CC BY
813
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2012 • Т. XXXI • № 1
с
торическии нарратив как форма организации и репрезентации исторического знания
Е.В. МИШАЛОВА
Статья представляет анализ особенностей нарративного подхода как одно из направлений в философии истории. Автор делает обзор ряда историко-методологических концепций в их отношении к нарративному подходу, а также формулирует оригинальную идею нарративного треугольника как методологического каркаса для исследования исторического знания.
Ключевые слова: нарратив, методология истории, философия науки.
Проблематика исторического нарратива в современной российской и украинской философии истории продолжает оставаться малоизученным направлением, в то время как западная философско-историческая мысль второй половины XX - начала XXI в. отличается активизацией нарративистских исследований, в частности в философии и методологии истории. Нарративная философия истории в целом является своеобразным ответом на вызов времени. Информационная революция и ускоренное развитие информационных технологий создают ситуацию, когда на первый план выходит проблема обра-
Междисциплинарные исследований
ботки, систематизации и организации информации, а не ее получения. Вторая половина XX - начало XXI в. также отмечены значительным развитием всего цикла гуманитарных наук. Кроме того, появление ряда новых междисциплинарных отраслей, что является характерной чертой современной науки, приводит к быстрому увеличению объемов научного знания в разных сферах гуманитарного познания. Возникает вопрос об усовершенствовании способов его организации, в частности, и в исторической науке.
Интересный и продуктивный вариант ответа предлагает современная нарративная философия истории, которая обращается прежде всего к процессу написания истории, обосновывая качественно новое понимание исторического текста, в соответствии с которым последний является непосредственным предметом и средством исследования исторической науки, а не простым отражением прошлой действительности. Продолжая двигаться в этом направлении, исторический нарратив (повествование) может быть эксплицирован в качестве формы организации и репрезентации исторического знания, функционально аналогичной теории в естественных и точных дисциплинах, воплощающей в себе специфические стандарты научности историко-гуманитарного познания. В связи с этим необходимо рассмотреть по крайней мере два проблемных аспекта, первый из которых касается научного статуса исторического знания (его теоретичности) и возможности формулирования теории в исторической науке, а второй - определения самого феномена исторического нарратива.
^ Историческое знание, как правило, характеризуется как эмпири-
(В ческое, лишенное теоретичности и нарративное. При этом нарратив-
§ ность отождествляется прежде всего с описательностью, противопо-
Ц ставляемой объясняющему (аналитическому) аспекту исторического
исследования1. Источником таких представлений можно считать ан-^ тичную традицию отнесения исторических произведений (повество-
X ваний) к числу литературных сочинений. Подобное понимание исто-
2 рического текста сохраняется на протяжении Средневековья, Возрож-
^ дения и остается господствующим в Новое время.
^ В XIX в. именно описательно-повествовательная форма истори-
^ ческих произведений была одним из основных аргументов, выдвигае-
X мых против их научности, которая отождествлялась с объяснением и
^ соответственно с теорией. Такой подход в той или иной степени при-
X сутствует и в современной философии науки. И хотя, как отмечает,
^ например, А.И. Ракитов, широкое использование описаний не являет-
ся исключительной прерогативой истории, более того, в физике термин «описание» широко используется как в специальной, так и в
1 Савельева И.М., Полетаев A.B. Знание о прошлом: теория и история. В 2 т. Т. 1. СПб. : Наука, 2003. С. 333.
учебной литературе, никто не рискнул бы на этом основании называть физику описательной наукой2.
В методологических концепциях И.Г. Дройзена, В. Дильтея,
В. Виндельбанда и особенно Г. Риккерта была сделана попытка отказаться от традиционного разделения на описательное и объясняющее знание (науки). Так, Виндельбанд, обосновывая различие между но-мотетическими и идеографическими науками, считает необходимым подчеркнуть различие между «идеографичностью» и «описатель-ностью», более того, подчеркивает, что «описательные науки... должны быть противополагаемы идеографическим»3. Риккерт предлагает рассматривать «историческое понятие» в качестве теоретической формы осмысления эмпирического материала «исторических наук о культуре»4, а Дильтей закрепляет термин «понимание» за всеми дисциплинами цикла «наук о духе» в противовес «объяснению» как обобщающему признаку «наук о природе»5. Тем не менее повествование (нарратив), понимаемое именно как описание, продолжает рассматриваться многими исследователями в качестве наиболее характерной стратегии изложения материала в историко-гуманитарных дисциплинах6, хотя, например, Дройзен еще в середине XIX в. в своей «Энциклопедии и методологии истории» провел четкое различие между исследовательским, повествовательным, дидактическим и дискурсивным видами исторического изложения, подчеркивая, что никакая из этих форм не является приоритетной и «только в зависимости от задачи и цели какая-либо из них оказывается наиболее при годной, даже незаменимой»7. [•*
Теоретичность обычно считают одним из определяющих признаков научного знания. В этом смысле теория предстает в качестве высшей, наиболее развитой формы организации научного знания, которая придает целостность представлениям о закономерностях и существенных связях определенной области действительности, т.е. объекта данной теории. По своему строению теория представляет собой целостную, внутренне дифференцированную систему знания, характеризующуюся логической зависимостью одних элементов от других, выводимостью ее содержания из опре-
2 Ракитов А.И. Историческое познание : системно-гносеологический подход. М. : Политиздат, 1982. С. 169.
3 Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. СПб. : Наука,
1997. С. 255.
4 Там же. С. 277.
5 Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии.
1998. №4. С. 141.
6 См.: Берк П. Історія подій і відродження наративу // Нові перспективи історіопи-сання ; за ред. П. Берка. К. : Ніка-Центр, 2004. С. 344-363; Петренко Н.С. К проблеме нарратива в методологии истории // Философские науки. 2000. № 1. С. 108-116.
7 Дройзен И.Г. Историка. Лекции об энциклопедии и методологии истории. СПб. :
Владимир Даль, 2004. С. 398.
Междисциплинарные исследовани
деленной совокупности утверждений и понятий (исходного базиса теории) в соответствии с определенными логико-методологическими принципами и правилами8. К числу других определяющих принципов научности относятся также объективность содержания и рациональная обоснованность.
В то же время общепризнано, что историко-гуманитарное знание отличается рядом особенностей, значительно усложняющих формулирование исторических теорий в классическом понимании теории (как это имеет место в точных и естественно-научных дисциплинах), к числу которых обычно относят: текстуальную природу предмета исторического познания независимо от широкого или узкого понимания понятия «текст» (реальность как текст или текст как реальность); интерпретативность; диалогичность; сложность взаимоотношений между субъектом и объектом познания, обусловленную включенностью субъекта в структуру объекта, т.е. общественную жизнь, культуру, науку и искусство; ценностную составляющую; повествовательную структуру изложения материала с большим количеством описаний. Именно понятие исторического нарратива, истолкованного как комплексное методологическое образование, позволяет согласовать специфику исторического знания с общепризнанными критериями научности.
Нарратив является сложным междисциплинарным методологическим конструктом, объединяющим в себе предмет и метод гуманитарных наук9. Попытки сформулировать обобщающее определение данного термина сталкиваются со значительными сложностями, обу-^ словленными, во-первых, этимологией слова (с лат. «narration» и с
(В англ. «narrative» - повествование; этимологически близкий лат.
Й
g «gnarus», т.е. «знающий», «эксперт», «осведомленный в чем-то»),
Ч во-вторых, многозначностью понятия (история, процесс, структура),
«
С
и
W
s
«
S
tu
■
в-третьих, его широкой функциональностью.
Проблемности добавляет тот факт, что даже в рамках современной философии истории понятие «исторический нарратив» истолковывается по-разному - от типа описательно-повествовательного исторического произведения или отдельного специфического способа объяснения в гуманитарных науках (узкое понимание, характерное для традиционной историографии и ранней аналитической философии истории соответственно10) до ментальной структуры, способа осознания и упорядочивания окружающего мира в целом (широкое
8 Философский энциклопедический словарь ; редкол.: С.С. Аверинцев,
Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильичев и др. 2-е изд. М. : Сов. энциклопедия, 1989. С. 649.
9 Ср.: ТроцукИ.В. Нарратив как междисциплинарный методологический конструкт в современных социальных науках // Вестник РУДН. Сер. Социология. 2004. № 6-7. С. 56.
10 См.: ПоркА.А. Историческое объяснение. Критический анализ немарксистских теорій. Таллин : Ээсти раамат, 1981. С. 136.
понимание, присущее тематике философской антропологии и концепциям нарратива постмодернистского направления11).
В современной теории исторической науки и философии истории под понятием «исторического нарратива» также часто понимают спекулятивные реконструкции исторического процесса. В качестве примера можно привести позицию С. Мандельброта, который считает, что исторический нарратив есть определенная «дескриптивная структура», подчеркивая, что «во Франции привлечение марксизма для историков и исторически ориентированных критиков стало тем, что долгое время обеспечивало дескриптивную структуру (“мастер-нарратив”), через мотив классовой борьбы, для событий и текстов прошлого»12.
Подводя промежуточный итог, следует отметить, что проблематика исторического нарратива в современной философии истории остается достаточно многоаспектной и ставит перед исследователем больше вопросов, чем дает ответов. Это вызывает необходимость анализа как структуры (строения) исторического нарратива, так и его содержания с учетом всей многоаспектности этого комплексного методологического образования.
Однако прежде чем приступить к детальному анализу его структуры, необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что исторический нарратив может рассматриваться, во-первых, в качестве формы репрезентации исторической действительности (знака прошлого и одновременно знаковой системы). Во-вторых, под историческим нарративом следует понимать отдельно взятое историческое повествование (форму организации и репрезентации исторического знания). Эти два уровня концептуализации понятия исторического нарратива тесно переплетены в работе историка. Таким образом, каждое отдельно взятое историческое повествование (нарратив в узком понимании) является одновременно знаком прошлого (нарратив в широком понимании).
В широком понимании понятие исторического нарратива включает в себя не только исторические повествования, но и весь комплекс исторических текстов: хроники, летописи, разного рода документы (грамоты, конституции), а также исторические карты и даже остатки материальной культуры (если последние понимать как сложные знаки или знаковые системы). В качестве знака прошлого, формы его репрезентации исторический нарратив выступает единственно доступной действительностью для непосредственного «наблюдения» историка, поскольку прошлое, хотя и не поддается непосредственно-
11 Брокмейер Й., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы // Вопросы философии. 2000. № 3. С. 36; Газнюк Л. «Філософія нарративу» в персональному бутті людини // Філософська думка. 2004. № 4. С. 12.
12 См.: Петренко Н.С. Указ. соч. С. 112.
[¡Междисциплинарные исследований
му, чувственному восприятию, все-таки связано с настоящим опосредованно, оставляя в нем свой след. Это опосредованное восприятие и семиотизируется при историческом рассмотрении: «следы» прошлой исторической действительности предстают как знаки иного бытия, отделенного от настоящего (непосредственно переживаемой действительности), но воспринимаемого при этом в заданной им перспек-тиве13. В таком понимании исторический нарратив (или точнее, совокупность исторических нарративов, т.е. исторические тексты) является непосредственным и единственным предметом исследования истории как науки. При этом необходимо помнить, что важной особенностью гуманитарных дисциплин является различие между непосредственным («поверхностным» или «первичным») предметом той или иной науки и ее («глубинным») предметом в собственном смысле14. Исторический текст (нарратив), таким образом, представляет собой непосредственный предмет изучения историка с целью исследования исторической действительности, формой репрезентации которой он является.
Однако, будучи непосредственным предметом исследования, исторический нарратив в то же время выступает в роли метода исторической науки, средства ее организации и способа функционирования. Знаки прошлой исторической действительности могут стать основой для получения научного знания о ней, только если информация, извлеченная из них, будет осмыслена, организована и репрезентирована историком в форме исторического повествования (узкое понимание исторического нарратива). Поскольку научное знание, на что об-
* ращал внимание еще Г.Г. Шпет, «не есть переживание, а есть
(В рефлексия о нем, не есть опыт, а есть критика опыта»15.
^ Исходным пунктом анализа структуры (строения) исторического
Ф нарратива может стать констатация его знаковой природы, что позво-
5 ляет эффективно задействовать некоторые ключевые принципы
^ семиотической концепции Ч.У. Морриса, развитой им в работе «Ос-
ф новы теории знаков» (1938), где он, отталкиваясь от идей Ч. Пирса,
Л рассмотрел синтаксическое, семантическое и прагматическое изме-
^ рения «семиозиса» (процесса функционирования знаков), которые
(В обобщил в понятии «семиотического треугольника»16.
Ц 13 Успенский Б.А. История и семиотика // Б.А. Успенский. Избранные труды. М. :
В Школа «Языки русской культуры», 1996. Т. 1: Семиотика истории. Семиотика культу-
X ры. С. 21. '
^ 14 ШрамкоЯ.В. Понятие предания и проблема предмета гуманитарных наук//Акту-
^ альні проблеми духовності : зб. наукових праць. 2002. Вип. 4 (1). Кривий Ріг : І.В.І.
С. 137.
15 Шпет Г.Г. История как проблема логики // Историко-философский ежегодник. М. : Наука, 1988. С. 294.
16 Моррис Ч. Основания теории знаков // Семиотика : сборник переводов ; под ред. Ю.С. Степанова. М. : Радуга, 1983. С. 3-5.
Рассматривая исторический нарратив в качестве некоторого сложного знака, можно предложить аналогичную теоретическую модель исторического нарратива как особой формы организации и репрезентации исторического знания в виде своеобразного нарративного треугольника17, представляющего собой единство следующих трех параметров: исторический текст (знаковая форма нарратива), историческая действительность и историк - интерпретатор нарратива (современный исследователь исторического прошлого).
Соответственно могут быть выделены нарративная синтактика, семантика и прагматика как отдельные аспекты (или разделы) общей концепции исторического нарратива. Нарративная синтактика занимается изучением знаковой формы исторического нарратива (преимущественно исторический словесный текст); нарративная семантика исследует вопросы, связанные со смысловой структурой исторического произведения (в соответствии с которой организуется исторический материал), обусловленные взаимоотношениями между знаком и его творцом; нарративная прагматика изучает отношения между современным историком и историческим текстом (формой реализации исторического нарратива), которое определяет точку зрения исторического исследования.
Нарративный треугольник отображает в своей структуре сложные взаимоотношения между современным историком и исторической действительностью с помощью исторического текста (знаковой формы нарратива) и представляет собой познавательную модель, с помощью которой воспроизводится весь комплекс проблем, связанных с понятием исторического нарратива.
Остановимся подробнее на трех измерениях, определяемых нарративным треугольником.
17 Я благодарна Я.В. Шрамко за подсказанную мне идею нарративного треуголь-
Исторический текст Нарративная синтактика
Нарративная сема
Нарративная прагматика
Историческая действительность
Историк
ника.
[¡Междисциплинарные исследований
Нарративная синтактика. Традиционно знаковой формой исторического повествования выступает письменный текст, т.е. литературная форма (с лат. Шегае - буква, литера). Литературная форма исторического нарратива выполняет двойную организующую функцию, являясь способом текстуальной объективации исторического знания и представления его читателям.
История «литературна» по самой своей сути, т.е. возможна как таковая только оформленная в нарратив (текст), и соответственно должна придерживаться некоторых общих правил ее написания. Превращение событий в текст означает их пересказ в системе того или иного языка, т.е. подчинение их определенной ранее данной структурной организации. Даже если в самом начале они представлялись хаотичными и не связанными между собой, будучи пересказанными средствами языка, они неминуемо получают структурное единство. Последнее, физически принадлежащее только плану выражения, автоматически переносится и на план содержания18.
В значительной мере все мы находимся во власти того или иного конкретного (естественного) языка. «Представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире по существу без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических заданий мышления и коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности же “реальный мир” в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы», - говорит Э. Сепир19. Согласно Б.Л. Уорфу, грамматика (основа языковой системы любого языка) не просто инструмент ^ воспроизведения мыслей, она сама формирует мысль, является програм-
Я мой и руководством мыслительной деятельностью индивида, средством
О анализа его впечатлений и их синтеза. «Мы расчленяем мир, организуем
01
■
а
я
■
его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы - участники соглашения, предписывающего подобную сис-
у тематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого
* коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка»20.
Рассмотренный выше аспект является особенно важным в методологии истории, поскольку, во-первых, историк сам принадлежит к конкретной языковой общности, определенной системе языка, которая на него влияет; во-вторых, непосредственный предмет и одновременно средство его исследования - это тексты (нарративы), в которых указанные системы отображены.
18 Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Ю.М. Лотман. Семиосфера. СПб., 2000. С. 339.
19 Сепир Э. Статус лингвистики как науки // Избранные труды по языкознанию и культурологии. М. : Прогресс, 1993. С. 260.
20 Уорф Б.Л. Наука и языкознание (О двух ошибочных воззрениях на речь и мышление, характеризующих систему естественной логики, и о том, как слова и обычаи влияют на мышление) // Зарубежная лингвистика. М. : Прогресс, 1999. С. 98.
Осознание роли языка как средства формирования мысли способствовало росту научного интереса к исследованию текста в качестве специфической формы ее существования. Литературная форма не только объективирует и сохраняет историческое знание (информацию), но и играет существенную роль в его трансляции. Так, по мнению П. Рикера, удовольствие от познания - это в первую очередь удовольствие, полученное от текста, т.е. его чтения21.
Литературный язык является важной составляющей любой словесной формы исторического нарратива. Ее основное назначение -сделать доступным и понятным для читателей содержание исторического повествования. Естественно-научные исследования большей частью адресованы исключительно ученым-специалистам, поэтому процесс объективации полученных результатов («написание») является формальным актом, в то время как работа по истории рассчитана на более широкий круг читателей, что требует от историка определенного уровня литературного мастерства. Особенно если учитывать, что «язык историка» многослоен. В его состав (структуру) входят: (1) современный историку литературный язык эпохи, количественно наибольший пласт; (2) язык исторических источников; (3) научные исторические понятия; (4) слова и термины, заимствованные из других дисциплин; (5) формализмы неязыкового происхождения22. Отмеченная особенность предъявляет к писательскому мастерству историка особые требования.
Историков часто обвиняют в безразличии к мастерству написания, предлагают задействовать выразительные средства современной художественной литературы. По мнению П. Берка, к интересным результатам привело бы внедрение в историописание диалога, гетеро-голосии, приема «неправдивого рассказчика от первого лица»23. В современной нарративной философии истории раздаются призывы экспериментировать не только с литературной формой нарратива (основное средство представления результатов исторического исследования), но и с формой его знаковой репрезентации как таковой, говоря, например, о «нарративной картографии» (карте, таблице, диаграмме) как возможных формах представления нарратива24.
В то же время понимание текста (произведения) определяется его включенностью в подходящую литературную форму. Оценка и понимание текста, таким образом, зависят не только от автора или читателя, но и от общей организации литературы, от принятых в данном со-
21 Рикер П. Время и рассказ. В 2 т. Т. 1. Интрига и исторический рассказ. М.; СПб.: Университетская книга, 1998. С. 61.
22 Смоленский Н.И. Теория и методология истории. М. : Академия, 2007. С. 198.
23 Берк П. Указ. соч. С. 351-358.
24 Папуша І. Що таке нарратологія? (огляд концепцій) // 8ШШа шейоёо^юа. Вип. 16. Тернопіль : ТНПУ, 2005. С. 43.
[¡Междисциплинарные исследований
обществе норм и канонов осмысления действительности, ее ориентационной системы. Поэтому есть смысл говорить о господствующей мировоззренческой модели реальности в той или другой литературе. Эта модель может считаться наиболее глубинным в данный момент контекстом понимания существующей системы общения25. Можно вспомнить концепцию «текстуальной эпохи» И.Т. Касавина, согласно которой та или иная текстуальная эпоха (например, Средневековье, Возрождение или Новое время) характеризуется особой системой взаимоотношений между автором и читателями. В этом же русле развиваются исследовательские программы «текстуальной археологии», которую недавно предложила группа библиографов и историков книги26.
Нарративная семантика. В качестве формы объективации исторического материала нарратив (повествование) является особым видом текста как структурной организующей единицы знания и одновременно механизмом его функционирования, представляя собой сложную систему взаимодействия формы и содержания, т.е. взаимозависимых плана выражения и плана содержания (смысла).
Исследование последнего аспекта, который выражает семантическое измерение исторического нарратива, представляется нам на сегодняшний день наиболее интересным и продуктивным. Обращение к тексту под таким углом зрения позволяет, во-первых, выявить реальные исторические механизмы функционирования духовного производства, каноны мышления и речи, которые были характерны для методологического сознания разных эпох и существенно влияли на ^ осмысление предметов и ситуаций действительного мира. Во-вто-
2 рых, методология понимания текста обогащает философию науки,
■В 27
О привнося в нее идеи, приемы и средства гуманитарного мышления27.
Ч Именно в качестве особой эпистемологической формы, придаю-
Ц щей смысл прошлому и упорядочивающей исторический материал,
ц исторический нарратив начинает рассматриваться во второй полови-
не XX в. в работах А. Данто, X. Уайта, П. Рикера, Ф.Р. Анкерсмита и др.
В частности, Данто понимает под историческим нарративом (повествованием) способ организации прошлого во временные целостности, структуру, налагаемую на события и объединяющую их в соответствии с некоторым критерием значимости28. По мнению Уайта,
01
■
а
я
■
25 Парахонский Б.А. Понимание текста и эвристической функции слова // Понимание как логико-гносеологическая проблема : сб. науч. тр.; отв. ред. М.В. Попович. Киев : Наукова думка, 1982. С. 142.
26Касавин И.Т. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания. СПб. : РХГИ, 1998. С. 328-331; Дарнтон Р. Історія читання // Нові перспективи історіописання. Киев : Ніка-Центр, 2004. С. 218.
27 Парахонский Б.А. Указ. соч. С. 129.
28 Данто А. Аналитическая философия истории. М. : Идея-Пресс, 2002. С. 136.
историческое повествование является вербальной структурой, предназначенной «быть моделью, знаком прошлых структур и процессов в интересах объяснения, чем они были, посредством их представления»29. В концепции Анкерсмита нарративная интерпретация представляет собой сложную лингвистическую структуру - определенный гештальт (организацию исторического знания), специально созданный с целью показать и придать смысл фрагменту прошлого (с определенной точки зрения)30.
Обращаясь к вопросу исследования смысловой структуры исторического повествования, необходимо подчеркнуть, что она выполняет организующую функцию в двух в некоторой степени независимых плоскостях: задает формальное единство исторического материала, соотносясь с композиционным построением любого повествования («начало-середина-конец»); соответствует определенному способу организации прошлого или сюжетной линии, которая разворачивается в границах композиционной схемы и обеспечивает уникальную смысловую связанность материала в конкретном историческом произведении.
Важной функцией смысловой структуры нарратива является обеспечение смыслового единства исторического материала. Простое перечисление фактов еще не образует связного повествования. Смысловая связь повествовательных сегментов создает сюжет, который, как подчеркивает Лотман, представляет собой такой же закон нарративного текста, как синтаксическая связь - закон построения правильной фразы. События реальной жизни, которые наполняют некоторый пространственно-часовой континуум, «нарративный текст вытягивает в сюжетно-линейное построение»31. Важно подчеркнуть глубокое единство композиционной и сюжетной структур, которые вместе предопределяют сюжетно-композиционную организацию произведения (в частности, исторического повествования). По М.М. Бахтину, композиция представляет собой организацию «внешнего материального произведения», в то время как сюжет является архитектонической формой32.
Со смысловой структурой можно соотнести уайтовское понятие сюжета («тип построения сюжета» (emplotment)), который привносит смысл в историю (story)33 и понятие интриги Рикера. Последняя обеспечивает упорядочивание исторических фактов, являясь эквивален-
29 Уайт X. Метаистория: историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2002. С. 23.
30 Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М. : Прогресс-Традиция, 2003. С. 122.
31 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 340-341.
32 Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М. : Худ. лит., 1986. С. 36-37.
33 УайтХ. Указ. соч. С. 27.
[¡Междисциплинарные исследований
том синтагматического порядка (order), который вносится в практическое поле благодаря повествованию34, выстраивает осмысленную историю в ряду событий, что характеризует интригу как посредницу между событиями и рассказанной историей.
В этом понимании повествование (нарратив) имплицитно содержит в себе определенный способ объяснения (через «сюжет», «интригу» или «нарративную субстанцию» по Анкерсмиту) и не требует дополнительных объяснительных механизмов. Объяснение и описание субординируются, подчиняются основной нарративной схеме35.
В исторической науке сложно установить четкие границы между описанием и объяснением. Соответственно, «когда историк дает описание определенных действий, определенных исторических событий, то его описание уже объясняет их, поэтому часто историку и не нужно отдельно ставить вопрос об объяснении»36. Повествование, отмечает Данто, в определенной мере уже представляет собой форму объяснения. «Поскольку повествование не только объясняет некоторое событие, но и говорит нам о том, что происходило в течение какого-то времени, постольку это опять-таки внушает мысль, что сообщение о случившемся и объяснение здесь происходят одновременно: повествование объясняет, сообщая о том, что произошло, и, сообщая о том, что произошло, оно это объясняет. Описание с помощью повествования и историческое объяснение составляют одно целое»37.
Отдельного внимания в рамках нарративной семантики заслуживает проблема истины в истории. Не углубляясь в рассмотрение этой проблемы в данной статье, отметим, что наиболее продуктивным X применительно к историческому познанию является, на наш взгляд,
^ сочетание корреспондентной и когерентной концепций истины.
О В связи с этим актуализируется понятие согласованности истори-
Ф ческих нарративов между собой. Исторические повествования как
0 формы теоретической организации и репрезентации исторического
W знания, аналогичные теориям в естественно-научных и точных дис-
циплинах, могут быть объединены в «сети нарративов» (интегративную форму организации теоретического знания) точно так же, как отдельные теории объединяются в групповые формы организации теоретического знания. К ним принадлежат теоретические комплексы, «сети теорий» и теоретические области38. Таким образом, прошлое ^ охватывается «сетью исторических нарративов», частичное совпаде-
34 РикёрП. Указ. соч. С. 70; 80-81.
35 Петренко Н.С. Указ. соч. С. 111.
36 Никифоров А.Л. Специфика описания в истории и социальных науках // Вестник Московского университета. Сер. 7. 2010. № 3. С. 118.
37 Данто А. Указ. соч. С. 194
38 Сидорина Т.Ю., Филатов В тического знания // Философские науки. 1989. № 2. С. 104; 107
38 Сидорина Т.Ю., Филатов В.П. «Сети теорий» и другие формы организации теоре-
ние которых может быть некоторой гарантией их объективности и истинности по отношению к определенным, в частности, новым темам, проблемам или вопросам. При этом содержание истинного знания является не результатом компромисса, соглашения или договора между историками разных ориентаций, но совпадением, имеющим объективную основу, вытекающим из опоры на источник (как части ушедшей в небытие действительности)39. Именно эпистемологическая сторона профессиональной историографии (понимаемая как обоснованность сформулированных утверждений свидетельством), на что обращает внимание А. Мегилл, «четко отделяет работу профессионального историка от репрезентаций прошлого, представленных социальной памятью, художественными и развлекательными работами»40.
Нарративная прагматика. Предмет нарративной прагматики можно охарактеризовать через взаимоотношения - своего рода диалог - между современным исследователем и историческим текстом, а через него - с исторической действительностью. Эта система взаимоотношений выражает важнейший аспект функционирования исторического нарратива, а также его сохранения и трансляции.
Определяющими факторами в структурировании прагматического измерения исторического нарратива выступают перспектива или точка зрения исторического исследования, а также ценностное наполнение исторического нарратива. Историк - «дитя своего времени», поэтому его работа безусловно несет в себе отпечаток эпохи. Видение прошлого, как близкого, так и самого отдаленного, в итоге определяется исторической ситуацией. Меняется перспектива, смещается «точка отсчета», и история приобретает другой вид, получает новую оценку. Такое переосмысление в той или иной мере затрагивает весь исторический процесс41.
Впервые на принципиальное различие между историей (как историческим процессом) и историями (как представлениями об исторических событиях) обратил внимание И. Хладениус, обосновав таким образом понятие точки зрения или перспективизма в исторической науке. «История - одно, представления ее различны; в истории нет ничего противоречивого; в представлениях истории может быть нечто противоречивое, равно как и в отношении представления одного к другому; в истории все имеет достаточное основание, в представлении же могут быть вещи, которые кажутся произошедшими без достаточного основания»42.
39 Успенский Б.А. Указ. соч. С. 56.
40Мегилл А. Некоторые соображения о проблеме истинностной оценки репрезентации пришлого // Эпистемология и философия науки. 2008. № 1. С. 57.
41 Гуревич А.Я. Историк конца XX века в поисках метода. Вступительные замечания // Одиссей. Человек в истории. М. : Coda, 1996. С. 5.
42 Хладениус И.М. Введение к правильному истолкованию разумных речей и писа-
ний. - http://www.webpodval.m/index.php?name=Files. § 318.
[¡Междисциплинарные исследований
В современную философию исторического познания понятие «точка зрения» в качестве полноправного методологического приема вводится и обосновывается Анкерсмитом, по мнению которого она представляет собой определенный способ видения исторической действительности, формулирует интерпретацию некоторого фрагмента прошлого43. О временной перспективе как существенном преимуществе историка (в отличие от современников исторических событий, их действующих лиц) говорит Данто, по мнению которого «задача истории как раз и заключается в том, чтобы знать события не так, как их знали их очевидцы, а как их знают историки - в связи с более поздними событиями в контексте времени»44. Важной особенностью исторического упорядочения событий является то, что события постоянно пере-писываются, а их значения пере-оцениваются в свете более поздней информации. Благодаря обладанию этой информацией историк может сказать нечто такое, чего не смогли бы сказать очевидцы и современники событий. Поэтому историческое повествование представляет собой естественный контекст, в котором события приобретают историческое значение45.
В современных социально-гуманитарных науках говорят о «познавательной позиции» и «познавательном горизонте» исследовательской позиции историка, которая изменяется («движется») в процессе познания вместе с исследователем46. В значительной мере эти концепты перекликаются с понятием «горизонт понимания» в философской герменевтике Х.Г. Гадамера47. Историк не может быть свободным от менталитета своей эпохи, предрассудков общества, общей ^ идеологической парадигмы, в границах которой он живет и работает.
Я Историческое отношение к действительности опирается на традицию
О и отражает культурно-историческую специфику своего времени48.
Это, однако, не свидетельствует о ненаучности историко-гуманитарного познания, целью которого также является получение объектив-
ц
и ного и достоверного знания, а требует прежде всего принятия этого
* обстоятельства и, следовательно, его дальнейшего критического ос-
2 мысления и рационального обоснования.
2 На сегодняшний день исторические дискуссии (в их типичной
Л форме) главным образом ведутся не по поводу фактологического ма-
X 43 Анкерсмит Ф.Р. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков.
Ч М. : Идея-Пресс, 2003. С. 220.
^ 44 Данто А. Указ. соч. С. 177.
Я 45 Там же. С. 20.
у
^ 46Лазарев Ф.В., Лебедев С.А. Проблемы истины в социально-гуманитарных науках:
интервальный подход // Вопросы философии. 2005. № 10. С. 108.
47 ГадамерХ.Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Прогресс,
1988. С. 358 48 Ни С. 54-55
48 Никитин Е.П. От идеологии к методологии // Вопросы философии. 1998. № 10.
териала, а относительно его интерпретации, т.е. по поводу того, с какой «точки зрения» необходимо рассматривать прошлое. «Точки зрения» историков, которые существенно определяют всю структуру описания прошлого, часто неразрывно связаны с политическими и этическими ценностями. Многие нарративы теряют свою внутреннюю связанность, если удалить из них структурирующие их ценности (ценностные системы)49. Следовательно, можно сделать вывод, что важной составляющей нарративной прагматики является также ценностное наполнение исторического нарратива.
Долгое время в методологии науки ценностное отношение к исследуемой действительности выступало как противоположное познавательному, соответственно далекое от объективного истинного познания вообще. Эта оценка распространялась и на социально-гуманитарное познание в целом. Она была порождена идеалами классической науки, которые требуют или элиминации субъекта из результатов познания, или «очищения» его сознания от каких-либо привходящих элементов, порожденных культурой, историей, системой ценностей50.
Мир человека - это всегда мир ценностей, благодаря которым он наполнен смыслом, т.е. является осмысленным и понимаемым51. Важный момент в рассмотрении ценностной составляющей исторического нарратива - специфичность предмета исследования истории. Она имеет дело с человеческой деятельностью, описывает обстоятельства, в которых живут люди, и способы, какими они реагируют на них. История также изучает ценностные суждения и людей, которые ими руководятся, их сознательную реакцию на состояние своего окружения (природного и социального)52. Поэтому историк вынужден использовать моральные категории и понятия, закрепленные в естественном языке. Химики, филологи или социологи больше склоняются к количественным методам исследования, применяют нейтральные в моральном плане термины. Историки не должны морализировать, но и прекратить использовать обычный язык со всеми его ассоциациями и «встроенными» в него моральными категориями не могут53. Описывая интенциональное поведение людей, историк в своем повествовании с необходимостью использует «интенцио-нальные» слова, т.е. слова, выражающие намерения, цели, желания
49 Анкерсмит Ф.Р. Нарративная логика. С. 340.
50Микешина Л.А. Трансцендентальное измерение гуманитарного знания // Вопросы философии. 2006. № 1. С. 62.
51 Гусев С.С., Тулъчинский Г.Л. Нормативно-ценностный подход к проблеме понимания // Понимание как логико-гносеологическая проблема ; отв. ред. М.В. Попович. Киев : Наукова думка, 1982. С. 156.
52 Мизес Л. Теория и история: Интерпретация социально-экономической эволюции. Челябинск : Социум, 2007. С. 141.
53 Берлин И. Подлинная цель познания. Избранные эссе. М.: Канон +, 2002. С. 258.
[¡Междисциплинарные исследований
людей54. Особенность обобщений историка заключается в том, что оценки (моральные, политические, эстетические и др.), которые они несут в себе, внутренне присущи предмету его изучения (социальному миру прошлого, который представлен для историков в форме исторических тестов), а не являются чем-то внешним по отношению к нему, как в естествознании55.
Реальность, которую изучает историк, подобно другим представителям социального познания, - «это индивидуальная и коллективная деятельность людей - в отличие от явлений природы насквозь пронизана ценностями»56. Х. Патнэм в связи с этим настаивает, что дихотомия факт-ценность лишена всякого рационального основания и по меньшей мере «безнадежно невыразительна», поскольку факту-альные утверждения и практики научного исследования, на которые мы опираемся при определении того, что является, а что не является фактом, предпосылками, имеют ценности. Возрождая таким образом в некоторой степени методологию Г. Риккерта (культурная ценность как критерий отбора материала «исторических наук о культуре»), Патнэм утверждает, что «каждый факт нагружен ценностью, и каждая наша ценность нагружает какой-то факт»57.
Наличие четко выраженной моральной позиции автора в историческом произведении не уменьшает научной значимости исторического нарратива. Нельзя не учитывать присутствие часто сознательных прагматических мотивов исследователя в написании истории (желание восстановить или подорвать чью-то репутацию, высказать моральные установки), однако это совсем не противоречит его стрем-^ лению сообщить о том, что же «на самом деле случилось». Если исто-
Я рик к этому не стремится, то, как верно отмечает А. Данто, он пишет
В 58
О не историю58.
Ч Точка зрения или оценка в историческом исследовании часто ас-
ц социируется также с вопросом его объективности или субъективно-
у сти. Прежде всего сам процесс «производства знания» (в частности,
исторического), т.е. соответствующей мысленной деятельности, всегда субъективен. Этот процесс производства в значительной степени зависит от индивидуальных психологических характеристик исследователя, а также представляет собой определенную смесь сознательных и несознательных мыслительных актов. В большинстве случаев ученый даже не может четко сформулировать, почему он в тот или другой момент «думал» именно так. Тем более это обстоятельство ка-
01
■
а
я
■
54 Никифоров А.Л. Указ. соч. С. 111.
55 Берлин И. Указ. соч. С. 227.
56 Филатов В.П. Социальное познание и ценности // Эпистемология и философия науки. 2007. № 2. С. 7.
57 Патнэм Г. Розум, істина й історія. Киев : Альтернативи, 2003. С. 210.
58 Данто А. Указ. соч. С. 133-134.
сается исторической науки, в рамках которой, по словам А.Я. Гуревича, «любая реконструкция (восстановление прошлого) является... определенной конструкцией видения мира, согласно которой историки достигли определенного консенсуса. Сама постановка вопроса об объективности исторического знания некорректна»59.
Однако если все-таки говорить об объективности или субъективности в историческом нарративе (исторической науке в целом), то можно утверждать, что они тесно связаны между собой и в одинаковой мере присутствуют в любом нарративе. Объективность - конвенционально, как соблюдение общих правил и требований исследовательской работы с целью достижения максимальной обоснованности результатов. Объективность является своего рода признанием некоторой субъективности любого индивидуального исторического нарратива (повествовательная организация логически предполагает непреодолимый субъективный фактор - организацию событий относительно некоторого критерия значимости60), что требует координации исследовательских усилий и диалога между историками. Субъективность проявляется как определенная «пред-рассудочность» (Х.Г. Га-дамер) исторического сознания, его неустранимая историчность.
Данное обстоятельство также требует к себе рационального подхода, основанного на привлечении концепции историзма в исследование и изучение исторических текстов, что является перспективным направлением в рамках нарративной прагматики.
Таким образом, можно сделать вывод, что исторический нарратив является специфической формой организации исторического зна- [»^ ния, представляя собой сложную систему взаимоотношений - диалога между современным историком (исследователем прошлой исторической действительности) и исторической действительностью с помощью исторических текстов (отдельных исторических повествований). Предложенная теоретическая модель исторического нарратива в виде нарративного треугольника позволяет разработать целостный методологический подход к историческому знанию, который учитывает его специфику и сводит воедино разнообразные стороны и аспекты исторического исследования.
59 Цит. по: Смоленский НИ. Указ. соч. С. 160.
60 Данто А. Указ. соч. С. 138.
[¡Междисциплинарные исследований
