CC BY
80© А.П. Чередниченко, 2017
(У
Метеор-Сити
НАУКА РАЗВИТИЯ
№2/201 7
РУССКИЙ ЯЗЫК В КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ
АНТОНИНА ПЕТРОВНА ЧЕРЕДНИЧЕНКО
Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и методики преподавания русского языка Южно-Уральского государственного гуманитарно-педагогического университета, г. Челябинск, Россия
К ИСТОКАМ ОФИЦИАЛЬНО-ДЕЛОВОГО СТИЛЯ: О ФУНКЦИОНАЛЬНО-СИНТАКСИЧЕСКОЙ НЕОДНОРОДНОСТИ ДЕЛОВОГО ЯЗЫКА В РОССИИ XVIII СТОЛЕТИЯ
Аннотация. В статье рассматриваются особенности функционирования сложных конструкций в деловой письменности начального периода формирования русского национального языка, предшествующего окончательной стилистической «стратификации» русской устной и письменной речи, которая в Х!Х столетии окончательно сформировала стилистическую дифференциацию устных и письменных форм коммуникации.
Ключевые слова: сложное предложение, деловой язык и деловая письменность, синтаксический строй и грамматические средства связи в деловой письменности, архаика и новое в складывающемся официально-деловом стиле.
Развитие грамматической формы сложных конструкций в русском языке исторического периода характеризуется не столь существенными сдвигами в строении и значении, в отличие, например, от состава лексики, фразеологии, морфологии гла-
голов и имен, служебных частей речи, типов простого предложения, в том числе осложненного, и порядка слов. Генетически почти все разновидности сложных конструкций восходят к общеславянскому периоду, то есть становление норм русского
© А.П. Чередниченко, 2017
сложного предложения связано не столько с рождением и формированием новых его моделей, сколько со шлифовкой, совершенствованием этих моделей в разных сферах функционирования языка: отбор союзных средств связи, развитие семантически значимых позиций придаточных, замена гипопаратактических структур гипотактическими, возникновение разнообразных аналогов союзов, в том числе фразеологического типа. Указанные структурные изменения в строе сложного предложения
— необходимое следствие эволюции его семантики, синтаксических связей и отношений, магистральный путь развития которых — тенденция к дифференциации значений между предикативными частями при возможно точной вербальной выраженности этих значений.
К началу исторического периода древнерусский язык обладал развитой системой форм сложного предложения. Парадигматически в Х1У-ХУ1 вв. в памятниках письменности представлены почти все типы сложных конструкций не только двухкомпонентого состава, но и полипредикативные, зафиксированные в современном русском языке.
Специфическими для древнейшего периода, полностью утраченными к концу XVII в., были лишь конструкции «цепного нанизывания» и предложения гипопаратактического строя. Следовательно, к XVIII столетию русский язык подошел с хорошо развитой системой синтаксических моделей сложных конструкций и типовых семантико-синтаксических отношений, выражаемых с помощью этих моделей. Даже в тех жанрах деловой письменности ХVII-ХVIII вв., которые, по словам В.В. Виноградова, находились на «периферии литературности» и , значит, подвергались влиянию строя устно-разговорной, ненормированной речи, мы не находим специфических для более ранних эпох развития языка моделей и отношений, которые не были бы зафиксированы, скажем, столетием раньше или позже.
Строй сложных конструкций в XVIII столетии по сравнению с предшествующей эпохой
— отражение довольно пестрой картины
о
Метеор-Сити
НАУКА РАЗВИТИЯ
№2/201 7
функционирования самых разных языковых средств выражения, когда стремительно шла выработка общенациональной синтаксической нормы. В структуре и семантике сложных конструкций в XVIII в. еще обнаруживаются архаические, свойственные XVI-ХVII вв. элементы, существенные изменения происходят в объеме предложений разного типа, заметно иноязычное (латино-польское, немецкое) влияние на синтаксис сложного предложения в этот период. Синтаксически тяжеловесный облик текстов любых стилей и жанров XVIII в. создают не столько свойственные этому времени какие-то новые модели сложных синтаксических конструкций и их лексико-семантическое наполнение, сколько закономерности порядка слов и сочетание этих моделей в сложные структурно-смысловые комплексы.
В первой половине XVIII в. неорганизованность, по сравнению с современной, в сфере синтаксиса была весьма значительной. В.В. Виноградов, говоря о большой пестроте синтаксических форм в разных стилях и жанрах литературного языка того времени, отмечает смешение характерных для старого, примитивного письменно-делового языка «присоединительных» разговорных или связанных союзами и, а, да, но конструкций, церковно-славянских, книжно-архаических, а также построений, следующих правилам и ухищрениям юго-западной (латино-польской) риторики. Анализируя примеры из указов Петра I, трактата П.П. Шафирова «Рассуждения, какие законные причины Петр Великий к начатию войны против Карла XII имел», предисловие к «Букварю» Ф. Поликарпова, В.В. Виноградов показывает весьма сложные типы синтаксических построений, видя в них отпечаток латино-польского или немецкого синтаксиса и славяногреческих конструкций, восходящих к «изви-тию словес» литературных стилей XVII в.
Рядом приводятся отрывки из переписки, записок, газет начала XVIII в., свидетельствующие о том, что в тот период не менее употребительны и простейшие синтаксические конструкции, в том числе сложные, которые отражают разговорные формы общения.
На наш взгляд, влияние иноязычного синтаксиса на русский литературный язык первой половины XVIII в. имело не столь глубинный характер, как считал В.В. Виноградов, и не только потому, что заимствование синтаксических моделей — явление в языке чрезвычайно редкое. Полагаем, что латино-польский и немецкий синтаксис существенно повлиял на словорасположение слов внутри предложения (с глаголом на конце, отрывом определяемого слова от определяющего и постпозицией первого, дистантным расположением управляемого и управляющего слова и др.) и на конструирование синтаксических периодов там, где требовалась «высота словес». Для публицистической и особенно деловой речи, из которой вырастал светско-литературный язык Петровской эпохи, эти особенности также были характерны, но в гораздо меньшей степени. Представляется, что сложные конструкции и сцепление предикативных частей в них, какими бы запутанными по структуре они ни были, не отражали синтаксической специфики других языков. В их строении в языке первой половины XVIII в. отразилась скорее логическая неупорядоченность очень непростых по структуре и значительных по объему суждений, желание пишущего дифференцированно зафиксировать по возможности все связи и отношения между элементами суждений в тексте, а синтаксическая подсистема того времени пока не выработала адекватных, иерархически выстроенных форм для их выражения.
Запутанные (латино-немецкие, по определению В.В. Виноградова) конструкции встречаются в деловом языке на протяжении всего XVIII в., но во второй половине столетия обнаруживается тенденция к их упорядочению и ограничению объема. Существовали такие сферы употребления языка, где причудливо сочетались два внутренне единых начала: книжное, уходящее вглубь веков, и обиходно-разговорное, каждое из которых в XVIII в. ассоциировалось со «словенским» и «русским». Это прежде всего прозаический средний стиль, деловая и эпистолярная речь того времени;
именно в них отразились те жизнеспособные языковые средства выражения мысли, которые впоследствии, в XIX-XX вв., будут окончательно обработаны как нормативные.
Вторая половины XVIII в. прошла под знаком «олитературивания» обиходной речи русского общества, которое, по словам В.В. Виноградова, стремилось выработать систему литературных стилей, освобожденных от излишнего груза «словенщины» и сочетавших европейскую культуру устной и письменной речи с разновидностями русского общественно-бытового языка. Те же процессы шли и в сфере делового общения. Деловой язык, и в особенности деловая письменность, был внутренне неоднороден, не являясь каким-то монолитом, в основании которого лежали нерушимые, законодательно закрепленные формы выражения. Прежде всего, это была проницаемая функционально-стилистическая речевая подсистема, которая в зависимости от цели общения и жанра по-разному реагировала на «словенское» и обиходно-разговорное начало. Первое отражалось на стиле и слоге «образцового» делового языка — царских законов, указов Сената и Синода, дипломатических документов (кодифицированный деловой язык — далее КДЯ). Регулирующая, нормализаторская деятельность государственных законодателей в строе документов этого типа была весьма высокой. Здесь мы находим немало архаических и стилистически маркированных союзов: буде, зане, понеже, егда, колико, дабы, ибо. Сложные синтаксические конструкции, состоящие из множества предикативных единиц, создают трудности в восприятии текста.
А чтоб все обще тяжелых барок легким, как весною, так летом и осенью препятствия и остановки не происходило, того против вышеписаннаго ж накрЪпко тому, гдЪ надлежит, смотреть и наблюдать, дабы тя-желыя барки, когда начнут по убыли воды в порогах, косах и в мелях останавливаться, и дном речное дно хватать, и за тем остановятся, то чтоб легкия за ними следующия барки пропущали беспрепятственно, ибо
тЪ тяжелыя барки могут разгружаться, или ожидать ... воды ... (Полное собрание законов Российской империи, т. XV, с. 322-323).
Читая документы КДЯ второй половины XVIII в., прежде всего, отметим и архаический для нас порядок слов. Однако такое словорасположение не было свойственно только деловой речи, оно носило общеязыковой характер. В.В. Виноградов считал, что порядок слов — это был больной вопрос синтаксиса русской литературной речи XVIII в. С ним соединятся вопрос о составе и протяжении предложения, о длине периода. Когда в начале XIX в. представители новой литературы говорили о «старом слоге», то они, прежде всего, обвиняли его в запутанной расстановке слов и в затрудненном движении мысли по тягучим периодам. КДЯ не был исключением, хотя, сравнивая его конструкции с орнаментальным синтаксисом произведений «высокого» слога, не можем не отметить, что логическая упорядоченность даже значительной по объему фразы была в деловом языке все-таки выше, а смысл легче воспринимаемым, чем в «высокой» прозе и поэзии того времени.
Наряду с КДЯ, в XVIII в. существовала еще одна сфера функционирования деловой речи — текущее делопроизводство, зафиксированное в гигантском количестве рукописных источников (деловая письменность — далее ДП). Это деловая переписка, челобитные, жалобы, прошения, рапорты, документы судопроизводства в той его части, которая фиксирует показания; различные общественные (в основном крестьянские, мещанские и казацкие) соглашения, сделки и договоры. С точки зрения норм КДЯ, они написаны «низким» приказным слогом:
Об осеннюю пору пришед к ему сиделцу Тараканову смотритель Дурков да спрашивал не видал де он мол когда чево в деревне подозрительново на что он ему ответствовал что де был у их какой та мужик беспашпортной назат тому месеца с три но куды он от их пошел тово де он не ведает да и де не у ево он проживывал (Челя-
бинский архив, фонд 115). Зотей Семеновъ сынъ Горевановъ показываетъ отроду себе имеетъ 16 летъ а минувшаго октября в 29 число приехалъ к имъ в домъ Назаръ Еро-хинской а утромъ 30 числа всталъ обу-валъся а отецъ и мать ево того ж утра рано уехали на мельницу а брать ево Яковъ былъ на дворе скоть убиралъ и вдругь онъ Назар вскочившей с лавки в подлавке лежащей топор всхватилъ коего онъ удержавъ говорил на что онъ топоръ взялъ но онъ бросилъ ево на полъ и далше по горнице сталь кру-житца. (там же, фонд 121).
Для языка ДП те особенности, о которых мы говорили применительно к КДЯ, характерны в гораздо меньшей степени. Как показало изучение многочисленных памятников ДП провинциальных учреждений России XVIII в. — московских, воронежских, вологодских, красноярских, южноуральских, им не было свойственно сильное влияние книжно-славянской стихии на всех языковых уровнях, хотя ориентацию на законодательные акты из столицы нельзя отрицать. Совершенно очевидно, что деловой язык в XVIII столетии был внутренне противоречивой речевой подсистемой, которая функционировала как бы в двух узуальных уровнях: официально-законодательном и обиходно-делопроизводственном. В рукописных документах того времени мы также отмечаем архаический с современной точки зрения словопорядок, однако его закономерности, системно представленные в книжно-литературной речи и КДЯ, обнаруживаются в ДП далеко не всегда. Вот запись показаний в суде:
Погодя немного привелъ Виноградов сал-дата Мосея Полухина которой солдатъ приведенныхъ ими лошадей велелъ поставить в салдатцкой пригонъ куда и поставили а Полухинъ ушелъ домой и имъ велелъ притьти на гумне в сенникъ куда Виноградов-то и Пестерев ушли а потомъ пришелъ солдатъ Ларивошка Щелкуновъ и сказы-валъ что онъ послалъ парня х киргисцамъ чтоб они привели лошадей а ихъ взяли (Челябинский архив, фонд 121).
На этих двух уровнях функционирования ДЯ XVIII в. наблюдаются разные, хотя и сходные во многом явления в области сложных синтаксических конструкций (далее — ССК). Анализируя, скажем, рукописные южноуральские деловые документы в сопоставлении с указами и законами Российской империи этого периода, мы пришли к выводу, что синтаксис ССК в ДП гораздо ближе к живому народно-разговорному языку и почти не имеет тех архаических элементов структуры, которые в значительной степени свойственный КДЯ.
Две стихии речевого употребления, в том числе на уровне синтаксиса (книжно-литературная и разговорная речь), в русском языке существовали всегда, они универсальны и уходят своими корнями в древнерусский период, применительно к которому В.В. Виноградов разработал концепцию о двух типах языка Древней Руси — народно-разговорном и книжно-славянском. Своеобразие русской ситуации состоит в том, что эти языковые типы не создавали билингвизма, так как восходили к одному генотипу и обнаруживали больше общего, чем различного, то есть их существование на русской почве — явление чисто функциональное. Основа языкового развития видится в растущей нормативности первого типа под влиянием второго и демократизации, русификации второго языкового типа под воздействием первого. XVIII век стал тем переломным этапом, когда эти две языковые стихии, сложно взаимодействуя, вплетаются друг в друга, проникают одна в другую. Попыткой превратить этот процесс в регулируемый в области книжно-литературных стилей стала норма-лизаторская деятельность М.В. Ломоносова, В.К. Тредиаковского, А.П. Сумарокова. Столкновение двух начал — народно-разговорного, исконно русского и книжно-литературного, «словенского» — было свойственно не только деловой речи, но и художественной литературе, только по-
следняя в известной мере уничтожила смешение этих двух функциональных сфер, очень рано разделив и дифференцировав литературные жанры.
В деловом языке процессы социально-лингвистического регулирования средств выражения применительно к складывающемуся официально-деловому стилю шли или стихийно, или носили эпизодический характер: поступали указания из Петербурга, как составлять деловые документы разного назначения. Влияние слога образцового делового языка на «низкий» шло в основном «по образцу», с ориентацией на то, как «пристало столичным чинам писать». Однако, на наш взгляд, ориентация на образец при составлении документов текущего делопроизводства носила ограниченный характер: она касалась лексики и фразеологии, клаузул и клише, а также формы составляемых бумаг, объема синтаксических конструкций, стремления создать «приказный» колорит в тексте. Морфология и синтаксис делового языка того времени, бесспорно, отражали те общерусские явления, которые шли в грамматике как книжно-письменного, так и народно-разговорного языка. В связи с этим информативность деловой письменности, написанной «низким» приказным слогом, в котором отражалась «вольность бытового разговора», весьма велика. В причудливом смешении книжно-письменных норм, восходящих к славянской, запутанной манере изложения, и свободном проникновении народно-разговорных способов выражения мысли мы видим специфическую черту делового языка XVIII в. Налицо внутристиле-вая неоднородность деловой речи: это и «высокий» и «низкий» приказный слог. И тот и другой уже хорошо осознавался говорящими на русском языке. Впоследствии, в XIX - начале ХХ вв., такая неоднородность постепенно исчезает, и деловая письменность становится практически неотличимой от законодательной, столичной.
НАУКА РА38Р
И Т И Я
Antonina Petrovna Cherednichenko
Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of the Russian Language and Methods of Teaching the Russian Language of the South Ural State Humanitarian and Pedagogical University, Chelyabinsk, Russia
To the Sources of the Official Business Style: on the Functional-syntactic Heterogeneity of Business Language in Russia in XVIII Century
Annotation. The article deals with the features of functioning of complex syntactic constructions in the business writing in the initial period of the formation of Russian national language, preceding the final stylistic "stratification" of Russian oral and written speech, which in the nineteenth century finally formed the stylistic differentiation of oral and written forms of communication.
Key words: complex sentence, business language and business writing, syntactic structure and grammatical means of relation in business writing, archaic and new in the emerging formal business style.
