CC BY
118
Будаев Э.В., Чудинов А.П.
Екатеринбург
ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЕТАФОРИКИ
Abstract
Budaev E., Chudinov A. The Historical Dynamics of Political Metaphor. This article deals with two aspects of political metaphor dynamics: the archetypical stability and the unsteadiness of political images. The archetypical stability is reflected in political metaphors, which transcend culture, time, and geography. The unsteadiness becomes apparent in historical changeableness of political metaphors in a certain society.
Становление современной теории политической метафороло-гии было тесно связано с необходимостью изучения сложного взаимодействия между языком, когницией и политическими событиями конца XX века. Актуальность решения вопросов, связанных с феноменом политической метафоры, обусловила повышенное внимание исследователей к метафорике в современном политическом дискурсе [Будаев, Чудинов 2006].
Вместе с тем эпизодически появляются публикации, в которых рассматриваются метафоры, характерные для иных политических периодов. Так, в диссертации Л. А. Шадаевой [2004] детально проанализирован корпус текстов речей и высказываний А. Линкольна за период с 1832 по 1865 гг. Автор выяснил, что картина мира А. Линкольна может быть представлена в ряде стереотипов, среди которых выделяются архитектурная метафора и метафоры Библии. Для знаменитого Президента метафора служит важнейшим
средством аргументации, она представляет собой языковой инструмент создания А. Линкольном ведущих речевых стратегий.
О.Н. Кондратьева [2003] обращается в своей статье к политическим метафорам, которые использовались почти пять столетий назад в переписке царя Ивана Грозного с князем Андреем Курбским. Это исследование показало, что еще в публицистике XVI века активно использовались зооморфные метафоры с ярко выраженным агрессивным прагматическим потенциалом.
В диссертации А.А. Пшенкина рассмотрены закономерности метафорического представления образа СССР и России в американском политическом дискурсе со второй половины ХХ века до начала нового столетия, автор выделят при этом два основных исторических периода - советский и постсоветский. Данное исследование ярко демонстрирует, что при создании образа если не друга, то хотя бы партнера используются совсем иные метафоры, чем образы, которыми использовались при характеристике «империи зла»: это касается не только репертуара моделей, но и конкретных фреймов, слотов и концептов. Вместе с тем автор показывает, что многие способы метафорического представления остаются стабильными и стереотипы в американском политическом дискурсе изменяются крайне медленно [Пшенкин 2006]. Различия нередко касаются даже не самих метафор, а их прагматического потенциала: так, метафоры со сферой-источником «Бизнес» обычно несут позитивную эмоциональную окраску, для американцев относиться к политике как к бизнесу - это значит относиться к ней максимально серьезно. В России образы «торгашей и спекулянтов» обычно призваны возбудить негативные эмоции, русские предпочитают говорить о принципах, о высокой морали и справедливости [Пшенкин 2006, Чудинов 2003].
В статье З. Ковечеса [Кбуесвев 1994] проанализированы метафоры в книге французского политолога Алексиса де Токвиля «Демократия в Америке» (1835). Традиционно считалось, что А. де Токвиль положительно относился к американской демократии. Вместе с тем З. Ковечес отмечает, что, несмотря на внешне позитивную оценку, политолог многое не одобрял, о чем свидетельствует доминатная метафора А. де Токвиля - американская демократия - это страстный человек.
Ряд исследований посвящен изучению политической метафорики середины XX века в Латинской Америке. Так, в исследовании Д. Софера рассмотрены метафоры в корпусе писем колумбийцев своему президенту за период 1944-1958 гг. [Б^ег 2003], а в статье Д. Берхо проанализирована аргентинская политическая метафорика 1936-1952 гг. [БегИо 2000].
На фоне публикаций по метафорическому представлению современной иммиграции в США выделяется статья Дж. О’Брайена
[O'Brien 2003]. Исследователь проанализировал метафоры в дебатах начала 1900-х, посвященных вопросу об ограничении иммиграции в США. Как оказалось, еще в нач. XX в. для концептуализации иммиграции использовались образы природных стихий, войны, животных, труднопереваемой пищи - образы, которые фиксируют современные американские исследователи той же сферы-мишени в современной политической коммуникации [Hardy 2003; El Refaie 2001; Santa Ana 1999; Valk 2001].
Такой ракурс рассмотрения позволяет получить ответы на вопросы о динамике метафорических систем и проследить, как эволюционирует система политических метафор в связи с изменением политической ситуации. В наиболее общем виде исследователь политической метафорики в исторической перспективе может столкнуться с двумя взаимодополняющими свойствами системы политических метафор: архетипичностью и вариативностью.
Первое свойство выражается в том, что система политических метафор имеет устойчивое ядро, не меняется со временем и воспроизводится в политической коммуникации на протяжении многих веков. Статичность политической метафорики послужила основой для первых опытов по теории политических метафор в XX веке, но нередко это свойство абсолютизировалось в духе культурновременного универсализма. Согласно такой точке зрения и в Древней Греции, и в средневековой Европе, и в любой стране современного мира политические метафоры остаются неизменными, отражают устойчивые детерминанты человеческого сознания или архетипы коллективного бессознательного. Применительно к политическим метафорам эта точка зрения была последовательно сформулирована М. Осборном в теории архетипичных метафор [Osborn 1967a; 1967б; 1977].
Действительно, многие метафоры фиксируются исследователями в разных культурах и в разные времена. К примеру, метафоры болезней на протяжении долгого времени используются в разных обществах для представления Чужого, угрожающего здоровью общественного организма. Так, Дж. Харрис [Harris 1998] показал, что в эпоху королевы Елизаветы и короля Якова I были очень распространены метафоры болезни Англии, а причины этих болезней общество усматривало в «чужеродных телах»: евреях, ведьмах, католиках. Подобные метафоры обнаруживаются и сто лет спустя в риторике Адольфа Гитлера [Perry 1983; Rash 2005], и в современном политическом дискурсе, в котором морбиальные метафоры - значимое средство осмысления действительности и дискредитации политических оппонентов во многих странах [Каслова 2002; Муране 2002; Санцевич 2003; Феденева 1998; Чудинов 2001; Шмелева 2001; Adamson et al. http; Luoma-aho 2002 и др.]. Конечно, сфера-мишень для морбиальных метафор варьируется в различ-
ные эпохи. Если в эпоху королевы Елизаветы католики могли метафорически представляться причинами заболеваний, то до реформы Генриха IV или в период правления Марии Кровавой вряд ли, но аргументативный потенциал сферы-источника активно используется в разные исторические эпохи, в разных странах.
По мере накопления практических исследований становилось очевидным, что политическая метафорика обладает диахронической вариативностью. В 1977 году М. Осборн, основатель теории о неизменных архетипичных метафорах, опубликовал работу, в которой пересмотрел категоричность некоторых своих постулатов [Osborn 1977]. М. Осборн пришел к выводу, что, несмотря на то, что архетипичные метафоры используются во всех культурах и во все времена, развитие культуры, науки и техники может воздействовать на их частотность. Изучив 5б политических выступлений XIX-XX веков, он обнаружил, что технологический прогресс может уменьшать распространенность архетипичных метафор. Например, в XX в. резко уменьшилось количество метафорических образов, связанных с водой, в то время как в Х1Х веке речные и океанские метафоры были очень распространены (что подтверждается и другими исследователями [см., напр.: Miller 2003])
Архетипичность политической метафорики получила оформленный характер в теории концептуальной метафоры, согласно которой механизмы метафоризации бессознательны и определяются физическим опытом взаимодействия человека с окружающим миром. Таким образом, важным основанием для метафорического универсализма стала анатомо-физиологическая общность представителей homo sapiens, до некоторой степени предопределяющая закономерности мышления. Вместе с тем критики теории концептуальной метафоры нередко забывают, что согласно теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона концептуальные метафоры согласованы с основными концептами той или иной культуры, что в принципе не только преодолевает недостатки культурного универсализма, но и не исключает диахронической вариативности политической метафорики.
Вариативность системы политических метафор имеет в современной метафорологии два ракурса рассмотрения. В первом случае внимание исследователей привлекают корреляции между изменением политической ситуации и количеством метафор в политическом дискурсе (а также степенью их яркости, образности). Во втором случае рассматриваются факты доминирования отдельных метафор и метафорических моделей в различные исторические периоды.
Отправной точкой для первого направления послужила работа К. де Ландтсхеер [Landtsheer 1991], в которой с помощью методов контент-анализа было доказано, что между частотностью метафор
и общественными кризисами существуют взаимозависимость. Исследовав голландский политический дискурс за период 1831-1981 гг., К. де Ландсхеер удалось показать, что количество метафор увеличивается в периоды общественно-политических кризисов. Эти наблюдения послужили подтверждением того, что метафора является важным средством разрешения проблемной ситуации, и впоследствии легли в основу комбинаторной теории кризисной коммуникации (CCC-theory). В очередном исследовании К. де Ландсхеер и Д. Вертессен [Vertessen, De Landsheer 2005], сопоставив метафорику бельгийского предвыборного дискурса с метафорикой дискурса в периоды между выборами, обнаружили, что показатель метафорического индекса (включающего такие критерии как частотность, прагматический потенциал сферы-источника и др.) увеличивается в предвыборный период.
Исследования в этом направлении проводились и в российской лингвистике. Так, А.Н.Баранов во вводной статье к «Словарю русских политических метафор» [1994] отмечал, что метафоричность политического дискурса существенно возросла в период перестройки и снизилась в постперестроечный период. В другой работе А.Н. Баранов [2003] на основе методики контент-анализа подтверждает положение о том, что метафора является важным инструментом формирования множества альтернатив для разрешения проблемной ситуации. Исследователь доказывает связь параметров креативности и относительной частоты употребления метафор в политическом дискурсе с общественно-политическим кризисом на примере лингвистического мониторинга политических метафор периода августовского дефолта 1998 года.
Второе направление в изучении вариативности политической метафорики определяется тем, что ученого интересует не степень метафоричности политического дискурса, а конкретные понятийные сферы, доминирующие метафоры той или иной эпохи, их динамика в связи с изменением политической ситуации.
Как показывают исследования этого направления, даже самые устойчивые и укоренные понятийные области претерпевают с течением времени изменения: доминируют или отходят на второй план. Например, А. Харви [Harvey 1999] проследил историю политической метафоры «Государство - это организм» и показал, что подобное осмысление государства - одна из древнейших метафор человечества. Развертывание антропоморфной метафорической модели обнаруживается уже в древних священных текстах. В Риг-веде описывается, что священство произошло изо рта проточеловека, воины - из его рук, пастухи - из бедер, земледельцы - из ступней. В Ветхом завете пророк Даниил, трактуя пророческий сон Навуходоносора, использует метафору человеческого тела. Прагматический потенциал политической антропоморфной метафоры
использовался и в Древнем мире, и в текстах периода Средних веков, и в Новое время. Например, Иоанн Солсберийский предлагал следующую метафорическую картину государства: принц - голова; органы управления - сердце; судьи - глаза, уши и язык; солдаты - руки; крестьяне - ступни ног; сборщики налогов - желудок. Политическую антропоморфную метафору использовали Ф. Сидней, Б. Барнс, Ф. Бэкон, Т. Гоббс и другие мыслители и все-таки в эру индустриальной революции антропоморфную метафору значительно потеснили метафоры механизма.
Благодаря усилиям российских лингвистов достаточно отчетливо прослеживается динамика советско-российской политической метафорики второй половины XX века. В советскую тоталитарную эпоху доминировали метафоры войны, во времена Л.И. Брежнева милитарные метафоры уступили место метафорам родства, архитектурные метафоры - отличительный признак эпохи перестройки [Баранов, Караулов 1991; 1994], а метафоры из сфер-источников «Театр», «Секс» и «Криминальный мир» - яркая примета периода президентства Б.Н. Ельцина [Чудинов 2001]. В российском политическом дискурсе начала XXI века особенно заметна активизация метафор из сферы-источника «Монархия» [Каслова 2003; Чудинов 2003]. При этом метафорическая модель «Россия - это монархия» оказалась очень продуктивна не только в российской прессе, но и в СМИ Германии [Санцевич 2003], Великобритании [Будаев 2004], Франции [Шаова 2005].
Смена метафорики особенно заметна в периоды обществено-политических преобразований. В этом отношении заслуживает внимания работы американского ученого Р.Д. Андерсона, направленные на анализ динамики политической метафорики в период демократизации общества. В публикации «The Discursive Origins of Russian Democratic Politcs» автор излагает дискурсивную теорию демократизации, суть которой состоит в том, что истоки демократических преобразований в обществе следует искать в дискурсивных инновациях, а не в изменении социальных или экономических условий. Следует, однако, учитывать, что под дискурсом автор понимает совокупность процедур по созданию и интерпретации текстов, под текстом - единичное коммуникативное событие. По Р.Д. Андерсону, при смене авторитарного дискурса власти демократическим дискурсом в массовом сознании разрушается представление о кастовом единстве политиков и их «отделенности» от народа. Дискурс новой политической элиты элиминирует характерное для авторитарного дискурса наделение власти положительными признаками, сближается с «языком народа», но проявляет значительную вариативность, отражающую вариативность политических идей в демократическом обществе. Всякий текст (демократический или авторитарный) обладает информативным и «соотноситель-
ным» значением. Когда люди воспринимают тексты политической элиты, они не только узнают о том, что политики хотят им сообщить о мире, но и о том, как элита соотносит себя с народом (включает себя в социальную общность с населением или отдалятся от народа).
Для подтверждения этой теории Р.Д. Андерсон обращается к анализу советско-российских политических метафор. Материалом для его исследования послужили тексты политических выступлений членов Политбюро 1966-1985 гг. (авторитарный период), выступления членов Политбюро в год первых общенародных выборов (1989 г.) (переходный период) и тексты, принадлежащие известным политикам различной политической ориентации периода 1991-1993 гг. (демократический период). Р.Д. Андерсон исследовал частотность нескольких групп метафор, по которым можно судить о том, как коммунистической элита соотносит себя с остальным населением СССР. Среди них метафоры размера (большой, крупный, великий, широкий, титанический, гигантский, высокий и т.п.), метафоры патернализма и субординации (воспитание, задача, работник, строительство, образец). Р.Д. Андерсон пришел к выводу, что частотность этих метафор уменьшалась по мере того, как население начинало самостоятельно выбирать представителей власти. В новых условиях на смену «вертикальным» метафорам пришли «горизонтальные» метафоры. Примерами последних могут служить такие метафоры, как диалог (в авторитарный период метафора использовалась только по отношению к международной политике), спектр, цветовые метафоры, ориентационные метафоры горизонтального расположения (левые, правые, сторонники, противники). К примеру, с появлением ориентационных метафор левый и правый у населения появилась свобода политического выбора, возможность «горизонтальной» самоидентификации с политиками тех или иных убеждений, что, по мнению исследователя, служит свидетельством демократизации общества. Основываясь на этих данных, Р.Д. Андерсон приходит к выводу, что характерные для дискурса авторитарного периода метафоры гигантомании и патернализма присущи монархическому и диктаторскому дискурсу вообще, в силу чего пространственные метафоры субординации можно считать универсальным индикатором недемократичности общества. Исследователь провел важный для своего главного теоретического вывода историко-политологический анализ, показывая, что процессы демократизации общества наблюдаются как в странах, испытывающих большие экономические трудности, так и в экономически высокоразвитых странах. Особенно подчеркивается, что смена политических метафор предшествует процессу демократизации, из чего делается вывод о том, что метафоры обладают каузальной силой. Чтобы опровергнуть это положение, отме-
чает автор, необходимо продемонстрировать общество, в котором процессу демократизации не предшествовали бы изменения в системе политических метафор или найти третий фактор, всегда предвосхищающий изменение системы метафор и процесс демократизации, чего никому пока не удалось сделать.
Если использовать терминологию теории концептуальной метафоры, Р.Д. Андерсон исследовал ориентационные метафоры. Примером анализа динамики структурных метафор в период перехода к демократии может служить монография Збигнева Хейнтзе, в которой помимо исследования изменений в польском политическом языке конца XX века рассматриваются закономерности эволюции политических метафор в их связи с изменениями в польском обществе [Не^ие 2001].
Как указывает З. Хейнтзе, накануне демократических преобразований в Польше отмечается резкая милитаризация языка коммунистической пропаганды. Множество метафор из военной сферы явилось реакцией коммунистической элиты на активизацию демократического движения, стало средством формирования образа коварного врага, с которым народ и коммунистическая партия должны вести войну. Метафоры войны не исчезли и после прихода к власти Л. Валенсы. Поляки продолжали свергать «последний бастион коммунизма», «захватывать позиции», предпринимать «тактические действия» и «торпедировать законопроекты», но уже не в такой степени как раньше. Желание борьбы ослабло, а общество стремилось заменить все опустошающую войну на здоровое соперничество, чему в немалой степени способствовал переход к многопартийной системе.
Политическую систему в первые годы переходного периода З. Хейнтзе называет системой «многопартийной раздробленности». В те времена даже появился анекдот: «где два поляка - там три политические партии». Такое положение дел стало поводом для упорной борьбы, напоминающей о дарвинистской борьбе за существование, целью которой было попасть в парламент и удержаться в нем. Ситуация изменилась с введением 5%-го барьера, что заставило партии объединяться и ограничило число политических объединений. Открытая враждебность и непримиримость пошли на убыль, и политики стали искать не врагов, а союзников, начали объединять силы и вспомнили о «компромиссе» и «консенсусе». Соответственно в политическом дискурсе этого периода отмечается преобладание метафор разумного соперничества, особенно метафор, связанных со спортом и игрой.
Отдельный интерес вызывает исследование динамики политической метафоры в рамках одной исходной понятийной сферы. Так, А. Мусолфф [Миво^ 2000] прослеживает «эволюцию» метафоры «европа - это дом / строение» за последнее десятилетие XX
века на материале английских и немецких газет. Автор выделяет два периода в развитии метафоры дома. 1989-1997 гг. - это оптимистический период, когда разрабатывались смелые архитектурные проекты, укреплялся фундамент, возводились столбы. По мере роста противоречий в 1997-2001 гг. начинают доминировать скептические или пессимистические метафоры: в евродоме начинается реконструкция, на строительной площадке царит хаос, иногда евродом даже превращается в горящее здание без пожарного выхода. Сравнивая метафоры второго периода, автор отмечает, что немцы были менее склонны к актуализации негативных сценариев (необходим более реалистичный взгляд на строительство), в то время как англичане чаще отражали в метафоре дома пессимистические смыслы (немцы - оккупанты евродома или рабочие, считающие себя архитекторами).
Динамика политических метафор прослеживается и на примере более короткого временного интервала. Ирландские лингвисты Х. Келли-Холмс и В. О’Реган [Kelly-Holmes, O ’Regan 2004] рассмотрели концептуальные метафоры в немецкой прессе как способ делегитимизации ирландских референдумов 2000 и 2001 гг. Как известно, в 2000 году в Ницце было достигнуто соглашение об институциональных изменениях, необходимых для принятия новых стран в ЕС. Ирландия - единственная страна ЕС, в конституцию которой нужно было внести поправки, чтобы ратифицировать этот договор. Ирландское правительство считало вопрос решенным, однако на первом референдуме ирландский народ проголосовал против изменения конституции, что не замедлило отразиться в метафорах немецкой прессы. До проведения референдума ирландско-немецкие отношения носили позитивный характер и метафорически представлялись в немецкой прессе как любовные отношения. После референдума метафоры любовных отношений исчезли, но появились негативные криминальные образы.
В исследовании Н.М. Чудаковой убедительно показано, что существенные изменения в экономической, политической и культурной жизни страны закономерно приводят к обновлению метафор со сферой-источником «Неживая природа». Так, в 70-ые годы (период антагонистических отношений между социалистическим и капиталистическим лагерями, состояния «холодной войны», войны в Афганистане) в подобных метафорах прослеживалась отчетливая градация образов по признаку «свой - чужой». В начале 90-ых годов (августовский путч, распад СССР, подавление оппозиции в Москве) природные метафоры имели ярко выраженный негативный характер. В начале ХХ1 века появилась тенденция к увеличению доли позитивно окрашенных природных метафор (русло, река, движение по дороге, атмосфера и др.), что, по мнению автора, свя-
зано с повышенным вниманием к традиционным фундаментальным ценностям русского народа [Чудакова 2005].
Как показывает данный обзор, исследование политической метафорики в исторической перспективе свидетельствует о наличии двух свойств системы политических метафор: архетипичности и вариативности. В первом случае имеется в виду относительная стабильность метафорических систем течение многих десятилетий, веков и даже тысячелетий. Вариативность системы политических метафор проявляется в динамике уровня метафоричности политического дискурса и в изменении доминирующих метафорических моделей в определенные исторические эпохи и другие временные интервалы.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Баранов А.Н. Политическая метафорика публицистического текста: возможности лингвистического мониторинга // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. М., 2003.
2. Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора. Материалы к словарю. М., 1991.
3. Баранов А.Н., Караулов Ю. Н. Словарь русских политических метафор. М., 1994.
4. Будаев Э.В. Монархическая метафора как средство концептуализации политической действительности в британской прессе (на примере России, Грузии и Латвии) // Перевод и межкультурная коммуникация / Институт международных связей. Екатеринбург, 2004.
5. Будаев Э.В., Чудинов А.П. Метафора в политическом интердискурсе. Екатеринбург, 2006.
6. Добренко Е. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении. Мюнхен, 1993.
7. Каслова А.А. Метафорическое моделирование президентских выборов в России и США (2000 г.): Дисс. ... к.ф.н. Екатеринбург, 2003.
8. Кондратьева О.Н. Зооморфная метафора в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским // Известия УрГПУ. Лингвистика. Том 11. Екатеринбург, 2003.
9. Муране С.Н. Лексика медицинской сферы в языке современной российской и латвийской прессы // Известия УрГПУ. Лингвистика. Т. 8. Екатеринбург, 2002.
10. Пшенкин А.А. Метафорический образ СССР/России в американском политическом дискурсе второй половины ХХ - начала XXI веков: Автореферат ... к.ф.н. Барнаул, 2006.
11. Санцевич Н.А. Моделирование вариативности языковой картины мира на основе двуязычного корпуса публицистических текстов (метафоры и семантические оппозиции) : Дисс. ... к.ф.н. М., 2003.
12. Феденева Ю.Б. Моделирующая функция метафоры в агитационно-политических текстах 90 гг. XX века: Дисс. ... к.ф.н. Екатеринбург, 1998.
13. Чудакова Н.М. Концептуальная область «Неживая природа» как источник метафорической экспансии в дискурсе российских средств массовой информации (2000 - 2004 гг.) : Дисс ... к.ф.н. Екатеринбург, 2005.
14. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991 - 2000) : Монография / УрГПУ. Екатеринбург, 2001.
15. Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации: Монография / УрГПУ. Екатеринбург, 2003
16. Шадаева Л.И. Когнитивные и дискурсивные особенности метафоры в аргументативе современного английского языка (на материале текстов речей А. Линкольна): Автореф. ... к.ф.н. Иркутск, 2004.
17. Шаова О.А. Россия и Франция: национальные стереотипы и их метафорическая репрезентация (на материале французских и российских газет): Дисс. ... к.ф.н. Екатеринбург, 2005.
18. Шмелева Т.В. Морбуальная оптика // Известия УрГПУ. Лингвистика. Екатеринбург, 2001. Т. 7.
19. Adamson T., Johnson G., Rohrer T., Lam H. Metaphors we ought not
live by: Rush Limbaugh in the Age of Cognitive Science //
http://philosophy.uoregon.edu/metaphor/rush.htm
20. Anderson R. D., Jr. The Discursive Origins of Russian Democratic Politics // http://www.sscnet.ucla.edu/polisci/faculty/Anderson /AFHRChapter .htm - 2001.
21. Berho D. L. Working Politics : Juan Domingo Peron's Creation of Positive Social Identity // Rocky Mountain Review of Language and Literature. 2000. Vol. 54. № 2.
22. El Refaie E. Metaphors we discriminate by : Naturalized themes in Austrian newspaper articles about asylum seekers // Journal of Sociolinguistics. 2001. Vol. 5. № 3.
23. Hardy V. Metaphoric Myth in the Representation of Hispanics: A Thesis for the degree of Master of Arts. Washington, 2003.
24. Harris J. G. Foreign Bodies and the Body Politic: Discourses of Social Pathology in Early Modern England. New York; Cambridge, 1998.
25. Harvey A. D. The Body Politic: Anatomy of a Metaphor // Contemporary Review. 1999. Vol. 275. Issue 1603.
26. Heintze Z. J^zyk polityki w okresie transformacji // jp.bigweb.pl/index.php - 2001.
27. Kelly-Holmes H., O’Regan V. “The spoilt children of Europe”. German press coverage of the Nice Treaty referenda in Ireland // Language and Politics. 2004. Vol. 3. № 1.
28. Kovecses Z. Tocqueville's Passionate "Beast": A Linguistic Analysis of The Concept of American Democracy // Metaphor and Symbol. 1994. Vol. 9. No. 2.
29. Landtsheer Ch., de. Function and the Language of Politics. A Linguistics Uses and Gratification Approach // Communication and Cognition. - 1991. - Vol. 24. - № 3/4.
30. Luoma-aho M. Body of Europe and Malignant Nationalism. A Pathology of the Balkans in European Security Discourse // Geopolitics. 2002. Vol. 7. № 3.
31. Miller C. Ship of State: The Nautical Metaphors of Thomas Jefferson. Lanham, 2003.
32. Musolff A. Political Imagery of Europe: A House Without Exit Doors? // Journal of Multilingual and Multicultural Development. 2000. Vol. 21. № 3.
33. O'Brien G. V. Indigestible Food, Conquering Hordes, and Waste Materials: Metaphors of Immigrants and the Early Immigration Restriction Debate in the United States // Metaphor and Symbol. 2003. Vol. 18. № 1.
34. Osborn M. Archetypal Metaphor in Rhetoric: The Light-Dark Family // Quarterly Journal of Speech. 1967a. Vol. 53.
35. Osborn M. The Evolution of the Theory of Metaphor in Rhetoric // Western Speech. 1967b. Vol. 31.
36. Osborn M. The Evolution of the Archetypal Sea in Rhetoric and Poetic // Quarterly Journal of Speech. 1977. Vol. 63.
37. Perry S. Rhetorical Functions of the Infestation Metaphor in Hitler’s Rhetoric // Central States Speech Journal. 1983. Vol. 34.
38. Rash F. Metaphor in Adolf Hitler’s Mein Kampf // metaphorik.de. 2005. № 9.
39. Santa Ana O. 'Like an animal I was treated': anti-immigrant metaphor in US public discourse // Discourse and Society. 1999. Vol. 10. № 2.
40. Sofer D. O. El Pueblo and La Rosca: A Political Dialogue in Colombia, 1944-1958: Ph.D. Dissertation. Austin, 2003.
41. Valk I., van der. Political Discourse on Ethnic Issues, a Comparison of the Right and the Extreme-Right in the Netherlands and France (1990-1997) // http://www.essex.ac.uk/ecpr/events/jointsessions/paperarchive/grenoble/ws14/ valk.pdf - 2001.
42. Vertessen D., Landtsheer C., de. Metaphorical Election Style? Pat-
terns of Symbolic Language in Belgian Politics // www. es-sex.ac.uk/ecpr/events/jointsessions/paperarchive/granada/ws14/Vertessen. pdf - 2005. © Будаев Э.В., Чудинов А.П, 2006
