CC BY
549
В.В. Страхов
ИЗ ИСТОРИИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ВНУТРЕННИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАЙМОВ В РОССИИ
Вследствие господства крепостничества и традиционного хозяйства, неразвитости капиталистического уклада и присущих ему кредитных отношений, а также своеобразия исторического пути России, законодательно оформленные внутренние правительственные займы появились здесь сравнительно поздно - лишь в первое десятилетие XIX столетия.
В наиболее же развитых в экономическом и социально-политическом отношении странах Западной Европы внутренние правительственные займы стали практиковаться гораздо раньше. «Настоящие, то есть денежные по форме, государственные займы встречаются впервые в итальянских республиках XII века», - писал по этому поводу Н.К. Бржеский 1.
Однако потребовалось почти четыре столетия активного развития капиталистических отношений, прежде чем подобные операции, которые являлись реальной альтернативой «порче» монеты, ростовщическому кредиту у купцов и банкиров, а также увеличению существовавших и введению новых налогов, стали периодически проводиться в Г оллан-дии, Франции и Англии.
Именно тогда, то есть в XVI веке, в условиях ускоренного развития товарно-денежных отношений и на основе широкого распространения коммерческого кредита, вексельного обращения, банковской деятельности и использования в обороте обязательств откупщиков появляются свободно продававшиеся свидетельства официальных государственных займов - облигации на предъявителя, гарантировавшие получение фиксированного дохода по вложенному капиталу и возврат всей его суммы по прошествии определенного срока.
Впервые подобные финансовые инструменты, эмитентом которых выступало правительство Нидерландов, были введены в оборот в Антверпене - ведущем торговом и банковском центре Европы того времени.
Из-за перманентного увеличения бюджетных расходов, в первую очередь военных, в XVII-XVШ веках выпуск внутренних правительственных займов в ведущих европейских государствах неуклонно возрастал. Несмотря на низкую доходность, не превышавшую обычно 6-7 процентов годовых, эти бумаги привлекали к себе интерес все большего количества лиц, прежде всего из среды крупной городской буржуазии. Для нее они являлись не только надежным, ликвидным и удобным инструментом
капитализации своих накоплений, но и средством воздействия во многих случаях на политику власти.
Иными словами, возраставшее участие в займах высших слоев «третьего сословия» можно вполне рассматривать как составную часть политического компромисса в процессе формирования европейского абсолютизма, который, как известно, возникал как равнодействующая между укреплявшимся капитализмом и отступавшим феодализмом. В связи с этим уместно вспомнить слова К. Маркса о том, что на начальных этапах развития европейского капитализма «государственный кредит становится символом веры капитала».
Широкое использование внутренних займов в развитых европейских странах стало и одним из решающих факторов появления и быстрого распространения здесь с конца XVII века бумажных денежных знаков в виде банковских билетов. Именно обращение государственных долговых обязательств, а также расширение масштабов оборота коммерческих векселей, развитие банковского кредита и операций с ценными бумагами частных эмитентов на биржах сформировали соответствующие условия финансово-экономического, социально-психологического, правового и финансово-технического характера.
Что касается России, то первые попытки государства воспользоваться займами внутри страны были предприняты здесь как минимум на несколько веков раньше официального, то есть закрепленного в законнодательном порядке, выпуска правительственных долговых обязательств.
Например, еще великий князь Василий Темный брал взаймы у московских «гостей» и торговцев суконной сотни. В период Смутного времени Василий Шуйский под заклад драгоценностей пытался получить кредит у «гостей», брал ссуды у Троице-Сергиевой лавры и Соловецкого монастыря. Позже, точнее в мае 1613 года, с просьбой о денежном займе правительству к известным купцам и промышленникам Строгановым обращался недавно вступивший на престол царь Михаил Федорович Романов 2.
Однако эти факты не могут, естественно, являться показателем наличия в России того времени финансово-экономических и социальнополитических условий, необходимых для возникновения организованного публичного кредита. В стране фактически отсутствовал даже коммерческий кредит, который всегда, учитывая опыт Западной Европы, предшествовал появлению и развитию систематических кредитных операций с участием государства в роли заемщика. И неслучайно первые Романовы, как подчеркивал И.М. Кулишер, «прибегали к принудительным зай-
мам - к запросным деньгам, ибо добровольно получить их невозможно было» 3.
Господствовавшей формой кредитных отношений между частными субъектами по-прежнему, как и много веков назад, оставалось ростовщичество, то есть такая форма кредита, которая отличается крайне высокой ставкой процента, наличием залога и, как правило, существует там, где производители еще не отделены от средств производства. Ростовщический кредит консервативен по своей сути: способствуя в условиях традиционного общества накоплению сокровищ и концентрации в одних руках средств производства, он не создает значимых предпосылок для развития капиталистических отношений.
Правда, в отличие от предшествовавших столетий под влиянием роста товарно-денежных отношений и расширением предложения, натуральная форма ростовщичества все более уступала место денежной. Данный процесс сопровождался и некоторым понижением процентной ставки, в частности, по ссудам, которые выдавались монастырями 4. Тем не менее, в целом кредит в России оставался крайне дорогим. Его самой разорительной формой считалась «лихва», то есть ссуда под 60 процентов годовых и выше, которая, как правило, целенаправленно использовалась крупными землевладельцами для «прикрепления» к своей земле еще формально обладавших личной свободой крестьян.
Следует сказать и о том, что в качестве заемщиков уже выступали не только физические лица: к кредиту прибегали «и волости, и слободы, и посады, которым на содержание старост и судей, дьячков и целовальников, изб и тюрем, на многочисленные подарки в московских приказах и присылаемым оттуда воеводам и сыщикам не хватало обычных средств -поступлений от самообложения»5.
Осознавая многочисленные негативные последствия ростовщической деятельности и особенно ее отрицательное воздействие на налоговый потенциал тяглого населения, власти неоднократно предпринимали попытки ограничить и даже искоренить ростовщичество. Так, статья 255 Соборного уложения вообще запрещала, следуя христианской догматике, выдачу ссуд под проценты 6.
Однако этот и подобные ему запреты сравнительно легко преодолевались с помощью различных ухищрений. Широко практиковалась выдача ссуды, из которой заранее вычитались соответствующие проценты. Другой распространенный способ заключался в том, что выдаваемая заемщику ссуда формально была беспроцентной, но по договоренности сторон устанавливался очень короткий, практически нереальный срок ее возврата. За просрочку же платежа оговаривались не запрещенные законом вы-
сокие проценты, которые в конечном итоге и придавали ссуде ростовщический характер .
Названная статья Уложения сохраняла юридическую силу более столетия, точнее до манифеста императрицы Елизаветы Петровны от 13 мая 1754 года, которым, в частности, устанавливался «указной процент», то есть максимальный размер ссудной ставки в 6 процентов . Однако, как справедливо подчеркивал С.Я. Боровой, на протяжении указанных ста лет «неоднократно встречаются документы и законодательные акты, говоря-
9
щие о процентных ссудах» .
В связи с вышеизложенным вызывает интерес мнение известного французского специалиста по проблеме генезиса капитализма, видного представителя исторической школы «Анналов» Ф. Броделя. Подчеркивая факт «незрелости» русского города эпохи позднего Средневековья, он в немалой степени связывал это с отсутствием доступного «современного» кредита и «царством ростовщичества, невообразимо сурового» 10.
И тем не менее, в силу доминирования традиционного хозяйства ростовщическая деятельность не получила в России самостоятельного экономического значения. «Торговый и ростовщический капитал выступал в условиях XVII века не обособившись друг от друга», - подчеркивал в этой связи С.Я. Боровой 11. Важно и то, что в дальнейшем ростовщичество так и не смогло перейти на качественно новую ступень, связанную уже с частной банковской деятельностью.
Масштабные преобразования Петровской эпохи и связанные с ними многочисленные заимствования западного опыта, казалось бы, создавали условия для приобщения страны к передовым достижениям мировой хозяйственной практики, неотъемлемой частью которой являлись развитые кредитные отношения, государственные займы, банковская и эмиссионная деятельность, биржевое дело и вексельное обращение. Однако в силу приоритетной ориентации реформ на достижение военного могущества и укрепление геополитических позиций Российской державы, их внутренней противоречивости, глубокого переплетения модернизационных и традиционалистских тенденций, а также дальнейшего усиления роли государства в экономической жизни общества, результаты преобразований в кредитно-финансовой сфере оказались неоднозначными и сравнительно «скромными».
Созданные «сверху» и на средства казны мануфактуры, главной задачей которых являлось удовлетворение насущных потребностей армии и флота, фактически не нуждались в коммерческом кредите. Острой нужды в нем не наблюдалось и в дальнейшем, когда многие из них были переданы в частные руки. Экономическая связь этих предприятий с государством во многих случаях по-прежнему оставалась более глубокой,
нежели с внутренним рынком, который к тому же обладал весьма ограниченными возможностями в плане потребления промышленной продукции.
Свидетельством стремления власти к искусственному насаждению элементов рыночной инфраструктуры, дополнительному стимулированию предпринимательской активности, а также, что немаловажно, отражением личного желания Петра I превратить новую столицу во «второй Амстердам» стало учреждение в Санкт-Петербурге биржи. Однако на протяжении последующих десятилетий, вплоть до начала XIX века, она не производила операций с фондовыми ценностями из-за отсутствия таковых. Исключение составляли «лишь покупки-продажи иностранных векселей, которые были необходимы для экспортоимпортных торговых операций» 12. Кроме того, роль самой столичной биржи в экономической и финансовой жизни страны длительное время оставалась незначительной.
Одним из немногих достижений Петровской эпохи, действительно создававшим определенные предпосылки для развития коммерческого, банковского и в конечном счете государственного кредита, стало внедрение в практику переводного векселя. Учитывая огромные пространства России, высокий удельный вес медной монеты в структуре денежного обращения и длительность торговых оборотов, переводной вексель приобретал исключительно важное значение. Сам Петр I был хорошо знаком с векселем и считал необходимым развивать его обращения, особенно в связи с удовлетворением нужд государства. Так, в наказе созданному в 1711 году Правительствущему Сенату царь вменял ему в обязанность «исправить и держать в одном месте» 13 казенные векселя.
С целью правовой регламентации вексельного обращения в мае 1729 года, уже после смерти Петра Великого, по инициативе члена Верховного тайного совета и руководителя созданной в 1726 году Комиссии о коммерции графа А.И. Остермана был принят специальный законодательный акт - Устав вексельный. Во введении к Уставу указывалось, что он «сочинен и выдан вновь ради того, что в Европейских областях вымышленно, вместо перевозки денег из города в город, а особо из одного владения в другое, деньги переводить через письма, названные векселями, которые от одного к другому даются или посылаются, и так действительные есть, что почитаются наипаче заемного письма, и приемлются так, как наличные деньги, а за неплатежи штрафуются многими перед займом излишними процентами...» 14. Особое внимание в Уставе уделялось «векселям на казенные деньги», появившимся в годы Северной войны в связи со значительными трудностями транспортировки денежных средств для действующей армии. Характерно, что именно операции
казны с этими специфическими финансовыми инструментами предшествовали возникновению и распространению коммерческого векселя в России.
То, что в первой четверти XVIII столетия власть не предпринимала серьезных и действенных мер по организации и развитию в стране «правильного» кредита, во многом определялось самой идеологией петровских реформ, их нацеленностью на усиление позиций абсолютистского государства в экономической сфере, на установление отношений патернализма лишь с «нужными» частными хозяйствующими субъектами, на централизацию и бюрократизацию управления. Немаловажное значение имело и то, что доминировавшая система хозяйствования, основанная на крепостном труде, еще не исчерпала своих потенциальных возможностей и, несмотря на многочисленные трудности реформ, показывала положительную динамику развития. Именно поэтому на данном этапе не наблюдалось глубокой заинтересованности широких кругов дворянства в организации «правильного» кредита.
Следует учитывать и то, что развитие кредитной сферы было затруднено в условиях постоянных и инфляционных по своему характеру изменений в денежном обращении. Их главный результат состоял в масштабной «порче» серебряной монеты, а также в том, что медная монета на многие десятилетия превратилась в основное платежное средство внутри страны и, как справедливо подчеркивал И.Г. Спасский, «открывала перед государством, почти не имевшим собственной добычи серебра, значительные финансовые возможности» 15.
К сказанному добавим, что именно этот инфляционный механизм управления дефицитом государственного бюджета во многом компенсировал потребности казны и в заемных средствах. Неоднократно возникавший вопрос об обращении к государственному кредиту в начале XVIII века свидетельствовал не только о глубоком интересе Петра Великого к кредитно-финансовой политике и денежному обращению в западных странах, к экспериментам знаменитого Дж. Лоу, но и о появившихся впервые проектах внутренних правительственных займов.
Примечательна в этом отношении записка «Статьи ко умножению государственной казны для нужды настоящей войны» из так называемых «кабинетных бумаг» Петра I 16. Ее основная цель заключалась в обосновании тезиса о нецелесообразности дальнейшего увеличения доходов государственного бюджета за счет усиления налоговых платежей с крестьянства, так как это неизбежно ведет к тому, что «земля останется без людей». В качестве одной из альтернатив записка предлагала выпуск внутреннего займа на сумму в 1 миллион рублей. Гарантом его возврата после окончания войны со Швецией должен был выступить глава государства.
Заем следовало разделить на 100 частей и распространить среди крупного купечества в виде «заемных писем» при помощи «двух верховных судей, людей разумных, породных и благоревностных». Каждый факт приобретения названных бумаг должен был заноситься в «книгу великую, позлащенную», то есть в специальный реестр государственных долгов.
Существенной особенностью проекта, в котором просматривается стремление нейтрализовать возможность усиления политических позиций крупного купечества, являлось то, что он не предусматривал выплату каких-либо процентов по займу. Участие в нем, по мысли автора, должно было расцениваться кредиторами казны как обязанность перед Богом и самодержцем, своего рода платой за то, чтобы не потерять «отчизну
17
и живота своего» .
По мнению П.Н. Милюкова, автором данного документа, который, по всей видимости, был представлен на рассмотрение царю в 1710-1711 годах, являлся известный дипломат и предприниматель, серб по происхождению Савва Лукич Владиславич, граф Рагузинский. Именно он, будучи российским агентом в Османской империи, привез в 1705 году из Константинополя в подарок Петру I знаменитого арапа Ибрагима.
К этому же периоду относится и другой любопытный проект, который, будучи связан с внутренним кредитом казны, как бы предвосхищал появление ассигнаций в России.
Считая, что именно государству должна принадлежать ведущая роль в развитии хозяйства страны, «рудных дел промышленник» Даниил Воронов в направленной царю в 1712 году записке предлагал увеличить финансовые возможности казны путем выпуска на сумму в 5 миллионов рублей и сроком на 50 лет так называемых «замен» - своеобразных кредитных денег. Полагая, что возросший за годы реформ авторитет государства является вполне достаточной гарантией надежности новых денежных инструментов, автор рекомендовал делать их из наиболее дешевого материала - дерева 18.
И, тем не менее, в царствование Петра Великого Россия обошлась без внутренних и внешних государственных заимствований. «Несмотря на огромные издержки по делам внутреннего преобразования, на долговременную тяжелую войну, на новые дипломатические издержки, государство пробавлялось своими доходами и не сделало ни копейки долгу», - писал в этой связи знаменитый русский историк С.М. Соловьев 19.
Интересно высказывание самого Петра I по этому поводу. После заключения Ништадского мира он говорил: «Я только что окончил войну, продолжавшуюся 21 год, не встретив надобности прибегать к заключению государственных займов и если бы мне по Божьей воле пришлось воевать еще 20 лет, я бы воевал, не прибегая к займам»20.
Таким образом, петровские реформы не повлекли за собой, как справедливо подчеркивает Н.Н. Калинина, «кардинального решения вопроса
21
о правильной организации в России кредитного дела» . Вместе с тем они оказали весьма существенное воздействие на направление и характер развития кредитной сферы в будущем. Главная особенность этого развития заключалась в том, что деятельность государства в данной области определялась не столько потребностями возраставшего хозяйственного оборота, усиливавшейся активностью купечества и промышленников, сколько потребностями получения дополнительных финансовых ресурсов для покрытия бюджетных дефицитов и необходимостью материальной поддержки дворянства.
Показателен в этой связи пример учрежденной в 1729 году Монетной
конторы, которая просуществовала до 1754 года и «стала прототипом го-
22
сударственных кредитных учреждений России» .
Именным указом Анны Иоанновны от 8 января 1733 года «О правилах займа денег из Монетной конторы» впервые в отечественной практике официально было разрешено выдавать «деньги в процент». Необходимость введения данной операции в указе мотивировалась тем, что многие подданные, «имея в деньгах нужду, принуждены занимать у чужестранных и у прочих, с несносными великими процентами и с закладами такими, который против взятья денег в полтора или вдвое стоить может, и от того приходят в убожество и разорение, и дают не токмо по 12, но и по 15 и 20 процентов, чего во всем свете не водится, и случается, что иные проценты вычитают у них из тех же данных наперед денег.» 23.
Однако истинные причины появления указа определялись, прежде всего, интересами государства. «Правительство при учреждении подобного банка, не столько заботилось о доставлении кредита частным лицам, сколько о своих собственных выгодах и привлечении в казну возможно большего количества золота и серебра», - писал по этому поводу видный специалист по истории отечественных финансов, известный государственный деятель граф Д.А. Толстой 24.
Уделяя особое внимание процедуре выдачи ссуд, названный указ предписывал осуществлять кредитование частных лиц сроком на 1 год под 8 процентов годовых с предоставлением права отсрочки возврата взятых средств до 3 лет. Обязательным условием выдачи ссуды являлось наличие залога в виде изделий из золота и серебра, которые принимались из расчета 75 процентов их стоимости, устанавливаемой специальными служащими - обер- и минц-мейстерами.
Кредитные операции Конторы, которая с 1734 года стала официально именоваться Монетной канцелярией, «были очень незначительны»25. Как
показывает С.Я. Боровой, в среднем ежегодно в виде ссуд она выдавала около 2 тысяч рублей 26. Быстро возникшая тесная связь с сановной верхушкой со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями, а также обусловленный хроническими бюджетными дефицитами недостаток кредитных ресурсов во многом предопределили неэффективность функционирования данного института.
И все же в контексте развития кредитных отношений в России, в том числе процесса формирования предпосылок для появления внутренних государственных займов, деятельность Монетной конторы представляет немалый интерес. Во-первых, это был первый опыт официального закрепления права кредитной деятельности, причем, что особенно важно, за государственным учреждением. Во-вторых, предписанный ей размер ссудного процента, становился своеобразным эталоном, на который следовало ориентироваться в частных кредитных отношениях. И, наконец, в-третьих, в деятельности Монетной конторы впервые рельефно и четко проявилась специфическая связь в кредитной сфере между интересами абсолютистского государства и высших кругов дворянства, которая в дальнейшем стала одним из главных факторов развития кредитнобанковских отношений в России.
На более высокий уровень развития банковская деятельность государства выходит с царствования Елизаветы Петровны, когда прямая и косвенная материальная поддержка дворянства становится одной из главных составляющих экономической и внутренней политики правительства. Свое отражение это нашло, в частности, в уже упоминавшемся указе Елизаветы Петровны от 13 мая 1754 года «Об учреждении государственного банка, о порядке выдачи из оного денег и наказании ростовщиков», согласно которому в Санкт-Петербурге и Москве создавался Дворянский
заемный банк 27.
Дворянский земельный банк имел ярко выраженный сословный характер, так как его клиентами могли быть только представители дворянства. Кроме ломбардных операций с драгоценностями, он осуществлял выдачу ссуд под залог помещичьих имений, в том числе вместе с крепостными крестьянами, а также под поручительство «знатных, зажиточных и надежных людей». Ссуды в размере до 10 тысяч рублей выдавались под 6 процентов годовых на срок до 3 лет.
Если первоначально капитал Дворянского банка составлял 750 тысяч рублей, то уже в царствование Екатерины II он достиг огромной суммы —
6 миллионов 28. Однако это ни в коей мере не являлось показателем эффективности его деятельности. Наоборот, она носила хронически убыточный характер. Многократное увеличение основного капитала банка за счет казенных сумм объяснялось постоянно возраставшими обращениями
дворянства за кредитами, а также тем, что большинство ссуд со временем приобретало безвозвратный характер. Даже проценты по полученным кредитам заемщики нередко отказывались выплачивать, резонно полагая, что их безвозмездная поддержка - прямая обязанность правительства.
Вышеназванным указом при «Санкт-Петербургском порте коммерции» создавался и Купеческий банк. Его кредиты выдавались лишь купцам, которые могли предоставить в залог находившиеся в столичном порту товары и в отдельных случаях - векселя. Казалось бы, несмотря на определенную узость клиентской базы, это учреждение должно было в гораздо большей степени отвечать методам рыночного хозяйствования и принципам банковской деятельности. Однако в силу своего «казенного» происхождения, слабой ориентации на извлечение коммерческой прибыли и обусловленных этим многочисленных «теневых» сторон практики кредитования, деятельность банка не имела успеха. В 1782 году он был ликвидирован, а его капиталы переданы Дворянскому банку. Из-за возраставшей убыточности и необходимости принятия мер по взысканию многочисленных просроченных ссуд спустя четыре года был закрыт и этот банк. Его приемником в 1786 году стал Государственный заемный банк, главная задача которого состояла в поддержке дворянского землевладения.
Практическая деятельность первых казенных банков была далека от первоначально поставленных перед ними задач, о чем свидетельствует именной указ Петра III «О сборе денег, розданных в заем из Банков Санкт-Петербургского и Московского, и о недаче заимщикам отсрочки во взносе оных», который появился 26 июня 1762 года и стал последним подписанным императором законодательным актом. «Учрежденные для Дворянства и купечества здесь и в Москве банки имели служить для вспоможения всему обществу, - подчеркивалось в указе, - но Нам известно, что следствие весьма мало соответствовало намерению и банковские деньги остались по большей части в одних и тех же руках, в кои розданы с самого начала...». Учитывая эту «избирательность» кредитования и не возврат ссуд, Петр III повелевал «в розданных в заем деньгах отсрочки более не делать, но все оные надлежало собрать и ожидать Нашего дальнейшего
29
указа» . Однако никаких дальнейших указаний не последовало. Пришедшая к власти через два дня Екатерина II предпочла без лишнего шума «забыть» об этом акте своего супруга. Более того, стремясь завоевать симпатии и поддержку со стороны верхов дворянства, она стала с гораздо большей щедростью одаривать их безвозвратными ссудами за счет капиталов казенных банков.
Особая страница истории становления кредитных отношений в России связана с реализацией положений указов Елизаветы Петровны от
7 октября и 6 ноября 1757 года и 21 июля 1758 года, инициатором появления которых был видный финансист своего времени, сенатор, граф П.И. Шувалов. Формально они должны были способствовать расширению вексельного оборота в стране, росту торговых оборотов, сокращению транспортировок денежных средств между центром и провинцией. Однако в действительности главная цель указов заключалась в насыщении посредством так называемого «Медного банка» каналов денежного обращения медной монетой, в привлечении в казну ставших дефицитом серебряных денег и в конечном итоге в обеспечении правительства дополнительными финансовыми ресурсами.
В результате реализации «проекта Шувалова» на качественно более высокий уровень перешла сама практика вексельного обращения и казенной банковской деятельности в России. Заложенные тогда основы техники взаиморасчетов и учета являлись прообразом современного безналичного оборота денежных средств. «Медный банк, - писал А.Н. Гурьев, -представлял собою значительный шаг вперед сравнительно с Купеческим банком и мерами вексельного производства: здесь замечается уже зародыш операций трансферта и текущих счетов» 30.
Формированию предпосылок для начала проведения на внутреннем рынке правительственных займов особенно активно способствовали и последующие многочисленные мероприятия власти в кредитно-банковской сфере. Среди них особенно выделяется создание в 1769 году Ассигнационного банка, ставшего эмитентом бумажных денег - ассигнаций. Важным шагом в окончательном оформлении казенной кредитно-банковской системы стало появление в 1772 году специфических кредитно-депозитных институтов, которые назывались ссудные и сохранные казны, а в 1775 году - Приказы общественного призрения. Не вдаваясь в детальный анализ особенностей их деятельности, отметим, что постоянный рост операций по депозитам ярко свидетельствовал о том, что в стране постепенно начинал формироваться рынок свободных денежных капиталов, разместить которые можно было лишь в казенных кредитных установлениях.
Г лавная причина, побудившая правительство Александра I обратиться к кредиту на внутреннем рынке, заключалась в возраставшем ускоренными темпами дефиците государственного бюджета и прогрессировавшем ухудшении состояния денежного обращения вследствие постоянного наращивания выпуска ассигнаций. Это было вызвано в свою очередь значительными, постоянно растущими расходами казны на ведение череды непрерывных войн: с Персией (1804-1813 гг.), наполеоновской Францией (1805-1807 гг.), Османской империей (1806-1812 гг.) и Швецией (18081809 гг.). Достаточно сказать, что в 1809 году расходы казны возросли по
сравнению с 1806 годом почти в 2,3 раза и составили 278,5 миллиона рублей. А дефицит государственного бюджета за период 1801-1809 годов возрос с 12,2 миллиона до 157,5 миллиона рублей, то есть почти в 13 раз.
Сложность создавшейся ситуации усугублялась тем, что после заключения в конце июня 1807 года Тильзитского мира с Францией и присоединения царской России к континентальной блокаде Великобритании, основного торгового партнера империи, таможенные и налоговые поступления в казну стали неуклонно сокращаться. Фактически исчерпанным на тот момент оказался и такой источник доходов, как приватизация государственной собственности.
Невозможными для России оказались заимствования на финансовых рынках западноевропейских стран. Оккупация французскими войсками Нидерландов, где еще с 1769 года при помощи придворных банкиров Екатерины II размещались 5-процентные займы русского правительства 31, расстройство денежного обращения и кредита во многих европейских государствах, общая тревожная политическая ситуация на континенте - все это становилось фактически непреодолимым препятствием на пути заключения здесь каких-либо крупных займов.
Негативно сказывалось и то, что среди западных банкиров была свежа память об одной из самых радикальных и одиозных инициатив императора Павла I - официальном отказе оплачивать проценты по заграничным долгам Российской империи вследствие прекращения поступлений военных субсидий от Великобритании и обращении на нее соответствующих требований кредиторов русского правительства. И хотя почти сразу после вступления на престол Александра I оплата процентов по названным долгам была возобновлена, доверие к России как заемщику было в немалой степени подорвано.
Следует подчеркнуть, что в это время даже подавляющее большинство представителей высшей бюрократии не было осведомлено о реальном состоянии государственных финансов и масштабах бюджетного дефицита. Характерен в этой связи случай, произошедший с отчетом Сенату первого российского министра финансов А.И. Васильева о своих действиях в 1802 году 32. На замечание Сената об отсутствии в отчете сведений о конкретных суммах государственных расходов и доходов министр ответил, что, согласно принятому правилу, указанные сведения составляют тайну. Стремясь подкрепить свой отказ, А.И. Васильев обратился в Комитет министров и прямо поставил вопрос о том, следует ли предоставлять Сенату соответствующие сведения или по-прежнему считать их государственной тайной. Ответ Комитета министров, данный в «Высочайшем присутствии», гласил: «Генеральные сведения обо всех государственных доходах и расходах, об оборотах Государственного казначейства и Ас-
сигнационного банка, а также и по монетному переделу и внешним переводам сумм - почитать в числе дел тайне подлежащих и оных в отчет Правительствующему Сенату не включать, а подносить о том особые счеты прямо Его Императорскому Величеству на соизволение, кому угодно будет поручить просмотреть и проверить их» 33.
Однако вернемся непосредственно к вопросу о появлении в России внутренних государственных займов. Первый такой заем был выпущен на основании именного указа императора Александра I «О внутренних в государстве займах», данного государственному казначею 25 августа 1809 года 34. Инициатором эмиссии «заемных из казначейства билетов» и ведущим автором проекта названного указа являлся выдающийся отечественный реформатор, статс-секретарь М.М. Сперанский, который был в тот период «истинным руководителем государственных финансов»35.
Любопытно, что именно глубокая убежденность М.М. Сперанского в необходимости приступить к активному использованию внутренних займов для преодоления кризисного состояния государственных финансов была одной из главных причин его столкновений с министром финансов А.Ф. Голубцовым, который в конечном итоге был уволен с занимаемой должности указом императора в первый день 1810 года. Известный мемуарист первой половины XIX столетия Ф.Ф. Вигель писал по этому поводу: «Осторожность, робость и вместе с тем самостоятельность Го-лубцова не могли нравиться Сперанскому: он почитал его человеком, завязшим в старинной, изъезженной колее. Он все страшился чрезвычайных займов. Бессмысленный! Разве не знал он, что Англия богатеет, благоденствует в неоплатных долгах: этого рода блаженство желал Сперанский доставить России»36.
Однако отрицательное отношение к государственным займам было характерно не только для А.Ф. Голубцова. Несмотря на активное распространение в России идей меркантилизма, многие западные теоретики которого считали правительственный кредит одним из важнейших источников доходов бюджета, способствующим процветанию нации 36, большинство представителей царской бюрократии оценивало заимствования на внутреннем рынке негативно. Внутренние займы у физических лиц воспринимались как самый худший способ пополнения бюджета, тяжкое бремя на будущие поколения, своеобразный гарант неизбежного государственного банкротства в дальнейшем. Оправданность подобных воззрений как будто подтверждалась историческим опытом России.
Основная задача, которая ставилась перед первой кредитной операцией правительства на внутреннем рынке, состояла по существу в апробации механизма изъятия из каналов денежного обращения части ассигна-
ций с целью сокращения темпов инфляции и стабилизации их курса по отношению к серебряному рублю.
Выпускаемый по номинальному курсу заем был рассчитан на 5 лет и обеспечивал получение держателями облигаций 6-процентного ежегодного дохода, а также 1 процента так называемой грации (премии). Все эти проценты выплачивались за год вперед. По желанию владельцев облигаций срок займа мог быть продлен до 10 лет.
С целью еще больше поднять интерес к этой операции со стороны владельцев крупных капиталов, связанных деловыми отношениями с государством, в эмиссионные условия займа по инициативе М.М. Сперанского было включено положение о приеме облигаций по номинальной стоимости в залоги по всем подрядам и поставкам казне, а также в платежи «откупной питейной суммы» в размере 20 процентов. Значение данного положения, особенно его первой части, которая в дальнейшем неизменно присутствовала в выпускных условиях внутренних займов вплоть до 1917 года, трудно переоценить. Не накладывая каких-либо новых обязательств на государство, оно оказывало существенное влияние на формирование устойчивого и расширенного спроса на правительственные ценные бумаги со стороны многочисленных подрядчиков и поставщиков казны. Кроме того, возможность использовать облигации займов в качестве залога по номинальной стоимости без потери процентов на вложенный капитал способствовало в последующем укреплению их статуса как надежных и многофункциональных финансовых инструментов.
Несмотря на такие, казалось бы, привлекательные условия для потенциальных держателей, заем, по имеющимся в литературе оценкам, «имел очень слабый успех» 38. Вопреки первоначальным ожиданиям, значительного спроса на облигации со стороны владельцев крупных денежных состояний не наблюдалось. Их интерес к займу носил кратковременный характер, вызванный новизной правительственной операции, и сравнительно быстро угас. Именно поэтому его реализация растянулась почти на год. Правда, некоторый интерес к займу, по свидетельству современника, был проявлен находившимися в Петербурге иностранцами 39, которых привлекли высокие, не характерные для европейских государств проценты ежегодного дохода. Однако их участие в займе не могло существенно повлиять на его результаты.
В конечном итоге казна получила 3285 тысяч рублей в бумажной валюте 40. Оценить действительное значение этой суммы помогает ее сопоставление с количеством находившихся в обращении ассигнаций. По словам М.М. Сперанского, на начало 1810 года общий объем их выпуска достиг 577 миллионов рублей 41. Таким образом, посредством
проведения займа из обращения удалось изъять менее 1 процента бумажных денег, что, естественно, не могло оказать какого-либо сдерживающего воздействия на процесс их обесценения. О темпах же падения курса ассигнаций красноречиво свидетельствуют следующие данные: если в 1805 году ассигнационный рубль приравнивался к 73 копейкам серебром, в 1809 году - к 43, то весной 1810 года, когда закончилась реализации займа, рубль ассигнациями оценивался лишь в 33 копейки серебром 42.
Трудности реализации первого внутреннего займа во многом объяснялись его слабой «информационной поддержкой», отсутствием у состоятельных слоев населения навыков и привычки обращения с подобного рода финансовыми инструментами, большими номиналами облигаций (наименьшая - в 1000 рублей ассигнациями), непродуманностью вопроса о выплате ежегодного дохода, который можно было получить только в Санкт-Петербурге. Отрицательное действие на ход размещения займа оказывал и низкий уровень ликвидности этих бумаг. Достаточно сказать, что в случае необходимости реализовать их можно было лишь через столичную биржу. При этом существовала высокая вероятность потери немалой части ранее вложенных капиталов из-за разницы цены покупки и продажи облигаций.
Наконец, явно не способствовала успеху займа и получившая к тому времени довольно широкое распространение под влиянием все возраставших выпусков ассигнаций практика помещения частными лицами денежных вкладов в сохранные и ссудные казны, Заемный банк, а также в существовавшие почти в каждом губернском городе Приказы общественного призрения. Гарантируя сохранность помещенных денежных средств и выплату 5-процентного годового дохода, эти установления, что особенно важно, выдавали вклады по первому требованию. Более того, выписываемые ими долговые обязательства, которые именовались «вкладными билетами», использовались при расчетах и платежах «почти
43
как наличные деньги» .
В условиях продолжавшегося падения курса ассигнаций, переполнения казенных кредитных установлений вкладами в бумажной валюте и дальнейшего нарастания кризисных явлений в экономике царское правительство вскоре было вынуждено вновь обратиться к долгосрочному внутреннему кредиту.
Важную роль в лоббировании проведения нового правительственного займа сыграл видный государственный деятель и экономист, адмирал, член Сената, граф Н.С. Мордвинов. Свою позицию по данному вопросу он изложил в написанной в ноябре 1809 года для Александра I докладной
44
записке под названием «О внутреннем займе» .
Судя по характеру и содержанию этого малоизвестного в историографии документа, его главная задача состояла в том, чтобы, несмотря на очевидную неудачу первого внутреннего займа, убедить императора в необходимости проведения новой подобной акции. По мнению автора, именно займы на внутреннем рынке являлись единственной альтернативой дальнейшему ухудшению финансово-экономического положения империи. Н.С. Мордвинов утверждал, что в России сложились все необходимые условия для успешной реализации кредитных операций правительства. Самое же главное, как считал автор, заключалось в том, что в стране «находятся многие капиталисты», готовые за 7-8 процентов еже-
45
годного дохода вверить свои деньги в руки государства .
Не вызывает сомнений, что, говоря о «капиталистах», граф в первую очередь имел в виду обуржуазившихся, либерально настроенных крупных землевладельцев-дворян, представителем которых он сам являлся. В условиях отсутствия частной банковской и эмиссионной деятельности, фондового рынка, искусственного сдерживания правительством развития капиталистического уклада в экономике именно вложения в государственные ценные бумаги представлялись им одной из наиболее надежных, удобных и прибыльных форм капитализации имевшихся у них денежных накоплений.
Что касается низких результатов первого внутреннего займа, то Н.С. Мордвинов связывал их с просчетами в процессе его размещения, точнее, с неосведомленностью «публики» об этой операции из-за отсутствия официальных печатных материалов. Если бы такие сведения своевременно были отражены «печатными указами», то, подчеркивал Н.С. Мордвинов, «нет никакого сомнения, что со временем ход внутрен-
46
него займа получил бы величайший успех» .
Граф был убежден, что, приступив к масштабным заимствованиям на внутреннем рынке, правительство сможет в конечном итоге добиться реального улучшения состояния государственных финансов и стабилизации денежного обращения. «При успешном течении внутреннего займа, - писал он, - не только правительству не нужно будет прибавлять новых ассигнаций, но возможно будет со временем, по мере вносимых капиталов, уничтожать старые и, наконец, уменьшить число ассигнаций до такой степени, чтобы оных оставалось не более, сколько необходимо потребно для облегчения денежного оборота в государстве, вместе с тем возвратит-
47
ся ассигнациям первоначальный курс» .
Рассматривая внутренние займы в качестве одного из важнейших элементов финансово-экономической политики государства, Н.С. Мордвинов проявлял при этом оригинальность и глубину теоретической мысли. Ряд положений записки позволяет говорить о том, что правительст-
венные займы на внутреннем рынке воспринимались им не как отдельные и вынужденные финансовые операции, призванные лишь стабилизировать денежное обращение в чрезвычайных обстоятельствах, а как система целенаправленных мероприятий, способствующих в конечном итоге интенсификации развития торгово-промышленной деятельности и более рациональному использованию национальных капиталов.
Подчеркивая, что внутренние займы представляют собой «соединение частной с государственной пользой», что правительственные обязательства способствуют ускорению движения капиталов и дают «капиталистам» не только «выгоды», но и новый, удобный в обращении финансовый инструмент, ученый, по существу, впервые среди отечественных экономистов ставил вопрос о созидающем и капиталообразующем эффекте государственного кредита.
Обращают на себя внимание и рассуждения Н.С. Мордвинова по поводу политических аспектов внешнего и внутреннего государственного кредита. Опираясь на опыт заимствований русского правительства на Западе, ученый указывал, что «средства сии, служа временным только пособием, влекут за собой самые худые последствия». «Иностранные державы, где Россия занимает капиталы, - писал далее автор, - пользуясь таковыми случаями, вымогают у правительства по коммерческим и другим политическим отношениям разные уступчивые снисхождения». Существенным отрицательным моментом внешних займов он считал и то, что их обслуживание и погашение сопряжено с ежегодным оттоком за границу «знатных сумм», что в свою очередь лишает государство финансовых средств в звонкой монете и оказывает негативное влияние на состояние денежного обращения и экономики в целом. Всех этих отрицательных моментов были лишены, по его мнению, внутренние займы, способные не только удовлетворить потребности правительства в кредитных ресурсах, но и со временем поставить Россию «в независимость от иностранных
48
держав» .
Многие идеи записки Н.С. Мордвинова о внутреннем займе нашли свое отражение и творческое развитие в документе, известном под названием «План финансов на 1810 год». Удачно сочетая в себе положения концептуально-теоретического и практического характера, это подлинно новаторское для своего времени сочинение знаменовало собой начало нового этапа в развитии отечественной финансово-экономической мысли.
Как известно, вдохновителем, автором большинства ведущих идей и главным редактором «Плана финансов» являлся М.М. Сперанский. В той или иной мере в разработке первоначального и конечного вариантов данного документа принимали участие известные ученые-экономисты
М.А. Балугьянский, Ф.Г. Вирст, Л. Якоб, а также видные государственные деятели той эпохи Н.С. Мордвинов, В.П. Кочубей, Д.А. Гурьев.
В последних числах 1809 года М.М. Сперанский представил «План финансов» Александру I. В соответствии с указанием императора 29 января 1810 года с ним были ознакомлены члены присутствия Департамента экономии Государственного Совета, которые выразили в целом поддержку его основным положениям, часть из них, будучи облаченной в форму императорских манифестов и указов, в скором времени была воплощена в жизнь.
Влияние «Плана.» на теорию и практику российских финансов могло бы быть более масштабным и результативным, если бы единственный экземпляр этого документа сразу же не засекретили и не поместили в правительственный архив. Широкую известность «План финансов», заслуженно связанный с именем М.М. Сперанского, получил лишь после своей первой публикации в 1885 году 49.
Большинство изложенных в «Плане финансов» положений и принципов, касающихся организации денежного обращения, кредита, бюджетного дела, а также политики государства в сфере доходов и расходов, были актуальны вплоть до конца XIX столетия 50. А сформулированная в нем принципиальная схема управления государственными финансами, как справедливо считают современные авторы, «и в настоящее время не теряет своего значения» 51.
Детальный анализ содержания и идейной направленности «Плана финансов» обстоятельно представлен в историко-экономической и историко-правовой литературе. В рамках же настоящей статьи он вызывает интерес как первое в России крупное произведение финансово-экономического характера, в котором проблеме внутренних правительственных займов уделялось самостоятельное серьезное внимание. Важно и то, что именно в «Плане финансов» был впервые четко сформулирован ряд положений о выпуске и реализации внутренних займов, в той или иной мере характерных для кредитной политики царского правительства вплоть до 1917 года.
Разрабатывая свою «теорию государственных займов», акцентируя внимание на позитивных сторонах внутренних кредитных операциях казны, М.М. Сперанский как бы стремился убедить представителей высшей бюрократии в необходимости их использования для покрытия бюджетного дефицита, реструктуризации государственного долга по ассигнациям, стабилизации денежного обращения и борьбы с инфляцией. «Самый лучший и единственный способ удовлетворять чрезвычайным расходам есть открытый заем, основанный на серебре», - подчеркивалось в «Плане финансов» 52.
Обладая современными по тому времени знаниями передовой теории и практики в области кредита, денежного обращения и налогообложения, М.М. Сперанский доказывал и то, что именно внутренние займы являются тем средством, которое способно извлечь пользу казне там, где бессилен налог. «... В большом государстве, - указывал он, - где капиталы еще неизбыточны, есть сокровища, к коим труд не прикоснулся. Единый способ, с одной стороны, постигнуть ежедневно возрастающие доходы соразмерными им налогами, с другой - из бесплодных источников извлечь некоторый доход, есть заем» 53.
Особое внимание в «Плане финансов» уделялось разъяснению тех выгод, которые дают внутренние займы «капиталистам», имеющим «имения». Здесь, в частности, утверждалось, что «из всех возможных способов наполнить чрезвычайные издержки заем с постоянною уплатою есть самый удобнейший» для них. Производя внутренний заем, правительство, подчеркивалось далее, «делает пользу заемщику, приемля на себя обращение его капитала, коего он сам употребить с тою же верностию не был
54
в состоянии» .
Опираясь на учение А. Смита о трех факторах производства (труд, земля и капитал) и творчески развивая мысли основоположника классической политэкономии относительно общественной и государственной пользы кредита, М.М. Сперанский стремился доказать, что его публичная форма так же, как и частная, может превращать «капитал ожидаемый» в «капитал настоящий». Иными словами, подобно записке Н.С. Мордвинова, «План финансов» указывал на способность государственных займов играть созидательную, капиталообразующую роль, оказывать позитивное воздействие на развитие производительных сил страны.
Теоретически обосновывая, что ничем не обеспеченные и постоянно теряющие свою покупательную способность ассигнации «суть самый тягостный и неуравнительный налог», «сокрытый и насильственный долг», М.М. Сперанский призывал скупать их избыточную массу «посредством займа на облигации» 55. В то же время, понимая, что при отсутствии соответствующего опыта проведение подобной операции сопряжено со значительным риском, он считал, что «заем должен быть разделен на разные степени и представлен в разных видах, дабы неудачу одного можно было заменить другим» 56. Иными словами, в «Плане финансов» предлагалось три проекта внутренних займов, которые отличались друг от друга очередностью выпуска и эмиссионными условиями.
Учитывая, что эти предложения М.М. Сперанского по поводу выпуска внутренних государственных займов ранее не рассматривались в литературе и вообще малоизвестны, остановимся на них подробнее.
Первый проект предусматривал выпуск в стране правительственного займа на сумму в 25 миллионов рублей ассигнациями в форме именных облигаций из расчета 5 процентов ежегодного дохода. Видимо, под влиянием трудностей размещения внутреннего займа 1809 года и с целью обеспечения большей доступности облигаций М.М. Сперанский предлагал выпускать их номиналом лишь в 500 рублей бумажной валютой. Что касается срока, на который выпускался заем, то начало его пропорциаль-ного по годам погашения должно было начаться через 5 лет после выпуска и продолжаться также в течение пятилетнего периода. Таким образом, общая продолжительность займа составляла 10 лет. Для сокращения периода размещения займа, который предназначался только для физических лиц, М.М. Сперанский предлагал учредить специальные конторы в ведущих финансово-экономических центрах страны - Санкт-Петербурге, Москве, Риге, Нижнем Новгороде и Казани. На эти же учреждения возлагалась обязанность по выплате процентов и погашению облигаций займа, в том числе посредством почтовых отправлений.
Основную часть займа, а именно 15 миллионов рублей, М.М. Сперанский планировал реализовать в столицах, 5 миллионов - в Риге и по 2,5 миллиона рублей в Нижнем Новгороде и Казани. С целью расширения сферы обращения облигаций условия займа предполагали, во-первых, возможность их передачи от одного лица к другому, но с передаточными надписями, подобно векселям, во-вторых, использование в качестве залога «по контрактам и поставкам». Примечательно, что все ассигнации, вырученные от реализации займа, должны были, по мысли М.М. Сперанского, предаться «публичному сожжению в тех самых городах, где
57
они в заем поступят» .
И тем не менее, главное условие, которое, по мысли Сперанского, могло действительно обеспечить успех займу, заключалось в следующем. Дело в том, что выплаты ежегодных процентов, а также капитальной суммы долга должны были производиться серебром по курсу ассигнаций «при открытии» займа. Учитывая постоянное падение курса бумажной валюты по отношению к серебряной монете, данное условие становилось серьезным фактором, позволявшим не только сохранить от инфляции инвестированные в заем капиталы, но и получить реальный доход. Однако это обстоятельство существенно увеличивало расходы по обслуживанию и погашению займа, делало его довольно дорогим для государства.
«Если сей заем будет иметь успех, то вслед за оным открыть второй на тех же самых условиях с различием только в курсе ассигнаций, который должен быть учрежден по тому, который будет тогда действовать, и с некоторым в выгодах уменьшением. Если же первый заем будет неудачен, то второй заем открыть в виде лотереи», - именно эти слова
предваряли следующий проект внутреннего займа, изложенного в «Плане
финансов» 58.
Здесь необходимо пояснить, что лотерейные (выигрышные) займы представляли собой одну из ранних форм публичного кредита, которая в XVI-XVIII веках пользовалась немалой популярностью среди правительств ведущих западноевропейских государств, испытывавших финансовые затруднения. Правда, спрос на такого рода ценные бумаги, их биржевые расценки и эффективность реализации напрямую зависели от периодичности проведения тиражей, количества и сумм выигрышей, что, естественно, в свою очередь требовало дополнительных крупных ассигнований, которые становились особенно тяжелым бременем в условиях чрезвычайных обстоятельств, прежде всего в периоды военных действий.
Немало нареканий такие займы вызывали и с морально-этической точки зрения. Как подчеркивал профессор В.Н. Твердохлебов, их проведение оказывало заметное развращающее воздействие на моральнонравственные стереотипы и установки социального поведения городских слоев населения, способствовало распространению среди них страсти к игре, получению «легких денег», падению мотивации к систематическому труду, развитию ничем не оправданного стремления к риску собственными накоплениями 59. Недовольство практикой реализации подобных кредитных операций неоднократно выражала церковь, особенно представители протестантского духовенства, которые расценивали их как порочные и недостойные светских правителей азартные игры с подданными.
Судя по признанию самого М.М. Сперанского, он был осведомлен
о негативных сторонах лотерейных займов и хорошо знаком «с лучшими в сем роде установлениями других государств». Поэтому, предлагая в случае необходимости провести подобный заем в России для сокращения находившихся в обращении бумажных денег, он внес в его условия ряд принципиально важных положений, которые существенно снижали отрицательное влияние указанных моментов. Так, выпускаемый на 10 лет заем следовало сделать 5-процентным и проводить «жребий», то есть тиражи, таким образом, чтобы действительно выигрышным оказалось минимальное количество размещенных облигаций. Наибольший выигрыш на пятисотрублевую облигацию должен был составить 100 тысяч рублей, наименьший - 1 тысячу. Так же, как и в первом проекте, выплаты ежегодных процентов, а также погашение капитальной суммы займа предлагалось производить серебряной монетой по курсу ассигнаций на день его эмиссии 60. Забегая вперед, отметим, что этот проект лотерейного займа, не будучи реализован в 1810 году, тем не менее, оставил яркий след в истории внутреннего государственного кредита России: выпущенные
в 1864, 1866 и 1917 годах выигрышные процентные займы по своим основным эмиссионным характеристикам были очень близки к тому, о чем писал М.М. Сперанский.
Что касается третьего, представленного в «Плане финансов» проекта займа, то его следовало осуществить лишь в том случае, если проведение предшествующей кредитной операции так же не увенчалось бы успехом. Суть предложения М.М. Сперанского состояла в том, чтобы изымать из обращения 100 миллионов рублей ассигнациями по 5 миллионов ежегодно. Формальным основанием для этого должен был стать выпуск внутреннего займа «одной большой облигацией». Причем в целях оплаты «всех ее купонов» необходимо было «приискать в доходах или в казенных имениях две статьи, из коих одна должна приносить 5 миллионов ассигнациями, а другая - 1 500 000 рублей серебром; первая будет представлять проценты на 100 миллионов облигацию, а вторая - капитал погашения». Говоря о главных особенностях этого проекта, М.М. Сперанский подчеркивал, что он «может быть скорый в своем действии, но взамен того не подверженный никакому сомнению и всегда зависящий от самого правительства» 61.
Думается, что из всех трех проектов займов этот последний был наименее удачен и реалистичен. Его основные положения, представленные лишь в самом общем виде, вызывают, тем не менее, немало вопросов. В этой связи, видимо, можно говорить о том, что автором фактически предлагалась чисто бухгалтерская операция, имевшая весьма отдаленное отношение к внутреннему кредиту казны.
Таким образом, правительственные займы на внутреннем рынке М.М. Сперанский рассматривал в контексте основных направлений финансовой политики государства. К их оценке он подходил с рационалистических позиций, тесно связанных с насущными задачами капиталистической модернизации России.
Уже 2 февраля 1810 года, то есть три дня спустя после обсуждения «Плана финансов» в Департаменте экономии Государственного Совета, последовал императорский манифест «О мерах к уменьшению государственных долгов, о прекращении выпуска в оборот новых денег ассигнациями и о возвышении некоторых податей и пошлин» 62. Один из пунктов этого программного документа прямо указывал на намерение власти сократить количество ассигнаций в обращении путем проведения крупного внутреннего займа.
Эта идея нашла свое детальное оформление в манифесте Александра I от 27 мая 1810 года «Об открытии срочного внутреннего займа для уменьшения количества ассигнаций и для уплаты государственных долгов» 63. В целях «рассрочки долга по ассигнациям» в нем объявлялось
0 выпуске в пяти частях нового, 6-процентного внутреннего займа на огромную по тем временам сумму - в 100 миллионов рублей ассигнациями. Срок его погашения определялся в 7 лет.
Манифест провозглашал и образование формально независимого от казначейства специального финансового органа с широкими распорядительными функциями - Комиссии погашения государственных долгов. Его основная задача состояла в аккумуляции доходов от приватизации казенного имущества и их целевом использовании для расчетов по долговым обязательствам государства.
Первая часть займа в размере 20 миллионов рублей появилась в июле того же года в форме облигаций названной Комиссии. Помимо ассигнаций в уплату за облигации принималась и серебряная монета из расчета
1 рубль серебром - 2 рубля в бумажной валюте, а также упоминавшиеся выше «вкладные билеты» казенных кредитных установлений. Приобрести облигации можно было и за счет перевода капиталов, ранее внесенных в Заемный банк или в Опекунские советы, представлявшие собой симбиоз благотворительных общественных организаций и государственных кредитных учреждений.
Обращает на себя внимание и следующее условие займа, призванное значительно поднять к нему интерес потенциальных кредиторов казны: погашение облигаций должно было производиться только высокопробным серебром или золотом по текущему курсу на серебряную монету.
Важная отличительная черта займа заключалась в его гораздо большей ориентации, чем предыдущего, на мобилизацию денежных ресурсов, скапливавшихся в казенных кредитных установлениях и не находивших в силу специфики российской экономики выгодного размещения. Несмотря на то, что поступавшие сюда от частных лиц и различных учреждений вклады активно использовались для выдачи главным образом ипотечных ссуд дворянству, немалые суммы все равно оставались незадейст-вованными и требовали лишь дополнительных затрат в виде выплат ежегодных процентов. Иными словами, заем выступал не только в виде инструмента реструктуризации государственного долга по ассигнациям и стабилизации денежного обращения, но и в качестве меры, направленной на усиление средств казначейства путем активного использования поступавших в кредитные установления вкладов.
Как и в случае с первым займом, основными держателями новых ценных бумаг стали преимущественно представители высших слоев бюрократии и крупного купечества, стремившиеся сохранить свои накопления в бумажной валюте от дальнейшего обесценения в условиях кризисного состояния экономики и финансов империи.
Важным результатом займа являлось то, что за счет более продуманной организации подписки он имел распространение не только в Санкт-Петербурге и Москве, как прежде, но и в ряде крупных центров империи, в том числе в Риге, Киеве, Харькове, Казани. Таким образом, облигации второго внутреннего займа стали, по сути, первой ценной бумагой, с которой познакомилась российская провинция.
Что касается участия в займе кредитных установлений, то, по-видимому, в облигации были обращены почти все их свободные и не розданные в виде ссуд капиталы, так как казначейству было вменено в обязанность снабжение этих учреждений наличностью в случае истребования вкладчиками своих денег. В то же время, выражая интересы дворянства, власти не пошли по пути сокращения объемов активных операций установлений, которые являлись важным средством материальной поддержки помещиков.
Хотя указанная часть займа и была размещена к концу мая 1811 года полностью, ее реализация оправдала далеко не все надежды правительства. В первую очередь об этом свидетельствовало то обстоятельство, что основная масса полученных средств была представлена «вкладными билетами» казенных кредитных установлений. Ассигнаций же было внесено лишь на сумму около 5 миллионов рублей, которые затем по распоряжению Александра I были публично сожжены в центре столицы.
Став яркой и эффективной демонстрацией решимости властей бороться за стабилизацию курса бумажных денег, эта акция, вызвавшая, кстати, неоднозначную реакцию столичного общества и язвительные высказывания представителей дипломатического корпуса, в действительности имела мало общего с коренным улучшением состояния денежного обращения в стране. Думается, что это довольно отчетливо осознавалось и правящими кругами. По крайней мере, дальнейший выпуск займа в условиях хронического кризиса экономики и значительного возрастания угрозы нового военного столкновения с Францией был признан нецелесообразным.
Тем не менее, внутренние долгосрочные займы 1809-1810 годов стали важным и в определенной мере поворотным событием в истории государственных финансов, казенного хозяйства и экономики империи в целом. Их проведение однозначно свидетельствовало, что, несмотря на многочисленные анахронизмы экономической и социально-политической жизни России, в стране медленно, но неуклонно набирал силу процесс формирования рынка финансовых капиталов. Сама реализация этих кредитных операций однозначно указывала на появление у правительства совершенно нового источника получения денежных средств, источника, использование которого по своему характеру, эффективности, финансовоэкономическим и политическим последствиям являлось в тех конкретно-
исторических условиях более выгодным и предпочтительным, нежели обращение к займам у западных кредиторов.
Немаловажно и то, что, по справедливому мнению современных исследователей, именно облигации рассмотренных выше займов следует считать первыми отечественными ценными бумагами в полном смысле этого слова 64.
То обстоятельство, что государственные финансовые обязательства в России находились у истоков развития фондового рынка, конечно, не было, случайным явлением. В данном факте как бы концентрировались наиболее существенные моменты, отражавшие, с одной стороны, особенности социально-политического строя страны, с другой - характерные черты ее экономической жизни, теснейшим образом связанные с господством феодально-крепостнических отношений и чрезвычайно высокой ролью государства в экономической жизни общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бржеский, Н. Государственные долги России. Историко-статистическое исследование. - СПб., 1884. - С. 2.
2 См.: Кулишер, И.М. История русского народного хозяйства. - 2-е изд. - Челябинск, 2004. - С. 522, 525; Бржеский, Н. Указ. соч. - С. 17.
3 Кулишер, И.М. Указ. соч. - С. 523.
4 См.: Милюков, П. Очерки по истории русской культуры. - 3-изд., испр. и доп. -СПб., 1898. - Ч. 1. - С. 109.
5 Кулишер, И.М. Указ. соч. - С. 524.
6 См.: Российское законодательство Х-ХХ вв. - Т. 3. - М., 1985. - С. 135.
7 Подробнее см.: Оршанский, И. Рост и лихва // Судебный журнал. - 1876. - Кн. 1. -Январь - февраль. - С. 1-52; Бугров, А. Зарубить на носу: кредит в Древней Руси и Московском государстве // Родина. - 2005. - № 5. - С. 4-9.
8 См.: ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 14. - № 10235.
9 Боровой, С.Я. Ростовщичество, казенные ссуды и государственный долг // К вопросу о первоначальном накоплении в России (XVII - XVIII вв.) : сб. статей. - М., 1958. -С. 506.
10 Бродель, Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХУ-ХУШ вв. - М., 1992. - С. 466.
11 Боровой, С.Я. Указ. соч. - С. 499.
12 Голицын, Ю.П. Фондовый рынок дореволюционной России : очерки истории. -3-е изд., перераб. и доп. - М., 2003. - С. 110.
13 ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 4. - № 2330.
14 Там же. - Т. 8. - № 5410.
15 Спасский, И.Г. Русская монетная система. - Л., 1970. - С. 147.
16 См.: Милюков, П. Государственное хозяйство России в первой четверти ХУШ столетия и реформа Петра Великого. - 2-е изд. - СПб., 1905. - С. 385-386; Князьков, С. Очерки из истории Петра Великого и его времени / Репринт. изд. 1914 г. - [М.], 1990. - С. 284-285.
17 Там же.
18 См.: Павлово-Сильванский, Н. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. - СПб., 1897. - С. 133-137.
19 Соловьев, С.М. Публичные чтения о Петре Великом // История России с древнейших времен. - М., 1963. - Кн. 9. - С. 473.
20 Цит. по: Юровский, В.Е. Кризисы финансовой системы Российской империи в ХК веке // Вопросы истории. - 2001. - № 2. - С. 35.
21 Калинина, Н.Н. Становление и развитие кредитно-финансового дела в России ХУШ - начала ХХ в. (историко-экономическое исследование) : дис. ... д-ра эконом. наук. - М., 2004. - С. 48.
22 Андрюшин, С.А. Банковская система России: либеральные реформы и их последствия // Деньги и кредит. - 1997. - № 4. - С. 49.
23 ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 9. - № 6300.
24 Толстой, Д. История финансовых учреждений России. - СПб., 1848. - С. 233.
25 Гурьев, А. Очерк развития кредитных учреждений в России. - СПб., 1904. - С. 1.
26 См.: Боровой, С.Я. Кредит и банки России (середина ХУЛ в. - 1861 г.). - М., 1958. -С. 36.
27 См.: ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 14. - № 10235.
28 См.: Ческидов, Б.М. Развитие банковских операций с ценными бумагами. - М.,
1997. - С. 96.
29 ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 15. - № 11581.
30 Гурьев, А. Указ. соч. - С. 6.
31 Подробнее см.: Павлова-Сильванская, М.П. О характере иностранных займов в России во второй половине ХУШ в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе : сб. статей, посвящ. Л.В. Черепнину. - М., 1972. - С. 81-91.
32 Ежегодное представление подобных отчетов на основании смет министерств было предусмотрено составленным М.М. Сперанским Манифестом от 8 сентября 1802 г. (См.: ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 27. - № 20406).
33 Цит. по: Печерин, Я.И. Исторический обзор росписей государственных доходов и расходов с 1803 по 1843 год включительно. - СПб., 1896. - С. 2.
34 См.: ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 31. - № 23808а.
35 Министерство финансов. 1802-1902. - Ч. 1. - СПб., 1902. - С. 31.
36 Записки Филиппа Филипповича Вигеля / Изд. «Русского архива». - М., 1892. -Ч. 3. - С. 84-85.
37 См.: Хахайдаева, О.Д. Государственный долг Российской Федерации: теоретические аспекты : дис. ... д-ра эконом. наук. - СПб., 2000. - С. 13-14.
38 Гурьев, А. Указ. соч. - С. 11.
39 См.: Мордвинов, Н.С. О внутреннем займе // Архив графов Мордвиновых. - СПб., 1902. - Т. 3. - С. 667.
40 См.: Мигулин, П.П. Русский государственный кредит (1769-1906). - Т. 3 : Министерство С.Ю. Витте и задачи будущего. — Вып. 5 : Итоги министерства Витте и обзор кредитных государственных операций. - Харьков, 1904. - С. 1114.
41 См.: Сперанский, М.М. План финансов // У истоков финансового права. - М.,
1998. - С. 35.
42 См.: Кауфман, И.И. Из истории бумажных денег в России. - СПб., 1909. - С. 2223; Архив Государственного Совета, изданный Государственный канцелярией. - Т. 4. -Ч. 1. - СПб., 1881. - Стлб. 562.
43 Гурьев, А. Указ. соч. - С. 12.
44 См.: Мордвинов, Н.С. Указ. соч. - С. 663-667.
45 См. там же. - С. 665.
46 Там же. - С. 665.
47 Там же. - С. 666-667.
48 Там же. - С. 663-664.
49 См.: Сборник Императорского русского исторического общества. - Т. 45. - СПб., 1885. - С. 1-67.
50 См.: История русской экономической мысли. - Т. 1 : Эпоха феодализма. - Ч. 2 : 1800-1861 гг. - М., 1958. - С. 58.
51 Коломиец, А.Г. «Дней Александровых прекрасное начало» (государственные финансы России в первые годы ХК столетия) // Финансы. - 1999. - № 1. - С. 55.
52 Сперанский, М.М. Указ. соч. - С. 80.
53 Там же. - С. 64.
54 Там же. - С. С. 64.
55 Там же. - С. 78, 80.
56 Там же. - С. 84.
57 Там же. - С. 84-85.
58 Там же. - С. С. 85.
59 См.: Твердохлебов, В.Н. Государственный кредит. - Л., 1928. - С. 42.
60 См.: Сперанский, М.М. Указ. соч. - С. 85-86.
61 Там же. - С. 86.
62 ПСЗРИ. Собр. 1. - Т. 31. - № 24116.
63 Там же. - № 24244.
64 См.: Черкидов, Б.М. Указ. соч. - С. 102.
