CC BY
96
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. №29 (210).
Филология. Искусствоведение. Вып. 47. С. 150-153.
А. М. Сулейманов
ИСТОРИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ БАШКИР И КАЛМЫКОВ ПО ДАННЫМ БАШКИРСКИХ НАРОДНЫХ ПРЕДАНИЙ
В башкирских народных легендах о древнем контакте с калмыками-ойротами, перекочевавшими из северной Монголии в Россию в начале XVII века, большое значение придается дружественным отношениям между’ этими двумя народами.
Ключевые слова: калмыки, башкиры, взаимоотношение, предания, мотивы, версия сюжета, обычаи, обряды.
В сентябре 2009 года в Калмыкии произошло грандиозное событие: республика торжественно отметила 400-летие добровольного вхождения калмыцкого народа в состав Российского государства. В начале XVII века часть западных монголов, или ойротов, покинула свою историческу ю родит; перекочевала в пределы Российского государства. «Русское правительство разрешило ойротам кочевать “безо всякой боязни’’ в русских пределах Западной Сибири, вести беспошлинную торговлю в Сибирских городах Таре, Тобольске, Тюмени и некоторых городах восточной части страны, включая столицу государства Москву»1. Фактически с тех пор берут свое начало тесные контакты башкир с калмыками. У башкир есть замечательная пословица ‘Там, где валяется лошадь, остается шерсть'. Точно так же эти контакты не прошли даром. Во всяком случае, факты общения этих двух народов, которые носили различные формы, в том числе не только желаемые, но и нежелательные, оставили след в преданиях и песнях, думается, не только башкир, но и калмыков.
У башкир в нескольких версиях известно предание, сложенное на тематический мотив ‘Крылатый конь-тулпар жениха гибнет по причине того, что посторонние сглазили его, увидев его крылья'. Согласно народному обычаю башкир, до полной уплаты калыма жених не может увозить молодую жену в свой дом, а также не имеет права показываться ее родителям. Поэтому он может посещать ее лишь после захода солнца, когда ее родители уже спят. Недаром в одной из версий предания «Камень жениха», записанной в 60-х годах XX века, жених, прощаясь со своей молодой женой после первого посещения, говорит ей: «Зимой не смогу приехать. Приеду весной вместе с дикими черными гусями. О моем
приезде никому не говори!»2 Таким образом, он собирается соблюдать обычай, в то же время предупреждая жену, чтобы любопытные глаза не увидели крыльев его тулпара.
Из этой версии предания мы узнаем, хотя и в общих чертах, к какому- роду относился жених и где живет его молодая жена. Жених был из племени Бурзян. Нынешнее поколение этого этнического сообщества башкир, в основном, живет на территории Бурзянского и Баймакского районов, а молодая жена была родом из деревни Нукай нынешнего Кугар-чинского района республики Башкортостан. Для чего нужна была такая конкретизация'? Во-первых, она была нужна для того, чтобы слушатели предания могли реально представить, как далеко жил жених от своей жены. Следовательно, каждый его приезд был праздником для молодоженов. Во-вторых, именно по этой причине не только родственники молодой жены, но и все односельчане не могли не обратить внимание на приезд жениха. Всех очень интересовало, почему жених, приехав издалека верхом на коне, никому его не иоказыват, каждый раз оставляя в горах. Настойчиво просят молодую угнать у му жа причину такого поведения. Эта просьба повторяется несколько раз, поскольку молодая сперва отказывает по причине своей робости. Сказители-риваятсы обращают внимание слушателей на усиление любопытства жен братьев молодой жены, связанного с их желанием у видеть таинственного коня жениха после каждого его приезда а также с их настойчивым подстрекательством своей золовки. Такой художественный прием воочию показывает, как накаляется напряженность ситуации, которая, в конечном счете, была направлена на испытание выдержки жениха. Все это интригует и слу шателей, перед взорами которых начинает вырисовываться та-
инственный образ невидимого коня. Тем временем, не выдержав накала страстей, жених отступает: вынужденно показывает своего коня, спрятанного от посторонних глаз в специальном шатре. Таким образом, нарушается запрет на демонстрацию крыльев тулпара. А внутренняя закономерность фольклорных сюжетов, в частности, сказок, легенд, эпосов, такова, что если случается нарушение запрета, за ним обязательно следует наказание. Разбираемый сюжет не является исключением: тулпар погибает от сглаза. Но в отличие от ряда традиционных легендарных, мифологических и других фольклорных сюжетов, в данном случае наблюдается двойное наказание. Жених остается без любимого коня, молодая женщина - без мужа, т. к. он расторгает брак, лишившись любимого коня.
Подробный рассказ об этом предании был приведен нами для того, чтобы раскрыть отличительные особенности дру гой версии этого сюжета, записанного под названием «Косогор Турат» в 1967 году в Хайбуллинском районе Башкортостана3, главным героем которой является жених родом из калмыков. Здесь произошла не простая замена данных об этнической принадлежности жениха, хотя ситуция, связанная с укрывательством ту лпара, сильно напоминает аналогичную ситуацию из первой версии сюжета. Этнографическое обрамление ее в виде нетрадиционных для башкир обрядов и обычаев, а также включение в сюжет дополнительных мотивов, отсутствующих и в первой, и в упомянутой нами второй версии, делают ее весьма оригинальной.
Что имеется в виду под этнографическим обрамлением сюжета? Имеется в виду то, что время посещения женихом молодой жены в области завязки сюжета определяется весенним прилетом диких черных гусей. Сын калмыцкого бая, женившись на башкирке, уезжая домой, говорит: «Жди меня тогда, когда прилетят черные гуси». Иначе говоря, обещает приехать в следующий раз только весной.
Развязка сюжета - отъезд жениха и определение им срока своего отсутствия до времени следующего посещения своей жены другим приемом. Перед прощанием он целиком отрезал ее косу и сказал: «Я приеду тогда когда твои косы достигнут прежней длины. До этого не жди меня!» Таким образом, он определяет еще более длительное время своего отсутствия.
В обоих случаях жених не стал объяснять, почему' не сможет посетить свою молодую
жену в более ранние сроки. Момент прилета птиц и отращивания кос до прежней длины в предании имеют и временное, и пространственное значение, являющееся определителем того, насколько долго будет отсутствовать жених и как далеко находится его место жительства. Следовательно, этим двум категориям поэтики данного предания - времени и пространству - в сюжете отводится роль меры испытания молодоженов на терпеливость и брачную верность.
Рассмотренными нами двумя этнографическими мотивами и обрамляется основной сюжет, состоящий, в отличие от первой версии, из трех тематических мотивов: "Крылатый конь-тулпар жениха гибнет по причине того, что посторонние сглазили его, увидев его крылья' + ‘Выбор героем коня' + ‘Прошедшее никто не сможет догнать'. Таким образом, данная версия известного нам сюжета, по сравнению с первой версией, где фантастика представлена лишь в образе мифического крылатого коня, еще больше и больше уходит в область фантастики, выходя за рамки границ жанра предания.
Несмотря на такие отличительные особенности двух версий одного сюжета, они едины в главном: после гибели крылатого коня в обоих случаях жених возвращается домой и больше не посещает свою законную женуг. В данном случае такой исход вполне соответствует тем реалиям, которые были характерны для взаимоотношений башкир и калмыков. У тюрко-монгольских народов брачный союз представителей двух этнических сообществ считался знаковым явлением: оно означало породнение двух народов. То, что жених-калмык взял в жены башкирку, вполне могло отразить союз двух народов. Действительно, как пишет Р. Г. Кузеев, «в XVII XIX веках имело место смешение юго-восточных племен [башкир] с другими народами», в том числе и с калмыками. «Этноним “калмык” (в составе бурзян, усарган и тангауров зафиксирован 17 [раз]) закрепился за потомством некоторых калмыцких семей, перешедших от ламаизма в ислам и оставшихся среди башкир». Не случайно подобные предания распространены на юге Башкортостана, где живут названные Р. Г. Кузеевым роды и племена. Тот же автор пишет, что «в наиболее старом <...> ауле Шокурово» представителей башкирского племени Упей «записано предание, к которому' можно отнестись с вниманием. В
нем говорится о приходе “в самой глубокой древности” предков шокур-упийцев "из Сибири или Иртыша”». Есть сведения о том, что «их называют то калмыками, то кунгурами». У зауральских баш!шр-катайцев этноним 'калмык’ встречается 10 раз. Среди башкир-калмыков можно услышать предание о том, что их родоначальником был некто Буранягарка. Предание гласит, что он пришел в Башкирию с Иртыша. Сказанное подтверждается наличием у башкир-калмыков малых этнических групп типа ара, аймак Буран, Буранягарак4.
Появление среди башкир этнических групп калмыков предания объясняют традиционно просто. Вот как трактуется этногенез малого рода калмыков, ныне живущих в Миякинском районе республики Башкортостан. После отражения натиска каких-то племен местные башкиры-минцы обнаружили люльку, висящу ю на ветке дерева, а в ней малышку'-калмычку. Предание заключает: «Род калмыков, живущий в этих краях, является ее потомками»5. По преданию «Мамыт-батыр», башкиры-калмыки, ныне живущие в Зилаирском районе республики, произошли от Мамыт-батыра, который, будучи еще ребенком, был пленен Букат-батыром и усыновлен Уляй-батыром. Предания «Деревня Убалар», «Деревня Расуль», «Кашкар»6 тоже рассказывают об этногенезе малых родовых групп, носящих этноним ‘калмык’. По их версии, эти малые этнические группы башкир-калмыков якобы произошли от катмыка. плененного еще ребенком («Деревня Убалар»), либо ребенка-найденыша («Кашкар»), либо купленного у калмыков-кочевников («Деревня Расуль»), Эти сведения, дошедшие до нас в преданиях, соответствуют действительности, что, например, подтверждается словами депутата Уложенной комиссии 1767-1768 годов от башкир Исстской провинции Мяко-тинской волости, ставшего позже фсльдмар-шатом Е. И. Пугачева. Базаргула Юнасва, который сказал: «Между нашего тарханского и башкирского народов именуются сартами и калмыками некоторая часть, но все единаго магометанского закона, которое их название произошло в древние времена, сарты, вышедшие из-за границии. Самопроизвольно от владении степных народов, а калмыки также в древние времена получены были нашими башкирами при воинах в малолетстве, которые из древних лет именуются с нами единым званием башкирами»7.
На башкирской земле, в частности, «в верховьях Тобола калмыки впервые показались в 1606 году». В последующие годы не раз происходили стычки между башкирскими и калмыцкими кочевниками-. Этому способствовало, как уже было отмечено, содействие царских властей калмыцким феодалам в захвате земель башкир-вотчинников9. Видимо, этот период нашел свое отражение в преданиях «Такагаш-ка», записанном в 1961 году' в дер. Старо-Муйнково Учалинского района, и «Бакин-батыр», записанном тогда же, в том же районе в деревне Казаккул от Губайдуллина Султана (1876 г. р.): «Однажды калмыки отправили своего посланника к предводителю башкирского рода Утягулу, который передал их требования, так и так, мол, отдайте нам свои земли. Если откажетесь, то пойдем на вас войной». Так начинается первое предание. Далее повествуется о том, как Утягул отказался выдать свои земли и объявил свое условие: в трех километрах от своей деревни Старо-Муйнаково у подножья горы поставить с обеих сторон по одному силачу. Земля будет принадлежать той стороне, чей богатырь победит в единоборстве. Калмыки соглашаются на это условие. Хотя обе стороны были настроены враждебно друг против друга, тем не менее строго придерживались правил обычного права. Когда молодой силач со стороны башкир Такагашка одолел силача калмыков, то последние оставили в покое башкир. Через некоторое время опять победил другой силач-башкир. И на этот раз калмыки опять ушли, соблюдая правила обычного права, хотя и во многом превосходили по численности вооруженных людей местных башкир.
Предание «Бакин-батыр»10 расказывает о трагическом финате одного из столкновений башкир с катмыками. Ночью поднявшись по ложной тревоге, и в суматохе калмыки якобы начати стрелять друг в друга. Оставшиеся в живых ушли. По старинному обычаю, башкиры из уважения к отваге противника тело предводителя калмыков похоронили на вершине горы. Видимо, этим ПОСТУ ПКОМ они хотели выразить свое отрицательное отношение к междоусобицам. Такое стремление народа подтверждается аналогичными случаями, отраженными в эпосе «Карас и Акша» и в предании «Могила Халиля». В первом примере убитого во время единоборства казахского батыра Акша-хана Карас-батыр со всеми почестями хоронит тоже на вершине
горы, которая поныне называется Акша-тау - гора Акши11. Во втором случае говорится о том, как по завещанию старика Халиля после его смерти соплеменники хоронят на границе между племенами Карагай-Кипчак и Бурзян, чтобы его дух охранял ее (буквально: «держал границу между этими племенами»). Предание утверждает: «После этого прекращаются междоусобцы между этими племенами»12. Халил-бабай, видимо, имел в виду те трагические события, которые происходили в результате вражды этих племен между собой. Об этом подробно повествуется в эпосе «Бабсак и Кусяк». Кстати, в одном из многочисленных вариантов его кипчакской версии, оставленной нам Сабирьян-сэсэном Муха-меткуловым, делается вывод, тоже осуждающий междоусобицы башкирских племен, призывающий их к объединению и дружбе. А концовка его гласит:
С признанием власти Белого царя
Улеглись былые страсти среди родов13.
Этим словам вторит заключительная часть предания «Такагашка»: «Нападения казахов и калмыков прекратились лишь тогда, когда наши предки приняли подданство Белого царя»14.
Да, не все страницы взаимоотношений башкир с калмыками, калмыков с башкирами были светлыми. Несмотря на то, что в истории взаимоотношений башкир и калмыков были разные времена, «были периоды и даже мира и совместных выступлений в различных политических актах»15, что нашло свое объективное отражение в народных преданиях башкир.
Примечания
1 См.: История Калмыкии с древнейших времен до наших дней : в 3 т. Элиста : Герен, 2009. С.269.
2 Башкирское народное творчество / сост., автор предисл., коммент., слов, и указ. мотивов Ф. А. Надршина ; отв. ред. Кирей Мэргэн, А. М. Сулейманов. Уфа : Китап. 1997. Т. 2 : Предания и легенды. С. 358.
3 Там же. № 51.
4 См.: Кузеев, Р. Г. Происхождение башкирского народа : этнический состав, история расселения. М. : Наука, 1974. С. 118, 164, 218, 221,245.
5 Башкирское народное творчество. Т. 2. С.129.
6 Там же. № 180-182.
7 См.: Асфандиаров, А. 3. История сел и деревень Башкортостана. Уфа : Китап, 2001. Кн. 9. С. 120.
8 См.: Кузеев, Р. Г. Происхождение башкирского народа... С. 245-246.
9 Там же. С. 208.
10 Фольклорный фонд кафедры башкирской литературы и фольклора Башгосуниверсите-та. Ед. хр. 60. № 60.
11 Башкирское народное творчество. Т. 2. С. 8.
12 Там же. С. 86.
13 Башкирское народное творчество. Т. I : Эпос. С. 491.
14 Башкирское народное творчество. Т. 2. С.181.
15 См.: Кузеев. Р. Г. Происхождение башкирского народа... С. 245.
