. А. Тепло -
ва1, прошло более века, но ясности в «деле Сокольского» так и не появилось, хотя было опубликовано достаточное количество исследований, в которых историки стремились выяснить обстоятельства отъезда архиепископа Иосифа в Россию, чтобы понять, как квалифицировать его действия. Скудость информации породила множество мнений практически по каждому сюжету. В зависимости от интерпретации действительно мизерного набора фактов и при их избирательности в историографии сложились три версии: 1) добровольное и продуманное со стороны Сокольского бегство; 2) бегство, совершенное Сокольским в результате обмана, посулов или хитрости; 3) насильственное похищение. Соответственно разнятся оценки историков этого события: спокойная констатация факта бегства Сокольского, согласованного с российской миссией в Константинополе2, «бесцеремонная, но крайне эффективная афера русской дипломатии»3, «брутальные» действия российского посланника в Константинополе князя А. Б. Лобанова-Ростовского4, похищение, совершенное методами Н. Макиавелли5. Под пером болгарских публицистов Сокольский, против которого Лобанов-Ростовский якобы организовал «репрессии», и вовсе превратился в «жертву русской антиболгарской политики», умершую одинокой и мучительной смертью далеко от Родины6.
Необходимы поэтому новые архивные документы, чтобы «дело Иосифа Сокольского» прояснилось и перестало трактоваться в зависимости от конфессиональной принадлежности историков или политической конъюнктуры.
Нам посчастливилось работать с архивным фондом директора Азиатского департамента МИД Е. П. Ковалевского (1856-1861), находящимся в Отделе рукописей при Российской национальной библиотеке, где сохранилось письмо вице-консула в Филиппополе (Пловдиве) Н. Герова (1860-1877) бывшему генеральному консулу в Адрианополе (Эдирне) Н. Д. Ступину (1856 — февраль 1861) от 4 (16) июля 1861 г., неизвестное в историографии. Ценнейшая информация в сочетании с внимательным и критическим изучением опубликованных источников позволяет восстановить события 1860-х гг.
Но прежде следует уточнить положение русской миссии в Константинополе после окончания Крымской войны: опытный дипломат А. П. Бутенев (1787-1866), который хорошо знал особенности Османской империи, поскольку был здесь посланником с 1830 по 1843 гг., и на которого поэтому была возложена непростая задача возобновления с ней дипломатических отношений, встретил враж-
дебность и подозрительность Высокой Порты, холодность Вселенского патриарха, отчужденность константинопольских болгар. Буте -нев занял позицию «дальновидного ожидания», уклоняясь от всякого непосредственного участия в греко-болгарском церковном вопросе7. Кроме того, первый драгоман миссии Э. Я. Аргиропуло (1856-1863), грек по национальности, не благоволил домогательствам болгар в церковном споре, стараясь выставлять их требования в неблагоприятном свете8.
После Бутенева русским посланником стал 35-летний князь А. Б. Лобанов-Ростовский (1859-1863). Однако и ему не удалось достичь доверительности в отношениях с константинопольскими болгарами. Они, по словам секретаря посольства Е. П. Новикова (18561862), все так же продолжали считать чиновников императорской миссии «людьми запоздалыми, жертвами обольщения ненавистного им Фанара»9. 6 марта 1861 г. из Одессы П. Н. Стремоухов, высокопоставленный чиновник МИД, с декабря 1861 по 1864 г. вице-директор Азиатского департамента, писал Е. П. Ковалевскому: «Вы, верно, знаете, что в Царьграде дела идут все хуже и хуже, но еще грустнее то, что наша миссия играет при этом самую жалкую роль. Все согласны в том, что одной из причин дурного хода болгаро-греческого дела то, что наши драгоманы или враждебны, или совсем равнодушны к болгарам и что нескромность нашей миссии до того велика, что никто из болгар не смеет и не хочет быть откровенным, и все они принуждены искать совета и поддержки в других местах»10.
В русской миссии поэтому не могли и предвидеть дальнейшего разворота греко-болгарского конфликта, вылившегося, с одной стороны, в самочинное провозглашение отделения болгарской церкви от Константинопольской патриархии (в пасхальную ночь 3 (15) апреля 1860 г.), о котором заранее была поставлена в известность Порта, а с другой — объявление о болгарской унии 18 (30) декабря 1860 г. Через три дня, 21 декабря 1860 г. (2 января 1861 г.), Лобанов-Ростовский, сообщая в Петербург о своих безуспешных попытках предотвратить унию, признавался: «Я потерпел поражение. В первый раз я полностью теряю надежду на улучшение в состоянии нашей несчастной Восточной церкви». 2 (14) января 1861 г. Александр II поставил на этом документе резолюцию: «Все это печально, но это все же не причина, чтобы поддаваться отчая-нию»11. Приходится с сожалением констатировать, что болгарский писатель и историк Т. Жечев ошибался, считая, что русская миссия в Константинополе «была хорошо информирована о состоянии
униатской общины и знала, где толкнуть, чтобы карточный домик
12
католической пропаганды развалился»12.
3 (15) января 1861 г. Азиатский департамент МИД издал секретный циркуляр для консулов в европейских провинциях в Турции, в котором предписывалось «следить с неусыпным вниманием за действиями иноверных пропаганд и всеми мерами стараться о поддержании в славянах чувств преданности их к православной церкви»13. Однако деятельность российских консулов не могла быть действительно эффективной из-за простой причины — малочисленности консульского корпуса: на начало 1861 г. дипломатические представительства России имелись в Адрианополе, Видине, Варне, Пловдиве, Салониках. К тому же в Салониках (с 1830 г.) служил 80-летний А. А. Мустоксиди (1780-1861), русскоподданный, грек по национальности, который, по словам консула в Битоле М. А. Хитрово (1861-1864), был «совсем чужд» славянскому делу14. Сам Хитрово прибыл к своему дипломатическому посту в Битоле только в середине марта 1861 г.
В Пловдиве маятник настроений болгарского населения резко качнулся в сторону присоединения к унии в связи с тем, что плов-дивский митрополит Паисий, признавший независимую болгарскую церковь в результате апрельской пасхальной акции, был отстранен Константинопольской патриархией от должности, отлучен и сослан на Афон15. 21 апреля (2 мая) 1861 г. Геров с тревогой сообщал Лобано-ву-Ростовскому о том, что уния страшна в Пловдиве тем, «что если она начнется, то это будет не людьми, не пользующимися хорошей репутацией, и банкротами, подкупленными пропагандой как в Константинополе, а лучшими из граждан, за которыми если не разом, то исподволь последует весь народ»16. Геров, как и многие деятели болгарского возрождения, воспринимал униатское движение как вполне реальную угрозу разделения болгарского народа на несколько исповеданий. Утрата целостности, нанося «большой ущерб церкви», негативно отразится на болгарском народе и лишит его «почвы для ожидания лучшего будущего»17, — писал Т. Бурмов, и круг сторонников этого суждения был очень широк.
Геров видел, что решение церковного греко-болгарского вопроса затягивается, что в тот период императорская миссия была бессильна как предотвратить расправу Вселенского патриарха Иоаки-ма II (1860-1863) с непокорными митрополитами Илларионом Мака-риопольским, Авксентием Велесским и Паисием Пловдивским, так и вызволить их из ссылки. Геров прекрасно понимал, что все его уси-
лия по борьбе с униатскими настроениями болгар Пловдива носят паллиативный характер, пока константинопольская уния торжествует победу и не решен кардинальным образом болгарский церковный вопрос. Кто подсказал российскому консулу идею уговорить главу болгарской униатской церкви архиепископа Иосифа бежать в Россию — неизвестно. Очень вероятно, что Геров, будучи креативной личностью, сам пришел к этой мысли, поскольку тонко чувствовал своих соплеменников, а также знал, что переход священника в другую конфессию неминуемо влечет переход и всей его паствы, чем широко пользовались и католические миссионеры, и русские консулы. К тому же возникновению этой идеи могло способствовать близкое знакомство Герова с Сокольским и знание его характера.
Дело в том, что в 1858 г. настоятель Сокольского монастыря архимандрит Иосиф прислал в Петербург прошение на высочайшее имя, в котором от себя и от имени братии отдавал монастырь в распоряжение Императорского двора, ходатайствуя о выдаче ему на то Высочайшей грамоты. Он также просил, чтобы при монастыре была устроена Духовная академия, а в городах России (С.-Петербурге, Москве, Киеве, Одессе, Тифлисе) — подворья монастыря, которые бы приносили монастырю доход и где могли бы останавливаться молодые болгары, приехавшие в Россию для учебы. Но по международному праву ни частное лицо, ни какое-либо общество не могло без согласия своего правительства «уступить себя и свою недвижимую собственность чужому правительству». Впрочем, министр иностранных дел А. М. Горчаков находил полезным обратить внимание Бутенева на эту обитель с целью оказывать ей покровительство18.
Полученное от императорской миссии (16 (28) июня 1858 г.) через Ступина «весьма секретное» задание выяснить все подробности о монастыре и его настоятеле Геров выполнил просто блестяще19. Следуя совету Ступина «посетить лично» Сокольский монастырь «под каким-либо благовидным предлогом: поклонения святыне, свидания с коммерческими людьми по частным делам и тому подобное»20, Ге -ров «заблаговременно разгласил», что отправляется в отпуск в Ру-щук для свидания с одним из своих родственников, живущим в Бухаресте, и рассчитал время так, чтобы оказаться накануне храмового праздника Сокольского монастыря — 15 (27) августа — на дороге из Казанлыка в Габрово среди паломников, едущих по той же дороге в монастырь. Российский дипломат не мог не заехать «мимоходом на час» в монастырь, чтобы его видеть, но «под предлогом болезни» ему
пришлось остаться там «столько времени, сколько нужно для собрания требуемых сведений». Затем, чтобы не возбуждать подозрений, Геров, не заезжая в Габрово, двинулся далее. Требуемую информацию он представил 29 августа (10 сентября) 1858 г. лично Ступину, возвращаясь из поездки в Пловдив через Адрианополь.
Оказалось, что в 1833 г. Иосиф Сокольский основал монастырь в 9 км от Габрово в очень живописной местности. Однако он более заботился об удобстве помещений для гостей, которые приезд в монастырь расценивали скорее как загородную прогулку. Церковь же оставалась в пренебрежении, она не только не имела никаких украшений, но и стояла не отштукатуренной внутри, не имела храмовой иконы Успения. Герова поразила бедность церкви, невиданная им прежде нигде в Болгарии. Российский дипломат советовал поэтому устроить духовное учебное заведение в монастыре Св. Иоанна Рильского, который был более известен болгарам и имел большее значение, чем Сокольский монастырь. Об архимандрите Иосифе Геров отзывался как о предприимчивом, но «нисколько не образованном» и легковерном человеке с «неровным характером», «он готов на все, о чем бы только сказали ему, что полезно монастырю, и не думает о последствиях»21. Думается, что Геров не мог не заметить у настоятеля монастыря непомерного тщеславия. Впоследствии, в 1860 г., Сокольского, снедаемого честолюбивым желанием получить архиерейский сан22, как свидетельствовал Т. Бурмов, вовлекли в унию.
Геров был уверен, что ему «удастся склонить Иосифа возвратиться в православие», поэтому он, никому ничего не говоря о своем «плане», «вызвал предписание князя Лобанова приехать в Кон-стантинополь»23. Понятно, что российский вице-консул не мог сам являться к Сокольскому, за которым так или иначе осуществлялся контроль со стороны католических миссионеров. Теплов указывал, что «иезуиты охраняли вернувшегося из Рима в Константинополь Сокольского с особым тщанием и берегли как зеницу ока»24. Ге -ров привлек к реализации своего замысла своих соотечественников П. Славейкова и Апостола Конкова: они убедили архиепископа «удалиться из униатской церкви». Позднее Геров хлопотал о возмещении им их издержек, которые появились при выполнении этого поручения, и о вознаграждении обоих исполнителей, которое он им обещал25.
Аббат Е. Боре, руководитель ордена лазаристов и его миссий на Востоке, в одном из докладов признавал свою ошибку в том, что Со-
кольского, отличавшегося, по его словам, наивностью, вовремя не оградили от посещений сомнительных светских личностей и священников, преданных русским, которые «обрабатывали его в духовном отношении»26.
Согласно депешам Лобанова-Ростовского, архиепископа Иосифа не пришлось долго уговаривать: «мучаясь угрызениями совести и утомясь зависимостью от латинян», он «желал почетно уединиться» в своем Сокольском монастыре, но понимал, что «за его отступничество» его не приняли бы ни монахи, ни народ. К Вселенскому патриарху Сокольский идти боялся, так как «опасался со стороны латинских миссионеров взыскания денег, на него употребленных». «Из всех сих затруднений нашел он себе единственный исход — удаление в Одес-су»27, — писал российский посланник. Кирилл, патриарх болгарский, среди причин, подвигнувших Сокольского на бегство в Россию, выделил следующие: болгары-униаты обманулись в своей надежде на обретение самостоятельной церкви, так как миссионеры католического ордена Св. Лазаря, апостолический викарий в Константинополе П. Брунони, армяно-католический архиепископ Хассун, а также польские эмигранты стремились полностью их подчинить. Кроме того, католики посягали на восточно-православный литургический обряд и вероучение Восточной церкви, что в совокупности рождало внутренние конфликты и усиление раздоров в болгарской униатской общине. Сокольский, проявивший свое несогласие с некоторыми правилами католической обрядности еще в Риме, также был недоволен унией: он понял, что его обморочили, и, по свидетельству униатского дьякона, впоследствии видного политического деятеля Т. Икономова, даже подумывал бежать в Сербию28.
Когда Сокольский в результате «хлопот» Герова «склонился уехать в Россию», последний отправился в Буюк-дере, летнюю резиденцию русской миссии, чтобы узнать у посланника, позволят ли болгарскому униатскому архиепископу въехать в Россию. На пароходе Геров встретил первого драгомана миссии Аргиропуло, которому сообщил о своем намерении. Аргиропуло стал уговаривать дипломата «удержать Иосифа в унии до решения болгарского вопроса, потому что с расстройством унии патриарх уверится в том, что болгары не переменят своей религии, и сделается еще упрямее и неуступчивее». Но Геров был непреклонен. В миссии он первым встретил секретаря Новикова, который сразу побежал к Лобанову-Ростов-скому с новостью о том, что Геров «склонил Иосифа отказаться от унии». Князь при Герове написал депешу министру иностранных
дел А. М. Горчакову, испрашивая разрешение послать архиепископа Иосифа в Одессу. Но при этом посланник предупредил вице-консула, что в случае неудачи тот «должен взять на свою ответственность все», «то есть, что я обманываю министерство»29, — пояснял Геров слова Лобанова-Ростовского.
По дате в докладе Горчакова Александру II, где он спрашивал приказа императора дозволить графу А. Г. Строганову, новороссийскому и бессарабскому генерал-губернатору (1855-1862), дать убежище в Одессе как Сокольскому, так и другим болгарским священникам-униатам, которые пожелали бы его сопровождать, можно установить день, когда имели место вышеописанные события в Бу-юк-дере, — 1 (13) июня 1861 г. Царь написал на докладе министра: «Очень любопытно, лишь бы только мы смогли этим воспользоваться, чтобы заставить их вернуться в лоно православия», и добавил свою резолюцию «Согласен»30.
Болгарская исследовательница З. Маркова, работавшая в архивах Москвы и Ленинграда, обнаружила секретные телеграммы, которыми обменялись с 1 (13) по 7 (19) июня 1861 г. А. М. Горчаков, А. Г. Строганов и А. Б. Лобанов-Ростовский. К сожалению, она не раскрыла их содержание, а только подчеркнула, что акция с Сокольским была организована строго секретно: о ней знали правительство, лично император и Горчаков31. Болгарский ученый Н. Генчев ошибочно считал, что период внимательного обсуждения в высших сферах России «идеи похищения» Сокольского растянулся на целых 17 дней — с 1 июня (упоминавшийся доклад Гор -чакова императору) до 18 июня 1861 г.32 К сожалению, болгарский историк не принял во внимание тот факт, что в России использовался юлианский календарь, а день бегства Сокольского — 18 июня 1861 г. — дан по григорианскому календарю, употребляемому в Западной Европе.
А тем временем Геров, убедившись в положительном ответе начальства, составил дальнейший «план»: «Иосиф бежал из униатской церкви, поехал в Буюк-дере, просидел тут целый день на стассио-нере "Инкерман"*33 до прихода одесского парохода, на котором отправлен в Одессу»34. Геров в письме к Ступину не сообщал многих деталей побега Сокольского, которые впоследствии стали известны
* Стассионер (стационер, станционер — 81аИппа1ге) — военное судно, несущее сторожевую службу в портах колоний, полуколоний. «Инкерман» — пароход, железный в 90 л. сил, спущен на воду в 1857 г., имел 4 орудия, длина — 150 ф., ширина — 20 ф. 6 д.
в историографии и которые с учетом критического прочтения соответствующих источников весомо дополняют картину происшедшего. Из исследования В. А. Теплова следовало, что Сокольский бежал из-под почетной стражи и на простом трехпарном каике* прибыл в Буюк-дере. Здесь он встретился с русским посланником князем Ло-бановым-Ростовским, перед которым «упал на колени и, изъявляя горькое свое раскаяние во всем прошлом, умолял князя спасти его от иезуитов». Посланник потребовал от Сокольского, который был облачен как католический прелат, переменить фиолетовую одежду и такие же чулки «на подобающую бывшему православному духовному». Вторично принятый князем Сокольский, переодетый в «платье дьякона посольской церкви Акакия», который был одного с ним роста, вновь повторил свою просьбу «спасти его из когтей католического духовенства». Лобанов-Ростовский предложил ему сесть на пароход, который через час отходил в Одессу, так как тот день был почтовым. После минутного размышления Сокольский решился следовать совету князя35. Теплов, сообщая о «неожиданном» приходе Сокольского в миссию, или действительно не знал всех подробностей, или лукавил. Без сомнения, Лобанов-Ростовский разыграл перед архиепископом Иосифом спектакль, в котором мастерски «исполнил роль человека, только что узнавшего о случившемся»36, что совершенно верно подметил Т. Жечев.
Впрочем, иеромонах Гавриил в письме от 24 июня (6 июля) 1861 г. архимандриту Петру (П. А. Троицкому), настоятелю посольской церкви в Константинополе (1858-1860) и в Афинах (с августа 1860), сообщал, что Сокольский «просил у посланника позволения и средств поехать в Россию, и просьба его немедленно была исполнена среди общего изумления и радости русских»37. Для иеромонаха Гавриила появление Сокольского в русской миссии явилось полной неожиданностью, но он подчеркнул, что это событие точно так же восприняли и другие ее сотрудники. Таким образом, можно с уверенностью предположить, что «план» Герова действительно держался в тайне: о нем знали только несколько посвященных лиц.
Важно, что и доклад австрийского посланника в Константинополе барона А. Прокеша фон Остена от (30 июня) 12 июля 1861 г. подтверждает информацию Герова, Теплова и иеромонаха Гавриила
* Каик — (тур. кау1к) небольшая легкая узкая гребная лодка
длиной 12-15 м, использовавшаяся в проливе Босфор. Трехпарный каик — это судно с тремя парами весел, то есть с шестью гребцами.
о состоявшемся «долгом разговоре» Сокольского с Лобановым-Ро-стовским в летней резиденции, после чего униатский архиепископ сел на корабль, стоявший перед виллой посланника (стассионер), который, по сведениям Прокеша, отвез его до входа в Черное море, где ждал пассажирский пароход, направлявшийся в Одессу38.
Из письма Герова Ступину выявляется очень важное обстоятельство — ожидание Сокольским в течение целого дня русского корабля, а не наоборот. Название парохода — «Эльбрус» (двухпалубный товаро-пассажирский пароход «Эльборус». — М. Ф), на борт которого поднялся Сокольский в сопровождении Славейкова, установил И. Софранов из обнаруженного им письма генерального папского консула в Одессе Гупписича (I Оирр1еюЬ) государственному секретарю папы Пия IX кардиналу Антонели. Пароход принадлежал акционерному «Русскому обществу пароходства и торговли». Пассажиры не имели паспортов, но капитан корабля, как докладывал Гуп-писич, их принял по требованию русского посланника в Константинополе. В Одессе, также по письму Лобанова-Ростовского к генерал-губернатору, Сокольский был размещен в доме соотечественника и купца Н. М. Тоскова (Н. М. Тошкова), чтобы затем следовать в Москву. Славейков же тотчас отправился назад в Турцию39.
Известно, что за навигацию в 1861 г. на Константинопольско-Одесской линии кораблями «Русского общества пароходства и торговли» было произведено 50% рейсов40. Геров, зная расписание регулярных рейсов на Одессу, приурочил побег Сокольского к приходу парохода «Эльборус», которого, впрочем, в течение многих часов ожидали, находясь на военном корабле «Инкерман». Сокольского не оставили в летней резиденции русской миссии ждать «Эльборуса» скорее всего из-за обычной предосторожности — чтобы раньше времени случайные посетители не увидели униатского архиепископа в не подобающих для него облачениях и месте. Переодевание Сокольского было произведено также с соблюдением тайны: за другой одеждой не посылали в Константинополь, а воспользовались платьем дьякона. И паспорт не был оформлен из тех же соображений конспирации.
Таким образом, благодаря сведениям из письма Герова от 4 (16) июля 1861 г., которые вполне подкреплены докладом барона Прокеша, мы теперь знаем, что из-за Сокольского русское правительство не стало посылать специальное судно в Константинополь, которое, как следовало из трудов многих болгарских ученых, «под парами» только ожидало появления архиепископа, чтобы тут же
взять курс на Одессу41. При этом болгарские историки, придерживающиеся, как правило, версии похищения, пропускают в событийной канве такой важный сюжет, как приезд Сокольского в летнюю резиденцию русской миссии: архиепископ Иосиф якобы сразу пересаживается с турецкого судна на русский пароход, не встречаясь с Лобановым-Ростовским.
Следовательно, информация М. Радивоева, которому так доверяли многие болгарские историки, указывая на то, что с ним сведениями поделился сам Славейков в период их совместной работы в редакции газеты «Македония» (1867-1868)42, оказывается неверной. Радивоев писал в 1912 г., что Славейков убедил Сокольского в том, что все болгары, включая митрополитов Иллариона Макариополь-ского и Авксентия, осознали, что осталась единственная возможность отделиться от Вселенской патриархии, признав Сокольского патриархом всего народа. А поскольку провозглашение должно было состояться в Буюк-дере, где уже ожидали все народные представители от болгарских провинций (30 человек) и первые лица константинопольской болгарской общины, то необходимо было с собой взять грамоту от папы римского и берат от султана. 6 июня 1861 г. на катере, заранее приготовленном русской миссией в Константинополе, они добрались до Буюк-дере, где «их ждал пароход по предварительной договоренности с ним через Н. Герова и некоторых видных бол-гар»43. Именно эти сведения дали повод некоторым историкам считать, что Сокольского обманули, что «сладкоречивый» Славейков применил к Сокольскому хитрость и обманом заманил на русский корабль, который якобы внезапно повернул на Одессу. На самом же деле все происходило гораздо прозаичнее, без вероломства и «шпионских страстей».
В документах Филарета, митрополита Московского и Коломенского, сохранилась копия с шифрованной депеши Лобанова-Ростовского от 7 (19) июня 1861 г., в которой князь сообщал, что архиепископ Иосиф отправился 6 июня в Одессу с намерением отречься от католицизма. Лобанов-Ростовский также просил Горчакова «рекомендацию его оказать содействие радушному приему духовными властями в Одессе и к доставлению ему средств существования»44.
Российский посланник в Константинополе «удостоился лестным отзывом» Александра II «о его образе действий и звезды Св. Анны» (то есть ордена Св. Анны 1-й степени), присланной ему с первой же почтой, пришедшей после этих происшествий из России в Константинополь45. Геров был уязвлен: он писал Ступину с
обидой о том, что «начальство так справедливо», что приписывало себе эту заслугу, вместо того чтобы хлопотать о его вознаграждении, и «этим научит» его, «как надобно вперед служить». Однако Геров издержал около 250 руб. серебром, и его главный агент, которому он обещал за труды и расходы 300 руб. сер., также потратился. Вице-консул надеялся на Ступина, находившегося в Петербурге, чтобы, по крайней мере, «не терпеть убытка»46. Ступин передал письмо Герова Ковалевскому, который сохранил этот документ в своих бумагах. А Геров получил заслуженную награду и возмещение материальных затрат. Деньги по его ходатайству были заплачены Славейкову и Конкову.
«Прибытие архиепископа Иосифа в Россию приносит с собой вопрос: что с ним делать?»47, — откровенно писал 1 (13) июля 1861 г. Горчакову Филарет, митрополит Московский и Коломенский, мнением которого чрезвычайно дорожили в министерстве иностранных дел России. Покидая униатскую церковь в Константинополе, Сокольский помимо апостолического бреве и султанского берата прихватил с собой «много великолепных подарков, крестов, митр, пастырских жезлов, мощей, денег и скрылся как вор», сообщала газета «Le Journal de Constantinople». Аббат Боре утешался лишь тем, что Сокольский не смог взять с собой чашу, подаренную папой римским, поскольку ее доставили позже48. Данный факт также убедительно свидетельствует о том, что Сокольский готовился бежать в Россию и заблаговременно уложил и упаковал все упоминаемые ценности. Новости прессы вызвали закономерное беспокойство у митрополита Филарета: «не может ли случиться, что здесь поспешно будут ему (Сокольскому. — М. Ф.) оказаны почести, а потом по судебному преследованию потребуют выдачи его?» Митрополит Филарет предложил «из предосторожности» разместить Сокольского в Киеве, «доколе обстоятельства лучше уяснятся»49.
Согласно распоряжению новороссийского и бессарабского генерал-губернатора от 30 июня (12 июля) 1861 г. Сокольскому и его сопровождающему была выдана подорожная до Киева на 4 почтовые лошади50. Количество лошадей нам указывает на то, что Сокольского в России принимали не как архиепископа униатской болгарской церкви, а как архимандрита монастыря 3-го класса (чиновника 8 класса).
Сокольский, поселившийся в Киево-Печерской лавре, «был принят в общение православной церкви», поскольку дважды вместе с митрополитом Киевским и Галицким Арсением совершал боже-
ственную литургию. Он подписал в Киеве акт, в котором «признавал свою погрешность» и просил прощения у Константинопольского патриарха Иоакима II. Сокольский также просил Св. Синод, чтобы тот «изрек ему прощение» от патриарха и «разрешение от всякого отлучения». Он признавался, что не явился к патриарху из опасения «подвергнуть опасности свою жизнь или, по крайней мере, свободу». Однако он не может возвратиться теперь, «чтобы не быть невольной виной новым волнениям народным». Кроме того, он опасался, что в случае возвращения в Турцию «западная пропаганда может схватить его, держать в плену и действовать его именем ко вреду православия»51. Этот документ был прислан митрополиту Филарету Горчаковым при отношении от 6 (18) ноября 1861 г. Митрополит Московский и Коломенский, имея сведения из письма настоятеля церкви при русской миссии в Константинополе архимандрита Антонина от 7 (19) октября 1861 г. «о строгом суждении» Иоакима II о Сокольском, считал, что «российской иерархии потребна великая осторожность и проницательная предусмотрительность в отношении к иерархии константинопольской и именно к нынешнему Вселенскому патриарху, весьма своеобразно и исключительно мудрствующему»52. «Единство церквей требует, чтобы Св. Синод действовал единообразно со святейшим патриархом, но это не всегда удобно»53, — писал митрополит Московский и Коломенский.
Филарет не рекомендовал Св. Синоду напрямую обращаться к Иоакиму II, так как в случае отказа «дело пришло бы в неразрешимое положение и обнаружило бы важное нарушение согласия церквей, не без опасности дальнейшего вреда». Филарет предложил два варианта сношения со Вселенским патриархом. Русская миссия в Константинополе «доверенным словесным представлением патриарху» выяснила бы, позволит ли он Св. Синоду ходатайствовать перед ним о прощении Иосифу. «Такая почтительная скромность не только не угрожала бы раздором, но и располагала бы патриарха к дружелюбному снисходительному ответу». Или поручить архимандриту Антонину «смиренно довести до сведения Вселенского патриарха, что российское духовенство находит полезным для православной церкви, чтобы Иосифу оказано было снисхождение и чтобы Св. Синод решился бы ходатайствовать пред патриархом о прощении Иосифу, если бы имел надежду благосклонного принятия сего ходатайства»54.
Следует подчеркнуть, что Сокольский надеялся на то, что Россия ему поможет вернуться назад в Османскую империю с признани-
ем Патриархией его епископского звания и «получением кафедры»55. Именно это важное, на наш взгляд, обстоятельство, объясняющее пребывание Иосифа в России, упускают из виду многие болгарские историки. Архимандрит Порфирий (К. А. Успенский), ученый-востоковед, византолог, организатор Русской духовной миссии в Иерусалиме, в своем дневнике от 14 (26) декабря 1861 г. записал, что Вселенский патриарх Иоаким принимал раскаяния Сокольского, но с тем условием, чтобы «он как простой монах жил на Афоне и там оплакивал бы свой грех; однако изменник вере отцов и римскому папе не захотел спасаться на Афоне»56.
30 марта 1862 г. во время приема Константинопольский патриарх отвечал архимандриту Антонину, что готов принять Сокольского в лоно православия, «снисходя виновному до того, что признает его в том же священном сане, какой имел до объявления себя униатом, в уважении его раскаяния». Архимандрит Антонин попытался переменить позицию Иоакима II, с тем чтобы тот утвердил архиерейский сан Иосифа. Патриарх был тверд в своем решении: он считал, что это «подействует на болгар пагубно», поскольку пропаганда, «опираясь на пример Иосифа, будет уверять совращаемых, что существующей разницы между двумя церквами нет, так как таинства одной принимаются и признаются другой, а последние в надежде незаконного производства в церковные чины и достоинства будут с охотой склоняться на унию, зная, что оставив ее потом, они удержат за собой ту или другую полученную в ней степень священничества»57.
В 1867 г. похожий сценарий бегства в Россию едва не был разыгран по отношению к болгарскому униатскому епископу Рафаилу Попову (1865-1876). В доверительном отношении от 14 (26) января 1867 г. обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой сообщил Филарету, что посланник в Константинополе Н. П. Игнатьев (1864-1877) «от доверенных лиц получил уведомление» о высказанном будто бы болгарским униатским епископом Рафаилом «намерении возвратиться в православную веру и бежать в Россию впредь до решения болгарского вопроса, то есть до того времени, когда ему возможно будет получить одну из болгарских епархий». Филарет недоумевал, как мог Рафаил питать надежду получить болгарскую кафедру, если патриарх не признал Иосифа, что «сделало на болгар неприятное впечатление». «Надобно ли открывать путь другому, подобному делу, и еще худшему по качествам Рафаилу?» Филарет считал, что Рафаила следовало предупредить, что если он обратится в православие и приедет в Россию, то «по единоверию и любви к болгарам» ему
будет доставлено пребывание и содержание, но без обнадеживания, что будет признано его епископство и получена кафедра58.
С 25 февраля 1862 г. Сокольскому было назначено значительное пособие — 60 руб. ежемесячно (720 руб. в год), в 1868 г. ежегодная сумма была увеличена на 1000 руб.59 Ст. Станимиров, племянник Сокольского, вспоминая свое общение с ним в 1875-1879 гг. (во время учебы в Киевской духовной семинарии), писал, что тот ни в чем не нуждался, получая от Лавры продукты в изобилии, имея в собственном распоряжении «отличный фаэтон». Он даже мог оказывать материальную поддержку болгарским студентам, учившимся в Киеве. Летом Сокольский проживал на «Болгарском хуторе» в Китаевской пустыни, где выращивал виноград, в июле 1876 г. ездил в Одессу, чтобы купаться в Черном море60.
Из мемуаров Станимирова явствует, что за Сокольским в Киеве отнюдь не осуществлялся жесткий контроль, и он был вполне самостоятелен в своих действиях, хотя Н. Геров еще в сентябре 1861 г. требовал надлежащего за ним надзора. Дипломат предупреждал, что «агенты римской пропаганды» намерены войти с Сокольским в контакт, чтобы он подписал прошение на имя французского посланника в Петербурге о покровительстве и возвращении в Константинополь. Геров предсказывал, что Сокольский, заскучав в Киеве, «рано или поздно, но непременно возымеет желание возвратиться в здешний край и, выжив из ума, легко соблазнится льстивыми обещаниями католиков и подпишет» прошение «точно так же, как делал здесь, пока был с униатами»61. Но тогда тревога дипломата оказалась ложной: агенты римской пропаганды «не смели или не находили возможности обращаться» к Сокольскому «со своими обольстительными убеждениями принять снова унию», да и сам Сокольский «не вошел и не расположен войти в сношения» с поляками62, — сообщал митрополит Арсений в октябре 1861 г.
Сокольский тосковал по своей родине, но он не желал возвращаться туда в прежнем статусе архимандрита. Его положение в Киево-Печерской лавре также оставалось двойственным и неопределенным: не получивший официального прощения от Константинопольского патриарха униатский архиепископ молился и служил в православном монастыре при снисхождении Св. Синода, который, соблюдая мир между российской и греческой церквами, также не пошел на официальное признание Иосифа. Один только киевский митрополит «вошел в общение» с Сокольским. Сокольский был похоронен как архимандрит, а не как архиепископ.
Таким образом, письмо Н. Герова от 4 (16) июля 1861 г. в комплексе с другими источниками убедительно свидетельствует о том, что «дело Иосифа Сокольского» было разработано и осуществлено именно представителями болгарского народа при довольно пассивной роли российской миссии в Константинополе. В данном случае, как, впрочем, и во многих других, Н. Геров руководствовался прежде всего чувством ответственности болгарского патриота за свой народ, за его интересы и его будущее. Должность российского вице-консула только облегчала ему выполнение поставленной задачи. Рассмотренные документы также доказывают, что Сокольский совершил побег в Россию вполне добровольно и осознанно (прихватив с собой значительные ценности). Он искренне раскаялся в содеянном переходе в униатство, но чрезмерное честолюбие не позволяло ему возвратиться в Турцию в прежнем сане. Выгоды материальной обеспеченности в России также были весьма для него привлекательны, и их не стоит упускать из виду. Сокольского не следует поэтому представлять как жертву коварного похищения русской дипломатии и как несчастного мученика, оставшегося «в неволе» верным униатству.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Теплов В. А. Греко-болгарский вопрос по неизданным источникам. СПб., 1889.
2 Кирил, патриарх Български. Католическата пропаганда сред българите през втората половина на XIX век. София, 1962. Т. 1. (18591865). С. 276.
3 Маркова З. Българският църковен въпрос в руската историческа литература // Избрани съчинения: в 2 т. София, 2008. Т. 2. С. 207.
4 Генчев Н. Франция в българското духовно възраждане. София, 1979. С. 168.
5 Софранов И. История на българското движение за единение с католическата църква през XIX век. София, 2009. С. 115; Узунова М. Уч-редяването на католическата църква от източен обряд в България през възраждането. София, 2006. С. 60.
6 Радев М. Архиепископ Йосиф Соколски и една несбъдната българска мечта // de-zorata.de>blog/2015/10/05/imalo-edno-vereme-...
7 Русия и българското национално-освободително движение. 1856-1876. София, 1987. Т. 1. Ч. 1. С. 134.
8 Там же. С. 138.
9 Там же. С. 390.
10 Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее — ОР РНБ). Ф. 356. Оп. 1. Д. 336. Л. 12-12 об.
11 Русия... С. 513-514.
12 Жечев Т. Българският Великден или страстите български. София, 1976. С. 205.
13 Архив на Найден Геров. София, 1931. Т. 1 (далее — АНГ). С. 189-190.
14 ОР РНБ. Ф. 356. Д. 362. Л. 6.
15 АНГ С. 190-191, 222-223, 249.
16 Там же. С. 251.
17 Стоянов-Бурмов Ф. Греко-болгарская распря // Русский вестник. 1886. Т. 181. № 1. С. 149.
18 Русия. С. 206-208.
19 АНГ. С. 64.
20 Там же. С. 61.
21 Там же. С. 64-66.
22 Русия. С. 504.
23 ОР РНБ. Ф. 356. Д. 439. Л. 1.
24 Теплов В. А. Греко-болгарский вопрос. С. 48.
25 АНГ. С. 256-257.
26 Софранов И. История на българското движение. С. 101.
27 Филарет. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского по делам православной церкви на Востоке. СПб., 1886. С. 284-285.
28 Кирил, патриарх Български. Католическата пропаганда. С. 266-271.
29 ОР РНБ. Ф. 356. Д. 439. Л. 1.
30 Русия. Т. 1. Ч. 2. С. 119.
31 Там же. С. 207.
32 Генчев Н. Франция в българското духовно възраждане. С. 164.
33 Веселаго Ф. Ф. Список русских военных судов с 1668 по 1860 год. СПб., 1872. С. 502.
34 ОР РНБ. Ф. 356. Д. 439. Л. 1-2.
35 Теплов В. А. Греко-болгарский вопрос. С. 48-49.
36 Жечев Т. Българският Великден или страстите български. С. 205-206.
37 Петров Н. П. Начало греко-болгарской распри и возрождения болгарского народа. Киев, 1886. С. 100.
38 Кирил, патриарх Български. Католическата пропаганда. С. 272-273.
39 Там же. С. 104-105.
40 Скальковский К. Русский торговый флот и срочное пароходство на Черном и Азовском морях. СПб., 1887. С. 541.
41 Генчев Н. Франция в българското духовно възраждане. С. 165; История на българите: В 8 т. София, 2004. Т. 2. Късно средновековие и възраждане / Под ред. на Г. Марков. С. 593-594; Узунова М. Учредяване-то на католическата църква... С. 60.
42 Каравълчев В. Някои бележки върху личността на първия униатски архиепископ Йосиф Сококолски // Христианство и култура. 2011. № 64. С. 139-140. http://www.dveri.bg/component/com_content/Itemid,321/ id, 14087/view,article/
43 Радивоев М. Време и живот на Търновския митрополит Илари-она (Макариополски). София, 1912. С. 184-185.
44 Филарет. Собрание мнений и отзывов. С. 282.
45 Теплов В. А. Греко-болгарский вопрос. С. 48-49.
46 ОР РНБ. Ф. 356. Д. 439. Л. 2.
47 Филарет. Собрание мнений и отзывов. С. 284.
48 Кирил, патриарх Български. Католическата пропаганда. С. 275.
49 Филарет. Собрание мнений и отзывов. С. 287.
50 Каравълчев В. Някои бележки.
51 Филарет. Собрание мнений и отзывов. С. 310.
52 Там же. С. 309.
53 Там же. С. 282.
54 Там же. С. 311.
55 Там же. С. 366.
56 Порфирий (Успенский К. А.) Книга бытия моего. СПб., 1902. Т. 8. С. 5.
57 Филарет. Собрание мнений и отзывов. С. 329.
58 Там же. С. 365-366.
59 Каравълчев В. Холмската миссия на Йосиф Соколски и краят на Брест-литовската уния // Христианството и култура. № 65. 2011.Шр:// www.dveri.bg/component/com_content/Itemid,321/id,14597/view,article/
60 Станимиров Ст. Спомените ми за архиепископа Иосифа Со-колски // Известия на Историческото дружество в София. Кн. V. 1922. С. 134, 141, 144.
61 Из архивата на Найден Геров. София, 1911. Т. 1. С. 998.
62 Филарет. Собрание мнений и отзывов. С. 306.
M. M. Frolova
To the history of escape to Russia of Archbishop of the Bulgarian Uniate Church Joseph Sokolsky (1861)
In the article based on the unknown in the historiography letter of the Russian diplomat N. Gerov [4 (16) July 1861] and on the critical study of other sources a picture of escape of Archbishop of the Bulgarian Uniate Church Joseph Sokolsky to Odessa in 1861 is reconstructed. It is completely refuted version of his abduction, and some moments of his stay in Russia are considered. Keywords: Archbishop Joseph Sokolsky, N. Gerov, Russian Mission in Constantinople, Prince A. B. Lobanov-Rostovsky, Metropolitan of Moscow and Kolomna Filaret, Patriarch of Constantinople Joachim II.
