CC BY
35
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2008. № 4
Д.Ю. Черников
ИЗДАТЕЛ ЬС КО- П РОС ВЕТИТЕЛ ЬС КАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА ПРИ МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ
Деятельность Московского Психологического общества (1885—1922) не исчерпывалась закрытыми и открытыми чтениями рефератов. Печатным измерением Общества прежде всего была редакция журнала «Вопросы философии и психологии». Статьи, помещенные в журнале, в значительной степени состояли из сообщений, сделанных в Обществе, а среди приблизительно 350 его авторов большинство в то или иное время были участниками Общества. Круг авторов постоянно расширялся. Если в 1895 г. A.C. Белкин насчитывает «до 70 сотрудников»1, то в 1910 г. Н.Д. Виноградов говорит о 332 авторах2. И с числом подписчиков, достигавшим полутора тысяч, он превратился в «крупнейший философский журнал Европы»3. Некоторые исследователи находят возможным классифицировать авторов «Вопросов философии и психологии» (практически это означает и членов Общества) по поколенческому основанию. Согласно такому вполне обоснованному подходу старшее поколение включает П.Е. Астафьева, H.H. Страхова, В.П. Преображенского, Н.Я. Грота, Н.И. Ка-реева, A.A. Козлова, В.В. Лесевича, Н.И. Шишкина, Л.М. Лопатина, Вл.С. Соловьева, братьев С.Н. и E.H. Трубецких,
A.A. Токарского, С.С. Корсакова. Среднее поколение представляют С.С. Аскольдов, H.A. Бердяев, С.Н. Булгаков, Б.А. Кистя-ковский, Н.О. Лосский, П.И. Новгородцев, С.Л. Франк,
B.Ф. Эрн. Наконец, младшие «коллеги» выдвинули лидерами И.А. Ильина, Б.П. Вышеславцева, С.И. Гессена, В.В. Зеньков-ского, Г.Г. Шпета, Б.В. Яковенко4. Ко времени появления первого номера журнала (1889) взгляды «старших» уже сложились, как позитивист проявил себя Лесевич, как неокантианцы состоялись Введенский и Челпанов, как гегельянцы — Страхов и Чичерин, как персоналисты — Астафьев, Лопатин и Козлов, как философы всеединства — Соловьев и Трубецкие. Поколенческий анализ до известной степени также инструментален и в периодизации самого Общества, хотя он не совсем совпадает с резюме по классификации членов. Так, явно отличаются между собой эпохи четырех председателей, при том что Грот и Лопатин были людьми одного поколения. По мнению Р.Я. Шляпугиной, «философия всеединства выступила связующим звеном между различными по-
колениями редакции и общества философов»5. Такое обобщение нам кажется искусственным — импульсы Вл. Соловьева не разделялись подавляющим большинством авторов журнала, уже не говоря о том, что и у членов «лопатинского кружка», администрировавшего журнал, отношение к этим идеям значительно различалось. По-другому и быть не могло: платформа журнала, особенно в первую половину его существования, была междисциплинарной. Впрочем, как бы ни были широки темы обсуждавшихся в Обществе рефератов, ложившихся в основу статей, они, как правило, начинались и кончались человеком. То есть справедливее всего будет определить тематику обсуждений на заседаниях как антропологическую в предельно широком смысле термина, далеко выходящую за рамки не только отдельных философских течений (например, философии всеединства), но и отдельных дисциплин. Она включала в себя вопросы этики и экспериментальной психологии, медицину, этнопсихологию, проблемы сознания и свободы воли, эстетики.
Впервые о периодическом научно-философском издании речь предметно зашла на заседании 3 декабря 1888 г., причем предприниматель A.A. Абрикосов заявил о готовности взять на себя издание журнала6. Этому, впрочем, предшествовала большая подготовительная работа, проведенная Н.Я. Гротом — главным вдохновителем проекта. По рассказу Я.Н. Колубовского7, сначала роль спонсора-издателя была предложена известному меценату и бессменному казначею Общества H.A. Абрикосову. Тот «неожиданно» отказался, но предложил обратиться к своему брату — A.A. Абрикосову, и последний дал согласие издавать журнал, покрывая его возможные убытки. Планировалось ежегодно выпускать журнал в четырех книгах объемом 20 печатных листов (так вышло несколько номеров, но в ноябре 1890 г. было решено вместо четырех издавать пять книг объемом 15 печатных листов).
В сентябре Н.Я. Грот уже анонсировал издание в либеральных «Русский ведомостях»: «Три года тому назад (6 ноября 1886 года) в "Русских ведомостях" было сообщено, в виду слуха, о предполагаемом издании в Москве русского философского журнала. "Как полезен был бы у нас особый орган философской мысли, который помог бы разобраться в пережитом хаосе разнородных настроений и направлений общественного сознания и дал бы возможность общими усилиями выработать самостоятельное критическое отношение к существующим в наше время философским доктринам, из которого могли бы образоваться и новые философские учения, — продукт более зрелого самосознания народа"»8. Признавая заслуги отечественной литературы в мировоззренческих рефлексиях, Грот отмечает, что обычно в России
«отвлеченное мышление уступает место поэзии, но теперь жизнь предъявляет другие запросы». По словам Грота, помимо общественной миссии («философия всегда служила жизни, между ними была живая нравственная связь») на журнал возлагается задача профессионализации философского сообщества, издание замышляется «как новое поприще деятельности для специалистов». «Четырехлетняя деятельность Психологического общества доказала ясно, что при некоторой сдержанности люди различных мировоззрений могут совместно трудиться над разрешением самых жгучих философских вопросов», — декларировал терпимость журнала его главный редактор. Резюмируя, он дистанцируется от «чрезмерной» установки на самобытность философствования: «Задача журнала не в том, чтобы искусственно создать особую русскую философию, а в том, чтобы вызвать скрытые еще силы мысли и творчества, содействовать умственному и нравственному пробуждению русского общества, порождению новых талантов и новых классических произведений»9.
Осенью 1889 г. вышла первая книга нового журнала. Открывало издание вступление Н.Я. Грота, посвященное задачам жур-налаЮ. Рассуждая о трудностях начинания, Грот напоминал о первой попытке основать русский философский журнал — речь шла об инициативе, проявленной A.A. Козловым в Киеве в 1886 г.11 (кстати, и A.A. Козлов — автор несостоявшегося по большому счету журнала, и М.И. Каринский — один из организаторов несостоявшегося петербургского философского общества стали членами Психологического общества и активно участвовали в реализации своих идей уже в рамках этого сообщества). «Что касается содержания, тот тут трудности будут еще более значительными», — предупреждает Грот. — «В настоящее время трудно сказать, какие влияния у нас преобладают»12. Он пишет, что представители разных течений «уже перестали понимать друг друга». Потому редакционная политика объявляется плюралистичной, а единственными жесткими формальными требованиями становятся «знание истории мысли и современных положений науки». Надеясь на коллективную разработку отечественных традиций научно-философского мышления, предполагается сначала сфокусировать работу журнала на критическом разборе западных учений, поскольку следует от чего-то отталкиваться, да «и в настоящее время на Западе так работают, как нам редко случалось работать»13.
Таким образом, в программу журнала, напечатанную в первом номере, которая неизменно перепечатывалась в последующих номерах, были включены:
1) самостоятельные статьи и заметки по философии и психологии; к понятию философии и психологии относились логика и теория знания, этика и философия права, эстетика, история философии и метафизика, философия наук; опытная и физиологическая психология, психопатология;
2) критические статьи и разборы учений и сочинений западно-европейских философов и психологов;
3) общие обзоры литератур поименованных наук и отделов философии, библиография14;
4) философская и психологическая критика произведений искусства и научных сочинений по различным отделам знания;
5) переводы на русский язык классических сочинений по философии древнего и нового времени.
Журнал изначально планировался как издание не сугубо научное, а просвещающее заинтересованную общественность. Для более «продвинутой», академической аудитории в 1891 г. был образован спецотдел, где разбирались наиболее сложные и тонкие проблемы философии и психологии.
Впрочем, публика не довольствовалась редакторским объяснением. Орган умеренных консерваторов «Новое время» раскритиковал первую книжку журнала с «национальных позиций»: «Усердно расхваливая французскую и немецкую философию и с пренебрежением отзываясь о русской, наши философы, тем не менее, на каждом шагу ссылаются на свои философские сочинения, очевидно, русские, а князь Трубецкой в выноске даже пишет: «сравни наш труд, имеющий выйти из печати "Метафизика в Древней Греции"». Каким это образом и с помощью какой философии читатель может сравнить труд не вышедший, а лишь "имеющий выйти" из печати?»15. Газете на ее же страницах ответствовал Владимир Соловьев: «Заметка эта основана на неверных указаниях, которые считаю нужным исправить...». Соловьев отмечал, что, во-первых, ни у одного из названных и неназванных авторов статей в первой книге философского журнала нет пренебрежительных отзывов о «русской философии». Во-вторых, авторы не ссылаются на свои труды, наконец, в третьих, «любопытно было бы узнать хоть... одного русского мыслителя, создавшего самостоятельное философское учение, достойное стать в один ряд с философскими системами Германии и Франции»16. Либералы также нашли повод для критики в адрес Грота и его единомышленников. «Вестник Европы» высказался об их издательских идеях в целом толерантно, отметив, что «замечания и возражения в прессе — все это не больше как плод недоразумения». Однако тут же следовало вопрошание редакторам будущего философского журнала: сознают ли они недосягаемость идеала журнала-органа
русских мыслителей различных направлений? «Нам кажется, что не следует понимать все сказанное буквально, или иначе, действительно, можно будет справедливо усомниться в возможности достигнуть целей, поставленных журналом, не превратив его, при помощи "высшей степени терпимости", в случайный сборник всего, что будет доставлено ей лицами, нисколько не сомневающимися в том, что они "искренно и серьезно" стремятся к истине; впрочем, редакции самой пришлось бы скоро убедиться, что иногда невозможна не только "высшая степень", а даже и простая терпимость»17. Кроме того, в ответ на перечисление Гротом причин слабого развития русской философии, «Вестник Европы» намекал на политические обстоятельства, деликатно опущенные Гротом: «Отсутствие у нас своей философии может быть легко объяснено совершенно иными причинами, без устранения которых и философский журнал не породит у нас "своей" философии». Конформизм идеологической позиции вызывал недоумение и у отдельных известных членов Общества: «Весь журнал — подбор статей без мысли и ясности выражения»18.
Поэтому в первых книжках «Вопросов философии и психологии» Грот постоянно объясняется с читателем и общественностью, уточняя и проверяя свои установки. Вскоре последовали обвинения в преобладании метафизиков и идеалистов среди авторов журнала19. Признавая этот факт, Грот заверял читателей, что текущее положение дел не является следствием редакционной политики, но объясняется исключительно высокой активностью соответствующих авторов и инертностью альтернативно настроенных мыслителей. Действительно, на разных отрезках существования журнала преимущество на его страницах получали то «позитивисты» (в основном при Гроте), в том числе марксистского толка, то «метафизики». Например, в конце 90-х гг. С.Н. Трубецкой пишет Гроту: «Токарский не должен превышать указанной нормы, а он скоро займет весь журнал... на что я решительно не согласен. Это совершенно меняет весь характер журнала, заменяя его приложением, не имеющим ничего общего с философией и даже с психологией»20. Имеется в виду общая «плодовитость» медика A.A. Токарского, в частности его инициатива по публикованию в журнале с 1897 г. приложения «Записки психологической лаборатории психиатрической клиники Императорского Московского университета» (методологией исследований в лаборатории Токарского были представления о психической жизни как совокупности рефлексов головного мозга). Но, беря историю журнала в целом, надо сказать, что над умами читателей властвовал Лопатинский кружок и примкнувшие к нему идеалисты, особенно это стало очевидным во втором десятилетии прошлого
века: «Новый институт психологии (Институт психологии имени Л.Г. Щукиной, основанный в 1914г. Г.И. Челпановым. — Д.Ч.) начал издание выпусков своих трудов. Журнал «Вопросы философии и психологии» постепенно отходил от проблем психологии. Его редактор Лопатин, руководивший деятельностью Московского Психологического общества, в годы Первой мировой войны заполнял журнал религиозно-мистическими статьями»21. Прав С.М. Половинкин, когда пишет о том, что члены Лопатинского кружка возглавили Московское психологическое общество, преобразив его направленность из позитивистской в подлинно философскую22, но, не оговариваясь о сроках, он, может быть, невольно искажает реалии эволюции Общества. К примеру, при том же Гроте дрейф отдельных участников Общества (в том числе и самого Грота) в сторону идеализма ощущался явственно («Надо ли тебе сказать, что "философы" нашего университета делятся на две группы: на метафизиков и позитивистов, так сказать, или реалистов. К первым принадлежат Н.Я. Грот, Трубецкой и, кажется, Лопатин, единственным представителем второй школы является Троицкий»23), однако на повестке заседаний Общества в целом это не сказывалось, поскольку эти колебания уравновешивались высокой активностью «позитивистского» или естественнонаучного блока членов Общества (С.С. Корсакова, A.A. Токарского и др., правда, настолько же далекого и от Троицкого). Осторожнее о смене интересов Общества замечает в «Путях русского богословия» Г. Флоровский: «Очень интересно пересматривать, год за годом, эти желтоватые книжки "Вопросов философии и психологии", журнала, издаваемого Психологическим обществом (с 1891 г.), и в них перечитывать также и протоколы собраний Общества. Внимательный читатель и по этим сухим, часто намеренно высушенным, отчетам сумеет проследить историю нарастающей мысли или философского пробуждения, историю этого сдвига или возврата к идеализму...»24. С занятием Л.М. Лопатиным председательского кресла «идеалистическое направление» вроде бы получает шанс раз и навсегда исключить специальные научные проблемы и техники анализа из поля зрения Общества, тем более что в 1899—1901 гг. оно пережило смену поколений лидеров. Н.Д. Виноградов прямо называет эти годы «роковыми»25. Ушли из жизни Грот, Троицкий, Преображенский, Корсаков, Соловьев, Токарский. Молодые ученые-психологи и естествоиспытатели получили возможность обмениваться мнениями в локальных обществах, публиковаться в узкоформатных научных изданиях. Однако Психологическое общество перестало быть единственной отдушиной и для «идеалистов», которые между тем становились все более религиозными и соединялись в уже «религиозно-фило-
софские» общества. Так что хотя с ротацией состава интересы Общества изменились в сторону классической философской проблематики, компромиссный крен антропологического «винегрета» в сторону психологии сохранился, что подтверждает самый предварительный контент-анализ тем рефератов, читавшихся в Обществе, публикаций в «Вопросах философии и психологии»26. Правильно будет определить редакционную политику как тематический и методологический компромисс «идеалистического большинства» и «психофизиологического меньшинства» с естественным преобладанием идеалистического направления, тем более что всю формальную власть в журнале также держал Лопатинский кружок. Грот монопольно редактировал журнал в 1889—1893 гг., после начавшейся болезни главными лицами и соредакторами (в том числе и соредакторами Грота до сего смерти) становятся С.Н. Трубецкой (с 1897 г.), Л.М. Лопатин (с 1894 г.) и В.П. Преображенский (с 1895 г., также при жизни редактор «Трудов»). Правда, не всегда имена всех редакторов печатались в выходных данных издания. Поэтому 15 марта 1897 г. Лопатин писал Б.Н. Чичерину: «Должен признаться, что я не столько действительный, сколько номинальный редактор, и журнал имеет нескольких руководителей (Н.Я. Грот, кн. С.Н. Трубецкой, В.П. Преображенский)»27. После смерти своих коллег Лопатин остается единственным редактором до последнего номера журнала и только после 1910 г. из издания полностью исчезают работы психиатров и других представителей специальных наук, сам журнал становится тоньше, почти исчезает библиография28.
Постоянными авторами «Вопросов философии и психологии» также были в основном мыслители идеалистическое ориентации: Л.М. Лопатин (46 публикаций), Вл.С. Соловьев (30 публикаций), Н.Я. Грот (24 публикации), С.Н. Трубецкой (20 публикаций), E.H. Трубецкой (17 публикаций), С.Н. Булгаков (18 публикаций), Н.О. Лосский, В.Ф. Эрн, Б.Н. Чичерин, A.A. Козлов (по 13 публикаций)29. Влияние на журнал было тем важнее, что заседания Общества носили нерегулярный характер и редакция журнала превращалась как бы в постоянно действующее представительство интересов Общества. Характеризуя один из таких периодов в конце 90-х гг. (объясняемый болезнью Грота), Лопатин в некрологе В.П. Преображенскому, редактировавшему в это время журнал, пишет: «Я не преувеличу, если скажу, что за последние годы деятельность покойного В.П. Преображенского представляла самый жизненный нерв существования нашего общества. Наши заседания были редки, рефератов читалось сравнительно мало, вся жизнь Общества будто ушла в его издания и журналы»30.
Перечислим наиболее известные философские произведения, в разные годы впервые полностью или частично опубликованные на страницах «Вопросов философии и психологии»: «Философия права» Б. Чичерина, «Государство и право» и «Об общественном идеале» П. Новгородцева, цикл статей по философии Гегеля И. Ильина, «Философия Ницше» Е. Трубецкого, «О природе человеческого сознания» и «Основания идеализма» С. Трубецкого, «Оправдание добра» и «Смысл любви» Вл. Соловьева, «О природе времени» Г. Челпанова, «Психический подбор» А.А. Богданова, «Русский Фауст» А.А. Луначарского, «Иван Карамазов как философский тип» С.Н. Булгакова и «Что такое искусство» Л. Толстого, «О времени» и «Основания нравственного долга» Н. Грота и пр. Следует отметить развитие жанра журнальных дискуссий, состоявшееся в разделе «Полемика» в диспутах А.А. Козлова и Н.А. Иванцова (5—6 книг); С.Н. Трубецкого, Л.М. Лопатина и А.И. Введенского (16, 18 и 19 книг); Вл.С. Соловьева и Б.Н. Чичерина (39—40 книг), Чичерина и С.Н. Трубецкого (37—38 книг), а также других авторов. Несмотря на академический статус спикеров, они наряду с логической аргументацией и оснащением дискурса фактурой нередко прибегают к эмоциональным, риторическим приемам31, иногда это прямой переход на личности32. Впрочем, обычно тон полемики и рецензий хотя и был жестким, но оставался в рамках печатных приличий33. К памятным датам выходили специальные номера журнала, посвященные тому или иному ученому: Гроту (51), Преображенскому (54), Соловьеву (56, 105), С.Н.Трубецкому (81, 131), Фихте (122).
«Вопросы философии и психологии» оказались коммерчески невыгодным проектом (среди его подписчиков было множество «льготников» — члены Общества, учащиеся, сельские учителя и священники), и для небогатого Общества его финансирование было связано со значительными трудностями. Не случайно Грот после благородного, но в какой-то мере двусмысленного жеста Абрикосова — безвозмездной передачи журнала в собственность Общества в 1893 г., до обострения своей болезни, постоянно пытался навести порядок в хозяйственных делах издания34, несколько раз вносил в повестку заседаний рассмотрение финансового положения журнала и даже ставил вопрос об отказе в его дальнейшем издании, поскольку расходы на издание журнала превышали все остальные траты Общества вместе взятые, доходы же от него были гораздо скромнее35. Так, первоначально единственными доходами общества были членские взносы, никогда не превышавшие 400—500 руб. в год (а в первые годы даже 200—300 руб.), и пособие от университета, которое сначала выдавалось в размере 300 руб. в год, а затем с 1890 г. — 400 руб. Доход от
«Трудов» Общества составлял в среднем около 1500 руб. ежегодно. Дефицит же от продажи журнала составлял в первое десятилетие от 2600 до 3500 руб. в год. Было подсчитано, что для выхода на самоокупаемость тираж журнала должен составлять не менее 2500 экземпляров — эта цифра всегда была недосягаемой. Более того, начиная с первого же номера (к которому пришлось допечатывать 200 дополнительных экземпляров) наметилась тенденция падения тиража, которая сохранилась до конца существования журнала: например, если в январе 1890 г. он составил примерно 1500 экземпляров (исторический максимум), то в январе 1902 г. — всего 120036. Возможно, стоит согласиться с А.Б. Туга-ровым, который видит причины невысокого тиража в элитарности издания37. Выручали благотворители и авторы-бессребреники. На нужды журнала 1000 руб. пожертвовал Д.Н. Столыпин, неоднократно выделяли средства С.М. Попов, С.И. Щукин, особенно М.К. Морозова38; на безгонорарной основе предоставляли свои статьи Л.М. Лопатин, С.Н. Трубецкой и др. Издательское направление Общество считает приоритетным. Например, «для усиления своего издательского фонда» оно устраивает публичные лекции, участниками которых были A.A. Токарский, С.Н. Трубецкой, Н.Н.Баженов, А.Ф. Кони и др.
О тяжести финансового бремени косвенно свидетельствует и упрек Петербургскому Философскому обществу, высказанный Н.Д. Виноградовым в юбилейной статье: «С 1898 года издание журнала ведется, как сказано на обложке книжек, при содействии С.-Петербургского Философского общества, хотя до сего времени содействие это почти номинальное»39. Как пишут В.Н. Аку-линин и О.В. Самылов, финансовые трудности не позволяли Философскому обществу иметь свой журнал: доклады и речи, прочитанные в заседаниях, печатались в «Журнале министерства народного просвещения», «Вестнике Европы», «Русской мысли», но основным публикатором стал журнал «Вопросы философии и психологии», издававшийся Московским Психологическим обществом40.
Не облегчала жизни журналу и деятельность цензуры, несколько раз арестовывавшей тиражи «Вопросов философии и психологии». Между тем первоначально, рассказывает Я.Н. Колу-бовский, журнал выходил без предварительной цензуры, о чем удалось договориться с К.П. Победоносцевым. Сановник был недоволен, что среди сотрудников значился Соловьев. «Зачем вам понадобился этот буйвол? — сказал он», — цитирует Победоносцева Колубовский41. Цензура повернулась к журналу спиной осенью 1891 г., когда «после десятилетнего молчания публика вовсе познала Соловьева как лектора», на известном публичном
чтении реферата «Об упадке средневекового миросозерцания»42. Константин Победоносцев пишет Александру III 1 ноября 1891 г.: «Нельзя скрывать от себя, что в последние годы крайне усилилось умственное возбуждение под влиянием сочинений графа Толстого и угрожает распространением странных, извращенных понятий о вере, о церкви, о правительстве и обществе; направление вполне отрицательное, отчужденное не только от церкви, но и от национальности. Точно какое-то эпидемическое сумасшествие охватило умы. К Толстому примкнул совершенно обезумевший Соловьев, выставляя себя каким-то пророком, и, несмотря на явную нелепость и несостоятельность всего, что он проповедует, его слушают, его читают, ему рукоплещут, как было недавно в Москве. Кружки этого рода сгруппировались особливо в Москве и, к сожалению, около университета, где три общества: юридическое, любителей словесности и новое, психологическое, собирают публику, большею частью из неопытной молодежи, для распространения самых извращенных идей; все они имеют свои издания такого же направления»43. Следом Министерство народного просвещения выразило недовольство и опальным философом, и его аудиторией. Приказ от 26 декабря за № 21600 указывал «не принимать от графа Л.Н. Толстого и гр. В. Соловьева никаких рефератов и статей для прочтения в сем обществе»44. Толстой провинился в том, что его статья «О голоде» планировалась к публикации в 10 книжке «Вопросов философии и психологии» (как и статья Соловьева о Средневековье), а между тем тот год в Центральной полосе России ознаменовался голодом, поэтому цензура, видимо, сочла, что статья Толстого лишний раз ангажирует общественное мнение. Академическая беспристрастность давалась нелегко, и несложно было предвидеть ее последствия в 1918 г.45 Тогда вышла последняя 141—142 книжка журнала, номера которого, выбившись из привычного ритма, и так уже стали сдвоенными со времен начала Первой мировой войны. Впрочем, конечно, свою роль сыграла и хозяйственная разруха.
Издательская деятельность Общества не ограничивалась журналом. Удачным со всех точек зрения (финансовой в том числе) проектом стала серия «Трудов» Общества, в которой печатались и сочинения его членов, но большей частью они содержали переводы философской классики46. В предисловии сборника статей, посвященного Шопенгауэру, Грот замечает: «Это первое издание "Трудов Московского Психологического общества" имеет для его дальнейшей судьбы тем большее значение, что весь сбор от продажи настоящей книги предполагается употребить для дальнейшего издания трудов Психологического общества»47. Противостояние между идеалистами и «физиологами» отобразилось и на стра-
ницах третьего выпуска «Трудов» Московского Психологического общества. Вот как Грот описывает замысел сборника: «В третьем выпуске Трудов предполагалось соединить все рефераты, читанные в обществе за два с половиной года по вопросу "о свободе воли", вместе с некоторыми возражениями на них других членов общества. Вопрос о свободе воли имел в истории общества, в первом году его существования, особенное значение. Около него сосредоточились преимущественные интересы прений, происходивших в обществе более 2 лет»48. Еще в начале 1887 г. Гроту пришла мысль «вбросить» тему свободы воли в дискуссионное поле Общества, поскольку «посредством обсуждения именно этого вопроса всего лучшее выяснятся разнообразные научные интересы и направления мыслей членов общества, еще едва знакомых друг с другом»49. Спор о свободе воли действительно стал «лакмусовой бумажкой» для проверки и самопроверки философских диспозиций его участников. К примеру, Грот в своей статье уже прямо заявляет, что метод исследования вопроса о свободе воли может быть только метафизическим, потому как метафизическим будет любой «анализ основных категорий всякого познания и опыта». И закономерно подытоживает: «Свобода воли (и связанная с ней нравственная ответственность) допускаются в личности лишь под условием пробудившихся в ней идеальных стремлений»50. Еще более определеннее высказывается Л.М. Лопатин, который в возможности нравственных переворотов видит сокрушительное доказательство наличия у человека свободной воли: «Перестройка мотивов не сама собой совершается, а человек ее совершает, она представляет некоторый новый акт его духовной жизни — подлинное усилие человеческой воли»51. Напротив, Н.В. Бугаев настаивает на возможности неметафизического подхода к проблеме: «Рассуждая о свободе воли, мы будем разуметь конкретную человеческую волю...», или: «Вопрос о свободе воли, поставленный отвлеченно, ведет к большим недоразумениям»52. В конечном счете он предлагает некий компромиссный вариант в духе грядущей деятельностной парадигмы: «Воля проявляется только там, где есть сознательная, мотивированная, активная и целесообразная деятельность». Тезисы С.С. Корсакова прямо представлены как возражения статье Грота. Корсаков придерживается типичной позитивистской философии и даже фразеологии: «В присущем человеку сознании свободы воли есть значительная доля самообмана»53. Мотивы человеческого поведения, по его мнению, следуют друг за другом с «роковой необходимостью». Точка зрения A.A. Токарского дополняет текст Корсакова: «Проявления воли и проявления нравственности не имеют между собой никакой внутренней связи»54. Воля в его системе
лишь «психический эквивалент физиологических процессов», «субъективная сторона явления».
Слишком длинным для приведения здесь получился бы список изданий, где члены Общества участвовали как авторы, редакторы или переводчики55, часто в таких случаях титульный лит извещал: «Издание Московского Психологического общества». Так, для начинающих изучать философию в биографической библиотеке Ф. Павленкова издавались очерки «Жизнь и философия» Аристотеля, биографии Бэкона, Локка, Юма, Милля, Бруно, Лейбница, Паскаля, Гегеля, частично написанные членами общества и частично подготовленные под их редакцией. В конце концов в орбиту издательско-просветительской работы Общества входят и публикации, написанные по следам заседаний... Например, такова история книги Л.Н. Толстого «О жизни». Писатель, друживший с Гротом, выступил с докладом «О жизни» на февральском заседании 1887 г. Он раскритиковал научные способы познания жизни, которые не идут дальше вопроса о зарождении жизни, тогда как для человека куда важнее вопрос о ее смысле56. Споры, как это часто бывало на публичных заседаниях, затянулись за полночь, а у Толстого родилась идея написать книгу на соответствующую тему. Между прочим редактором книги писатель «назначил» Грота, которому дал самые широкие полномочия по корректуре.
Наиболее показательной, демонстрирующей наличие авторитета у Общества, а также наличие идейного разделения внутри него, является история создания сборника «Проблемы идеализма», которая хорошо описана в работах М.А. Колерова и Н.С. Плотникова57. Они приводят немало аргументов в пользу наличия сильной социалистической струи в идеализме авторов — бывших марксистов, которая впоследствии была затемнена «телеологической схемотворческой чисткой» со стороны в том числе и самих авторов58. Социалисты, недовольные сочетанием фатализма и апокалиптики в ортодоксальном марксизме, обратившись в поисках этической теории к идеализму, к Канту, сохранили в первое время свой социалистический пафос59. Установка «этических идеалистов» на моральные основы социальной политики вылилась в понимание личности как нормативного требования отношения к человеку, а не как предметной характеристики отдельных индивидуумов60. При всем схожем понимании важности этики «старые идеалисты» — Лопатин, Трубецкие, Новгородцев — не шли так далеко в своем восхищении индивидуальностью и утверждении ее неограниченных прав. Они склонялись к рассмотрению этической теории в рамках общей философии, где права и возможности личности оформлялись довольно жестко в соответствии с миро-
выми закономерностями. Тем временем между этикой и остальной философией постепенно назревали противоречия, поскольку теоретическая философия оставляла личности все меньше свободы и прав, тогда как в своем этическом разделе эти права (да и высокие требования к человеку) оставляла нетронутыми61. Этические идеалисты попали в схожее затруднение, пытаясь использовать социализм без учения о материи. Однако, как пишет Флоровский: «Весь патетизм моралистов не мог искупить метафизической растерянности и нечувствия. Марксизм же был практически возвращением к онтологии, к действительности, к "бытию"»62.
Итак, в составе авторов сборника обозначилось две «партии», которые возглавили Струве и Новгородцев. Последний теснее работал с Трубецкими и «естественниками», статьи которых были направлены против позитивистов и которые не разделяли неоднозначного этического идеализма «христианско-социалис-тической» группы63, вдохновляемого не в последнюю очередь своеобразно понятым Ницше. Разницу между собой почувствовали и сами авторы после выхода издания. Например, С.Н. Трубецкой был возмущен статьями H.A. Бердяева и С.Л. Франка, которые признавали заслуги Ницше перед современной нравственной философией.
11 мая 1902 г. состоялось закрытое распорядительное заседание Московского Психологического общества. «После обсуждения, в котором приняли участие Г.А. Рачинский, Л.М. Лопатин, С.Н. Трубецкой и другие, было решено: 1. Сборник должен быть снабжен предисловием от Психологического общества. В этом предисловии должно быть указано, что, хотя Общество издает этот Сборник, он не является, однако, выражением философских взглядов всего Общества в его целом, а только одной группы ее членов. 2. Заглавие не должно носить полемического характера. 3. Издание должно быть сделано на основаниях, принятых Обществом для своих изданий, т.е. статьи должны быть представлены для рассмотрения в Совет Общества»64. Колеров по этому поводу отмечает, что легко почувствовать, сколь серьезное сопротивление присутствовавших на заседании членов Общества психиатров (в философии — позитивистов) A.C. Белкина, В.П. Сербского, А.Н. Бернштейна и других пришлось преодолеть. Так что от первоначального «полемического» названия («В защиту идеализма») пришлось отказаться. Кроме того, лопатинское предисловие «От Московского Психологического общества» уведомляло читателей о несовпадении позиции авторов с позицией Общества.
Для того чтобы подчеркнуть неоднозначность «Проблем идеализма» в глазах самого Общества, приведем две рецензии на
сборник, опубликованные в «Вопросах философии и психологии». Первая рецензия представляла точку зрения позитивистских кругов, утверждая, что «моральная проблема должна в скором времени разрешиться положительной наукой», а «идеализм еще держится по причине меньшей разработанности общественных наук»65. Вторая рецензия66 более содержательна. Критикуя отдельные недостатки материалов, Ю.И. Айхенвальд находит и коренной порок издания. Так, он упрекает Бердяева в непоследовательности и огульной критике западной традиции, хвалит A.C. Лаппо-Данилевского за содержательность доказательной базы, критикует E.H. Трубецкого за вторичность понимания «любви к дальнему» Ницше, замечает, что С.А. Аскольдов более правильно судит о Ницше, наконец, заключает: «И в общем на страницах философского органа мы должны сказать так: "Проблемы идеализма" победоносно борются с утилитарной моралью и одерживают верх над "субъективным методом" русской социологии. Но эта мораль и этот фантастический метод философски очень не сильны, и победа над ними легка»67.
Таким образом, страницы изданий Общества отображают далеко не только реферативное творчество философов и психологов. Более того, если учесть, что на рядовых заседаниях обычно присутствовало порядка 15—20 членов вкупе с десятком лиц из сторонней публики, то возникает предположение, что, может быть, действительно, с окрепшим издательским фондом если не вся жизнь Общества, то значительная ее часть ушла в издания и журналы? Здесь мы подошли к отличию Общества от предшествующих ему философско-литературных кружков и современных ему религиозно-философских собраний/обществ. Психологическое общество понимало себя не как дискуссионный клуб для избранных интеллектуалов, а как институт, несущий ответственность в масштабе страны за всю культуру, в особенности за особый ее раздел — знание человека о самом себе, самопонимание. Ввиду этого многообразные издательские проекты выстраиваются в сценарий становления отечественного антропологического дискурса, междисциплинарного, но при ведущей роли философской рефлексии. Сегодня при вновь наметившейся тенденции к синтетическому знанию о человеке мы можем приблизиться к оценке грандиозности такой задачи и к пониманию сложностей и конфликтов, которые пришлось преодолеть Обществу при ее реализации.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Белкин A.C. Обзор деятельности Московского Психологического общества за первое десятилетие (1885—1895) // Вопросы философии и психологии. 1895. Кн. 27.
2 См.: Виноградов Н.Д. Краткий исторический очерк деятельности Московского Психологического общества за 25 лет // Вопросы философии и психологии. 1910. Кн. 103.
3 В иные годы число подписчиков приближалось к 1,5 тыс. Подробнее см.: Тугаров А.Б. Социополитические настроения в российской провинции (журнальная статистика «Вопросов философии и психологии») // Социс. 1993. №11. С. 147—151; Емельянов Б.В., ЕрмичевА.А., Русаков В.М. Первый русский философский журнал // Вестн. ЛГУ. 1990. Вып. 3.
4 Журналы философские в России // Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М., 1995. С. 185.
5 Шляпугина Р.Я. Проблемы русской философии на страницах журнала «Вопросы философии и психологии»: Дис. ... канд. филос. наук. Екатеринбург, 2000. С. 36.
6 Иногда встречается ошибочное мнение, что журнал был учрежден «по предложению Абрикосова» (Барам Д.Х. К 100-летию журнала «Вопросы философии и психологии»: Исторический обзор // Историко-философский ежегодник. М., 1989. С. 104). И в целом эта «юбилейная» публикация содержит ряд неточностей, касающихся финансового положения журнала, «большого содействия» работе журнала Петербургского Философского общества (С. 108), числа специальных книжек журнала, посвященных отдельным философам. Постараемся их исправить.
7 См.: Колубовский Я.Н. Из литературных воспоминаний // Исторический вестн. 1914. Т. 136. СПб., С. 136.
8 Грот Н.Я. О новом философском журнале (Письмо в редакцию) // Русские ведомости. № 263. 23 сентября. 1889. С. 3^5.
9 Из письма Грота к отцу от 7 апреля 1889 г.: «Я задумал журнал, чтобы отрезвить общество, направить его к высшим духовным идеалам, отвлечь его от пустой политической борьбы и повседневных дрязг, помочь примирению интеллигенции с национальными началами жизни, возвратить его к родной религии и здравым государственным идеалам...» (Николай Яковлевич Грот в очерках, воспоминаниях и письмах товарищей и учеников, друзей и почитателей. СПб., 1911. С. 332).
10 См.: Грот Н.Я. О задачах журнала // Вопросы философии и психологии. 1889. Кн. 1. С. VI.
11 О «Философском трехмесячнике» (1885—1887) (4 номера) и «Своем слове» (1888—1891) (5 книг) см.: Журналы философские в России // Русская философия. Малый энциклопедический словарь. С. 182—191. Трудность с изданием периодической философской продукции в России была очевидна, поэтому можно согласиться с авторами словарной статьи, которые считают, что с выходом «Вопросов философии и психологии» начался новый этап в отечественной философии, несмотря на то что до появления специального журнала статьи философского содержания появлялись в богословских изданиях («Вера и разум», «Православное обозрение») и публицистических («Отечественные записки», «Вестник Европы», «Журнал Министерства народного просвещения» и пр.).
12 Грот Н.Я. О задачах журнала // Вопросы философии и психологии. 1889. Кн. 1. С. XII.
13 Правда, не все члены Общества были солидарны с отдельными положениями «программной» статьи редактора. Если, касаясь «проклятых вопросов», Грот осторожно полагает, что речь идет «не о полном и окончательном разрешении этих «вопросов», а о правильной их постановке, дозволяющей человеку удовлетвориться некоторыми наиболее вероятными их решениями» (С. 15), то С.Н. Трубецкой предпочитает более радикальные формулировки: «...задача настоящего философского журнала... состоит не в том, чтобы плодить возможно большее число вопросов философии и психологии, но в том, чтобы по возможности способствовать уменьшению их» (Трубецкой С. Н. Собр. соч. 1908. Т. 2. С. 1).
14 Стоит отдельно отметить рубрику «Материалы для истории философии в России» (впервые появилась в четырех книгах и выходила в течение первой половины 1890-х гг.), инициатором и ведущим которой был Я.Н. Колубов-ский, систематизировавший и аннотировавший библиографии авторов, которых начали забывать: Ф.А. Голубинского, С.С. Гогоцкого, В.Д. Кудрявцева, П.Д. Юркевича, П.Л. Лаврова и др., а также «Философский ежегодник» Я.Н. Колубовского (22^29 кн.) с аннотациями философской русскоязычной литературы и переводов.
ь Маленькая хроника//Новое время. № 4930. 1889. 18(30) ноября. С. 2.
16 Письмо в редакцию//Новое время. № 4934. 1889. 22 ноября. С. 2.
17 Вестн. Европы. Т. IV. 1889. Август. С. 889-891.
18 Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1984. Т. 19. С. 153. Впрочем, Толстой был внимательным читателем журнала. См., например, его письма H.H. Страхову: Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1929. Т. 67. С. 122—129.
19 На языке социологической теории — правых. «Политическую направленность журнала можно обозначить как консервативно-охранительную. Он был близок по установкам к правым кадетам. Долгие годы редакцию возглавляли Н. Грот и Л. Лопатин, сочувствующие кадетской партии. Наиболее часто публиковались умеренные либералы В. Соловьев, С. Трубецкой, П. Новгородцев, В. Хвостов, Э. Радлов, А. Козлов. Характерно, что журнал, например, никак не прореагировал на события 1905—1907 гг. В его номерах за эти годы нет ни единого упоминания о революции, которая была главной темой общественно-политической периодики» (Щека Н.Ю. Основные проблемы социологии в России по материалам журнала «Вопросы философии и психологии». Дис. ... канд. социол. наук. Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ)). Еще одну точку зрения на «партийность» журнала можно выяснить у современника: Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. СПб., 1991. Т. 2. С. 452.
20 Николай Яковлевич Грот в очерках, воспоминаниях и письмах товарищей и учеников, друзей и почитателей. СПб., 1911. С. 313.
21 Будилова ЕЛ. На рубеже двух веков (к 100-летию журнала «Вопросы философии и психологии») // Психологический журнал. 1989. Т. 10. № 5. С. 136.
22 См.: Половинкин С.М. На изломе веков // Россия XXI. 2001. № 6.
23 Гершензон М.О. Письма к брату. М., 1927. С. 18.
24 Флоровский Т.В. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991 (репринт с парижского издания 1937 г.). С. 331.
25 См.: Виноградов Н.Д. Краткий исторический очерк деятельности Московского Психологического Общества за 25 лет. С. 253.
26 Начиная с первых книжек в журнале на правах «сводного брата» присутствует специфическая проблематика (Ланге H.H. О действии гашиша (психологическая заметка) // Вопросы философии и психологии. 1889. Кн. 1; Петрово-Соловово М.М. Телепатия // Вопросы философии и психологии.
6 ВМУ, философия, № 4
81
1892. Кн. 11), печатаются отчеты о специальных психиатрических мероприятиях (Токарский A.A. Международный конгресс по экспериментальному и терапевтическому гипнотизму в Париже // Вопросы философии и психологии. 1890. Кн. 2), в последующем (до 1910-х гг.) она сохраняется (напр.: Сербский В.П. Четвертый международный конгресс по криминальной антропологии // Вопросы философии и психологии. 1896. Кн. 35; Суханов С.А. Учение о нейронах в приложении к объяснению некоторых психических явлений // Вопросы философии и психологии. 1896. Кн. 34; Монтелли Аг. Влияние аккомодации и конвергенции на восприятие глубины // Вопросы философии и психологии. 1907. Кн. 89, и пр.).
27 ОР РГБ. Ф 334. К IV. Ед. хр. 57.
28 Финансовых проблем Общества мы еще коснемся. А пока отметим недостаточно (в сравнении с Гротом) лоббистскую позицию Лопатина. Следствием общей инфантильности его натуры можно считать случай, описанный его современниками: «Когда однажды прошел слух, что Бергсон, знаменитый французский философ, очень интересуется русской философией и желал бы побывать в Москве, Лев Михайлович, зная, что он сам тогда должен принять Бергсона, дать ему возможность прочесть доклад в Психологическом обществе и обменяться с ним мыслями и что все это надо сделать на французском языке, категорически воспротивился этому и сумел отговориться, хотя знал французский язык. Дело в том, что событие потребовало бы от него большого напряжения, усиленной работы, вообще большой затраты сил. Все окружающие очень досадовали на него за это» (Морозова М.К. Мои воспоминания // Наше наследие. 1991. № VI. С. 104).
29 См.: Шляпугина Р.Я. Проблемы русской философии на страницах журнала «Вопросы философии и психологии». Дис. ... канд. филос. наук. 09.00.03. Екатеринбург, 2000. С. 19. При этом дается ссылка на: Русская философия. Малый энциклопедический словарь (М., 1995). Но указанный словарь дает неверное число опубликованных в журнале авторов (322), вероятно, заимствуя данные из статьи Н.Д. Виноградова, т.е. на 1910 г. См. полную роспись: Вопросы философии и психологии (1899— 1918). Роспись содержания / Сост. И.В. Борисова, Л.С. Давыдова // Вопросы философии. 1993. №9. С. 127—150; № 10. С. 122—151. То же в исправленном виде: Исследования по истории русской мысли. Ежегодник за 1998 год. М., 1998. С. 427^ 523; а Вопросы философии и психологии (1899—1918). <Указатель содержания > // Философское содержание русских журналов начала XX в.: статьи, заметки и рецензии в литературно-общественных и философских изданиях 1901 — 1922 гг. Библиографический указатель / Отв. ред. A.A. Ермичев. СПб., 2001. С. 9^86.
30 Лопатин Л. М. Василий Петрович Преображенский // Вопросы философии и психологии. 1900. Кн. 52. С. IX. Или: Отчет Московского Психологического общества // Вопросы философии и психологии. 1902. Кн. 65. С. 1060—1061.
31 Подробнее см.: Баранец Н.Г. Философское сообщество: структура и закономерности становления (Россия рубежа XIX^XX веков). Ульяновск, 2003. С. 224^227. Типичный академический автор рубежа веков «не стремится обращаться к читателю в доверительном тоне, не использует "вербующих" обращений, но, с другой стороны, он говорит с позиций некоторого дидактического менторства... При этом следует отметить проявление сознания личной ответственности за выстраиваемую концептуализацию, за приведенные аргументы. "Я думаю, позволительно пересмотреть этот вопрос еще раз"».
32 Например, характерна в этом плане полемика Соловьева и Чичерина по поводу «Оправдания добра». Если Чичерин упрекает Соловьева в журнализме и легковесности, то Соловьев отвечает ему еще более жестко, находя
научные занятия Чичерина пустыми, а его ум — «догматическим» и «самоуверенным».
33 Напр.: Шпет Г.Г. По поводу книги В.В. Зеньковского «Проблема психической причинности». Киев, 1914. Критические заметки к проблеме психической причинности // Вопросы философии и психологии. 1914. Кн. 123. С. 283—313. «Прошли ту переходную скептическую полосу, когда казалось, что единственным предметом занятий для философа осталась история философии», «просто собрание материалов по этому вопросу, это эклектика и психология, а не феноменология» (с. 283^284).
34 В пример можно привести письмо Н.Я. Грота Г.А. Рачинскому от 24 февраля 1894 г., где он просит корреспондента взять на себя ведение хозяйственных дел журнала (PFAJ1 И. Ф. № 427. Оп. №1. Ед. хр. 2727).
35 Протоколы заседаний Психологического общества // ОРКн РНБ МГУ. Рук. Т. П. № 588.
36 Отметим, что наибольшее число читателей журнал стабильно имели в малороссийских губерниях — Херсонской, Киевской, Харьковской, Таврической, Тифлисской, Екатеринославской, где было наиболее густое скопление образовательных учреждений. Заграничным читателям посылалось обычно около 1 /20 тиража.
37 См.: Тугаров А.Б. Социополитические настроения в русской провинции (журнальная статистика «Вопросы философии и психологии») // Социс. 1993. № 1. С. 147—151.
38 Напр.: Отчет о годичном распорядительном заседании // Вопросы философии и психологии. 1917. Кн. 137—138. С. 181—183.
39 Виноградов Н.Д. Краткий исторический очерк деятельности Московского Психологического общества за 25 лет. С. 260.
40 См.: Акулинин В.Н., Самьшов О.В. Философское общество при С.-Петербургском университете (1897—1923) //Новосибирск, 1994.
41 См.: Колубовский Я.Н. Из литературных воспоминаний. С. 138.
42 См.: Барабанов Е. Забытый спор // Вестн. РХД. 1976. № 118. Там же содержится довольно подробная, хотя и не полная библиография (например, отсутствуют упоминания о статьях в богословских журналах, таких, например, как «Вера и знание»), С. 159—165.
43 Письма К.П. Победоносцева к Александру ИI. М., 1926. Т. П.
44 Реферат В. Соловьева был опубликован только 10 лет спустя, после его смерти (Вопросы философии и психологии. 1901. Кн. 56).
45 Деятельность Московского Психологического общества при Московском университете за последние 4 года (1918—1922) //Мысль, Academia, Петербург / Под ред. Э.Л. Радлова и Н.О. Лосского. 1922. №3. С. 186—187.
46 Всего вышло 8 выпусков: 1) сборник статей, посвященный А. Шопенгауэру (1888); 2) перевод «Пролегомен...» И. Канта в сопровождении «Критики кантовской философии» Куно Фишера (1889, два переиздания); 3) сборник статей о свободе воли (1889); 4) перевод избранных статей Г.В. Лейбница (1890, отд. изд. 1908); 5) перевод «Этики» Б. Спинозы (1892); 6) перевод работы Э. Кэрда о Гегеле (1898) со статьей В. Соловьева «Философия Гегеля»;
7) перевод «Основоположения к метафизике нравов» И. Канта (1912);
8) перевод «Трактата об очищении интеллекта...» Б. Спинозы (1914). Несложно заметить возрастающие перерывы между выпусками — симптом все того же финансового неблагополучия и следствие недостаточных лоббистских усилий Лопатина.
47 Труды Московского Психологического общества. М., 1888. Вып. 1. С. IV.
48 Там же. М., 1889. Вып. III. С. V.
49 Грот Н.Я. Вступительное слово // Труды Московского Психологического общества. Вып. Ш, М., 1889. — C.V.
50 Грот Н.Я. Критика понятия свободы воли в связи понятием причинности//Там же. С. XXXIV.
51 Лопатин Л. М. Вопрос о свободе воли //Там же. С. 171.
52 Бугаев Н. В. По вопросу о свободе воли//Там же. С. 218.
53 Корсаков С.С. По вопросу о свободе воли. Возражение на реферат Грота // Там же. С. 222.
54 Токарский A.A. Понятия воли и свободы воли // Там же. С. 265.
55 Отметим переводы «Очерка психологии» В. Вундта, «Введения в философию» Ф. Паульсена, «Очерков философии» X. Гёффдинга, «Артура Шопенгауэра» Куно Фишера, «Размышлений» и «Оснований философии» Р. Декарта.
56 См.: Толстой Л.H. Реферат в Московском Психологическом обществе, напечатанный в газете «Новое время». 1887. № 3973 от 22 марта //Толстой J1.H. Поли. собр. соч.: В 90 т. М., 1936. Т. 26.
57 См.: Колеров М.А. Не мир, но меч. СПб., 1996. См. также другие приведенные здесь работы.
58 Слабые места позиции Колерова разобраны Б. В. Межуевым (Затерянный след. «Проблемы идеализма» в новом историческом контексте (http:// www.archipelag.m/authors/mezhuev/?library= 1175)).
59 Помимо непосредственно текстов сборника на этот вывод наталкивает соответствующий эпистолярий. Например, письма СЛ. Франка к H.A. и П.Б. Струве ( 1901 — 1905) / Публ. М.А. Колерова//Путь. 1992. №1. С. 271.
60 См.: Плотников Н.С. Философия «Проблем идеализма» // Проблемы идеализма. Три Квадрата. 2002. С. 5^60.
61 См.: Лопатин Л.М. Больная искренность // Вопросы философии и психологии. 1893. №16. С. 109—114.
62 Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991 (репринт с издания: Париж, 1937). С. 453.
63 См.: Колеров М.А. Новое о «Проблемах идеализма»: два письма П.И. Новгородцева к A.C. Лаппо-Данилевскому (1902) // Исследования по истории русской мысли: Ежегодник. 2001/2002. М., 2002. В письме от 9.V.[19]02 (С. 640) Новгородцев прямо обозначает замысел сборника как публикацию против позитивистов.
64 Колеров М.А. Idealismus militans: история и общественный смысл сборника «Проблемы идеализма»: Сборник «Проблемы идеализма» [ 1902] // История и контекст. Три квадрата, 2002. С. 149; Вопросы философии и психологии. 1903. Кн. 66. С. 156— 157. В Совет Общества статьи не были предоставлены.
65Рожков H.A. Значение и судьбы новейшего идеализма в России (По поводу книги «Проблемы идеализма») // Вопросы философии и психологии. 1903. Кн. 66.
66 См.: Айхенвшьд Ю.И. Проблемы идеализма. Сб. статей / Под ред. П.И. Новгородцева//Вопросы философии и психологии. 1903. Кн. 66.
67 Там же. С. 356.
