CC BY
175
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И КАВКАЗ № 1(49), 2007
РЕЛИГИЯ и общество’
ИСЛАМСКИЙ ФАКТОР ВО ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ государств ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
Олег СИДОРОВ
кандидат политических наук, аналитик Центральноазиатского фонда развития демократии
(Алматы, Казахстан)
Уже совершенно очевидно, что господствующая сегодня в мире антитерро-ристическая стратегия оказалась контрпродуктивной, по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, она слишком акцентирует внимание на необходимости военного вмешательства; во-вторых, осложняет отношения с исламским миром, рискуя тем, что широко обсуждаемая политологами проблема, именуемая «столкновение цивилизаций», и впрямь превратится в реальность. Особо актуальны эти факторы в странах Центральной Азии, где после распада отмечается ренессанс ряда религиозных учений, а в деятельности различных общественных объединений все более отчетливые формы приобретает духовный фактор. Распространение в регионе так называемого «исламского фундаментализма» вызвало тревогу во многих государ-
ствах бывшего СССР и на Западе. При этом основным источником его распространения считался мусульманский мир. По мнению многих западных аналитиков, он рассматривал ЦА как свою территорию, которую необходимо приблизить к себе, а затем и «поглотить».
В начале 1990-х годов новые независимые страны переживали резкий всплеск национального самосознания, сопровождавшийся активизацией религиозного фактора. В республиках Центральной Азии быстро возводили новые мечети, открывали новые медресе, в регион хлынул поток мусульманского духовенства из-за рубежа. Однако этот объективный процесс нес в себе потенциальную угрозу распространения исламского фундаментализма, чему, в частности, способствовала близость Афганистана и Ирана, а также активность фи-
нансируемых Эр-Риядом ваххабитских эмиссаров и организаций1. В самих же республиках ЦА сложилась неоднозначная ситуация, ставшая реальной в результате появления двух основных проблем:
— отсутствие действующей на государственном уровне идеологической программы;
— отсутствие эффективной работы религиозных конфессий, которые не смогли повлиять на стабилизацию ситуации — как в отдельно взятой стране, так и в регионе в целом.
За время суверенитета многие республики ЦА активизировались в этом плане, и процесс обращения местного населения к традиционным религиозным учениям стал не только приобретать массовость, но и носить интегративный характер по отношению к соседним странам.
Всплеск религиозной активности населения в первые годы независимости способствовал не только нагнетанию обстановки в среде различных религиозных течений, но и консолидировал граждан вокруг одного из них, что позволяло в целом говорить о некоей стабильности внутригосударственной ситуации в данных республиках. В частности, все они стали своеобразным полигоном, на котором ислам начал трансформироваться из религиозного учения в некие общественно значимые формы и приобретать политическую окраску.
Эта политизация обусловлена как незавершенностью процессов государственного и национального строительства, так и трудностями периода экономических и социально-политических преобразований. Такого рода проблемы имеются во многих странах региона.
Во-первых, в тех его республиках, где процессы государственного и национального строительства все еще находятся на
1 См.: Панфилова В. Исламские фундаменталисты готовят прорыв в Центральной Азии // НГ-Религии, 2005, № 7. С. 4.
ранней стадии, национальная идентичность и ислам вряд ли могут быть полностью отделены друг от друга. Во-вторых, экономические преобразования в этих странах проходят (и будут идти) нелегко, что неизбежно вызовет социальную напряженность. Неудовлетворенность населения эксплуатируется радикальными движениями исламской оппозиции, которые также стремятся заменить светские режимы исламскими. В-третьих, спор между политикой и религией отмечается главным образом между руководителями светских правительств и последователями политического ислама. В-четвертых, светские лидеры не проявляют большой решимости укреплять демократию и власть закона, что опять же играет на руку исламской оппозиции2.
Идеологический вакуум, образовавшийся в республиках после распада социалистической системы, постепенно стал заполняться религиозными учениями, что позволило структурам различных конфессий не только выйти из тени, но и стать значимой силой на социально-политической арене республик ЦА. А в связи с тем, что в этих странах преобладающее значение имеет мусульманство, наиболее активны здесь исламские религиозные объединения.
Ислам как учение начал выступать инструментом регулирования отношений между этносами в тех государствах, где существовал мультиэтнический социум, а также регламентировать общественные отношения в странах с преобладанием одного этноса. Включение ислама в их политическую жизнь происходило по идентичным «сценариям» со следующими фазами:
— развал экономики;
— отсутствие идеологии на государственном уровне;
— рост социального напряжения внутри государства;
2 См.: Зайферт А.К., Звягельская И.Д. Примирение Европы и ислама в Евразии // Восток. Афроазиатские общества: история и современность, 2004, № 5. С. 77.
— ущемление прав наиболее уязвимых слоев населения;
— давление со стороны властей на инициативы «снизу».
Дальнейшее использование ислама в политической жизни республик региона было направлено на решение внутриполитических вопросов, связанных с распределением мест в правительстве, то есть с достижением власти. Как правило, представители духовенства вовлекались во внутри-элитную и межклановую борьбу. В одних странах это проходило в мирном русле, в других (например, в Таджикистане) переросло в гражданскую войну. В Узбекистане вовлечение религиозных деятелей в указанное противоборство повлекло за собой вооруженные столкновения и рост напряженности в обществе, в Кыргызстане религиозные организации начинают постепенно внедряться в органы власти (наиболее заметно на юге республики).
Особо следует отметить факт идентичности на религиозной основе, так как после «парада суверенитетов» во многих странах повысился интерес к своей национальности и культурным традициям. Повсеместно можно было наблюдать тенденцию к росту национального самосознания народов. В силу того что население стран ЦА исповедует преимущественно ислам, во многих из них исламский фактор стал не только одним из определяющих моментов в жизни общества, но и действенным механизмом в борьбе за власть. Возрождение мусульманских традиций приветствовалось повсеместно. Восстановление таких ритуалов, как хадж, стало популярным не только среди рядовых граждан, но и политиков, в результате чего это паломничество, почитаемое всеми верующими и осуществляемое только в определенных целях, в последнее время превратилось в своеобразный «пропуск» во власть. Если азиатский политический деятель не совершил хадж, то его шансы удержаться на занимаемом посту или подняться выше автоматически сокращались до минимума.
В этот период можно наблюдать, с одной стороны, взаимопроникновение государственной власти и религии, с другой — набирающий обороты процесс политизации ислама. В некоторых республиках духовенство стало политизироваться, направляя свои усилия во внутриполитическое русло жизнедеятельности государства.
При фактическом отсутствии границ — как между республиками-членами СНГ, так и с другими сопредельными странами — начался неконтролируемый массовый завоз литературы идеологического характера, которая, наряду с просветительской целью, несет в себе пропаганду становления независимого исламского государства, охватывающего территории Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана. Инициированный странами Ближнего Востока наплыв специализированной литературы, направленной на популяризацию ислама, породил у ее читателей много вопросов, на которые многие муллы и имамы не всегда могут дать исчерпывающие ответы.
Очередным фактором, усугубляющим ситуацию, послужили принятые действующей властью меры по назначению на должности священнослужителей людей, приближенных к тому или иному клану, той ли иной группе влияния, в результате чего назначенные «сверху» имамы и муфтии не пользовались в должной мере популярностью у служителей веры и в среде дехкан (в данном случае — простых граждан). Слабая теологическая подготовка священнослужителей не только не позволила привлечь в эти ряды новых почитателей и удержать прежних, но и способствовала ослаблению интереса со стороны рядовых граждан. В то время мало кто осознавал, что два-три имама, неподготовленных или дискредитированных в глазах уммы, могут создать гораздо больше проблем, чем десятки проповедников радикальных течений.
Процесс увеличения числа мечетей, одобренный государственными органами
республик региона, наталкивался на резкий дефицит священнослужителей, а практиковавшие муллы были недостаточно компетентными в своей области, неспособными вести беседы на религиозные темы в доступной форме. Однако в нашем случае интересно то, что рядовые граждане получали ответы на свои вопросы от других людей, знающих арабский язык и способных доступно разъяснить трактовку того или иного послания.
Не последнюю роль в увеличении интереса к исламу как учению и в политизации этой религии сыграл постепенно разрастающийся системный кризис стран ЦА, выразившийся в трудностях экономического переустройства общества и в огромном разрыве между доходами самых богатых и самых бедных, что привело к разочарованию людей в правящем строе. В этих условиях многие граждане стали искать альтернативу, и выход из данного положения предложили зарубежные исламские эмиссары, которые не только смогли найти общий язык с людьми, но и помочь им своими советами, а также действиями.
Сложившаяся обстановка не могла долго оставаться в латентном состоянии. Политизировавшись, религия вышла на передовые позиции, потеснив государственных деятелей, в результате чего во многих республиках ЦА были отмечены вооруженные столкновения, способные привести к гражданской войне и росту напряженности.
Влияние радикального и воинствующего ислама в государствах региона, а также в соседних с ними странах угрожает стабильности ЦА и чревато некоторыми структурными проблемами. Существует тревожная тенденция, сводящаяся к тому, что ислам будет приравнен к экстремизму лишь в силу того, что религия побуждает одну группу (как правило, молодых людей) участвовать в деятельности, направленной на формирование протестного потенциала и способствующей накалу социальных волнений, а другую — использовать религию для оправдания террористических акций.
В данном случае следует учитывать, что антиисламская пропаганда и чрезмерное упрощение сложившейся религиозной и политической ситуации в странах Центральной Азии приводили к принятию некорректных решений. Доказательство тому — увеличение числа случаев депортации граждан соседних стран, занимающихся в основном торговлей, усиленные паспортный и визовый режимы, ограничение передвижения людей по ЦА и т.д. Вместе с тем экономическое развитие республик региона не позволяет с уверенностью говорить об их стабильной социально-экономической ситуации. Бремя неразрешенных экономических проблем усиливает этническое и социальное напряжение, что в свою очередь способно привести к прямым столкновениям, то есть конфликты, носящие латентный характер, в ближайшее время могут трансформироваться в открытое противостояние.
Война в Таджикистане — самой бедной стране Центральной Азии — была тому подтверждением. Вместе с тем необходимо учитывать, что правительство этой республики в настоящее время не в полной мере контролирует ситуацию в ряде ее районов. Некоторые страны региона, пережив период исламского ренессанса, во многом обусловленного поддержкой со стороны светской власти, пытались ограничить влияние религии на внутригосударственном уровне. Оценив силу и мощь ислама, властные структуры начали искоренять радикальные проявления, не задаваясь мыслью о том, что сложившаяся напряженная социально-политическая ситуация во всех этих республиках и правовой нигилизм на уровне государственных организаций — плодородная почва для роста сопротивления существующему строю3. Поэтому власти сконцентрировали свои усилия на ограничении роли ислама нормативно-правовыми рамками, способными «удержать» его от проникновения в политическую сферу. В последнее время тема «исламской угрозы» стала в Центральной Азии не только
3 См.: Панфилова В. Указ. соч.
предметом обсуждений спецслужб и международных конференций, но и достоянием СМИ.
События в Намангане и Баткене, занимавшие первые полосы в информационных сводках, свидетельствуют, что исламская угроза действительно существует и ее следует принимать как реальность наших дней. Можно с большой долей уверенности сказать, что весна и лето 2007 года станут для стран ЦА напряженным периодом не только в Узбекистане, Таджикистане и Кыргызстане, но и в Казахстане.
В этой связи отметим, что исламский фактор уже неоднократно играл свою роль в качестве серьезной дестабилизирующей силы:
— в ходе гражданской войны в Таджикистане (1991—1992 гг.);
— во время баткенских событий в Кыргызстане;
— при попытках вторжения боевиков ИДУ в Узбекистан;
— при росте угрозы со стороны движения «Талибан» (конец 1990-х гг.);
— в андижанских событиях в Узбекистане (2005 г.).
Тем не менее в целом угрозы, связанные с исламом, носили в большей степени внутренний характер, чем внешний, то есть возникали не в результате внешнего вмешательства (со стороны мусульманских государств), а были следствием внутриполитических дисгармоний и тяжелого социальноэкономического положения стран ЦА.
Основные внутригосударственные противоречия, в одних республиках в большей, в других — в меньшей степени способствовавшие распространению идей исламского фундаментализма, можно условно разделить на следующие группы:
— внутриполитический кризис;
— тяжелая экономическая ситуация;
— активная борьба за власть между кланами и группами влияния;
— дефицит рабочих мест при высокой численности трудоспособных граждан;
— фактическое расслоение общества на чрезвычайно богатых и совсем бедных;
— высокая плотность населения;
— отсутствие идеологической работы государственных органов власти с народом;
— рост коррупции во всех эшелонах власти;
— низкая грамотность в среде духовных наставников по сравнению с «пришлыми» проповедниками, несущими в народ свою «истину», и т.д.
Существует мнение, что экономическое развитие снизит межэтническое и религиозное напряжение. При этом необходимо осознавать, что без радикальных улучшений социально-экономической ситуации, которые в ближайшем будущем в республиках региона не предвидятся, нельзя говорить о каких-либо позитивных изменениях в любой из его стран.
Безработица является в ЦА одним из основных спутников отдельных республик. Принимая во внимание, что большинство нетрудоустроенных — молодые люди, можно не только констатировать рост в регионе уровня безработицы, но и прогнозировать количественный «переход» данной социальной категории в новое качество, принимающее образ религиозной борьбы за свои нереализованные права. (Это уже было заметно в процессе антиправительственных выступлений молодежи в Кыргызстане.)
При дальнейшем спаде экономики в странах Центральной Азии и — как следствие этого — ухудшении в каждой из них социальной ситуации, возникают реальные угрозы появления сепаратистов и активизации их деятельности. В то же время межгосударственные трения по вопросам торговли, таможенных пошлин, границ, распределения воды и энергии, а также старых долгов могут лишь способствовать росту протестного потенциала.
Ныне, наряду с вышеуказанными факторами, актуализируется вопрос о
воде, используемой республиками ЦА в ирригационный период. Здесь, в частности, необходимо учитывать, что с момента распада СССР на оросительных системах не было никаких ремонтно-восстановительных работ, и если в ближайшее время произойдет сбой в функционировании ирригационных систем и в системах распределения воды, то количество конфликтов на региональном уровне не только возрас-
тет, но и примет межгосударственные масштабы.
В странах Центральной Азии не на последнем месте находится и проблема наркотрафика. Так, ныне огромное количество людей задействовано в производстве, транспортировке и торговле наркотиками, причем основные транзитные пути «дурмана» проходят по территории Ферганской долины.
Группы влияния
Как мы уже отмечали, в распространении религиозных учений в республиках Центральной Азии значительную роль сыграли внешние факторы. Борьба за эти республики, за их будущий путь развития вовлекает в свою орбиту все больше и больше государств, которые можно условно разделить на две группы. В первую входят страны, которые хотели бы видеть республики ЦА исламскими государствами. Во вторую — группа стран или межгосударственных объединений, делающих все, чтобы данные республики стали светскими государствами, где ислам играл бы лишь роль культурного наследия, не вмешиваясь в политическую и экономическую сферы.
Очевидно, что первую группу составляет ряд исламских стран, прежде всего Египет, Саудовская Аравия, Арабские Эмираты, Иран, Турция и Пакистан. Сюда можно также добавить значительное количество государств (свыше 52), входящих в Организацию Исламская конференция.
Ко второй группе можно отнести некоторые европейские страны (в том числе Россию), США, Китай, Индию и Израиль. Что касается Индии и Китая, то они более других обеспокоены подобным развитием ситуации, так как оно способно оказать значительное влияние на активизацию сепаратистских движений в штатах Пенджаб и Кашмир (Индия), а также в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР.
Становится очевидным, что эти государства разделяют опасения относительно того, что усиление позиций ислама в Центральной Азии может повлечь за собой изменение политического и экономического курса ее республик, способствовать возрастанию напряженности в регионе. О многих странах, граничащих с республиками ЦА, говорилось уже немало, однако вне зоны внимания остались другие государства мусульманского мира, которые также способны повлиять на неокрепшие страны региона.
В этом плане активизировались исламские государства, которые преследуют (наряду с благими намерениями просвещения своих собратьев по вере) и вполне земные цели. При появлении информации о значительных богатствах недр республик ЦА (в большей степени это касается Казахстана), исламские страны стали более внимательно относиться к возможностям, которые они могли бы использовать в своих национальных интересах.
В этом случае обеспечение доступа к разработке и транспортировке энергоресурсов прикрывалось стремлением оказать идеологическую помощь в процессе ренессанса ислама на территории республик ЦА. Государства Ближнего Востока в полной мере осознают, что при потере контроля над Казахстаном они столкнутся с новым конкурентом, способным потеснить страны-члены ОПЕК на мировом рынке нефтепродуктов, что в первую очередь затрагивает их интересы. Таким образом, можно «просчитать» возможные
действия по дестабилизации политической ситуации в Каспийском регионе с целью приостановки развития нефтяных разработок в его странах (включая и Казахстан).
Итак, Иран. Определенный интерес вызывает умеренная политика Тегерана по отношению к республикам ЦА. Следует отметить, что в последнее время именно это государство усиленно обвиняют в экспорте исламской революции. В частности, не в пользу иранской внешней политики свидетельствовали события в Таджикистане начала 1990-х годов, в которых была замечена «рука» Тегерана. Что касается других государств ЦА, то Иран сосредоточил внимание на своих национальных интересах в Каспийском регионе, где преследует две цели. Во-первых, это налаживание более тесного сотрудничества с литоральными странами (в данном случае это больше относится к Казахстану и Азербайджану) для лоббирования своих планов на Каспии, во-вторых — поиск слабых сторон у Казахстана, который не имеет в данном регионе достаточного военного присутствия.
Сегодня Иран — государство, граждане которого в повседневной жизни придерживаются канонов ислама, но это не может служить «отягчающим фактором», содействующим созданию негативного образа Тегерана в глазах Запада. Вместе с тем растущая популярность руководства Ирана у лидеров государств исламского мира способна оказывать влияние и на некоторые республики ЦА, которые по религиозным и этническим признакам близки к Ирану.
Свои интересы в республиках региона имеет и Турция. В рассматриваемый период ее политика по отношению к ЦА характеризовалась двумя аспектами: она была частью стратегии Запада (благодаря членству в НАТО) и развивалась под сильным влиянием «тюркского фактора» (особенно в первой половине 1990-х гг.).
В данном случае целесообразно подчеркнуть, что ныне основные расхождения в религиозных взглядах стран исламского мира связаны лишь с тем, в каком направлении следует развиваться республикам ЦА — государства светского (по типу Турции) или теократического, где религия будет охватывать все основные сферы общественной жизни (например, теократия Саудовской Аравии). Тем не менее в последнее время отмечается повышенный интерес Анкары к республикам региона, которые уже не первый год получают от нее финансовую и иную помощь, предназначенную для реализации ряда проектов, в том числе в религиозной сфере.
Третьей страной, напрямую влияющей как на отдельные государства Центральной Азии, так и на всю ситуацию в регионе, является Афганистан. При этом уместно говорить не только о его роли «игрока» на геостратегическом поле ЦА, но и о функциях акторов стран региона на афганском политическом пространстве. Взаимозависимость Афганистана и республик Центральной Азии в сфере безопасности не только очевидна, но и постоянно вызывает в этих республиках чувство настороженности, связанное с собственной «сохранностью».
Следует отметить, что с падением режима талибов исламский фактор только на первых порах утратил свое значение для геополитики ЦА4. А потенциал данного фактора кроется в таких реалиях, как географическое соседство Афганистана с Пакистаном и Ираном, а также большая доля вероятности победы в Турции исламистов, вследствие чего Анкара может стать проводником так называемой «исламской геополитики».
Все популярнее становится мнение о том, что после поражения движения «Талибан» проблема существования талибов не исчезла (и не собирается исчезать), впрочем, как и сами талибы, которых многие зарубежные СМИ неоправданно предали забвению. Тали-
4 Нельзя не упомянуть, что с конца 2001 года, когда пал режим талибов, Афганистан стал крупнейшим производителем наркотиков, обеспечивая, по разным данным, от 70 до 80% их мирового производства.
бы лишь изменили тактику, и сегодня их деятельность направлена не только на осуществление террористических актов в самом Афганистане и сопредельных с ним государств, но и на политическую борьбу, результатом которой стало появление представителей «Талибана» в парламенте страны, что может послужить дальнейшему проникновению талибов в ряды ее руководства.
Энергичность, с которой начало действовать это движение, позволяет утверждать, что у талибов появился аналитический центр, основная задача которого в настоящее время — легитимное внедрение членов структуры в органы власти Афганистана. Еще одно доказательство изменения формы воздействия талибов на население этой страны — возобновление вещания радиостанции, учрежденной движением «Талибан» в апреле 2005 года (ее сигнал «ловят» в пяти южных провинциях). Учитывая, что ныне в Афганистане популярны только три радиостанции — правительственная, Би-би-си и «Голос Америки», вещающие на пушту и дари, но в основном обсуждающие темы демократизации по западному образцу, чуждые менталитету афганцев, радиостанция талибов может за короткое время не только восстановить собственную аудиторию, но и приумножить число своих приверженцев5.
Принимая во внимание активность, с которой талибы начали 2005 год, можно сказать, что перерыв, связанный с затишьем в их деятельности, руководство движения использовало не только для перегруппировки сил, но и для кардинального пересмотра тактики ведения борьбы за политическое доминирование как в самом Афганистане, так и в Центральной Азии в целом. Кроме того, представители движения не забыли и о своей «традиционной» деятельности — регулярность рейдов талибов постепенно возрастает. И хотя их возможности пока ограничены, правительство X. Карзая явно обеспокоено активностью боевиков и (особенно) продолжающейся поддержкой «Талибана» со стороны Пакистана.
Благодаря своей новой тактике талибы «растворились» среди жителей Афганистана или перебрались в его труднодоступные районы, где ожидают своего часа (вполне вероятно, что их время настанет уже в недалеком будущем). Вместе с тем популярность их идей у некоторых слоев населения республик ЦА дает основание предполагать, что усилия представителей «Талибана» и в дальнейшем будут направлены на религиозное просвещение жителей региона, а также на формирование отрядов, способных в нужное время и в нужном месте появиться с оружием в руках и встать на сторону талибов.
* * *
Центральная Азия представляет собой регион, где расположен потенциальный очаг распространения религиозного экстремизма, а в отдельных случаях имеют место межэтнические конфликты, где люди уже столкнулись с гражданской войной и знакомы с политической нестабильностью, а также тяжелой социально-экономической ситуацией. Сейчас безопасность ЦА — с геополитической точки зрения — сложная конструкция, в которой задействованы различные внешние силы и которая имеет несколько уровней и подуровней, создаваемых посредством участия данных государств в различных региональных организациях и их связей в сфере безопасности сразу с несколькими центрами силы. Как представляется, для поддержания в регионе стратегической стабильности, весьма важной с точки зрения геополитических, экономических и энергетических интересов многих внешних сил, целесообразно предотвратить перерастание социальных и идеологических конфликтов в политический антагонизм. Очевидно, что Запад должен переосмыслить
5 По сообщению информационного агентства «Regnum» [www.regnum.ru].
22 ----------------------------------------------------------------------
свое отношение к исламу на собственной политической арене, а это возможно лишь в том случае, если он воспримет ислам и исламские политические движения в азиатской части сферы деятельности своих структур безопасности как органический элемент местных обществ. Последователи ислама займут общенациональные позиции только тогда, когда убедятся, что существование религиозных и социально-политических структур в их собственных странах и в евразийском контексте надежно гарантировано. Следовательно, для Запада было бы лучше протянуть руку «собственным» исламистам, нежели позволить им прийти к выводу, что за утверждение своих ценностей они должны бороться с помощью внешних экстремистских акторов.
Геополитическая ситуация в ЦА, сложившаяся в результате обострения политического положения в Афганистане (общественность так и не узнала результатов проведенных выборов в парламент этой страны, а активность талибов отмечается практически каждый день), в Узбекистане (события в Андижане могут стать лишь началом кризиса в Ферганской долине), а также в Кыргызстане (где в любой момент ситуация может выйти из-под контроля и перерасти в гражданскую войну); относительно стабильное социально-политическое положение в Таджикистане; существующие и потенциальные угрозы безопасности в Казахстане, а также в двух приграничных с регионом странах (Китае и России) — все эти факторы поднимают вопросы об укреплении военно-политического потенциала и улучшении социально-экономической ситуации в каждой республике ЦА.
Анализ сложившейся в регионе обстановки показывает, что в среднесрочной перспективе актуализируется проблема экстремизма и терроризма — как наиболее масштабной и опасной по последствиям угрозы для данных государств. Международный терроризм, религиозный экстремизм, организованная преступность, бедность и торговля наркотиками — «гремучая смесь», способная взорвать квазистабильную Центральную Азию. Экономическая отсталость, перенаселенность, дефицит питьевой воды и воды для орошения, необходимой в ирригационный период, могут нарушить хрупкий мир в ЦА. К тому же ныне в большинстве ее республик увеличивается разрыв в экономическом и политическом развитии.
Вооруженные конфликты на юге Кыргызстана и в Узбекистане (1999—2001 гг.), а также последние события в Бишкеке (весна 2005 г.) демонстрируют взаимосвязь между региональным дистанцированием новых независимых государств и слабостью их политического устройства. Становится очевидным, что большинство вышеназванных стран из упоминавшихся групп влияния заинтересовано в том, чтобы ЦА не превратилась в очередную «горячую точку», в основе которой находился бы религиозный экстремизм.
Борьба между указанными группами влияния будет продолжаться в ЦА с переменным успехом, причем многие государства пытаются оказать странам региона посильную помощь — экономическую или финансовую, а также в виде принятия этих республик в те или иные межгосударственные объединения и международные организации. Членство в таких структурах предполагает значительное содействие в решении многих проблем, что в свою очередь ставит страны ЦА перед выбором, так как подобные предложения могут накалить ситуацию в регионе больше, чем та борьба с религиозным экстремизмом, которая лежит в основе деятельности обеих групп.
Дальнейшее развитие событий в республиках ЦА предсказать несложно: следует только признать, что регион является резервом исламского радикализма — как территория, где накопился значительный протестный потенциал. Нельзя игнорировать и то, что в свое время на данной территории существовало независимое исламское государство, идея воскрешения которого не дает покоя многим религиозным деятелям.
Однако при рассмотрении духовного фактора в жизнедеятельности республик региона не рекомендуется ставить знак равенства между исламом (как религией) и политичес-
ким исламом (как средством борьбы за власть). Необходимо также учитывать, что идеальные условия для политического ислама появляются там, где уровни ожиданий населения и реальной жизни значительно разнятся.
При таком положении дел приверженцы политического ислама предложат — в соответствии со своими духовными традициями — иной, достаточно эффективный способ решения проблемы. Если не учитывать это правило, то вполне вероятно, что государства ЦА столкнутся с внутренним ростом напряженности, пополнив ряды последователей политического ислама. Регион продолжает оставаться территорией, где потенциал распространения терроризма и религиозного экстремизма может довольно быстро достичь «пороговой отметки», в результате чего ЦА в очередной раз станет не только объектом внимания стран мира, но и (являясь ареной столкновения национальных интересов ведущих государств планеты) будет служить полигоном для испытания новых политтехнологий и, возможно, «свежих» подходов к нейтрализации общественных объединений, пропагандирующих радикальные религиозные учения или придерживающихся их в своей деятельности.
