Научная статья на тему 'Из истории изучения местных советских учреждений юстиции 1920 – 1930-х годов: взгляд на монографию П. Соломона'

Из истории изучения местных советских учреждений юстиции 1920 – 1930-х годов: взгляд на монографию П. Соломона Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
429
104
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Новый исторический вестник
Scopus
ВАК
ESCI
Область наук
Ключевые слова
Советская Россия / Народный комиссариат юстиции / местные учреждения юстиции / судебная система / судейский корпус / прокуратура / юридическое образование / история государства и права / историография / П. Соломон / Soviet Russia / People’s Commissariat of Justice / local institutions of justice / judicial system / judiciary / prosecutors / legal education / history of State and Law / historiography / P.H. Solomon

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Крыжан Анна Викторовна

В статье в контексте современной историографической ситуации анализируется книга историка права и государства П. Соломона «Советская юстиция при Сталине» (Москва, 2008). Основное внимание уделено подходам и выводам П. Соломона применительно к местным учреждениям юстиции Советской России и СССР в 1920 – 1930-х гг. В статье оценивается, как П. Соломон анализирует влияние партийно-советского руководства на деятельность местных судей и прокуроров, рассматривает столкновение системы ценностей судебно-прокурорских работников с советской политической повседневностью, оценивает кадровую проблему и неудачную попытку организации высшего юридического образования. Автор статьи обращает внимание на одностороннее, «западное» понимание автором поднятых проблем, недостаточность предпринятого исторического анализа эпохи. По мнению автора статьи, это помешало известному историку учесть всю палитру обстоятельств, повлиявших на противоречивые результаты работы советского правосудия в первые послереволюционные десятилетия.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

From the History of Research of Local Soviet Institutions of Justice (1920s – 1930s): A Look at P. Solomon’s Monograph

Taking into account the current historiographic context, the author of the article analyzes the book “The Soviet Justice under Stalin” (Moscow, 2008) by P. Solomon, a researcher of the history of State and Law. The article highlights P. Solomon’s approach and conclusions concerning local institutions of justice in Soviet Russia and the USSR in the 1920s – 1930s. The author views how P. Solomon analyzes the influence of the Bolshevik party and Soviet government’s leadership upon the local judges and prosecutors performing their duties, examines the clash between the legal employees’ system of values and soviet political routine practices, assesses the human resources problem and the failure to launch the higher legal education project. The author of the article criticizes the researcher’s somewhat one-sided, ‘pro-western’ treatment of the discussed issues and insufficiency in his historical analysis of that period. It is argued that due to this the well-known scholar did not succeed in showing a whole range of circumstances that led to controversial results in the work of Soviet justice system over a few decades after the Russian revolution of 1917.

Текст научной работы на тему «Из истории изучения местных советских учреждений юстиции 1920 – 1930-х годов: взгляд на монографию П. Соломона»

А.В. Крыжан

ИЗ ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ МЕСТНЫХ СОВЕТСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ ЮСТИЦИИ 1920 - 1930-Х ГОДОВ: ВЗГЛЯД НА МОНОГРАФИЮ П. СОЛОМОНА

A. Kryzhan

From the History of Research of Local Soviet Institutions of Justice (1920s - 1930s): A Look at P. Solomon's Monograph

Последние три десятилетия события сталинского прошлого стали одной из самых популярных тем исторических исследований и научно-популярных изданий. Сталинский репрессивный аппарат и репрессии для России - вопрос крайне сложный и болезненный: трудно найти семью, которая в той или иной степени не была бы затронута государственным террором. Поэтому даже результаты серьезного научного изучения сталинского террора рискуют подвергнуться воздействию эмоциональных оценок. Тем более ценным представляется «взгляд со стороны».

В 2008 г. издательство РОССПЭН в серии «История сталинизма» выпустило книгу известного историка советского права, профессора Университета Торонто Питера Соломона «Советская юстиция при Сталине» (впервые была издана в 1996 г.1). Труд производит впечатление серьезного фундаментального исследования: богатейший фактический материал и многоплановый научный анализ, неожиданные и неоднозначные, но всегда четко аргументированные оценки.

Тем не менее, внимательное изучение книги порождает ряд вопросов и сомнений.

Начнем с названия: «Советская юстиция при Сталине». Словосочетание «советская юстиция» предполагает, несомненно, систему юстиции, выстроенную и действовавшую в рамках советской государственной машины, то есть совокупность органов и учреждений. Однако в фокусе внимания П. Соломона находится исключительно судебная система. Более того, с первых страниц книги становится очевидным, что П. Соломон рассматривает только уголовное правосудие. Перед нами серьезное и взвешенное исследование, предпринятое опытным ученым, лишенное драматизации. Тем большее недоумение вызывает подобное сужение предмета исследования по отношению к названию книги.

Это недоумение только усиливается при знакомстве с английским вариантом названия: «Soviet Criminal Justice under Stalin». Не нужно обладать серьезными познаниями в английском языке, чтобы понять, что из русского названия «сбежало» ключевое слово - «уго-

ловная». На чьей бы совести не оказался русский перевод - российский читатель получил книгу с весьма неточным названием.

Спорными представляются и ряд позиций, высказываемых П. Соломоном применительно к периоду 1920 - 1930-х гг.

Анализируя развитие советского правосудия, П. Соломон подчеркивает значительную зависимость судебно-прокурорских работников от местных властей, которую он рассматривает как основной источник «кампанейского правосудия»2. Этот авторский термин очень точен, емко отражает суть процессов периода коллективизации, когда деятельность работников суда и прокуратуры в деревнях организовывалась методом выездных кампаний. П. Соломон подчеркивает, что «период коллективизации представлял собой низшую точку падения в истории советского уголовного права»3, имея в виду разгул беззакония в отношении крестьян, что само по себе бесспорно.

Однако вывод о том, что превалирующим мотивом в действиях местных судей и прокуроров являлся диктат местных властей, представляется, по меньшей мере, несколько упрощенным.

Одним из самых мощных рычагов, которые может использовать власть, является финансирование. П. Соломон утверждает, что «к 1926 г. судьи зависели от уездных (позднее от окружных) властей в вопросе расходов по бюджетным статьям»4. Одним из немногих недостатков книги является порождаемое ею впечатление, что речь идет о стране, где кроме лидера-диктатора, инициировавшего террор против собственного народа, и отсутствия четкой государственной правовой концепции, все остальные сферы жизни были организованы вполне сносно. Возможно, это - следствие западного менталитета автора, либо правоведческой направленности его научной деятельности. Во всяком случае, из повествования о 1920-х гг. «ушли» только что закончившаяся Гражданская война, разруха, голод, да и сама революция. Без учета этих факторов невозможно понять сложившейся в стране ситуации.

Вернемся к «бюджетным статьям». До июня 1922 г. Наркомат юстиции РСФСР финансировал местные органы управления юстиции (губернские отделы и уездные бюро) через губернские исполкомы. О размерах финансирования свидетельствуют следующие данные по Курской губернии. В январе 1921 г. Дмитриевскому уездному бюро юстиции было перечислено 25 000 руб. на канцелярские расходы (на полгода). Согласно счету, выданному 12 мая 1921 г., стоимость писчей бумаги составляла 25 руб. лист, перьев - 30 руб. штука5. Полностью указанного финансирования хватило бы только на 1 000 листов бумаги, в то время как в потребности бюро входили перья, чернила, копировальная и промокательная бумага, ленты пишущей машины и т.д. А вот свидетельство председателя Старооскольского уездного бюро юстиции: «В суде освещения никакого нет, бумаги пишущ-

ной, чернила, карандашей, перьев, обложек абсолютно нет, дров для отопления также нет»6.

Посмотрим на зарплаты советских юристов. В ноябре 1921 г. месячный оклад судьи в Курской губернии исчислялся в сумме 1 141 140 руб.7 Когда в январе 1922 г. заведующий Курским губернским отделом юстиции получил оклад в размере 1 674 000 руб.8, бумага и перья стоили уже соответственно 800 руб. лист и 1 000 руб. штука9. Цифры говорят сами за себя.

С июня 1922 г. финансирование судебно-следственных участков легло на местные бюджеты. В условиях послевоенной разрухи возможности для их формирования были весьма ограничены, потому летом 1922 г. для обеспечения финансирования местных учреждений в распоряжение губернских исполкомов были переданы следующие налоги: промысловые, с промышленных садов и огородов, со строений, а также имущества, торговли, извоза. Что же касается установленных законом судебных пошлин, канцелярских и нотариальных сборов и штрафов, за счет которых можно было бы частично решить финансовые проблемы учреждений юстиции, то они, как показывает проведенное нами исследование, по-прежнему перечислялись в государственный бюд-жет10.

После ликвидации отделов и бюро юстиции в 1922 г. органами судебного управления на местах стали Губернские суды (Губсуды), работа которых финансировалась Наркомюстом. В 1924 г. Воронежский губсуд ежеквартально представлял Наркомюсту сведения о том, что при имевшемся финансировании наладить нормальную работу судебных учреждений невозможно11. Обратим внимание: речь идет о недостаточном финансировании из государственного бюджета. Что уж говорить о местных возможностях?

В начале 1930-х гг. снабжение работников юстиции оставалось на столь низком уровне, что потребовалось вмешательство ЦК партии большевиков. Однако и это не решило проблему, о чем свидетельствует выдержка из письма и.о. прокурора Курской области в Центрально-Черноземный обком ВКП(б) (в 1928 г. была образована Центрально-Черноземная область с центром в Воронеже, которая объединяла территории Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской губерний; в июне 1934 г. Центрально-Черноземная область была разделена на Курскую и Воронежскую области): «Решение ЦК ВКП(б) от 10 июля 1934 г. и решение обкома от 9 августа того же года в части снабжения судебно-следственных работников наравне с руководящим партактивом не проводится и по существу этот вопрос приобретает издевательскую форму»12.

Таким образом, возможность серьезного давления со стороны местных властей посредством материального стимулирования судебных работников представляется весьма эфемерной. Что же касается прокуроров, то воздействие на них с помощью материального

стимулирования могло обернуться проблемами и неприятностями: прокуратура с момента своего создания избежала системы двойного подчинения и действовала в составе Наркомюста РСФСР.

П. Соломон, между тем, полагает, что, «хотя средства на текущие расходы прокуратуры и поступали из бюджета республиканской прокуратуры, местные власти часто предоставляли в распоряжение своих прокуратур дополнительные денежные фонды». И признает, что основным мотивом подобных действий местных властей было поддержание добрых отношений с неподчиненными им прокурора-

13

ми13.

Сюжет этот крайне сложен, и, как показывает наш опыт исследования вопросов финансирования прокуратуры в 1930-е гг., требует предельной конкретности и учета всех обстоятельств14.

Однако материальное стимулирование - не единственный способ влиять на работника. Особое место в то время занимали идеологические соображения и методы воздействия. Историк-правовед совершенно прав, утверждая, что местные партийно-советские работники играли решающую роль в назначении судей и следователей, поэтому от лояльности индивида зависело получение им работы или пребывание в должности. Однако зарплату в 1,5 млн при стоимости писчего пера в 1 тыс. руб. никак нельзя назвать привлекательной. Конечно, в середине 1920-х гг. могло не быть и такой зарплаты, но речь идет о специфической сфере деятельности. Документы свидетельствуют, что судебно-следственные участки и местные прокуратуры испытывали недостаток не то что в квалифицированных, а вообще в любых работниках. Так, в прокуратуре Курска в начале 1933 г. работало 13 человек, а к лету количество работников сократилось до 11-ти 15. П. Соломон неоднократно подчеркивает, что текучесть судебно-прокурорских кадров была едва ли не основной проблемой: в начале 1930-х гг. ее уровень среди следователей достиг 40 % в год16.

Факторы, влиявшие на характер взаимоотношений работников юстиции с представителями местных властей, на наш взгляд, намного сложнее, чем амбиции зарвавшихся чиновников, стремившихся манипулировать судьями и прокурорами. Местным юристам приходилось сталкиваться с позицией «различных советских органов, смотревших на юстицию как на орган второстепенной важности»17. Однако судьи и прокуроры далеко не всегда послушно выполняли «руководящие указания». Стремление действовать по «букве закона» (пусть даже в вульгарном его понимании, поскольку иного не позволял культурно-образовательный уровень), а зачастую и попытки защитить права отдельных граждан приводили к конфликтам с местными исполкомами18.

Возникали и конфликты с партийным начальством. Так, в июне 1920 г. в Курской губернии по постановлению Старооскольского уездного бюро РКП(б) был отстранен от должности и арестован

судья 3-го участка В.Т. Зыбенко, который настаивал на справедливом рассмотрении дела по обвинению члена Ольшанского волостного исполкома Овсянникова, местного начальника милиции Садовникова и бывшего председателя Ольшанского волостного ревкома Солодченко в дискредитации Советской власти. В своей жалобе, направленной в Наркомюст, Зыбенко прямо утверждает, что его отстранение и арест были обусловлены тем, что все трое обвиняемых были членами РКП(б) и занимали ответственные посты, непосредственно контролируемые уездным партийным комитетом19.

С 1922 г. борьбу с советскими и партийными чиновниками, допускавшими беззаконие и злоупотребление властью, повели прокуроры. Доказательством того, что они доставляли немалое беспокойство местным функционерам, служит появление в местных газетах следующих указаний: «Совершенно иным должен быть подход органов юстиции к тем работникам низового аппарата, которые совершили тот или иной проступок в силу своей неопытности, неумения ориентироваться в сложной обстановке классовой борьбы»20.

В 1929 - 1930 гг. прокуроры пытались противодействовать нарушению принципа добровольности вступления в колхоз и экспроприации собственности середняцких хозяйств, что признавало высшее прокурорское руководство. В докладе «О работе Управления Прокуратуры Республики за 1929 - май 1930 г.» сказано: «Часть прокуроров, безусловно, оказалась на высоте положения, не останавливаясь перед тем, чтобы идти против местного влияния»21.

Можно утверждать, что местные работники юстиции не действовали, слепо подчиняясь диктату местной власти и выполняя ее волю, однако к середине 1930-х гг. борьба с партийно-советской бюрократией, облеченной властью, была ими безнадежно проиграна.

Рассматривая сюжет об использовании уголовного правосудия в качестве средства обеспечения всеобщей коллективизации, П. Соломон утверждает, что масштаб репрессий был сужен благодаря местным судебно-прокурорским работникам, которые оказали сопротивление применению на практике закона «о пяти колосках» в случаях, когда считали это несправедливым22. Стремление судей смягчить последствия применения суровых уголовных законов он объясняет тем, что «введение суровых наказаний за конкретные преступления вступали в противоречие с системой ценностей судебно-прокурорских работников и с их пониманием проблемы справедливости и целесообразности»23.

Нельзя не отметить присущего автору западного понимания влияния системы ценностей на формирование мотивов поведения личности в конкретной ситуации. Дело, однако, не в том, что экстремизму и жестокости сталинских законов сопротивлялось чувство гражданской справедливости судей и прокуроров. Прекрасно ориентируясь в российской истории, П. Соломон, тем не менее, не учитывает характера воздействия революционных изменений на

российского обывателя начала XX в., лишенного либерального понимания свободы (а большинство судебно-прокурорских работников 1920 - 1930-х гг. являлись как раз рядовыми обывателями, а не профессиональными юристами).

Очень точно эту мысль выразил А.Н. Сахаров: «Миллионные массы вошли в революцию в середине 1920-х годов: поднялись к новой жизни глухие углы, забурлили каждая деревня, каждая фабрика; там, где прежде не было ни белых, ни красных и лишь скоротечно прошумела буря междоусобицы, в революцию вошел обы-ватель»24. Для российского обывателя «судейские» всегда были «начальством», способным как благополучно разрешить ситуацию, так и испортить жизнь. Теперь бывшие землепашцы сами оказались на месте «начальников», и это произошло благодаря революции.

На протяжении 1920-х гг. новое государство широко тиражировало идеи народовластия, смычки города и деревни, нового советского народного правосудия, которые укоренились в сознании прокуроров и судей. Сама советская реальность сформировала у судебно-про-курорских работников понимание справедливости и целесообразности, в которое не вписывался тотальный террор против крестьян. Многие низовые судьи и прокуроры сами были выходцами из этой среды, она была им гораздо понятнее, чем когорта столичных начальников.

Пожалуй, наиболее спорным представляется нам мнение П. Соломона о подготовке юридических кадров. В юстиции проблема кадров обострялась тем, что здесь революционный энтузиазм не мог компенсировать отсутствия профессиональных знаний.

Отсутствие должного образования, естественно, сказывалось на профессиональной компетентности работников. В апреле 1922 г. Курский губернский отдел юстиции вынужден был издать циркуляр, предписывающий отзывать от занимаемой должности судей, «которые не в состоянии по малоразвитости и неподготовленности самостоятельно писать приговоры и решения»25. Значительная часть постановлений следственных комиссий по уголовным делам пестрела формулировками о прекращении дел об убийствах «вследствие необнаружения виновного»26.

П. Соломон правильно оценивает состояние кадров юстиции в 1920 - 1930-е гг., дает оценку безуспешным попыткам большевиков решить кадровые проблемы при помощи выдвиженцев и соц-совместителей (так называли активных рабочих, которые привлекались для работы в судах и прокуратурах на общественных началах). Однако нельзя согласиться со следующим. Объясняя, почему в 1920 - 1930-х гг. большевики не смогли создать эффективную систему высшего юридического образования, П. Соломон подчеркивает, что многие члены партии были убеждены в постепенном отмирании права в условиях социализма, а главное - что политическое руководство не понимало отличия юстиции от других областей государ-

ственного управления27.

Прежде всего - что значит «многие члены партии»? Если речь идет о рядовых членах партии или даже о губернских и областных руководителях, то их позиция ничего не могла изменить: развитие системы высшего образования являлось прерогативой центральной, правительственной власти. Что касается высшего руководства, то для выработки подходов к высшему юридическому образованию принципиальной можно считать позицию лидеров государства, наркомов юстиции и руководства Наркомроса. Один из исследователей российской правовой системы Р. Уортман отмечает: «Владимир Ленин, юрист по образованию, рассматривал буржуазное право как инструмент старого государственного строя, и после 1917 г. советская власть превратила суд в свое собственное послушное орудие»28. С этим нельзя не согласиться, поскольку организационные и правотворческие усилия по созданию судебной системы в 1918 - 1922 гг. однозначно свидетельствуют о переходе большевистской верхушки к прагматическому восприятию права. Споры шли не о том, нужно право или нет, а о том, в каком качестве оно нужно. Что касается Сталина, то П. Соломон сам утверждает, что в начале 1930-х гг. проявился «растущий интерес Сталина к праву во всех его проявлениях»29. Наркомпрос вряд ли сознательно тормозил развитие именно юридического образования. Скорее, ведомству просто не хватало ресурсов.

Можно ли винить в этой неудаче Наркомюст? Для Д.И. Курского, в течение 10-ти лет возглавлявшего наркомат, проблема нехватки квалифицированных кадров была едва ли не самой болезненной. В сентябре 1918 г. он затребовал сведения о кадровом составе, и, проанализировав данные 3 267-ми судов, пришел к выводу, что «профессиональные судьи составляют сравнительно ничтожный процент»30. Позиция наркома Н.В. Крыленко основывалась не на том, что судьям и прокурорам не нужно специальное образование, а на том, что политические цели для них должны стоять превыше всего остального. Оппонент Крыленко, А.Я. Вышинский, по словам П. Соломона, «едва ли не раньше всех остальных разгадал, в какой форме потребуется Сталину право и как он станет его использовать»31. А как можно использовать право с полуграмотными юристами?

Как видим, ни одна из влиятельных сил не была заинтересована в провале высшего юридического образования. Тем не менее, П. Соломон прав: до конца 1930-х гг. оно так и не сложилось. Более того, провал высшего юридического образования произошел на фоне высоких темпов развития высшего технического образования. Почему? Истоки надо опять же искать в исторической ситуации.

Дореволюционное юридическое сообщество враждебно вос-

приняло Советскую власть, а большевистское право для старых юристов было концептуально неприемлемо, и они принципиально не сотрудничали с большевиками. Речь идет, разумеется, о юристах «с именем» и влиянием, а без них оставшиеся на местах работники с профессиональным юридическим образованием, пришедшие на советскую службу кто по убеждению, кто от безысходности, не могли сформировать новую профессиональную среду. А кто как не она может определить, чему и как учить на юридических факультетах? Ведь даже самая могущественная партия не в состоянии определить, что такое, например, налоговое право при новом строе.

Помимо вопроса, что и как преподавать, очевиден другой вопрос - кто будет преподавать? Инженерное образование имеет прикладной характер. Кроме того, большевики были не в состоянии изменить научные концепции в математике, физике или геометрии. Позволим себе предположить, что преподавать математику при новом, пусть даже чуждом индивиду строе, можно с небольшими потерями для личностной самооценки, а это значит, что готовить новых инженеров вполне могли старые преподавательские кадры. С юридическим образованием дело обстояло совершенно иначе.

Преподавать старое право в новом государстве бессмысленно, а преподавать новое право для преподавателя, не принявшего новый общественный уклад невозможно. Да и преподавать-то поначалу было нечего: революционная ломка общественной системы потребовала столь же революционного изменения правовых концепций, советское правоведение нужно было создавать заново. Безусловно, свой вклад в теорию советского права внесли Д.И. Курский, П.И. Стучка, Н.В. Крыленко и иные работники Наркомюста тех лет. Однако говорить о серьезных занятиях юридической наукой государственными чиновниками такого уровня, да еще и в условиях не устоявшейся государственной системы, можно лишь с большой долей допущения. В большей степени в этой связи можно говорить о М.М. Рейснере, однако и ему не удалось создать собственной научной школы.

Так или иначе, нам кажется очевидным: даже если бы большевики проявили серьезный, «государственный» подход к делу организации высшего юридического образования - они просто не смогли бы его организовать в столь короткие сроки в силу отсутствия, прежде всего, интеллектуальных ресурсов.

Большевиков нельзя обвинить в том, что они не пытались исправить ситуацию и поднять образовательный уровень работников системы. У П. Соломона есть фактическая неточность. Он пишет: «К середине 1920-х годов многие губернские суды поощряли деятельность краткосрочных юридических курсов для работников суда и прокуратуры. Обычно эти курсы продолжа-

лись три месяца. В 1926 г. Наркомат юстиции добился разрешения организовать Высшие юридические курсы»32. На самом деле Высшие юридические курсы для подготовки высшего персонала юстиции открылись в Москве постановлением СНК РСФСР от 22 декабря 1922 г.33 Кроме того, организовывалось десять областных юридических курсов для подготовки народных судей и следователей, с годичным сроком обучения.

В 1924 г. при губернских судах были образованы экспертные комиссии, которые должны были экзаменовать кандидатов в народные судьи, имеющих стаж работы в органах юстиции менее трех лет34.

Однако и курсы, и экспертные комиссии столкнулись с теми же проблемами: нехваткой квалифицированных профессионалов и ужасающей безграмотностью слушателей, уже работавших в системе юстиции.

Помимо анализа советского уголовного правосудия, автор задается интереснейшими вопросами. Например, как влияли отдельные персонажи на формирование судебной политики, какова роль права в советской системе, каковы его взаимоотношения с политической действительностью. Автор детально разрабатывает сюжет о том, что для большевистского руководства «уголовно-правовое измерение представляло собой арену борьбы за определение роли и предназначения права»35.

В целом книга П. Соломона, несомненно, внесла большой вклад в изучение советской государственности и социально-политических реалий сталинской эпохи, она серьезно улучшила историографическую ситуацию, подтолкнув российских исследователей к разработке наиболее «узких» мест данной проблематики.

Примечания

1 Solomon P.H. Soviet Criminal Justice under Stalin. Cambridge (Mass.), 1996.

2 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 92.

3 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 79.

4 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 53.

5 Государственный архив Курской области (ГАКО). Ф. Р-451. Оп. 1-Л. Д. 55. Л. 19, 21.

6 ГАКО. Ф. Р-451. Оп. 1. Д. 9. Л. 29.

7 ГАКО. Ф. Р-451. Оп. 1-Л. Д. 62. Л. 22.

8 ГАКО. Ф. Р-451. Оп. 1-Л. Д. 59. Л. 34.

9 Там же. Л. 133.

10 Крыжан А.В. Материальные условия трудовой деятельности работников местных учреждений советской юстиции в 1918 - 1924 гг. // Ученые записки Орловского государственного университета. 2012. № 5(49). С. 61.

11 Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. Р-661. Оп. 1. Д. 46. Л. 89, 102, 113.

12 Государственный архив общественно-политической истории Курской области (ГАОПИКО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 353. Л. 69.

13 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 93.

14 Крыжан А.В. Финансирование и материальное обеспечение местных органов и учреждений юстиции Советской России в 1918 - 1930-е гг. // Экономический журнал. 2015. № 2(38). С. 122-130.

15 ГАКО. Ф. Р-1174. Оп. 1. Д. 66. Л. 1.

16 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 122.

17 О суде и наших юристах // Курская правда (Курск). 1920. 12 дек.

18 Крыжан А.В. Взаимодействие местных органов юстиции с советскими, партийными и чрезвычайными органами // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. Экономика. 2007. № 4(35). Вып. 3. С. 116-120.

19 ГАРФ. Ф. А-353. Оп. 3. Д. 81. Л. 104-109.

20 Гуревич Я. Органы юстиции на новом этапе (ко II съезду работников юстиции ЦЧО) // Коммуна (Воронеж). 1932. 23 июня.

21 ГАРФ. Ф. А-353. Оп. 10. Д. 24. Л. 137.

22 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 137.

23 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 436.

24 Сахаров А.Н. 1930: год «коренного перелома» и начала Большого террора // Вопросы истории. 2008. № 9. С. 41.

25 ГАКО. Ф. Р-451. Оп. 1. Д. 38. Л. 39.

26 ГАКО. Ф. Р-451. Оп. 1. Д. 3. Л. 5.

27 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 32.

28 Уортман Р.С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004. С. 11.

29 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 152.

30 Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1958. С. 61, 62.

31 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 152, 153.

32 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 32, 33.

33 Об открытии юридических курсов: Постановление СНК РСФСР от 22 декабря 1922 г. // Собрание узаконений Рабочего и Крестьянского правительства (СУ РСФСР). 1923. № 1. Ст. 9

34 ГАКО. Ф. Р-325. Оп. 1. Д. 1112. Л. 10.

35 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 2008. С. 10.

Автор, аннотация, ключевые слова

Крыжан Анна Викторовна - канд. ист. наук, доцент Регионального открытого социального института (Курск)

kryjhan@mail.ru

В статье в контексте современной историографической ситуации анализируется книга историка права и государства П. Соломона «Советская юстиция при Сталине» (Москва, 2008). Основное внимание уделено подходам и выводам П. Соломона применительно к местным учреждениям

юстиции Советской России и СССР в 1920 - 1930-х гг. В статье оценивается, как П. Соломон анализирует влияние партийно-советского руководства на деятельность местных судей и прокуроров, рассматривает столкновение системы ценностей судебно-прокурорских работников с советской политической повседневностью, оценивает кадровую проблему и неудачную попытку организации высшего юридического образования. Автор статьи обращает внимание на одностороннее, «западное» понимание автором поднятых проблем, недостаточность предпринятого исторического анализа эпохи. По мнению автора статьи, это помешало известному историку учесть всю палитру обстоятельств, повлиявших на противоречивые результаты работы советского правосудия в первые послереволюционные десятилетия.

Советская Россия, Народный комиссариат юстиции, местные учреждения юстиции, судебная система, судейский корпус, прокуратура, юридическое образование, история государства и права, историография, П. Соломон

References (Articles from Scientific Journals)

1. Kryzhan A.V. Finansirovanie i materialnoe obespechenie mestnykh organov i uchrezhdeniy yustitsii Sovetskoy Rossii v 1918 - 1930-e gg. Ekonomicheskiy zhurnal, 2015, no. 2(38), pp. 122-130.

2. Kryzhan A.V. Materialnye usloviya trudovoy deyatelnosti rabotnikov mestnykh uchrezhdeniy sovetskoy yustitsii v 1918 - 1924 gg. Uchenye zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta, 2012, no. 5(49), p. 61.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

3. Kryzhan A.V. Vzaimodeystvie mestnykh organov yustitsii s sovetskimi, partiynymi i chrezvychaynymi organami. Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya. Ekonomika, 2007, no. 4(35), vol. 3, pp. 116-120.

4. Sakharov A.N. 1930: god "korennogo pereloma" i nachala Bolshogo terrora. Voprosy istorii, 2008, no. 9, p. 41.

(Monographs)

5. Solomon P.H. Soviet Criminal Justice under Stalin. Cambridge (Mass.), 1996.520 p.

6. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 10.

7. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 32.

8. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, pp. 32, 33.

9. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin].

Moscow, 2008, p. 53.

10. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 79.

11. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 92.

12. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 93.

13. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 122.

14. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 137.

15. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 152.

16. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, pp. 152, 153.

17. Solomon P. Sovetskaya yustitsiya pri Staline [Soviet Justice under Stalin]. Moscow, 2008, p. 436.

18. Wortman R.C. Vlastiteli i sudii: Razvitie pravovogo soznaniya v imperatorskoy Rossii [Rulers and Judges: The Development of a Russisn Legal Consciousness]. Moscow, 2004, p. 11.

Author, Abstract, Key words

Anna V. Kryzhan - Candidate of History, Senior Lecturer, Regional Open Social Institute (Kursk, Russia)

kryjhan@mail.ru

Taking into account the current historiographic context, the author of the article analyzes the book "The Soviet Justice under Stalin" (Moscow, 2008) by P. Solomon, a researcher of the history of State and Law. The article highlights P. Solomon's approach and conclusions concerning local institutions of justice in Soviet Russia and the USSR in the 1920s - 1930s. The author views how P. Solomon analyzes the influence of the Bolshevik party and Soviet government's leadership upon the local judges and prosecutors performing their duties, examines the clash between the legal employees' system of values and soviet political routine practices, assesses the human resources problem and the failure to launch the higher legal education project. The author of the article criticizes the researcher's somewhat one-sided, 'pro-western' treatment of the discussed issues and insufficiency in his historical analysis of that period. It is argued that due to this the well-known scholar did not succeed in showing a whole range of circumstances that led to controversial results in the work of Soviet justice system over a few decades after the Russian revolution of 1917.

Soviet Russia, People's Commissariat of Justice, local institutions of justice, judicial system, judiciary, prosecutors, legal education, history of State and Law, historiography, P.H. Solomon

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.