CC BY
359
Идеи и смыслы
Евгения РОМАНОВСКАЯ
ИСТОРИЯ И ПАМЯТЬ
Статья посвящена проблеме отношения памяти к историческому познанию и связи между памятью и историей в современной гуманитарной науке. Для решения сложных взаимоотношений между памятью и историей привлекаются идеи таких разных мыслителей, как Дж. Вико, М. Хальбвакс, П. Нора.
The present article is devoted to the problem of memory's relation to historical cognition and to the connection between history and memory in the modern humanitarian study. For solution of complex relation between history and memory the ideas of such different scientists as G. Vico, М. Halbwachs and P. Nora are appealed.
Ключевые слова:
память, история, коллективная память, места памяти; memory, history, collective memory, memory places.
РОМАНОВСКАЯ
Евгения
Васильевна —
к.филос.н., доцент
Саратовского
государственного
аграрного
университета
им. Н.И. Вавилова
evromаnovskаyа@
mail.ru
Проблема памяти неизбежно возникает при осмыслении про -блемы прошлого: «традиция — история», «память — исто -рия». Отношение между памятью и историей, а также исто -рия памяти стали в последнее десятилетие важной темой публич -ных дискуссий и жарких споров.
Гегель заметил, что слово «история» в большинстве языков обла -дает двойным значением. «История» может относиться и к res gestae (само прошлое непосредственно), и к historia rerum gestarum (рас -сказ о прошлом)1. Хайдеггер в трактате «Бытие и время» выделяет четыре значения выражения «история». Первое значение преимущественно употребляют, когда не имеют в виду ни науку об исто -рии, ни эту последнюю как объект, а само это не обязательно объ -ективируемое сущее, понятое как прошлое. «То, что уже прошло» — здесь история подразумевает прошедшее, но еще воздействующее на настоящее. Прошедшее принадлежит более раннему времени, но способно еще и сегодня быть в наличии, к примеру остатки греческого храма. Второе значение слова «история» означает не столько прошлое в смысле ушедшего, но и происхождение из него. История означает здесь «взаимосвязь» событий и «воздействий», тянущуюся сквозь «прошлое», «настоящее» и «будущее». При этом прошлое не имеет никакого особого преимущества. В -третьих, история означает целое сущего, изменяющегося «во времени», не природу, а перипетии и судьбы людей, человеческих союзов и их культуры. И наконец, «историческим» считается традиционное как таковое, будь оно познано историографически или принято как само собой разумеющееся. Хайдеггер делает вывод: «Если мы собе -рем названные четыре значения в одно, то получается: история есть протекающее во времени специфическое событие экзистирующего присутствия, причем так, что “прошедшее” в бытии -друг- с -другом и вместе с тем “передаваемое по традиции” и продолжающее воз -действовать событие считается историей в подчеркнутом смысле»2.
Творческая мысль XVII в. сосредоточилась на проблемах есте -ственных наук и обошла проблемы исторической науки. В эпоху Просвещения смысл истории связывался с прогрессом человече -ского разума, а история человечества, таким образом, становилась движением по ступеням этого прогресса. Отделить человеческую историю от истории божественной, земную от небесной попытался итальянский мыслитель эпохи Просвещения Дж. Вико. Он связы -вал смысл истории с естественной необходимостью, т.е. с посто -янно повторяющимся порядком причин и следствий. Позитивно
1 Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. — СПб., 1993.
2 Хайдеггер М. Бытие и время. - СПб., 2002, с. 379.
рассматривая опыт прошлого, Дж. Вико и был создателем исторического знания — той «новой науки», отличающейся своими методами и целями от естественных наук, с авторитетом которых она стремилась соперничать1. Труд Вико действительно закладывал основы совершенно новой науки.
Р. Виппер2 обращал внимание на пре -небрежительное отношение к истории как к хранилищу мелочей, имен, оторванных анекдотов, неправдоподобных эпизодов, противоречивых известий. Он напоми -нает: были многие истории, но не было одной истории. Была история священная и светская, история греческая и римская, история церкви, империи и т.д. Это были группы сведений, чисто описательные, играющие пояснительную роль.
Общеизвестно, что под влиянием куль турного поворота в историографии наука перестает рассматриваться как исключи тельная форма репрезентации прошлого.
Обратимся, например, к такому явле нию, как память. Одно из определений памяти состоит в том, что память — со -здательница прошлого, и ее историческая способность — находиться во времени. В универсальном значении — это отбор, хранение и воспроизведение информа ции. Осмысление проблемы памяти имеет свою традицию. В античности были авто ритетны две концепции памяти — пла -тоновская и аристотелевская. Платон полагал, что существует знание, не выво димое из чувственных впечатлений, что в нашей памяти хранятся формы или шаблоны идей, сущностей, которые душа знала до того, как была низвергнута сюда. Подлинное знание заключается в приведе нии отпечатков, оставляемых чувствами, в соответствие с шаблоном или отпечат ком высшей реальности, которые отобра жают вещи здесь, внизу. Изучение образа тесно связано с предположением о следе, сопоставимом с отпечатком на воске. Аристотелевская теория памяти отлична от платоновской3. Хотя Аристотель также использует метафору отпечатка на воске, он считает, что память — это свойство при
1 Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. — М.; Киев, 1994.
2 Виппер Р. Общественные учения и историче -ские теории XVIII и XIX вв. в связи с общественным движением на Западе. — М., 1908, с. 3.
3 Аристотель. О памяти и припоминании //
Вопросы философии, 2004, № 7, с. 158—173.
обретенное, и всякое знание он выводит из чувственных впечатлений. Они, по его мнению, преобразуются способностью воображения, и эти образы становятся материалом для интеллектуальной сферы.
С гипотезой отпечатка связано такое понятие, как «след», которое возникает не только в теории памяти, но и в теории истории. История, согласно М. Блоку, счи -тает себя наукой, создаваемой по следам. В средневековой традиции «память» обо значалась латинским термином тетопа. Преобразование искусства памяти в искусство истории в XVIII в. — это реакция на социальную философию рациона лизма. Известный американский ученый А. Мегилл замечал, что, согласно мнению многих людей, история должна быть фор мой памяти. У этого предположения есть древний прецедент. В первых строках своей «Истории» Геродот сообщает, что он написал свою работу, «дабы события с течением времени не истребились, вели кие и дивные дела, эллинами и варварами совершенные, не остались бесславными».
В «Основаниях новой науки об общей природе наций» Д. Вико изложил свою интерпретацию движущих сил коллектив ной памяти. Он исследовал древние тек сты, стараясь обнаружить в них остатки, следы древней, дописьменной культуры. Ключ к постижению природы памяти лежит, как утверждал Д. Вико, в прямом соответствии между образом и идеей в первобытном поэтическом языке. Следуя логике поэтики Вико, искусство памяти представляет собой реконструкцию вооб ражения, посредством которого поэты древности формировали свое восприятие мира. П. Хаттон пишет, что теория памяти как акта интерпретации, который позво ляет установить связи между привычными нам образами настоящего и непривыч ными образами прошлого, предвосхищает у Вико современную науку герменевтику4. Вико рисует герменевтическую процедуру с точки зрения древнего грека. Гермес, как посланник богов, обучает людей понима нию божественных посланий. Так же и поэт объяснял неизвестное, незнакомое при помощи известных образов. Вико рекомендовал исследователям дополнить свое рациональное мышление обраще -нием к поэтическому мышлению древних,
4 Хаттон П. История как искусство памяти. — СПб., 2003, с. 105.
языку прошлого. И если философ восста новит связи между его образами, откро -ются новые смыслы.
Проблема отношения памяти к истори ческому познанию и связи между памятью и историей в современной гуманитарной науке исследована в классических тру дах французского историка и социолога Мориса Хальбвакса «Социальные рамки памяти» и «Коллективная и историческая память». В своих трудах он предельно раз водит память и историю. По Хальбваксу, память и история отвечают за разные типы прошлого. Он пишет: «История — это, несомненно, собрание тех фактов, которые заняли наиболее важное место в памяти людей. Но, будучи прочитанными в книгах, изучаемыми и заучиваемыми в школах, события прошлого отбираются, сопоставляются и классифицируются, исходя из потребностей или правил, кото рые не были актуальными для тех кругов, которые долгое время хранили живую память о них. Дело в том, что история обычно начинается в тот момент, когда заканчивается традиция, когда затухает или распадается социальная память. Пока воспоминание продолжает существовать, нет необходимости фиксировать его пись менно, да и вообще как-либо фиксиро -вать. Поэтому потребность написать исто -рию того или иного периода, общества и даже человека возникает только тогда, когда они уже ушли так далеко в прошлое, что у нас мало шансов найти вокруг себя многих свидетелей, сохраняющих о них какое -либо воспоминание»1. Он допускал, что существуют основания различать две памяти — внутреннюю и внешнюю, назы вая первую личной, автобиографической, а вторую — социальной, исторической. Первая, по его мнению, использует вто рую, поскольку история нашей жизни является частью истории2.
Известный французский историк П. Нора, рассматривающий взаимоотно шение памяти и истории в духе постмо дернизма, описывает, в частности, много численные места памяти во Франции и констатирует, что они существуют, потому что больше нет памяти социальных групп. С исчезновением крестьянства, которое
1 Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. — М., 2007.
2 Хальбвакс М. Коллективная и историче ская память // Неприкосновенный запас, 2005, № 2—3(40—41), с. 9.
являлось по преимуществу хранителем коллективной памяти, и с появлением таких феноменов, как глобализация, демократизация, социальное нивелирова ние, медиатизация, коллективная память исчезает. Память порождается той соци альной группой, которую она сплачивает. Он согласен с Хальбваксом в том, что существует столько же памятей, сколько и социальных групп. Память по своей при роде множественна и неделима, коллективна и индивидуальна, история — универ сальна. Память укоренена в конкретном, история не прикреплена ни к чему, кроме временных протяженностей, эволюции и отношений вещей.
Под натиском истории постоянно идет искоренение памяти. «Сползание от мемориального к историческому, от мира, где были предки, в мир случайных отно шений с тем, что нас сделало, переход от тотемической истории к истории крити ческой — это и есть момент мест памяти. Больше никто не прославляет нацию, но все изучают способы ее чествования»3. Нора считает, что интерес к местам памяти, где память кристаллизуется и находит свое убежище, связан с осознанием разрыва с прошлым и сливается с ощущением разо рванной памяти.
Поль Рикер в своей книге о памяти ссы -лался на Ле Гоффа, который писал, что история памяти является компонентом «истории истории» и представляет собой первую из глав этой удвоенной истории. Поэтому память признается сырьем исто рии, а историческая дисциплина, в свою очередь, питает память «и снова возвра -щается в тот великий диалектический процесс воспоминания и забывания, в котором существуют индивиды и обще -ства».
Говоря о сложных отношениях между памятью и историей, А. Мегилл писал, что трудно узнать, может ли когда нибудь быть преодолена напряженность отношений между историческим и мнемоническим. Между историей и памятью всегда остается граница, кото рую время от времени можно пересечь, но которую никто не может и не должен хотеть устранить4.
3 Нора П. и др. Франция — память.— СПб., 1999, с. 6.
4 Мегилл А. Историческая эпистемология. — М., 2007, с 69.
