CC BY
144
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2014. № 4. С. 118-121.
УДК 94:316.485.26(571.12) И.В. Курышев
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ПАРТИЗАНСКОГО ТЕРРОРА В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ (1918-1919): НРАВСТВЕННО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
На основе междисциплинарных исследований рассматривается проблема происхождения и форм партизанского террора в колчаковской Сибири (1918-1919) на фоне регресса социума и деструкции социальных отношений. Делается вывод о наличии серьезных деформаций и психических патологий в нравственнопсихологическом облике участников партизанского движения в Сибири.
Ключевые слова: междисциплинарные исследования, деструктивное поведение, мемуары партизан, партизанское движение, террор.
В последние десятилетия в историографии Гражданской войны в Сибири наметилась тенденция, связанная с критическим переосмыслением и отходом от присутствовавших ранее поверхностной описательности и чрезмерной героизации, связанных с изучением социальной психологии повстанческо-партизанского движения. В исследовании антиколчаковского партизанского движения сегодня актуальны новые подходы, связанные с междисциплинарными исследованиями, на стыке гуманитарных наук, ориентированные на современные исследования в социальнопсихологическом ключе.
Мощные антиколчаковские настроения нашли свое выражение в массовом повстанческо-партизанском движении в колчаковском тылу весной - летом 1919 г. Они были, несомненно, связаны с недееспособностью колчаковского механизма управления и ростом антагонистических социальных противоречий.
Советские историки партизанского движения в Сибири страдали излишней лакировкой и героизацией нравственно-психологического облика и поведения партизан. В целях объективной характеристики партизанского движения еще не используется всесторонне потенциал такого исторического источника, как периодическая печать колчаковской, а также советской (начала 1920-х гг.) Сибири.
Крылатое выражение большевиков «революцию в белых перчатках не делают» словно заслонило на долгие годы неистовые пароксизмы темных страстей и низменных инстинктов в повстанческо-партизанском движении от внимания отечественной историографии Гражданской войны. Несомненно, деструктивное поведение в значительной степени характеризовало нравственно-психологический облик участников повстанческопартизанского движения в Гражданскую войну.
По мнению известного американского философа Э. Фромма, человек обычно подавляет в себе иррациональные страсти - влечение к разрушению, ненависть, зависть и месть. Деструкция социальных отношений порождена ситуацией, когда человек сталкивается с невозможностью реализовать свои потребности, в результате чего возникают деформированные стремления и влечения [1]. Бурная стихия Гражданской войны, на наш взгляд, характеризовавшаяся вспышкой иррациональных страстей, неизбежно выливалась в те или иные формы деструктивного поведения. По справедливому мнению В.И. Разумова, для развития социальных объектов в период распада империи характерен регресс, сопровождающийся значительным усилением маргинальных элементов, что «взрывоопасно» для любого объекта-качества [2].
© И.В. Курышев, 2014
К характеристике партизанского террора в Западной Сибири...
119
В этом аспекте, несмотря на имманентную присущую субъективность, немалый интерес в качестве исторического источника представляют мемуары бывших участников партизанского движения: либо еще не введенные в научный оборот, либо недостаточно востребованные сибирскими историками. По справедливому замечанию А.Н. Никитина, «мемуары - основной, а нередко и единственный источник для изучения субъективных устремлений участников партизанского движения, их внутреннего мира, уровня развития и т. п.» [3].
Рассматривая партизанские воспоминания, созданные в 1920-е - середине 1930-х гг., можно обнаружить достаточно глубокие патологические изменения в человеческом сознании, которые произошли под влиянием самой военной обстановки, ожесточенной, кровавой борьбы, расколовшей общество. И прежде всего это - отчетливо выраженные формы и проявления синдрома жестокости и насилия (по терминологии К.Г. Юнга), вырывающиеся наружу под давлением архетипов коллективного бессознательного. Так, из содержания неизвестных ранее мемуаров бывшего партизана П.А. Нечаева, написанных им в декабре 1935 г. в с. Корнилово Каменского-на-Оби района, следует, что их автор в начале ноября 1918 г. был мобилизован в колчаковскую армию (по призыву 1919 г.), однако бежал. Известно, что дезертиры из молодежи первоначально составляли основу многих партизанских отрядов. В своих воспоминаниях П.А. Нечаев последовательно рассказывал о различных формах террористической деятельности партизан, в том числе и об убийстве колчаковского сыщика, пытавшегося найти следы бывшего советского руководителя в Каменском уезде И.В. Громова (Мамонова). Причем сам факт свершившегося убийства и спустя много лет выступает здесь как совершенно обыденное явление, нечто вроде драки между деревенскими парнями: «Я схватил за горло и за яйца. Горюнов выхватил из-за ошкура сыщика бульдог и выстрелил ему в лоб. Убили и вернулись по домам» [4].
Вскоре небольшой партизанский отряд совершил набег в село Корнилово на торговца скотом, «крупного спекулянта» Манохина, жестоко притеснявшего бедноту. Кроме того, ответные чувства злобы и мести Манохин вызвал тем, что незадолго до этого набега обратился за помощью к карателям, перепоровшим плетями и шомполами большевистски настроенных крестьян. Причем после жестокой порки около тридцати крестьян девять из них белые насильно заставили исповедаться и причаститься в местной церкви, а затем увели на кладбище и расстреляли. Насилие и произвол, происходившие по вине представителей противоборствующих сторон, порождали про-
грессировавшие чувства ненависти и мести, которые приобретали всепроникающий иррациональный характер, выражая себя и в фактах коллективной ответственности. По словам мемуариста, под видом белых партизаны ворвались в дом торговца Манохина, взорвали бомбой его двенадцатилетнего сына, а сам Громов из бульдога застрелил его жену [5]. Громовский отряд реквизировал у Манохина деньги (10 тыс. руб.), ящик с товаром, большое количество пимов, а также пару лошадей.
В этот же день партизаны убили компаньона Манохина - мельника Н. Леоненко вместе с его женой. Последовали и другие экспроприации, в ходе которых полученные деньги шли на закупку необходимого оружия. Массовые убийства милиционеров (вначале приводится цифра восемь, затем еще двадцать восемь человек) взбудоражили окрестное население. После этого партизанская деятельность сподвижников Громова до весны 1919 г. приостановилась в силу усиления карательной политики колчаковских властей.
В мае 1919 г. партизаны, переодевшись в белогвардейскую форму, совершили нападение на старообрядческого попа, выдавшего белым в селе Поперечном многих крестьян, сочувствующих советской власти. У попа было конфисковано около пяти тысяч золотом и серебром, а сам он был убит партизанами на Ярковских заимках.
В целом на протяжении Гражданской воины в Западной Сибири (особенно весной - осенью 1919 г.) представителями разных партизанских отрядов были совершены массовые потрясающие своей жестокостью убийства священнослужителей как по причине их активного сотрудничества с колчаковскими властями (в том числе, шпионажа в пользу белых, доносительства на всех неблагонадежных и неугодных), так и в силу яростного неприятия старого мира, дореволюционного прошлого, с которым нередко ассоциировалось духовенство, обличавшее в своих проповедях большевиков. Причем расправы над священниками были характерны прежде всего для партизанских частей, в социальном составе которых преобладали криминальные элементы, бывшие преступники, дезертиры, лица с ярко выраженным маргинальным типом сознания. Что касается крупных партизанских соединений, в которых явственно прослеживалось стремление установить строгий порядок и воинскую дисциплину (по крайней мере, с осени 1919 г.), то в них подобные репрессивные акции практиковались гораздо реже.
В частности, И.В. Громов (Мамонов), ставший впоследствии командиром партизанского корпуса, по этому поводу отмечал в своих воспоминаниях: «Я с небольшим отрядом в это время находился в верстах в
120
И. В. Курышев
30-ти от Корнилова. Это было в последних числах октября 1918 г. Мы решили укротить аппетит кулацко-поповской своры, чтобы они забыли, как составлять списки на большевиков. <...> Мы решили в противовес белому террору, чинимому карательными отрядами, объявить красный террор и на 3-й день после указанной казни расстреляли две кулацкие семьи вместе с их детьми.
Наверно, кто будет читать кои воспоминания, назовет нас зверями за нашу расправу, но должен сказать, что мы шли на это вполне сознательно, чтобы этим красным террором приостановить белый террор и этим самым спасти сотни и тысячи невинных человеческих жизней, которых выдавало кулачество как большевиков» [6] (выделено нами. - И. К.).
Неслыханно кощунственные казни священнослужителей, погромы православных храмов совершали партизаны из так называемых анархистских отрядов Рогова и Новоселова. Так, в донесении титовского волостного секретаря в Барнаульскую уездную земскую управу от 29 октября 1918 г. сообщалось о нападении полуторатысячного отряда роговцев на село Дмитро-Титовское. Причем, как указывал секретарь, бандиты не только совершили ограбление, но и убили 14 человек мирных жителей, преимущественно зажиточных. В числе убитых оказался священник о. Василий Закурдаев, которого, обхватив веревкой, роговские партизаны привязали к запряженной двумя лошадьми телеге, носились на ней по селу во весь карьер, а сзади трое верховых нагоняли и топтали обреченную на мучения жертву. У растерзанного священника впоследствии было обнаружено несколько огнестрельных и штыковых ран, все тело оказалось избичеванным, а голова отрублена. «Эти разбойники почти над каждым убитым производили подобные пытки, - писал волостной секретарь, - а в довершение всего бросали на огонь. Трое из убитых оказались сожженными. В церкви все иконы переколоты штыками, вся церковная утварь побита, престол обнажен, но этого еще было мало, они заводили лошадей и там разъезжали верхом» [7].
Сведения о погромной деятельности партизанских отрядов Рогова подтверждаются данными различных источников, при этом бывшие роговцы утверждали, что чудовищные расправы совершали не они, а уголовники, вышедшие в этот момент из тюрем или проникшие в партизанские ряды [8].
Действительно, криминальная стихия всегда сопутствовала народным бунтам, и в том числе повстанческо-партизанскому
движению, которое имело с ними сходные черты и сопровождалось погромами, разгулом уголовщины, вырвавшейся на волю из тюрем во время революции и Гражданской
войны. Однако, по другим сведениям, ро-говцы вовсе не опровергали своего очень деятельного участия в кровавых расправах над «гадами», всеми чуждыми им элементами.
В декабре 1919 г. опустошительному погрому и омерзительным жестокостям, насилиям по официальной версии со стороны обреченного роговского отряда подверглись жители городов Кузнецка и Щегловска Томской губернии. Известный сибирский писатель В.Я. Зазубрин в очерке «Неезжеными дорогами» делился личными впечатлениями от посещения Кузнецка в 1926 г., спустя семь лет после описываемых событий: «Я медленно иду по рубчатым, черно-рыжим чугунным плитам. Мне кажется, что я иду по запекшейся, заржавевшей крови. Сюда в 19-м году роговцы согнали “буржуев, попов и прочих паразитов” и здесь “казнили” их четвертованием, жгли. Здесь в алтаре, на престоле, была разлажена и изнасилована толстая купчиха Акулова. Изнасиловав Акулову, роговцы воткнули ей в живот зажженную рублевую свечу. Потом собор, заваленный трупами убитых и недобитых купцов и попов, зажгли. От собора остались стены» (цит. по: [9]). Жертвы только среди населения Кузнецка составили не менее нескольких сотен человек, хотя они до сих пор не поддаются точному учету.
К сожалению, разрушение православных церквей в Гражданскую войну уже не воспринималось партизанами как акт вопиющего вандализма, более того, по свидетельству тех же роговцев, нередко диктовалось практической необходимостью, связанной с военной обстановкой, поскольку колчаковцы каменные церкви превращали в крепости, а церковные колокольни - в пулеметные гнезда и наблюдательные пункты, в результате чего партизаны несли значительные людские потери [10].
Приведенные примеры свидетельствуют о серьезных деформациях в нравственнопсихологическом облике участников партизанского движения, нарастании агрессивного поведения с их стороны. В период Гражданской войны поведение значительной части партизан обусловливали прежде всего ярко выраженные, самодовлеющие чувства ненависти и мести. По признанию одного из партизанских мемуаристов, «единственным желанием каждого партизана было иметь огнестрельное оружие, чтобы отомстить негодяям за зверства, чинимые над беззащитным населением деревень» (выделено нами. - И. К.) [11]. А в предсмертной записке юного партизана Кири Боева, которую он, отстреливаясь от белых, написал собственной кровью, говорилось: «Товарищи, погибаю не от рук палачей, а от своей руки, должны за меня отомстить сотне палачей» [12].
К характеристике партизанского террора в Западной Сибири...
121
Понятно, что, с одной стороны, партизанский террор тесно смыкался с уголовщиной и бандитизмом, а с другой стороны, уходя своими корнями в полную противоречий действительность самодержавной России, он являлся порождением сложных психологических и провокационных факторов: жестокости, произвола, насилия, неадекватных действий со стороны колчаковских властей, и, как и всякий другой террор, преследовал собой цель вызвать страх, сменяемый ужасом, и тем самым внести дезорганизацию, панику в жизнь вражеского тыла.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М. : Республика, 1994. С. 8.
[2] Разумов В. И. Категориально-системная методология в подготовке ученых: учеб. пособие / вст. ст. А. Г. Теслинова. 2-е изд. Омск : Изд-во Ом. гос. ун-та, 2008. С. 208.
[3] Никитин А. Н. Мемуары как источник по истории партизанского движения в Сибири в годы Гражданской войны : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1979. С. 12-13.
[4] Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФАК). Ф. 1061. Оп. 1. Д. 306. Л. 5.
[5] Там же. Л. 8.
[6] Революционные события и гражданская война в Алтайской губернии. 1917-1922 : хрестоматия / Издание управления архивного дела администрации Алтайского края и комитета по образованию администрации Алтайского края. Барнаул, 2001. С. 175.
[7] Там же. С. 272-273.
[8] Там же. С. 268.
[9] Зазубрин В. Я. Общежитие / сост. Г. Арабес-кин. Новосибирск, 1990. С. 404-405.
[10] Революционные события и гражданская война в Алтайской губернии. С. 262-263.
[11] Азов М. Горные партизаны (воспоминания) // Алтайская деревня. 1924. № 1. С.132.
[12] ЦХАФАК. Ф. 1061. Оп. 1. Д. 306. Л. 17.
