CC BY
120
М.Гусев,
историк
ИСЛАМ В ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ. (НОВЫЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ)
Вот уже несколько лет, как в ряде стран Юго-Восточной Азии (ЮВА) заметно укрепляются исламистские настроения и усиливается влияние (но, можно сказать, и давление) мусульманских лидеров на общество. Исламизм, который рассматривается рядом исследователей данной проблемы как политическое направление, ставящее своей задачей сделать ислам центром политического устройства, стал заметным мировым феноменом после победы в 1979 г. исламской революции в Иране. ЮВА не стала исключением. Регион превратился в объект пристального внимания движения, весьма напористого в стремлении к реставрации «подлинного» ислама и внедрения его постулатов и принципов буквально во все сферы жизни. Исламизм довольно долго не представлял реальной опасности существующим режимам. Но его сторонники упорно, активно и целеустремленно продвигали его в качестве альтернативы существующим политической, экономической, социальной и культурной системам и, в конце концов, — надо это признать — добились определенных успехов.
Огромное влияние на развитие исламизма в странах региона оказали события 11 сентября 2001 г. Эта трагедия и ее последствия, включая антитеррористическую кампанию США в Афганистане и военные действия в Ираке, не только усилили дискуссии вокруг исламизма, но и еще более радикализовали их содержание. Так, в Индонезии риторика о глобальной священной войне — джихаде — против тайного «мирового сговора сионистов», призывы к ней становятся одной из главных тем выступлений ряда исламских политических деятелей. На этом они зарабатывают немалые политические дивиденды. Эти выступления в значительной степени способствовали серии кровавых погромов с большим числом жертв в различных городах страны, а также проведению массовых демонстраций с требованием введения шариата. В Малайзии многочисленные плакаты и транспаранты со словами «Мы любим джихад» и портретами бен Ладена становятся постоянной атрибутикой собраний малайской молодежи.
Происходит явная радикализация мусульманского движения и на Филиппинах. Она выражается в нарастании вооруженной борьбы во всех провинциях мусульманского юга, возобновлении военной
активности Исламского фронта освобождения Моро (ИФОМ). Группировка «Абу Сайяф», связанная с «Аль-Каидой», осуществила похищения в последнее время с целью выкупа и в качестве демонстрации своеобразного протеста против «антиисламской» политики Запада множества иностранных туристов. Между тем, еще в 70-80-х годах идеология филиппинского мусульманского движения, в котором преобладало сепаратистское движение, была далека от ортодоксального политического ислама и фундаментализма. В программе ИФОМ отсутствуют четкие формулировки о подчинении нормам шариата будущего общественного и социального устройства Республики Моро. По мере радикализации мусульманского движения на Филиппинах происходит усиление межконфессионального конфликта.
Пиком террористической деятельности исламистов стал взрыв в Индонезии, на острове Бали, в октябре 2002 г., когда погибли свыше 200 человек и более 300 были ранены. Большинство жертв составили иностранные туристы, в основном из Австралии. След ведет к региональному террористическому подполью — группировке «Джа-маа Исламия», стремящейся создать панисламское государство за счет территорий Индонезии, Малайзии, Филиппин, Сингапура и Брунея. В марте 2003 г. произошло два взрыва с большим числом жертв в аэропорту Давао на филиппинском острове Минданао. Нынешним летом прозвучал еще один взрыв, унесший человеческие жизни близ отеля «Мэриот» в Джакарте. В этих условиях важно выяснить — какое и насколько сильное воздействие воинствующий ислам оказывает на состояние общества в странах ЮВА? Такая постановка вопроса правомерна, поскольку проявления экстремизма, как правило, вызывают ответную реакцию властей и населения.
Заметно повышается интерес к религии со стороны умеренных мусульман. Будучи обеспокоенными падением моральных устоев, коррупцией и вытекающими из этого социальными последствиями, умеренные мусульмане видят в религии и ее организационных структурах средство для решения данных проблем и вольно или невольно становятся в какой-то мере «резервом» для пополнения рядов радикальных исламистов. В соответствии с исследованием, проведенным находящимся в США Азиатским фондом, религиозные лидеры и религиозные организации в Индонезии пользуются значительно большим доверием при решении социальных и бытовых вопросов, чем полиция и суды. Ректор Государственного исламского университета и ведущий теоретик ислама в Индонезии Азумарди Азра находит
вполне резонным тот факт, что многие люди обращаются к религиозным организациям, поскольку государство не в состоянии решить их проблемы. Приходится констатировать и то, что последовавшая вслед за падением режима Сухарто (который препятствовал распространению ислама) демократизация общества, не подготовленного к такому процессу, вылилась в нарастание процесса его исламизации. Джа-картский центр по изучению ислама провел исследование, в соответствии с которым 61% опрошенных одобряют введение норм шариата в повседневную жизнь. Но при этом подавляющее большинство из них категорически отвергло такие драконовские меры, предписываемые шариатом, как наказание воров посредством ампутации конечностей и забивание камнями неверных жен. Мусульманские иерархи уже сделали в этой стране пока неудачную попытку провести через парламент «шариатизацию» Конституции страны. В ряде районов и провинций, добивающихся большей автономии, открыто обсуждается идея повышения роли шариата на этих территориях. Не так давно губернатор Восточной Явы нарушил покой индонезийского общества тем, что попытался своей властью ввести обязательное ношение головных покрывал девочками в государственных гимназиях по пятницам и религиозным праздникам. Однако эта инициатива не была поддержана большинством жителей провинции, и число сторонников оказалось недостаточным, чтобы ее окончательно узаконить.
Следует отметить, что элементы шариата всегда присутствовали в повседневном быте жителей Индонезии и Малайзии. Его нормы находят отражение в отдельных актах семейного права, в частности, при решении вопросов опекунства, наследства, раздела имущества. Апелляции рассматриваются религиозными судами, которых в стране насчитывается 330. Эти суды имеют свое представительство в Верховном суде страны. В Малайзии, унаследовавшей законодательство в основном от своей бывшей метрополии — Великобритании, вопросы семьи, брака, морали применительно к мусульманам тоже решаются в соответствии с шариатом. Религиозные суды выносят приговоры за употребление алкоголя, отказ от посещений молитвенных мест, нарушение супружеской верности, гомосексуализм и прочее. Правда, наказания носят мягкий, скорее воспитательный характер, с целью удержания провинившихся от повторных греховных проступков. По существу, в этих странах вопрос состоит не в легализации шариата, а в масштабах и границах его применения. Налицо большие расхожде-
ния между умеренными или, как их еще называют, «номинальными» мусульманами и радикалами.
Принципиальная позиция умеренных мусульман состоит в том, что правовые нормы шариата должны применяться на практике выборочно и на сугубо добровольной основе, без вторжения в личную жизнь. Религиозность не сочетается автоматически со слишком жесткой приверженностью канонам шариата. Для умеренных мусульман нет будущего в том обществе, которое является идеалом фанатичных исламских ортодоксов. Между тем поборники радикального ислама настаивают на строгом соблюдении всех канонов шариата и на оценке всех событий общественной жизни только через его призму. Но приверженцы таких взглядов в той же Индонезии отнюдь не составляют большинства. Мятежная провинция Аче, требующая отделения от страны с тем, чтобы создать исламское государство, становится своего рода лабораторией по легализации в широком объеме норм шариата. В этой провинции принимаются меры к тому, чтобы резко ограничить употребление алкоголя, стало обязательным для женщин ношение головных покрывал, введено раздельное нахождение мужчин и женщин в общественных местах, запрещены азартные игры. Но и здесь у инициаторов забивать неверных жен камнями и ампутировать конечности у воров сторонников мало. Кроме того, активное продвижение таких мер наказания может вызвать нежелательный международный резонанс.
Губернатор провинции Абдула Путэ разработал проект закона, в соответствии с которым полномочия религиозных судов распространяются на решения криминальных и коммерческих вопросов. Но, как отмечают местные аналитики, в частности ректор расположенного в Аче Государственного исламского университета, эта мера носит скорее политический характер, и ее претворение в жизнь вряд ли будет иметь успех. Хотя провинция направила своих представителей в Малайзию и Египет для того, чтобы изучить их опыт по введению шариата в полном объеме, глава религиозного суда в Аче Софиан Салех отмечает, что этот процесс длительный и сложный, и его решение возможно лишь при нахождении консенсуса среди четырехмиллионного народа Аче. Между тем с момента начала здесь сепаратистского восстания, т.е. с середины 70-х годов прошлого столетия, счет жертвам конфликта идет на многие тысячи. В 2001 г. насилие в Аче унесло свыше 1500 человеческих жизней. Основные сепаратистские
лидеры тем временем скрываются за границей. Таким образом, вопрос все равно ждет решения...
В Малайзии решение религиозных вопросов находится в плотной привязке со сложной этнической и политической ситуацией. Оппозиционная исламская партия (ПАС) строит свою политику в борьбе за власть, играя на извечной проблеме Малайзии — экономической отсталости мусульман-малайцев, представляющих большинство населения страны, и использует ислам в качестве оружия в противоборстве с основной партией правящей коалиции — Объединенной малайской национальной организацией (ОМНО). Обе партии претендуют на монополию правильного толкования ислама применительно к условиям страны. ПАС настаивает на введении в стране так называемого исламского криминального кода (худуд), как единственно правильного принципа не только при вынесении приговоров в суде, но и при регламентации всей жизни общества, включая при этом самые жесткие меры наказания за отступничество от канонов ислама. Но, хотя худуд уже 11 лет провозглашен в качестве официального критерия определения вины и меры наказания в штатах Ке-лантан и Тренггану, расположенных в так называемом «мусульманском поясе» на севере Малайзии, где исламисты целиком контролируют ситуацию и ПАС является правящей партией, она не может провести его в жизнь. ОМНО заявила о том, что введение исламского криминального кода неконституционно. Куала-Лумпур дал указание полиции упомянутых штатов не сотрудничать с местными властями в тех случаях, когда предлагаемые ими меры наказания правонарушений противоречат положениям Конституции страны. Тем не менее, главный министр штата Тренггану и президент ПАС Хади Аванг заявил, что у данной проблемы только одно решение, а именно — в пользу ПАС, и это решение будет принято на всех уровнях в течение года. В своем интервью одной из газет он отметил, что обнародование этого намерения дало «поразительные результаты» в борьбе с преступностью, поскольку правонарушители «стали запуганными».
История с самим появлением исламских радикалов в Малайзии довольно-таки неясная. То, что они есть, — факт неоспоримый. Ясно и то, что на текущий момент угрозы безопасности страны они не представляют. Но ситуация, возникшая в Малайзии, — еще одно подтверждение того, что в условиях возрастания роли и политизации ислама его радикальное ответвление, само его наличие, при всей незначительности на политическом небосклоне может оказать очень боль-
шое воздействие на расстановку сил в стране. Правительство Махат-хира Мохамада оказалось заинтересованным в появлении на политической арене неких экстремистов, что дало в руки властей пропагандистский инструмент в борьбе с исламской оппозицией. Сын духовного лидера ПАС Ника Азиза возглавляет радикальную исламскую организацию «Бригада моджахедов Малайзии», которую власти обвинили в экстремизме и терроризме. Вместе с сыном одного из руководителей ПАС за решетку были отправлены еще с десяток исламистов, и ПАС оказалась дискредитированной. Арестам на основе Закона о внутренней безопасности наряду с подозреваемыми террористами подверглись политические оппоненты премьера.
Выступая с решительным осуждением исламского экстремизма, Махатхир Мохамад привлек на свою сторону не только умеренных мусульман, которых большинство, но и представителей других этнических групп и конфессий. В результате ему удалось консолидировать свою политическую базу, подорванную в ходе парламентских выборов в конце 1999 г.. Политическая стабилизация позволила провести ряд мер, направленных на подъем экономики, невозможных в других условиях. Для Малайзии, сильно зависящей от внешней торговли, весьма существенным фактором на фоне ее антитеррористических действий и высказываний представителей власти стала нормализация отношений с основным торговым партнером — Соединенными Штатами.
Естественно, что далеко не всегда присутствие экстремизма в политическом спектре дает столь благоприятные результаты. Зачастую бывает совсем наоборот. Главное то, что практически повсеместно экстремизм в любых соотношениях к общей расстановке сил является причиной концентрации напряженности и политических манипуляций. На юге Филиппин, например, боевики ИФОМ ведут борьбу за провозглашение независимого исламского государства на всей территории острова Минданао, хотя мусульмане составляют большинство лишь в четырех из 14 провинций, расположенных на острове. Вспышка насилия со стороны радикального крыла мусульман позволила придерживающейся откровенно проамериканской политики президенту страны Глории Арройо возобновить масштабное военное сотрудничество с Соединенными Штатами. Реакция на возвращение на Филиппины после десятилетнего перерыва американских солдат была неоднозначной. Имели место бурные демонстрации протеста, причем не только со стороны мусульманской общины. Но, как пока-
зали результаты проведенного в Маниле независимого опроса общественного мнения, была и мощная поддержка политики президента, решившей в борьбе с терроризмом опереться на помощь США. Президент умело сыграла на этих настроениях и, как показало последующее, не прогадала.
В целом же большинство исламских группировок в Юго-Восточной Азии — не сторонники насилия. Самыми крупными и влиятельными среди них являются либо политические партии, либо организации, выступающие за «возрождение ислама». Одной из таких группировок является «Нахжатул улама» — крупнейшая в Индонезии и во всем мире исламская организация с 30 млн. сторонников. Она поддерживает «традиционные» мусульманские ценности, но ее «традиционализм» означает терпимый и плюралистический подход к соблюдению обрядов и исповедованию ислама. Наряду с «Нахжатул улама» с осуждением террористической акции на острове Бали выступило и другое крупнейшее в Индонезии многомиллионное мусульманское объединение «Мухаммадиа».
Собственно говоря, исламский фундаментализм и экстремизм всегда присутствовали в Индонезии после завоевания независимости в 1945 г. и даже раньше, но не они определяли настроения и мотивацию мусульманской общины, составляющей основу индонезийского общества. Сторонники переустройства всего жизненного уклада на основах шариата и превращения Индонезии в исламское государство всегда составляли меньшинство населения. Углубление социальных различий по мере экономического развития, нарастание пропасти между богатыми и неимущими — вот те причины, которые ведут к обострению религиозного чувства в наиболее обездоленных слоях общества. Агрессивное меньшинство может оказать решающее влияние на состояние общества. Именно оно становится чрезвычайно активным материалом под воздействием различного рода исламских идеологов, преследующих собственные интересы. Это и Усама бен Ладен, стремящийся на волне религиозной солидарности вовлечь в орбиту своего влияния экстремистов из стран Юго-Восточной Азии, и лидеры сепаратистского движения в Аче и других провинциях Индонезии, пытающиеся решить свои проблемы под флагом исламского государства, и руководство экстремистской мусульманской группировки «Джамаа Исламия».
Говоря об истоках экстремизма в Юго-Восточной Азии, следует отметить, что как бы ни было модно в современной российской полито -логической мысли во всем первопричиной этого явления видеть радика-
лизацию религиозного чувства среди обездоленных по мере углубления социального неравенства, нельзя забывать и про другие весьма существенные факторы. В частности, вывод советских войск из Афганистана и распад СССР послужили стимулом для активизации исламского экстремизма, идеологи которого утверждают, что, сокрушив при поддержке Аллаха в борьбе с «неверными» великую державу, исламский мир может и должен одолеть США — единственную оставшуюся сверхдержаву, стремящуюся диктовать свою волю всему миру. Эти взгляды упали на благодатную почву в Юго-Восточной Азии, где антиамериканские настроения весьма устойчивы. Радикализм, который в последнее время играл в политической жизни региона существенную роль, после краха марксистской идеологии утратил свою базовую основу. Всплеск агрессивного маоизма в Индонезии в конце 60-х годов прошлого столетия, крупномасштабные действия красных кхмеров и повстанческих отрядов в Малайзии, Таиланде и на Филиппинах ныне ушли в историю, и их повторение вряд ли возможно, поскольку дискредитированы и исчезли примеры для подражания — «революционный» Китай и «социалистический» Советский Союз. Потребовалась новая сверхцель — более важная, чем жизнь, во имя которой допустимо и даже необходимо насилие. Терроризм нуждается в идеологическом фундаменте для того, чтобы оправдать самопожертвование, обосновать убийство мирного населения, массовые репрессии и пр. Идеологический вакуум, возникший после ослабления левацкого радикализма, стал заполнять фундаментализм экстремистского толка. Подъем исламистского движения в ЮВА — часть этого процесса. В него так же активно, как и при продвижении марксистской идеологии, вовлекаются неимущие и обездоленные, видящие в этом путь к разрешению своих проблем. Отдельные радикальные исламские полувоенные группировки представляют нечто среднее между криминальными бандами и повстанцами. Примерами могут служить «Абу Са-яф» на Филиппинах и «Воинство джихада» в Индонезии, в действиях которых политические акции «перемешаны» с такими деяниями криминального характера, как вымогательство и рэкет. В Индонезии эти банды использовались как полувоенные формирования противников независимости Восточного Тимора в 90-х годах. Группировка «Воинство джихада» набирает боевиков из безработного мужского населения городов и выплачивает жалование их семьям за время службы.
Состав приверженцев радикального ислама по социальному признаку представляет весьма пеструю картину. Очевидно, массовость этому движению, по крайней мере, в Индонезии обеспечивают беднейшие
слои общества, составляя низшее звено в иерархии повстанческого движения. Но существенную роль играют профессиональные террористы — выходцы из обеспеченных семей. Они могут себе позволить, проживая за границей, появляться в регионе лишь для совершения террористических актов или вовсе осуществлять руководство из-за рубежа. Так, исполнителем взрыва в августе 2001 г. в крупном торговом центре Джакарты был гражданин Малайзии, первоначально входящий в «Бригаду моджахедов Малайзии» и затем проникший в Индонезию, чтобы действо -вать в составе «Армии джихада Молуккских островов». Непосредственными вдохновителями и организаторами этой акции индонезийская полиция считает руководителей военного крыла «Движения за независимость Аче» и сына бывшего президента Сухарто Томми. В причастности к экстремистской мусульманской группировке «Джамаа Исламия» в Малайзии также подозреваются дети видных малайских политических деятелей. И «Джамаа Исламия», и «Бригада моджахедов Малайзии» — единственные террористические группировки в регионе, продемонстрировавшие способность к крупномасштабным терактам, — состоят из представителей образованного среднего класса, которые получают выгоды от глобализации, а не являются ее жертвами. Обе группировки не смогли обрести поддержку на выборах среди бедных слоев населения. Бедность сама по себе не может объяснить существование такой транснациональной террористической сети, как «Джамаа Исламия».
Сами исламистские группировки образуют несколько четко очерченных категорий: движение за культурное и духовное возрождение ислама; политические партии; вооруженные и невооруженные организации, борющиеся за автономию или отделение мусульманских районов; радикальные полувоенные группировки и транснациональные террористические ячейки и сети.
Религиозный фактор отнюдь не всегда играет объединительную роль. Наглядный пример тому — ситуация, сложившаяся в самой крупной стране мусульманского мира — Индонезии, где 90% 220-миллионного населения страны исповедуют ислам. Приверженность одной религии если не способствует, то, во всяком случае, не препятствует длительному кровопролитию в Аче, что является, по существу, конфликтом сторон, различных в своем понимании ислама. Столь же пеструю картину представляют сторонники «либерального ислама», в частности и в отношении экстремистов. В их среде различные слои общества при всей их демонстративной приверженности исламу проявляют множественность нередко противоречивых интересов, связанных с религи-
ей. Это относится и к столь острому в Индонезии вопросу, как шариати-зация конституции.
Помимо того, очевидно, следует четко разграничивать искренние и неоднородные по своему характеру устремления, связанные с религией, различных слоев общества и нередко «пиаровские» заявления политиков, носящие конъюнктурный или откровенно амбициозный характер. Ислам в Юго-Восточной Азии во все большей мере становится оружием в борьбе за власть. Происходит его беспрецедентная политизация в ущерб истинному предназначению: политическая за-ангажированность в религии наносит глубокие раны ее духовности.
«Азия и Африка сегодня», М., 2003 г., № 10, с. 4—10.
Юрий Соловьёв,
журналист
ЛИВИЯ ПОСЛЕ САНКЦИЙ
Итак, санкции, действующие в течение последних 11 лет против Ливии, косвенно признавшей свою ответственность за взрывы американского и французского авиалайнеров, отменены. По городам и весям Джамахирии прокатилась волна всеобщего ликования. Толпы людей, собравшихся в центре Триполи, поздравляли друг друга с победой, держа в руках портреты Муамара Каддафи, лидера ливийской революции, автора «третьей мировой теории» и концепции «государства народовластия», изложенных в его знаменитой «Зеленой книге». Автором победы — а это именно победа, и здесь нет ни тени преувеличения, — является именно этот, «такой же простой, как и все», если верить его теории, ливиец, увлекавшийся в молодости трудами Бакунина и Кропоткина, а в наше время сумевший найти своей стране и самому себе место в новом мире, возникшем после падения Берлинской стены и развала СССР. Оговоримся сразу: это было нелегко, и здесь приходится признать за Каддафи большой политический талант, которого явно недоставало, например, Саддаму Хусейну. Одним словом, наступил, наконец, финал тягостной истории, ибо жить в изоляции не пожелаешь ни одному народу. Довольны, по-видимому, и родственники, сумевшие сделать хороший бизнес на своих давно выплаканных слезах.
Но ситуация рождает немало вопросов политологического плана. Прежде всего трудно здесь обнаружить последовательность в по-
