CC BY
342
№ 5 (166). С. 44-51 Исторические
УДК 930.1
си и археология 2017
МАРИНА ФЕДОРОВНА РУМЯНЦЕВА
кандидат исторических наук, доцент Школы исторических наук факультета гуманитарных наук, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (Москва, Российская Федерация) mf-r@yandex.ru
ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ В СТРУКТУРЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ: НЕОКЛАССИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ НАУКИ
Прослежена трансформация источниковедения - от составляющей методологии истории во второй половине XIX - начале XX века в дисциплину/субдисциплину исторической науки в 1950-1970-е годы и далее, на рубеже XX-XXI веков, в научное направление - в корреляции со сменой моделей исторической науки. Выявлена специфика феноменологической концепции источниковедения, имеющей эпистемологические основания в русской версии неокантианства и развиваемой с 1930-х годов Научно-педагогической школой источниковедения как принадлежащей неоклассической модели науки. Эксплицирована связь этапов трансформации дисциплинарного статуса источниковедения с изменениями представлений о его объекте: от исторического источника как объективированного произведения человека к системе видов исторических источников как проекции культуры и к универсальному онтологическому понятию «эмпирическая реальность исторического мира». Ключевые слова: источниковедение, исторический источник, система видов исторических источников, эмпирическая реальность исторического мира, неоклассическая модель науки, субдисциплина, научное направление, предметное поле исторической науки
С началом XXI века тренд междисциплинар-ности/полидисциплинарности/мультидисципли-нарности ощутимо трансформируется в стремление более четко определить дисциплинарный статус исторической науки и отдельных ее составляющих, включая источниковедение. Не будем пытаться разобраться в причинах «смены вех», тем более что такая трансформация вполне органична и может быть описана афоризмом непопулярного ныне классика: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно раз-межеваться»1.
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Схема интерпретации. При исследовании дисциплинарного статуса источниковедения в качестве схемы интерпретации примем хорошо разработанную в отношении естественных наук, но редко применяемую к науке исторической схему смены типов рациональности/моделей науки: классическая - неклассическая - постнекласси-ческая, но основное внимание - неоклассической модели науки как наиболее перспективной для достижения строгого научного знания. Именно в рамках неоклассической модели происходит определение дисциплинарного статуса источниковедения: в 1950-1970-х годах оно обретает статус дисциплины/субдисциплины исторической науки, а на рубеже XX-XXI веков трансформируется в научное направление. Сложность применения этой схемы интерпретации обусловлена как минимум двумя факторами: во-первых, она разработана преимущественно на материале
физики и естественных наук [12: 212-213], [17: 619-636], интересная попытка применения этой схемы к истории исторической науки предпринята А. В. Лубским [9], но не со всем в его построениях я могу согласиться. Во-вторых, неоклассическая модель науки, которая нас и будет в первую очередь интересовать в связи с анализом современного состояния источниковедения, вообще разработана слабо, и именно с ее интерпретацией А. В. Лубским я и не могу согласиться. Но все же такая схема позволяет, на мой взгляд, наиболее эффективным образом вписать развитие источниковедения в общенаучный контекст.
В качестве дополняющей схемы интерпретации используем модель смены словарей исторической науки Ф. Анкерсмита [1: 213-258], что позволит наметить пути соотнесения, а затем, возможно, и интеграции/синтеза источниковедения как феномена российской/советской исторической науки с подходами европейской/ западной историографии. Особенно эффективно такое соотнесение для периода постмодерна/ постпостмодерна - постнеклассической науки. Здесь необходимо одно пояснение: дотошный читатель, обратившись к работе Анкерсмита, не может не заметить некоторый рассинхрон: он «датирует» эксплицируемые им «словари» явно более поздним временем, чем то, к которому они применяются в данной работе. Но этот рассин-хрон иллюзорный: Анкерсмит пишет не о практике исторической науки, а о ее теоретической рефлексии, которая всегда a posteriori и может отстоять от рефлексируемого феномена на существенный промежуток времени.
© Румянцева М. Ф., 2017
Терминология. Приступая к исследованию дисциплинарного статуса источниковедения и его трансформаций, необходимо определить, хотя бы в виде рабочей гипотезы, основные понятия, позволяющие зафиксировать место источниковедения в структуре исторической науки и его дисциплинарный статус: дисциплина/ субдисциплина исторической науки, научное направление и предметное поле. Это тем более важно, что в научной исторической литературе нет до сих пор единообразия в употреблении этих понятий, а зачастую они вообще не несут терминологической нагруженности и используются весьма произвольно. В соответствии с принятой нами схемой интерпретации попытаемся сразу же соотнести определяемые понятия с моделями науки. В качестве основы воспользуемся понятиями, зафиксированными в терминологическом словаре, изданном Институтом всеобщей истории РАН в 2014 году (2-е изд. в 2016) [18].
Дисциплина2 исторической науки - историографически сложившаяся область научного исторического знания, имеющая собственный объект исследования. Дисциплины/субдисциплины оформляются, главным образом, в рамках классической модели исторической науки, в которой в качестве единого объекта исторического познания выступает инвариантная реальность прошлого человечества, в качестве источниковой основы - письменные исторические источники, в качестве результата - линейная модель исторического процесса, в качестве основной формы презентации - исторический нарратив [18: 93-94].
Научное направление - область научного исторического знания, предполагающая особый ракурс рассмотрения исторической реальности. Существующие научные направления сложились по преимуществу в рамках неклассической модели науки в связи с осмыслением активной роли историка в выборе ракурса исследования, а также с расширением предметного пространства исторического знания, модификацией исследовательских проблем, диверсификацией исследовательских стратегий [18: 311-312].
Предметное поле исторической науки - составляющая структуры современного научного исторического знания; предметные поля формируются в исторической науке при переходе от неклассической к постнеклассической модели; в предметном поле происходит целенаправленное конструирование исторического объекта, который, будучи сконструированным, выступает в качестве самостоятельного предмета исследования; преодолевается классическая дисциплинарная модель, поскольку имманентно предполагается полидисциплинарность, то есть конструирование предмета средствами разных научных дисциплин, и междисциплинарность, то есть использование исследовательских практик различных гуманитарных и социальных наук [18: 390-391].
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ГИПОТЕЗА -ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
Преследуя цель определить дисциплинарный статус источниковедения в структуре научного исторического знания, выделим этапы трансформации дисциплинарного статуса источниковедения: структурная составляющая методологии истории - самостоятельная дисциплина/ субдисциплина исторической науки - научное направление - и, потенциально, - предметное поле исторической науки; проследим корреляцию этих трансформаций с развитием методологической рефлексии об объекте источниковедения: исторический источник как материал для историка - исторический источник как произведение человека, объективирующее «чужую одушевленность», - система видов исторических источников как проекция культуры - эмпирическая реальность исторического мира. Рассмотрим эти трансформации одновременно как этапы становления неоклассической феноменологической концепции источниковедения, восходящей в своих эпистемологических основаниях к русской версии неокантианства и развиваемой в течение XX - начала XXI века Научно-педагогической школой источниковедения (в настоящее время -Научно-педагогическая школа источниковедения - сайт Источниковедение.ги3).
Излишне напоминать, что трансформации дисциплинарного статуса источниковедения не отменяют, но снимают предшествующие его функции в исторической науке, то есть не упраздняют, а, модифицируя, встраивают их в более сложную систему.
КЛАССИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ НАУКИ: ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ ИСТОРИЧЕСКОГО МЕТОДА
Системное учение об исторических источниках формируется как составляющая исторического метода в рамках классической модели науки, предполагающей получение в результате изучения (так называемой критики) исторического источника исторического факта, который используется далее в практиках историописа-ния и расценивается как инвариантный по отношению к ним. Классическую модель подробно рассматривать не будем в силу ее известности, лишь акцентируем внимание на некоторых формулировках, - необходимых нам для дальнейших сопоставлений, - абсолютных классиков этой модели, которых к тому же часто позиционируют и как классиков/основоположников источниковедения, тогда как они рассматривали работу с «историческим материалом» в качестве органичной составляющей исторического метода, но не сосредотачивали внимания на природе/имманентных характеристиках самого исторического источника.
Основоположником системной методологической рефлексии в этой области, вероятно, можно
признать И. Г. Дройзена (1808-1884). Он рассматривал историю как науку эмпирическую, из чего следует, что «...материал для ее исследования должен иметься налицо и в таком виде, чтобы им можно было воспользоваться эмпирическим путем. <...> Все материалы такого рода принято называть источниками» [4: 84]. И. Г. Дройзен предлагает закрепить название «источники» за всем тем, что «. позволяет нам взглянуть глазами ушедших поколений на их прошлое, т. е. мемуары и письменные свидетельства, отражающие их представление о нем.», назвав две другие группы исторических материалов «остатками» и «памятниками». Важно подчеркнуть, что И. Г. Дройзен вполне осознает, что «источники» тоже являются «остатками», но не проблемати-зирует эту исследовательскую ситуацию: «Тот факт, что источники являются одновременно остатками того настоящего, в котором они возникли, для нас пока второстепенен.» [4: 84].
Э. Бернгейм (1850-1942) в пропедевтическом курсе пишет: «Материал, из которого почерпаются сведения нашей науки, называется "источниками". Материал этот в огромном большинстве случаев не является <.> в то же время и непосредственным предметом познания, так как предметом истории являются ведь человеческие деяния.» [2: 34]. Нельзя не согласиться в том, что исторические источники нужны историку для проникновения в «затекстовую» реальность, но здесь нам важно подчеркнуть, что сами исторические источники Э. Бернгейм не признает «непосредственным предметом познания».
Аналогичные размышления мы обнаруживаем у Ш.-В. Ланглуа (1863-1929) и Ш. Сеньобоса (1854-1942), которые определяют исторические источники как «. следы, оставленные мыслями и действиями некогда живших людей» [7: 49] и обозначают их место в методологии истории как «точку отправления», рассматривая исторический факт как «конечную цель исследования» [7: 83]. Хотя формально французские исследователи дают «определение» исторического источника, но понятие «след» слабо проясняет его природу, это, очевидно, метафора, но не дефиниция.
Итак, вплоть до рубежа XIX-XX веков исследование исторических источников рассматривалось как одна из важнейших процедур в системе методологии истории, при этом исторический источник вызывал интерес не сам по себе как социокультурный феномен, но с точки зрения его пригодности для исторического исследования и, конкретнее, для установления достоверных исторических фактов.
Заметим: несмотря на то что классическая модель науки уже с конца XIX века не отвечала эпистемологическим потребностям, она оказалась весьма устойчивой, в первую очередь, естественно, в массовом сознании, но не изжили ее в своих подходах и некоторые (многие?) исто-
рики. В источниковедении маркером классической модели является «утилитарный» подход к историческому источнику при игнорировании его имманентных свойств. Яркий пример такого подхода на протяжении последней трети XX -начала XXI века демонстрировал С. О. Шмидт (1922-2013). Свой взгляд на проблему природы исторического источника он сформулировал в 1969 году в статье, опубликованной в знаменитом сборнике «Источниковедение: теоретические и методические проблемы»: « Имеется несколько точек зрения на этот счет (определение исторического источника. - М. Р.), сводящихся по существу к двум: исторический источник -продукт человеческой деятельности и отражает эту деятельность; отражает реальные явления общественной жизни4; исторический источник -это все то, откуда черпают сведения о прошлом (выделено мною. - М. Р.), т. е. не только отражение непосредственного исторического процесса, но и то, что помогает познать ход исторического процесса во всем его многообразии. Такое более широкое понимание "исторического источника" охватывает не только результаты человеческой деятельности - "памятники прошлого", т. е. памятники материальной и духовной культуры, но и то, что способствует определению и объяснению человеческой деятельности.» [20: 29]. В дальнейшем С. О. Шмидт лишь уточнял формулировку, упрощая ее и акцентируя внимание на прагматическом (и, можно сказать, утилитарном) аспекте. Для сравнения приведем формулировку 1985 года: «Применительно к задачам прикладного источниковедения5 можно ограничиться простой определенностью <...> и признать историческим источников всякое явление, могущее быть использованным для познания прошлого человеческого общества, все, что может источать (sic! - М. Р.) историческую информацию (т. е. информацию исторического характера, полезную для работы историка)» [19: 7-8].
Еще раз подчеркну: такой подход к историческому источнику - маркер классической модели науки потому, что классическая наука нацелена на воссоздание «объективной реальности», для истории - «объективной реальности прошлого», выстраиваемой из неизменных кирпичиков - «достоверных фактов», исторический источник - только средство для «получения/добывания» исторического факта путем так называемой критики (кстати, «добыть исторический факт из исторического источника» и «критика исторического источника» - тоже маркеры, дискурсивные, классической модели науки).
Если воспользоваться интерпретационной схемой Ф. Анкерсмита, то классической модели науки соответствует словарь описания и объяснения: «Прошлое понималось как множество феноменов, лежащих перед историком, ожидая, чтобы его описали и объяснили. Предпочтение
этого словаря автоматически породило немало вопросов, главным образом эпистемологических, касающихся истинности дескриптивных и объяснительных утверждений, сделанных историком о прошлом» [1: 216-217]. Роль классической модели источниковедения в решении данной задачи вполне очевидна.
НЕОКЛАССИЧЕСКАЯ У8 НЕКЛАССИЧЕСКАЯ
МОДЕЛИ: ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ
КАК ДИСЦИПЛИНА ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ
Как известно, неклассическая модель науки утверждается на рубеже XIX-XX веков, в первую очередь в связи с развитием физики микромира. В исторической науке формирование неклассической модели, в которой акцентируется роль познающего субъекта, связано с развитием истории истории/рефлексией об историописа-нии. П. Нора обратил внимание на то, что новое качество историописания обусловлено тем, что история «вступила в свой историографический возраст» [14: 23].
Сложнее нащупать истоки неоклассической модели науки, и исторической в том числе. И здесь необходимо вернуться к отмеченному выше моему разногласию с позицией А. В. Луб-ского, который пишет: «.. .в конце XX века стала формироваться неоклассическая модель исторического исследования, которая стала достоянием культуры "неоглобализма"» [9: 256, 258]. Согласна с А. В. Лубским в том, что кризис постмодерна проявляется, в числе прочего, в актуализации неоклассических подходов, но, на мой взгляд, сам неоклассический подход возникает фактически параллельно с неклассическим, по-видимому, из неизбывной потребности получить строгое научное знание. Реперная точка неоклассической модели - публикация в 1911 году в международном журнале «Логос» программной статьи Э. Гуссерля (1859-1938) «Философия как строгая наука»6.
В историческом познании исходный момент расхождения неклассической и неоклассической моделей науки определился, по моему мнению, еще раньше - в различии подходов к историческому познанию - и, особенно, к его объекту - Ба-денской школы и русской версии неокантианства.
Если мы в качестве отправной точки дальнейших рассуждений примем предложенное выше определение дисциплины/субдисциплины исторической науки, то логично будет связать начало оформления источниковедения в качестве дисциплины исторической науки в первую очередь с рефлексией исторического источника как объекта, обладающего собственными имманентными свойствами.
Проблема исторического источника как специфического объекта исторического познания была поставлена на рубеже XIX-XX веков в русской версии неокантианства: А. И. Введенский (18561925) разработал ее в общефилософском плане7,
А. С. Лаппо-Данилевский (1863-1919) - в связи с методологией исторического познания [8]. Лап-по-Данилевский, как и его предшественники/ современники, также инкорпорирует теорию источниковедения в методологию истории, наряду с теорией исторического построения, и признает: «В научно-эмпирическом смысле <...> естественно <...> называть источником всякий реальный объект, который изучается не ради его самого, а для того, чтобы через ближайшее его посредство получить знание о другом объекте» [8: Т. 2: 29]. Но при этом он уделяет существенное внимание природе исторического источника - на основе принципа «признания чужой одушевленности», ранее разработанного А. И. Введенским. Хорошо известно определение исторического источника, данное Лаппо-Данилевским: «. реализованный продукт человеческой психики, пригодный для изучения фактов с историческим значением» [8: Т. 2: 38], - но оно явно восходит к размышлениям А. И. Введенского о возможностях и способах воспроизведения «чужой одушевленности»: «. наблюдать саму чужую душевную жизнь мы не можем, а должны лишь заключать об ней по ея внешним, материальным, то есть, объективным обнаружениям, следовательно, при каждой попытке решать подобные вопросы мы уже должны быть уверены в том, какие именно материальные явления служат признаком, обнаруживающим присутствие душевной жизни (выделено мною. - М. Р.), и какие проходят без ее участия»8.
Прочно связывая исторический источник с индивидуальностью человека/творца, Лаппо-Данилевский, казалось бы, движется в сторону неклассической науки, предполагая диалогич-ность историка - автора исторического источника на основе принципа «признания чужой одушевленности». С учетом требований неклассической науки модифицируется и методология изучения исторического источника. В частности, место «критики» исторических источников с целью получения так называемых «достоверных фактов», верифицируемых через «соответствие объективной реальности» и понимаемых как инвариантный элемент исторического построения, занимает источниковедческий анализ, основообразующее значение в котором имеет процедура интерпретации, суть которой, согласно определению Лаппо-Данилевского, «состоит в общезначимом научном понимании исторического источника» [8: Т. 2: 65]. Принцип «признания чужой одушевленности», на мой взгляд, это балансирование на грани неклассического и неоклассического подходов. Но для А. С. Лаппо-Данилевского главное - найти способ элиминировать индивидуальность исследователя при интерпретации исторического источника.
Теория источниковедения Лаппо-Данилевско-го может расцениваться как точка расхождения/
начало движения от неклассической к неоклассической модели исторической науки и одновременно трансформации дисциплинарного статуса источниковедения от составляющей методологии истории к самостоятельной дисциплине/субдисциплине исторической науки.
Рефлексия по поводу эмпирического объекта, воспринимаемого (по крайней мере, Лаппо-Да-нилевским) феноменологически9, - шаг на пути к неоклассической модели исторической науки, имеющей целью достичь не субъективное видение историка, а строгое научное знание. На своего рода «феноменологическую редукцию» индивидуальности историка в процессе исторического познания во многом нацелены и процедуры интерпретации, которые А. С. Лаппо-Данилевский разрабатывает весьма тщательно и в обусловленности природой исторического источника [8: Т. 2: 64-155]. Особо стоит подчеркнуть, что процедура «типизирующей интерпретации», по А. С. Лаппо-Данилевскому, предусматривает учет «давления» культуры на индивидуума - автора исторического источника, причем и по горизонтали («состояние культуры»), и по вертикали («стадия культуры»). Тем самым А. С. Лаппо-Данилевский фактически сделал шаг от понимания исторического источника как произведения индивидуума-творца к пониманию его одновременно и как продукта культуры, что получит свое закрепление в разработке системы видов исторических источников как проекции культуры в процессе дальнейшей рефлексии об объекте источниковедения.
Итак, интенция неоклассической модели -в рефлексии по поводу объекта, что создает прочную эмпирическую основу исторического знания, сближая степень научности знания гуманитарного/исторического и естественнонаучного.
В это же время европейская/западная историческая наука надолго утрачивает интерес к объекту исторического познания. Г. Риккерт (1863-1936) - ведущий представитель Баденской школы неокантианства - последовательно отказывается от рефлексии о специфическом объекте исторического познания и сосредотачивается исключительно на логике историописания [15]. И только на рубеже 1980-1990-х годов французский историк Жорж Дюби (1919-1996), обозревая развитие исторической науки во Франции во второй половине XX века, отметил в качестве новой тенденции нарастание интереса историков к «материалу» истории: «Вопреки установившемуся представлению у меня сложилось впечатление, что в современной французской историографии наиболее плодотворное и новаторское начало состоит не в обновлении проблематики, не в борьбе идей по вопросу о смысле истории и не в состязании различных исторических школ (как это было 30 лет назад). Новаторские тенденции связаны
с самой скрытой частью нашей исследовательской работы, с нашей лабораторией, с методами обработки используемых материалов (выделено мною. - М. Р.)» [5: 58]. Примечательно, что Ж. Дюби оперирует понятием «материал». Аналогичным образом поступает польский историк-методолог Ежи Топольский (1928-1998), вводя вместо понятия «исторический источник» понятие «базовая информация», которая обеспечивает контакт историка с прошлой реальностью (см.: [3: 230-239]).
Любопытны размышления на этот счет современного польского историка и методолога Войцеха Вжосека: «Источниковедческая рефлексия обычно декретирует, чем является источник, предопределяя, в силу очевидности, его познавательный смысл, или же замалчивает эту тему, представляет какую-нибудь дефиницию исторического источника и переходит к рассуждениям о том, как обращаться с его конкретными видами. Проблематика критики источника, которая доминирует в источниковедческом подходе, вскрывает per fas et nefas10 роль, которую признает за ним в историческом познании или в историческом исследовании. Этому привычному замалчиванию познавательных вопросов в источниковедческой рефлексии сопутствуют спонтанные попытки рассуждать не столько об источнике как таковом, сколько об исторических источниках. <...> .данная перемена единственного числа на множественное обычно указывает на отход от размышлений об источнике как таковом и подступ к источниковедческо-праг-матической, эвристической, инструментальной проблематике. <...> Даже в историках11 эпистемологический смысл исторического источника, как правило, принимается как данность» [3: 235-236]. Мы видим, что современный историк, специально изучавший этот вопрос на материале европейской исторической науки, вынужден констатировать смещение акцента с «размышления об источнике как таковом» на прагматику его использования.
Российская/советская историческая наука (в той части методологии истории, которая связана с развитием анализируемой концепции источниковедения) продолжала идти по неоклассическому пути - дальнейшей рефлексии объекта: в 1950-1970-е годы разрабатываются виды исторических источников [13: 143-156], источниковедение обретает свой объект - систему видов исторических источников, рассматриваемую как проекция соответствующей культуры.
Новый статус источниковедения зафиксирован и в модифицированном (по сравнению с дефиницией А. С. Лаппо-Данилевского) определении исторического источника: «Исторический источник - объективированный результат творческой активности человека/продукт культуры, используемый для изучения/понимания человека,
общества, культуры как в исторической, так и в коэкзистенциальной перспективе» [18: 205].
Вполне очевидно, что фактором, способствовавшим обособлению источниковедения в самостоятельную дисциплину, была советская идеология, вытеснявшая талантливых, но при этом не очень склонных к конформизму историков в область, как казалось, маргинальную. Но база для конституирования источниковедения как самостоятельной дисциплины/субдисциплины исторической науки была заложена в 1890-х годах - в русской версии неокантианства.
Выявив специфику российского/советского источниковедения как автономной субдисциплины со своим объектом исследования - системой видов исторических источников как проекцией культуры, не можем не отметить, что - по крайней мере в этой своей части - советская историческая наука вполне вписывалась в mainstream европейской. Рассматриваемая концепция источниковедения в 1950-1970-е годы отчетливо проявляет черты структурной истории, активно практикуемой в это время, например, в Германии - социальная/структурная история Вернера Конце (1910-1986), структурная направленность свойственна и «Школе "Анналов"» этого периода.
Эта стадия развития неоклассической модели источниковедения соотносима со словарем интерпретации в схеме Ф. Анкерсмита. Система видов исторических источников воспринимается не только как автономный объект исторического исследования, но и как особый способ репрезентации социокультурных образований. На этом этапе расхождение описанного Анкерсмитом «словаря интерпретации» и интерпретации как основной процедуры в структуре источниковедческого исследования наиболее ярко демонстрирует расхождение неклассической модели исторической науки с ее нарративной логикой историописания и неоклассической концепции источниковедения, нацеленной на получение строгого научного знания. Это расхождение обусловлено в первую очередь различием объекта интерпретации: исторический факт, встраиваемый в нарратив (или нарративная субстанция, если использовать терминологию Ф. Анкерсмита) vs исторический источник, интерпретируемый с точки зрения принципа «признания чужой одушевленности», но уже с учетом контекста культуры, структурно фиксируемого системой видов исторических источников.
ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ НАУКИ: ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ КАК НАУЧНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
Рискну предположить, что постнеклассиче-ская модель науки не была сколь-либо после -довательно реализована в источниковедении, поскольку постнеклассическая наука приходит на смену неклассической, а, как было показано
выше, в неклассический период был утрачен -и без того слабый в классической модели науки - интерес к историческому источнику как объекту.
Хотя в контексте рассматриваемой проблемы стоит обратить внимание на теории исторического дискурса и практики деконструкции текста в европейской исторической науке второй половины XX века, после лингвистического поворота. Конечно, они не рассматриваются в качестве источниковедческих, но, по моему мнению, возможна и необходима не только рецепция европейских методологических идей, активно осуществляемая отечественной исторической наукой начиная с последних десятилетий XX века, но и глубокая интеграция и синтез методологических достижений российской/советской и западной исторической науки, в том числе в области источниковедения и практик анализа текста.
Развитие источниковедения в рамках неоклассической модели науки шло и дальше по пути разработки объекта исторического познания: от уточненного понимания исторического источника как объективированного результата деятельности человека и одновременно продукта культуры - к системе видов исторических источников, структурно репрезентирующей соответствующую культуру, и далее - к понятию «эмпирическая реальность исторического мира», обоснованному в опубликованных в 2008 году работах О. М. Медушевской (1922-2007) не только как эпистемологическое, но и, по сути, онтологическое понятие [10], [11].
Универсальное понятие «эмпирическая реальность исторического мира» наряду с пониманием системы видов исторических источников как структурной репрезентации культуры открыли перспективу источниковедению как научному направлению, то есть особому ракурсу рассмотрения/репрезентации исторической реальности.
Заметим, что аналогичные процессы - движение от субдисциплины исторической науки к научному направлению - переживает примерно в эти же годы или чуть раньше социальная история, о чем свидетельствует дискуссия об объекте и предмете социальной истории в немецкой исторической науке12.
Перспективы источниковедения как научного направления наиболее ярко проявляются при сопоставлении со словарем репрезентации в схеме Ф. Анкерсмита. Модель репрезентации, по мнению Анкерсмита, призвана найти выход из «тупика» исторического нарратива, нащупав проход между двумя логическими моделями - Сциллой «нарративной субстанции» и Харибдой «концепта реальности». Сравнивая репрезентации в искусстве и историописа-нии, Анкерсмит задает риторический вопрос: «. не обречены ли мы на идеалистическую интерпретацию историописания, т. к. среди всех
дисциплин, включая даже искусство, объект историописания менее других обладает своей собственной сущностью и возникает только благодаря исторической репрезентации?» [1: 248].
Но источниковедение как научная дисциплина имеет объект, который «обладает своей собственной сущностью» (если воспроизвести формулировку Анкерсмита). Это - эмпирическая реальность исторического мира (оставим за рамками рассмотрения феноменологический аспект ее конструирования, равно как и конструирования исторического источника в сознании исследователя), структурированная как система типов и видов исторических источников. О. М. Меду-шевская, последовательно противопоставляя источниковедческую концепцию истории как строгой науки нарративной логике историописания, подчеркивала: «Новая альтернативная парадигма истории как науки эмпирической, имеющей собственный реальный макрообъект, имеет свои истоки там, где проходит осмысление этого реального макрообъекта» [10: 237-238].
Позиционируя источниковедение как научное направление, мы можем говорить об особом источниковедческом способе исторической репре-
зентации. О. М. Медушевская также указывает на возможность репрезентации истории на основе источниковедческого подхода: «Становится очевидной возможность точного знания: ведь история выступает как наука, имеющая свой реализованный и, следовательно, эмпирически данный продукт; возникает перспектива для логического анализа и последующего "исторического построения" - обоснованной картины изучаемой исторической эпохи» [10: 238].
В заключение необходимо признаться, что выстроенная выше схема трансформации источниковедения/источниковедческой концепции исторического познания существенно упрощена: практически исключена из рассмотрения феноменологическая составляющая концепции, которая проявилась уже на стадии проблематизации А. С. Лаппо-Данилевским исторического источника как объекта исторического познания, не только обладающего имманентными свойствами, но и при этом феноменологически конструируемого историком. Рефлексия этой стороны концепции в перспективе, вероятно, приведет нас к осмыслению источниковедения не только как научного направления, но и как предметного поля исторической науки.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ленин В. И. Заявление редакции «Искры» // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5-е. М., 1967. Т. 4: 1898 - апрель 1901. С. 358.
2 Пользуюсь принятой в современной исторической науке терминологией, хотя более точно назвать этот таксон в классификационной системе наук субдисциплиной, то есть подчиненной/вспомогательной или дополняющей по отношению к исторической науке как таковой областью знания.
3 Источниковедение.ги: страница Науч.-пед. школы источниковедения / А. А. Бондаренко и др.; Науч.-пед. школа источниковедения [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ivid.ucoz.ru (дата обращения 21.02.2017).
4 Не буду здесь останавливаться на дискурсе «отражения» в силу его явной архаичности по отношению к науке даже XX века.
5 Оставлю без подробного комментария деление источниковедения на «прикладное» и «теоретическое». Отмечу только, что искусственный разрыв этих двух составляющих ведет к примитивизации так называемого прикладного источниковедения, превращая «теоретическое» в бесплодное теоретизирование, оторванное от объекта своей методологической рефлексии.
6 Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Логос: международный ежегодник по философии культуры: русское издание. М.: Мусагет, 1911. Кн. 1. С. 1-56.
7 Введенский А. И. О пределах и признаках одушевления: новый психофизиологический закон в связи с вопросом о возможности метафизики. СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1892. 119 с.
8 Там же. С. 7.
9 Подробнее см.: [16].
10 Правдами и неправдами (лат.).
11 Имеются в виду работы пропедевтического характера об историческом методе. Яркий пример - «Историка» И. Г. Дрой-зена [4].
12 См., например: [6].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 496 с.
2. Бернгейм Э. Введение в историческую науку / Пер. с нем. В. А. Вайнштока; Под ред. В. В. Битнера. 2-е изд. М.: ЛИБРОКОМ, 2011. 72 с.
3. Вжосек В . Культура и историческая истина / Пер. с польск. К. Ю. Ерусалимский. М.: Кругъ, 2012. 334 с.
4. Дройзен И . Г. Историка: лекции об энциклопедии и методологии истории. СПб.: Владимир Даль, 2004. 583 с.
5. Дюби Ж . Развитие исторических исследований во Франции после 1950 года // Одиссей. Человек в истории: культурно-антропологическая история сегодня. М.: Наука, 1991. С. 48-59.
6. Зидер Р. Что такое социальная история? Разрывы и преемственность в освоении социального // THESIS: Альманах. 1993. Зима. С. 163-178.
7. Ланглуа Ш .-В ., Сеньобос Ш. Введение в изучение истории / Пер. с фр. А. Серебряковой; Ред. и вступит. ст. Ю. И. Семенова. Изд. 2-е. М.: ГПИБ России, 2004. 305 с.
8. Лаппо-Данилевский А . С . Методология истории: [В 2 т.]. М.: РОССПЭН, 2010. Т. 1-2.
9. Лубский А . В . Альтернативные модели исторического исследования. М., 2005. 351 с.
10. Медушевская О. М. Теория и методология когнитивной истории. М.: РГГУ, 2008. 361 с.
11. Медушевская О. М. Эмпирическая реальность исторического мира // Вспомогательные исторические дисциплины - источниковедение - методология истории в системе гуманитарного знания: Материалы XX науч. конф. М.: РГГУ, 2008. [Ч. 1]. С. 24-34.
12. Микешина Л. А . Философия познания: полемические главы. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 624 с.
13. Научно-педагогическая школа источниковедения Историко-архивного института: Сб. / Сост. Р. Б. Казаков, М. Ф. Румянцева; Под ред. В. А. Муравьева. М.: РГГУ, 2001. 227 с.
14. Нора П ., Озуф М., Пюимеж Ж. де , Винок М. Между памятью и историей: проблематика мест памяти // Франция-память / Пер. с фр. Д. Хапаевой; Науч. конс. пер. Н. Копосов. СПб.: Издательство СПбГУ, 1999. С. 17-50.
15. Риккерт Г. Философия истории // Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. С. 129-204.
16. Румянцева М. Ф. Феноменология У8 неокантианство в концепции А. С. Лаппо-Данилевского // Диалог со временем. М.: ИВИ, 2014. Вып. 46. С. 7-16.
17. Стёпин В . С . Теоретическое знание: структура, историческая эволюция. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 744 с.
18. Теория и методология исторической науки: Терминол. слов. / Отв. ред. А. О. Чубарьян, Л. П. Репина; РАН. Ин-т всеобщей ист. 2-е изд., испр. и доп. М.: Аквилон, 2016. 543 с.
19. Шмидт С . О. О классификации исторических источников // Вспомогательные исторические дисциплины: [Сб. ст.]. Л.: Наука. Ленинградское отд-ние, 1985. Вып. 16. С. 3-24.
20. Шмидт С . О. Современные проблемы источниковедения // Источниковедение: теоретические и методические проблемы: [Сб. ст.] / Отв. ред. С. О. Шмидт. М.: Наука, 1969. С. 7-58.
Rumyantseva M. F., National Research University Higher School of Economics (Moscow, Russian Federation)
THE SOURCE STUDY IN THE STRUCTURE OF HISTORICAL KNOWLEDGE: THE NEOCLASSICAL MODEL OF SCIENCE
The transformation of the source study is traced - from a component of the methodology of history in the second half of the XIX -early XX century - into the discipline/subdiscipline of historical science in the 1950-1970s and then, at the turn of the XX-XXI centuries - into the scientific direction in correlation with the change of models in historical science. The specificity of the pheno-menological concept of the source study with epistemological foundations in the Russian version of neo-Kantianism is revealed. The Scientific-pedagogical school of the source study belonging to the neo-classical model of science developed since 1930s. The interrelations of transformation stages of the disciplinary status of the source study with the changes in concepts on the object are revealed: from a historical source as an objectified creation of a person to the system of types of historical sources - and to the universal ontological concept of "the empirical reality of the historical world".
Key words: the source study, historical sources, the system of types of historical sources, empirical reality of historical world, the neo-classical model of science, the subdiscipline, scientific direction, the subject field of historical science
REFERENCES
1. Ankersmit F. R. Istoriya i tropologiya: vzlet i padenie metafory [History and tropology. The rise and the fall of the metaphor]. Moscow, Progress-Traditsiya Publ., 2003. 496 p.
2. Berngejm E. Vvedenie v istoricheskuyu nauku [The introduction into Historical Sciences] / Translated from German by V. A. Vaynshtoka, edited by V. V. Bitnera. Moscow, LIBROKOM Publ., 2011. 72 p.
3. V z h o s e k V. Kul'tura i istoricheskaya istina [The Culture and the Historical Truth] / Translated from Polish by K. Yu. Eru-salimskiy. Moscow, Krug'' Publ., 2012. 334 p.
4. Drojzen I. G. Istorika: lektsii ob entsiklopedii i metodologii istorii [Historica: Lectures on Encyclopedia and Methodology of History]. St. Petersburg, Vladimir Dal' Publ., 2004. 583 p.
5. D y u b i Z h . The development of historical research in France after 1950 [Razvitie istoricheskikh issledovaniy vo Frantsii posle 1950 goda]. Odissey. Chelovek v istorii: kul'turno-antropologicheskaya istoriya segodnya. Moscow, Nauka Publ., 1991. P. 48-59.
6. Z i d e r R . What is social history? Gaps and continuity in mastering the social [Chto takoe sotsial'naya istoriya? Razryvy i preemstvennost' v osvoenii sotsial'nogo]. THESIS: Al'manakh. 1993. Zima. P. 163-178.
7. Langlua Sh.-V., Sen'obos Sh. Vvedenie v izuchenie istorii [Introduction into the Study of History] / Translated from French by A. Serebryakovoy; Edited and introduced by Yu. I. Semenova. Moscow, GPIB Rossii Publ., 2004. 305 p.
8. Lappo-Danilevskij A. S. Metodologiya istorii [The methodology of History]. Moscow, ROSSPEN Publ., 2010. Vol. 1-2.
9. Lubskij A. V. Al'ternativnye modeli istoricheskogo issledovaniya [Alternative models of the Historical Research]. Moscow, 2005. 351 p.
10. Medushevskaya O. M. Teoriya i metodologiya kognitivnoy istorii [The theory and the Methodology of Cognitive History]. Moscow, RGGU Publ., 2008. 361 p.
11. Medushevskaya O. M. The Empirical Reality of the World of History [Empiricheskaya real'nost' istoricheskogo mira]. Vspomogatel'nye istoricheskie distsipliny - istochnikovedenie - metodologiya istorii v sisteme gumanitarnogo znaniya: MaterialyXXnauch. konf. Moscow, RGGU Publ., 2008. [Part 1]. P. 24-34.
12. Mikeshina L. A. Filosofiya poznaniya: polemicheskie glavy [Philosophy of Cognition]. Moscow, 2003. 624 p.
13. Nauchno-pedagogicheskaya shkola istochnikovedeniya Istoriko-arkhivnogo instituta: Sb. [The Scientific and Educational School of the Source Studies at Historical and Archive Institute]. Compiled by R. B. Kazakov, M. F. Rumyantseva; Edited by V. A. Murav'eva. Moscow, RGGU Publ., 2001. 227 p.
14. Nora P., Ozuf M., Pyuimezh Zh. de, Vinok M. Between Memory and History: Problems of Memory Places [Mezhdu pamyat'yu i istoriey: problematika mest pamyati]. Frantsiya-pamyat'. Translated from French by D. Khapaevoy; Nauch. kons. per. N. Koposov. St. Petersburg, Izdatel'stvo SPbGU, 1999. P. 17-50.
15. Rikkert G. Philosophy of History [Filosofiya istorii]. Nauki o prirode i nauki o kul'ture. Moscow, 1998. P. 129-204.
16. Rumyanceva M. F. The phenomenology vs Neokantianism in A. S. Lappo-Danilevsky conception [Fenomenologiya vs neokantianstvo v kontseptsii A. S. Lappo-Danilevskogo]. Dialog so vremenem. Moscow, IV1 Publ., 2014. Issue 46. P. 7-16.
17. Styopin V. S. Teoreticheskoe znanie: struktura, istoricheskaya evolyutsiya [Theoretical Knowledge: structure, historical evolution]. Moscow, Progress-Traditsiya Publ., 2003. 744 p.
18. Teoriya i metodologiya istoricheskoy nauki: Terminol. slovar' [The Theory and Methodology of Historical Science: Terminological dictionary]. Executive Editor A. O. Chubar'yan, L. P. Repina; RAS. Institute of General History. Moscow, 2016. 543 p.
19. Shmidt S. O. About Classification of Historical Sources [O klassifikatsii istoricheskikh istochnikov]. Vspomogatel'nye istoricheskie distsipliny. Leningrad, Nauka. Leningradskoe otdelenie Publ., 1985. Issue 16. P. 3-23.
20. Shmidt S. O. Contemporary problems of Source Studies [Sovremennye problemy istochnikovedeniya]. Istochnikovedenie: teoreticheskie i metodicheskieproblemy. Executive editor S. O. Shmidt. Moscow, Nauka Publ., 1969. P. 7-58.
Поступила в редакцию 27.02.2017
