CC BY
346
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ И КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ
УДК 913:911.3
А. С. Герд
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ И РЕГИОНАЛИСТИКА: ВЗАИМООТНОШЕНИЕ В ПРОЦЕССЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫХ ЗОН
Статья посвящена анализу взаимоотношений между исторической географией и ре-гионалистикой, которые предстают как научные направления, близкие по своим исходным задачам и базовому объекту исследования. При этом регионалистика рассматривается как предмет взаимодействия целого ряда гуманитарных дисциплин (археология, антропология, этнография, лингвистика, история, этногенез и др.) и географии в исследовании мультикуль-турного пространства.
Ключевые слова: регионалистика, историческая география, лингвистика, этногенез, историко-культурная зона.
В 2001 г. вышла в свет коллективная монография «Очерки исторической географии: Северо-Запад России: Славяне и финны» [20]. Книга развивала идеи этнической истории, начатые ранее в трудах «Славяне: Этногенез и этническая история: (Междисциплинарные исследования)» (1989) [24] и «Основания регионалистики» (1999) [1], где были заложены основы регионалистики. В 2002 г. в журнале «Вестник Санкт-Петербургского университета» нами была опубликована статья «Ещё раз о предмете ландшафтоведения (вопросы лингвиста к географу)» [5]. В ней сознательно были заострены некоторые проблемы гуманитарной географии. Позже, в докладе Г. А. Исаченко «Культурный ландшафт как объект дискуссии» [12] был вновь произведён обзор различных интерпретаций по-
нятия «Культурный ландшафт». По данным Интернета, число работ, начинающихся терминами «историко-культурный ландшафт», «культурный ландшафт» (и далее следует указание на область, район, регион), практически неисчислимо.
Появившиеся с тех пор новые публикации и прошедшие конференции позволяют нам вернуться к уточнению взаимоотношения лингвистики (языкознания) с географией и исторической географией в частности (Юбилейная научная конференция «Культурный ландшафт: теория и практика», М., 2003 г. [27], III Международная конференция «Теория, методы и инновации в исторической географии», СПб., 2007 г. [26], IV Международная конференция «Глобальные и региональные проблемы исторической географии», СПб., 2011 г. [6].
Историческая география и лингвистика
Сегодня уже вряд ли справедливо часто цитируемое высказывание С. К. Кузнецова, обращенное некогда, в начале XX в. к его студентам о неопределённости понятия «русская историческая география» [14]. В то же время именно успехи исторической географии позволяют на примере хорошо изученных территорий, окружающих Псков и Великий Новгород, ещё раз взглянуть на предмет, цели и задачи гуманитарных и естественных наук.
В трудах В. К. Яцунского [28], В. С. Же-кулина [9; 10], Л. Б. Вампиловой [2; 3] освещены все основные этапы развития исторической географии. Говоря о задачах и путях становления исторической географии, нельзя не вспомнить сегодня по странности забытые в различных обзорах труды В. П. Семёнова Тян-Шанского (далее В. П. Семёнова). Начиная с 1910 г. он неоднократно касался понятия «антропогеография». Таковы его работы: «Город и деревня», «Район и страна» и др., в которых, в частности, немало места уделено анализу понятия «антропогеография», процессам заселения, типам поселений именно в зависимости от ландшафтов [22].
Уже позднее, в 70-80-е гг XX в., В. С. Жеку-лин отмечал: «Историческая география — система взаимозависимых наук..., изучающая физическую, экономическую и политическую географию прошлого человечества в её взаимосвязи с географией современности» [9, с. 27].
В книге Г. А. Исаченко «Окно в Европу» (1998) [11], посвященной исторической географии Карельского перешейка, достаточно чётко изложены исходные позиции автора о географии, во многом развивающие далее идеи В. С. Жекулина. Так, Г. А. Исаченко, в частности, пишет: «Динамика ландшафтов обусловлена природными (спонтанными) процессами и разнообразными антропогенными воздействиями, а также эффектами их взаимного наложения. Характер и интенсивность воздействий человека на ландшафты в каждый исторический период определяются совокупностью экономических, политических и этнических факторов, реализуемых в региональной системе природопользования» [11, с. 8].
В таком аспекте историческая география — предмет именно географии. В монографии Г. А. Исаченко различные исторические и этнографические источники используются как вспомогательные. В работах современных географов по-новому ставятся вопросы глубокой историко-географической периодизации изучаемого региона [3], предлагается обобщенная таксономия историкокультурного [17; 18] и историко-географического районирования [4; 19], поднимаются и другие проблемы. Конечно, к исторической географии относится рассмотрение всех видов влияния человека на физико-географический ландшафт. Очевидно, однако, что воздействие человека на природу установить легче, чем влияние природы на человека, например в далёком прошлом.
Напомним только, что язык существует в многообразии разных типов языковых устных и письменных состояний (диалект, говор, разговорная речь города, жаргон; среди письменных форм отметим только язык художественной литературы, язык публицистики, язык науки, язык фольклора). Каждый тип представлен источниками, различными по времени, месту записи и создания, по внутрилингвистической структуре (графика, фонетика, грамматика, лексика) и, наконец, разными видами словарей.
При этом следует учесть, что так называемые письменные тексты предшествующих эпох — это одновременно и документы чисто лингвистические. Значение слов, топонимов в памятниках средневековой письменности, а иногда, например, и в источниках XVII — начала XIX вв. определить нелегко, и здесь не обойтись без исторических словарей, созданных лингвистами. По понятным причинам не известны случаи привлечения в целях исторической географии лингвистических работ по истории арго местных ремесленников или по житиям местных святых. Да, такие источники требуют специальных знаний, что лишний раз свидетельствует о необходимости комплексного подхода к решению вопросов исторической географии.
Давление природы на человека, особенно в прошлом, мы видим чаще всего много позднее, уже по результатам такого воздействия, отразившимся в языке и исторических источниках.
Ландшафт, окружающая природа, среда медленно, постепенно, начиная с детских лет влияют на индивида, но влияют не непосредственно, а через его язык, через межэтнические и межъязыковые контакты людей, через их совместные производственные отношения, через смешанные браки, через подселение и вживание в иноязычную среду, через билингвизм и бикультуру. Природные физико-географические особенности медленно отражаются в языке, в языковом сознании индивида. Так, в русских диалектах восточных славян, освоивших Русский север, постепенно, в результате контактов с финноугорскими народами, начиная с VII в. н. э., отразились почти все особенности природы этого региона.
Возможно ли и в какой степени по особенностям языка реконструировать ландшафт — это решать географам. Явления природы закрепляются в названиях физикогеографических объектов, атмосферных явлений, в топонимике. Обратного влияния на природу язык как система не оказывает.
В диалектных словарях различных территорий собран огромный запас слов с их детальной, вплоть до района и деревни, географической привязкой, хорошо представляющих народную картину физико-географических ландшафтов, особенности климата, землепользования, охоты, рыболовства. В последние десятилетия в диалектологии определилось целое направление — народная диалектная картина мира. Многие словари представляют собой энциклопедию народной жизни русских, отраженную в их языке. Однако предметом исторической географии не является чисто таксономическое представление пространственно-территориального распространения объектов (артефактов) разных наук (география видов построек, обрядов, слов и форм диалекта, былин, песен)1.
Лингвистика выступает для географии как одна из вспомогательных дисциплин. Географ, в зависимости от направления, которым он занимается, от задач, поставленных им самим, должен решить, какие данные о языке значимы и релевантны для него.
Итак, основным предметом исторической географии как части географии и сегодня остаётся анализ взаимоотношений и взаимо-
действия человека, общества и географической среды в разные исторические эпохи.
Регионалистика — это своего рода макродисциплина, которая оперирует обобщенными, итоговыми результатами специализированных ареальных исследований, выполненных в рамках разных гуманитарных дисциплин, прежде всего таких, как археология, антропология, этнография, лингвистика, история и др.
Изучение истории границ — это комплексная задача, требующая сотрудничества археологов, филологов, антропологов, этнографов, этномузыковедов, историков, географов, геологов.
Историко-культурная зона (ИКЗ) вводится как понятие, позволяющее исследовать определенное ареальное единство в рамках исторических границ. ИКЗ как многофакторные величины складываются постепенно, на определённой территории в условиях конкретного климата и ландшафта. Они определяются, соответственно, физико-географическими, климатическими, хозяйственными, историческими, демографическими, лингвистическими, этнографическими факторами в их взаимосвязи.
С позиций регионалистики становится возможной реконструкция древнейшей этнической истории ареала. Диахронический анализ ИКЗ позволяет, в частности, увидеть и опознать предшественников того или иного этноса на данной территории, определить их вклад в ИКЗ и таким образом внести новое и в собственную проблематику как этногенеза, так и культурогенеза в целом.
ИКЗ обладают высокой степенью устойчивости; при определенных колебаниях границ, в длительных временных интервалах они проступают на отраслевых и обобщающих картах в более или менее постоянных близких очертаниях. Именно в рамках относительно стабильных ИКЗ протекают процессы смешения и синтеза производственных, хозяйственных, языковых, расовых, этнографических компонентов. Каждая новая этническая трансформация, каждый новый народ не отвергает существующую культуру, а как бы вписывается, вживается и постепенно врастает в неё. Народы приходят и уходят, меняются хозяйственные формы,
исчезают археологические культуры и памятники, а ИКЗ остаются, сохраняя устойчивые характеристики регионов (границы, размеры, иногда даже имена), образуя достаточно стабильную картину культурно-исторического пространства. Более того, нередко можно заметить, что от эпохи к эпохе ИКЗ обретают всё большую стабильность и оформленность своего ареала.
Абсолютное большинство даже поздних лингвистических и этнографических явлений вписываются в те же самые старые исторические границы. В чём причина данного явления? Причина такого странного, на первый взгляд, положения состоит, по-видимому, в том, что в пределах древнейших границ со временем сформировались устойчивые демографические зоны.
В подобном случае определяющим фактором истории таких ареалов выступают медленная эволюция, смешение, трансформация и билингвизм в языке и культуре. Старое и новое население веками продолжают жить рядом, вместе и через длинную цепь трансформаций переходит в новое языковое и культурное состояние в тех же исторических границах.
Реконструкция ИКЗ предполагает восстановление некоторых отдельных обобщенных состояний как синхронных хронологических пластов, срезов, начиная с глубокой древности. Каждое такое состояние может быть представлено системой культурно-исторических типов той или иной ИКЗ. В диахроническом плане ИКЗ представляет собою упорядоченную совокупность отдельных типов разных хронологических периодов.
Для регионалистики, в отличие от исторической географии, глубокое историческое обоснование границ ИКЗ является обязательным. Так, например, у Г. А. Исаченко читаем: Автор придерживается мнения, что в географической работе границы района исследований должны быть чётко очерчены. Однако не стоит тратить много усилий для обоснования объективности проведения границ региона по какому-либо признаку. Подобное обоснование — во многом напрасный труд, ибо избранная территория обычно не укладывается в прокрустово ложе ландшафтных, бассейновых, геологических, административных,
этнических и прочих границ, поэтому автор должен не столько обосновывать проведённые (пусть произвольно) границы, сколько последовательно их придерживаться, «отбраковывая» материал, не относящийся к данной территории [11, с. 8].
Итак, уточняя сегодня после дискуссий, имевших место 15-20 лет назад, предмет регионалистики, следует сказать, что целью регионалистики является как раз определение и обоснование границ и выявление древнейших ИКЗ. Вопрос об эволюции ИКЗ на разных этапах их развития — от века к веку — предмет отдельных наук.
В конечном счёте регионалистика — направление прежде всего гуманитарное, историческое.
Рассмотрим приведенные положения на материале Псковских и Новгородских территорий. Трудно переоценить роль Пскова и Новгорода в истории России. Не случайно и территории Пскова и Псковской земли и Новгорода и Новгородской республики уже давно превратились в полигон новых открытий для историков, этнографов, филологов, географов.
Достаточно вспомнить экспедиции, конференции и труды В. В. Седова, В. Л. Янина, их учеников и соратников.
Отметим так же такие обобщающие труды этнографов и географов, как осуществленные под руководством А. В. Гадло «Историко-этнографические очерки Псковского края» (1999) [13]. Для лингвистов диалекты Псковской и Новгородской земель давно уже стали плацдармом для решения всех важнейших вопросов русской исторической диалектологии. Псковский областной словарь с историческими данными [21] — уникальная энциклопедия по истории и географии Псковской земли, отражённой в её языке [13; 15].
Исходя из отмеченных выше принципов и подходов, на территории современных Псковской и Новгородской областей были выделены следующие устойчивые границы ИКЗ:
Кардинальная граница, делящая всю Новгородскую область на две части — это граница по реке Волхов, менее отчётливо — по Ловати не южнее Поддорья-Холма.
Вторая кардинальная граница — граница по условной линии пос. Середка (в Псковской области) — севернее Пскова - Порхов -Дно - Старая Русса (в Новгородской области)
- Валдай.
Третья крупная граница — верховья реки Великой, верховья реки Ловати, г. Великие Луки, несколько севернее озёр Дви-ньё, Жижицкое, верховья Западной Двины, Верхневолжские озёра (Волго, Пено, Все-луг, Стерж), озеро Селигер. Этот мощный пучок границ представляет собой слияние множества отдельных границ, проходящих в районах Красногородское (Опочка) - Лок-ня (Великие Луки) - Торопец (Холм) - озеро Селигер.
Отметим также границу, идущую от реки Нарвы (Принаровье) по реке Плюссе через село Ляды, далее на Порхов, Дедовичи, Бежаницы, Торопец.
В бассейне Западной Двины на протяжении ряда тысячелетий сформировалась устойчивая Днепро-двинская историкокультурная зона. Северная граница Днепро-двинской зоны проходит через верховья реки Великой, далее к верховьям Ловати в районе Великих Лук, несколько севернее озёр Дви-ньё, Жижицкое, на верховья Западной Двины и далее к озёрам Волго, Пено, Вселуг, Стерж, Селигер.
В ^-Ш тыс. до н. э. здесь частично проходили границы двинского варианта нарвской культуры, с середины III тыс. до н. э.
- культуры ямочно-гребенчатой керамики, с середины II тыс. до н. э. частично границы фатьяновской культуры, в I половине I тыс. до н. э. граница между культурой штрихованной керамики и текстильной керамики, с VII в. до н. э. до III в. н. э. — северные границы Днепро-двинской культуры, 'УГ-УП вв. н. э. — культуры Тушемля-Банцеровщина и южная граница культуры длинных курганов смоленско-полоцкого типов, в К-Х вв.
- курганов с трупосожжениями и лепной и гончарной керамикой.
С начала эпохи феодальной раздробленности с ХШ в. на северные границы Дне-про-двинской зоны легли северные границы Смоленского и Полоцкого княжеств, южные границы Псковского княжества, в ХГУ-ХУ вв. — Великого княжества литовского, позд-
нее, в XV-XVП вв. — Польско-Литовского государства, Речи Посполитой. Все это укрепляло и стабилизировало псковскую зону.
Граница Середка — Псков — Порхов, среднее течение Шелони, Старая Русса, Валдай довольно точно совпадает с границей между Нарвской и Прибалтийской культурами в IV-III тыс. до н. э., с южной границей текстильной керамики в конце II тыс. до н. э., с западной границей псковско-боровичских длинных курганов, позднее новгородских сопок и жальников. Формирование этой границы Середка - Псков - среднее течение Шело-ни, Верхневолжские озера также относится ещё к эпохе неолита.
Граница от Понаровья по реке Плюс-се через Ляды, далее на Порхов, Дедовичи, Бежаницы / Новоржев, Торопец — именно здесь в среднем течении реки Плюссы по реке Люте в IV-III тыс. до н. э. проходила граница между Нарвской и Прибалтийской культурами. С конца П тыс. до н. э. южная граница керамики текстильного типа; ареал длинных курганов псковско-боровичского типа также не захватывает запад и северо-запад от реки Люты, а ареал новгородских сопок не охватывает среднее и нижнее течение Плюссы, напротив, в верховьях Плюссы появляется много жальников.
Позднее здесь же прошли границы Псковской земли, а с XVIII в. — Псковской провинции, которые отнесли среднее и верхнее течение Плюссы к Новгородским территориям, а Гдов — к Псковским.
Особо следует отметить диалектную границу по бассейну реки Волхов — озеру Ильмень — реке Ловать. В IV-III тыс. до н. э. на ранненеолитическом этапе линия Волхов, Ловать, Западная Двина и далее к верховьям Днепра — это контактная зона между Нарвской и Верхневолжской культурами, во II тыс. до н. э. — граница между прибалтийской культурой ладьевидных топоров и фатьяновской культурой на востоке; в I тыс. до н. э. — граница финно-угорской и индоевропейской культурных зон, окраина ареала культур, текстильной керамики, конец I тыс. н. э. — граница псковских длинных курганов боровичского типа; VШ-X вв. — граница ареала новгородских сопок. Это одна из основных и древнейших диалектных границ,
делящих сегодня говоры Верхней Руси на западные и восточные.
Таким образом, преемственность, устойчивость и стабильность границ в зоне вокруг Пскова и Новгорода восходит к эпохе неолита и непрерывно поддерживалась на протяжении многих веков [1; 20; 24].
Все приведённые данные убедительно свидетельствуют о существовании на протяжении многих тысячелетий особой устойчивой зоны, именно в бассейне среднего течения реки Великой, не южнее Опочки и не севернее среднего течения Шелони, не восточнее левых притоков Ловати. Так задолго до прихода славян сформировалось и выделилось ядро будущей Псковской ИКЗ.
Такова хронология основных из выделенных границ. Сегодня эти границы предстают как границы большинства языковых, этнографических (этномузыковедческих) и археологических явлений. Некоторые из таких границ прососуществовали до XX в. Так, например, старые границы Псковской области 1944-1957 гг. (без Великолукской области) почти полностью соответствовали границам старой Псковской земли.
Соответственно, выделяются две смешанные древнейшие ИКЗ — Днепро-Двин-ская и Верхняя Русь. В рамках Верхней Руси отметим такие основные ИКЗ, как Псковское ядро, Севернопсковская зона, Южнопсковская зона, Восточнопсковская зона, Западнопсковская зона, Южноновгородская зона.
Этногенез
Один из наиболее сложных вопросов
— в какой мере к исторической географии относятся этногенез и этническая история2?
Весьма показательно, что в отличие от историко-географических работ начала XX в. М. К. Любавского [16], С. К. Кузнецова, С. М. Середонина [23], А. А. Спицы-на [25], в современных исследованиях по исторической географии проблемы этнической истории территории либо ставятся очень осторожно, либо, как и проблемы языка, не рассматриваются вообще.
Ярким доказательством того, что проблемы этногенеза сейчас не относятся к исторической географии конкретных ареалов, являются хорошо известные работы
Л. Н. Гумилёва [7; 8]. Напротив, редко вспоминаемые сегодня труды В. П. Семёнова как раз позволяют ещё раз поставить вопрос о том, относится ли этногенез к исторической географии [22].
В. П. Семёнов отмечал, что колонизация — это явление антропогеографическое и может рассматриваться только в границах физико-географических зон. В книге «Район и страна» он нарисовал обширную картину расселения человечества в зависимости от физико-географических условий и выделил, в частности, такие типы расселения, как долинный (долинно-овражный, водораздельный, приморский и приозёрный, береговой). Что касается славянской колонизации, то В. П. Семёнов отметил такие потоки, как кривицко-новгородский (так у автора [22, с. 33])
— связанный с поясом конечных ледниковых морен, средне-кривицкий, осевший на московско-смоленской моренной гряде.
Таким образом, В. П. Семёнов не только констатировал географическое размещение населения и его влияние на ландшафт, но и стремился объяснить исторические миграции именно в зависимости от физико-географических условий.
Другой вопрос — относятся ли эти вопросы к теории этногенеза и регионалистике?
Во многом эволюция ИКЗ обусловлена этнической историей. Разграничение между теорией этногенеза, археологией, этнографией, географией проходит, прежде всего, по объекту. Объектом «этногенеза» не являются ни история вещей и археологических культур, ни география и описание элементов традиционной материальной и духовной культуры, ни география ландшафта или языковых форм. Отсюда логически вытекает и то, что этногенез как процесс не является объектом ни археологии, ни этнографии, ни антропологии, ни лингвистики, ни географии.
Непосредственными источниками эт-ногенетических исследований являются конкретные результаты каждой из этих наук, релевантные для теории этногенеза. Тип языка, археологической или этнографической культуры — объект собственно археологических, этнографических, лингвистических исследований. Этногенез становится самостоятельным новым направлением именно тогда,
когда на основе творческого синтеза данных различных наук, сочетания разных методов, мы получаем новое знание о типе этноса, специфическом сочетании его признаков и характеристик, сложности структуры, культурном потенциале.
Вспомним, что Л. Н. Гумилёв едва ли не первым из отечественных исследователей этногнеза не просто отказался от нормативного уравнения и отождествления понятий «культура» и «этнос», но и последовательно доказывал альтернативность этих категорий [8].
Культура не равна этносу, эти величины альтернативны, а ключ процесса этнокультурного развития, по-видимому, следует искать в механизме культурного синтеза. Именно этот механизм и охватывает в наиболее общей форме на региональном уровне понятие ИКЗ.
Широко распространённое мнение, будто простым наложением лингвистических, археологических, этнографических фактов (или карт) можно получить объективное представление о типе этноса, справедливо лишь отчасти. Конечно, объективное совпадение границ и ареалов, выделяемых названными науками, бесспорно выявляет определённые структурные целостности, имеющие серьёзное историческое значение. Так, например, при реконструкции Восточно-новгородской ИКЗ выделяется конкретный историко-культурный тип I тыс. н. э., который характеризуется археологической культурой новгородских сопок и прибалтийско-финским языковым строем. Однако его конкретное и прямолинейное отождествление с тем или иным этносом (славянским или финским) само по себе было бы рискованным.
В теории этногенеза региональный аспект выступает первичным при изучении этнической истории. Так, для полноценного представления об этнической истории русских Северо-Запада важна разработка региональной истории поморов, псковичей, белозеров, заонежан. Этот уровень разработки проблем этногенеза характеризуется тесной привязкой к истории каждого конкретного ареала и локуса как атомарного уровня регионалистики. Определение этнических истоков народа — иной уровень исследования.
Этот этап анализа связан с выходом за пределы исследуемого ареала и на достаточную хронологическую глубину.
К сожалению, именно в области истории формирования того или иного этноса, народа нередко высказывается немало фантастических гипотез и чисто конъюнктурных соображений. Как показывает опыт, представители каждой из гуманитарных наук обычно весьма охотно прикрепляют те или иные этнические бирки к своим материалам. Если оставаться на почве фактов, то именно на уровне синтеза данных разных наук совсем не так легко обнаружить и выявить те или иные конкретные этносы на протяжении многих тысячелетий до эпохи раннего средневековья, и с каждым шагом вглубь истории это становится всё труднее и проблематичнее. Многие признаки и параметры, используемые при моделировании понятия «этнос» применительно к живым современным народам (самосознание, живой язык, материальная и духовная культура), трудно применимы к определению этого понятия в эпоху неолита, бронзового или железного века и даже раннего средневековья. Этнические признаки человеческих коллективов древнейшей поры с трудом очерчиваются в общем тумане миграций и смены культур. Объективный и непредвзятый синтез данных разных наук, ретроспективно обращенный назад, вглубь столетий и тысячелетий, выделяет и опредмечивает не столько отдельные конкретные типы этноса (этносов, субэтносов), сколько такие реальные категории, как границы, ареалы отдельных фактов и явлений, ИКЗ, виды межареальных культурных связей. На протяжении многих тысячелетий этнический облик разных ИКЗ и ареалов остается аморфным и неопознаваемым.
По отношению ко всем хронологически ранним чертам и особенностям в языке, архитектуре, материальной и духовной культуре, музыке, которые мы реконструируем исследовательским путём, применение эт-нонимических терминов типа «балтийская керамика», «карельский орнамент», «вепсская лексика» и т. д. следует рассматривать как условное и чисто символическое. По-видимому, контакты и связи древнейших племён также следует описывать не в этни-
ческих терминах («словене», «чудь», «весь», «водь», «пермь»), а в терминологии ИКЗ, ибо до эпохи появления письменных источников мы мало что знаем о конкретных народах и племенах. Никаких строгих лингвистических критериев и признаков выделения кривичей, словен, вятичей или полян нет. Одновременно, ни одно из племён «Повести временных лет», будь то предположительно племена славянские или чудские, не может быть строго и обоснованно соотнесено ни с одним конкретным славянским или прибалтийско-финским диалектом. В частности, и историческая диалектология как дисциплина чисто лингвистическая восстанавливает не историю племён, а только историю диалекта как формы существования языка.
Итак, мы можем хорошо знать тот или иной древний язык, его памятники, тексты, структуру, но не можем определить тот конкретный этнос, который следует связать с этим языком, и чем дальше вглубь веков, тем больше таких примеров.
В аспекте исторической диалектологии мы можем говорить только о том, что в ареале той или иной ИКЗ в определенную эпоху развиваются такие-то языковые признаки. Сумма этих признаков в границах ИКЗ и выделяет старый диалект. Ареальное членение диалектов лишь намечает пути становления диалекта, анализ его связей с другими диалектами, прокладывает пути к истории его формирования.
Никакие археологические, этнографические или языковые факты нельзя привязать к племенам дописьменной поры.
Для успешного применения этнических маркеров в естественных науках и в том числе в географии необходимо знать параллельно и весь круг спорных проблем, имеющих место, прежде всего в лингвистике, археологии и этнографии.
Таким образом, не исключено, что и в исторической географии применительно к состояниям этнически неясным, спорным среди археологов, этнографов, лингвистов, антропологов, более целесообразно пользоваться термином «население».
Краеугольным вопросом теории этногенеза сегодня является вопрос о методах анализа материала. В решении проблем эт-
ногенеза наметились два основных подхода. Первый наиболее очевидный и простой — это подход исключительно с позиции одной науки, без привлечения других дисциплин. Такой подход представлен преимущественно в трудах лингвистов и археологов.
Другой подход, наиболее распространённый, состоит в том, что сама реконструкция древнейшей этнической истории производится преимущественно по данным какой-либо одной науки, чаще всего археологии, этнографии или языкознания, однако автор достаточно широко привлекает материалы смежных гуманитарных наук (лингвист — археологии, этнограф или археолог
— лингвистики). Этот подход представлен в абсолютном большинстве трудов, так или иначе затрагивающих проблемы этногенеза.
При всей допустимости, а порой и достаточной результативности этих подходов следует отметить, что методы этногенетиче-ских исследований — это не простая сумма подходов разных наук. Дело не в механическом привлечении данных одной науки для доказательства выводов, полученных в другой науке, а в разработке новых методов решения проблем этногенеза в едином ключе, по одной единой методике, при которой лингвист не превращается в археолога или антрополога, а археолог — в лингвиста. При таком подходе и археолог, и этнограф, и лингвист, и антрополог работают рядом, используя единые методы, и каждый специалист сам квалифицированно обрабатывает свои данные по общим принципам.
Этногенез становится самостоятельным новым направлением именно тогда, когда на основе творческого синтеза данных различных наук он получает новое знание о типе этноса.
Однако непосредственным источником этногенетических исследований являются не столько сами труды и описания данных этих наук во всей полноте и логике их анализа, сколько результаты этих работ, отдельные итоги, релевантные для теории этногенеза.
Исследователь этногенетических проблем не занимается детальным изучением состава и структуры той или иной культуры. Он не входит, да и не может уже входить во все сугубо специальные споры о природе и
характере явлений (суффиксов, корней, слов, типов обрядов, происхождения вещей). В целом ему уже должны быть известны все факты или большинство из них. Перед ним качественно новая задача — анализ этих фактов в свете проблем этногенеза.
Изучение типа языка, археологической или этнографической культуры — объект собственно археологических, этнографических и лингвистических исследований.
Объектом этногенеза являются не столько отдельные предметы материальной культуры, традиции, обряды, обычаи, виды строений или слова, сколько их обобщенные типы, абстрагируемые от конкретных вещей и
явлений. Так, объектом этногенетических сопоставлений может быть тип археологической культуры, тип языка, антропологический тип. Например, исторически в топонимике При-ладожья и Обонежья доминирует вепсско-карельско-олонецкий субстратный тип.
Этногенез и этническая история не относятся ни к исторической географии, ни к регионалистике, но из всех наук проблемы этногенеза ближе всего регионалистике и этнографии. Таким образом, среди комплексных междисциплинарных направлений как самостоятельные выделяются историческая география, этногенез и этническая история, регионалистика.
Литература
1. Булкин В. А., Герд А. С., Лебедев Г. С., Седых В. Н. Основания регионалистики. Формирование и эволюция историко-культурных зон / под ред. А. С. Герда и Г. С. Лебедева. СПб. : Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1999. 392 с.
2. Вампилова Л. Б. Региональный историко-географический анализ. Система методов исследования в исторической географии: монография. Кн. 2. СПб. : ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2008. 148 с.
3. Вампилова Л. Б. Категория времени в исторической географии // Историческая география на рубеже веков. Сборник научных трудов к 80-летию со дня рождения В. С. Жекулина (1929-1989). СПб. : СПбГУ, 2010. С. 18-42.
4. Вампилова Л. Б., Манаков А. Г. Районирование России: историко-географический подход // Псковский регионологический журнал. № 13. Псков : Изд-во ПсковГУ, 2012. С. 26-36.
5. Герд А. С. Ещё раз о предмете ландшафтоведения (вопросы лингвиста к географу) // Вестник Санкт-Петербургского ун-та. Серия 7. Вып. 3. 2002. C. 132-138.
6. Глобальные и региональные проблемы исторической географии. Материалы IV Международной конференции по исторической географии. СПб, 2011.
7. Гумилев Л. Н. Этнос и ландшафт // Изв. ВГО 1968, т. 100, вып. 3. С. 193-202.
8. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.
9. Жекулин В. С. Историческая география ландшафтов. Новгород, 1972.
10. Жекулин В. С. Историческая география, предмет и методы. Л., 1975.
11. Исаченко Г. А. «Окно в Европу». История и ландшафты. СПб., 1998.
12. Исаченко Г. А. Культурный ландшафт как объект дискуссии // Юбилейная научная конференция «Культурный ландшафт: теория и практика» (3-11 ноября 2003 г. МГУ им. Ломоносова). URL: http:// www.kultland2003.narod.ru/1-1 .html
13. Историко-этнографические очерки Псковского края / отв. ред. А. В. Гадло. Псков, 1999.
14. Кузнецов С. К. Историческая география. М, 1910.
15. Кулаков И. С., Манаков А. Г. Историческая география Псковщины (население, экономика, культура). М. : ЛА «Логос», 1994. 316 с.
16. Любавский М. К. Историческая география России в связи с её колонизацией. М., 1909.
17. Манаков А. Г. Подходы к районированию в исторической географии культуры // Историческая география на рубеже веков. Сборник научных трудов к 80-летию со дня рождения В. С. Жекулина (1929-1989). СПб. : СПбГУ, 2010. С. 68-95.
18. Манаков А. Г. Структура геокультурного пространства России: подходы к делимитации // Псковский регионологический журнал. № 14. Псков : Изд-во ПсковГУ, 2012. С. 22-35.
19. Манаков А. Г., Андреев А. А. Историко-географическое районирование России как междисциплинарный исследовательский проект // Псковский регионологический журнал. № 12. Псков : ПГПУ, 2011. С. 101-112.
20. Очерки исторической географии: Северо-Запад России: Славяне и финны / под ред. А. С. Герда, Г. С. Лебедева. СПб. : Издательство С.-Петербургского университета, 2001.
21. Псковский областной словарь с историческими данными. Выпуски 1-20. 1967-2008 гг. URL: http://forum.relicvia.ru/topic31231.html
22. Семёнов Тян-Шанский В. П. Район и страна. М.-Л., 1928.
23. Середонин С. М. Историческая география. Пгр, 1916.
24. Славяне: Этногенез и этническая история: (Междисциплинарные исследования) / под ред. А. С. Герда, Г. С. Лебедева. Л., 1989.
25. Спицын А. А. Русская историческая география . Пгр, 1917.
26. Теория, методы и инновации в исторической географии. Материалы III международной конференции. СПб, 2007.
27. Юбилейная научная конференция «Культурный ландшафт: теория и практика» (3-11 ноября 2003 г. МГУ им. Ломоносова). URL: http://www.kultland2003.narod.ru/research.html .
28. Яцунский В. К. Историческая география. М., 1955.
Примечания
1 В этом плане и книга «Очерки исторической географии...» (2001) [20] только частично в своей глубинно-исторической части может рассматриваться как исследование по исторической географии; лишь косвенно отражающее взаимодействие человека и природы.
2 Этногенез, первоначальная фаза существования этносоциума, обычно определяется как процесс сложения новой этнической общности на базе различных компонентов, как начальный этап этнической истории. Термин «этногенез» имеет и второе значение — комплекс наук, исследований, изучающих происхождение народа.
А. S. Gerd HISTORICAL GEOGRAPHY AND REGIONAL STUDIES: INTERRELATIONS DURING THE PROCESS OF HISTORICAL-CULTURAL ZONES STUDY
The article is devoted to the analysis of interrelations between historical geography and regional study that are scientific disciplines, which are similar to its initial tasks and base object of research. Same time regional study is an object of interaction of a whole row of humanist disciplines (archaeology, anthropology, ethnography, linguistics, history, ethnogeny etc) and geography in research of multi-cultural space.
Key words: regional study, historical geography, linguistics, ethnogeny, historical-cultural
zone.
