CC BY
122Ю. И. Ковыршина (Петрозаводск)
Интонирование заговоров и заклинаний: этномузыкологические аспекты (ритуальной) коммуникации
Литература, посвященная заговорам в отечественной фольклористике, этнографии, лингвистике, весьма обширна1. Вместе с тем невозможно считать до конца проясненными все аспекты бытования заговорной традиции. В круг вопросов, требующих специальных исследований, могут быть отнесены особенности коммуникации участников ритуала заговаривания и изменения звукового / интонационного поведения заговаривающего в зависимости от обстоятельств исполнения заговоров и заклинаний. В этномузы-коведении остаются актуальными исследования интонационно-ритмических особенностей исполнения заговоров и заклинаний с учетом более широкого круга материалов.
Одной из первых в отечественной фольклористике к вопросам интонирования заговоров обратилась Е. Н. Разумовская: наряду с подробными описаниями этнографического контекста, обстоятельствами времени и места исполнения заговоров, действий заговаривавшего, предписаниями и запретами, принятыми в заговорной традиции, исполнительской терминологией и характеристикой интонирования текстов информантами она опубликовала в своей работе нотацию заклинания ветра на скошенном поле [Разумовская 1993, 259].
В настоящее время наиболее масштабным исследованием интонационно-ритмических особенностей заговоров и заклинания с позиций этно-музыковедения следует считать диссертационное исследование и моно-
1 В числе работ последнего десятилетия — публикации полевых материалов: Полесские заговоры (в записях 1970-1990-х гг.) / сост., подг. текстов и коммент. Т. А. Агапкиной, Е. Е. Лев-киевской, А. Л. Топоркова. М., 2003; Традиционная русская магия в записях конца ХХ в. / вступ. ст., сост. и примеч. С. Б. Адоньевой и О. А. Овчинниковой. СПб, 1993. Исследования источников XVII — XIX вв.: Топорков А. Л. Олонецкий сборник заговоров как памятник народной культуры XVII в. // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 2003. № 1 (30). С. 148-155; Топорков А. Л. Заговорно-заклинательная поэзия в рукописных традициях восточных и южных славян // Литература, культура и фольклор славянских народов: доклады российской делегации. М., 2002. С. 351-361. (XIII Международный съезд славистов (Любляна, август 2003 г.)). Исследования заговоров в устной и рукописной традиции: Топорков А.Л. Заговоры в русской рукописной традиции XV — XIX вв.: история, символика, поэтика. М., 2005; Фадеева Л. В. Письменная заговорная традиция (проблемы собирания и изучения) // Материалы международной конференции «Фольклор и современность», посвященной памяти проф. Н. И. Савушкиной (20-22 октября 1994 года). М., 1995. С. 38-45. Работы, посвященные традиционным представлениям и прескрипциям, регулирующим традиционные магические практики и тексты, — в частности, исследования В. Е. Добровольской: Запреты и предписания, связанные с хранением и использованием рукописных тетрадей (на материалах Владимирской области) // Традиционная культура: научный альманах. 2011. № 2 (42). С. 58-70; Она же. «Молитовки петь грешно...» // Живая старина. 2007. № 2. С. 26-28; Она же. Традиционные нормативы, связанные с народным календарем // Традиционная культура: научный альманах. 2008. № 3. С. 65-80; Она же. Прескрипции, регулирующие заговорно-заклинательную практику (на материале Владимирской и Ярославской областей) // Традиционная культура: научный альманах. 2009. № 1 (33). С. 39-51.
графию Г. В. Лобковой «Древности Псковской земли»: их отдельные главы посвящены типологическим особенностям ранних форм фольклорного интонирования, к которым могут быть отнесены заклинания-приговоры, звучавшие в жатвенных ритуалах Псковской области [Лобкова 1997; Лобкова 2000] 2.
В настоящей публикации автор ставила своими целями: 1) выявить и систематизировать формы интонирования заговоров и заклинаний и 2) установить закономерности изменений в интонировании заговоров в зависимости от ситуации их записи (запись ритуала заговаривания / сообщение текста заговора в рамках полевого интервьюирования).
Материалами исследования стали экспедиционные записи заговоров и заклинаний, сделанные в ходе комплексных экспедиционных исследований 1998-2013 гг. в ряде районов Вологодской (Вытегорский, Вашкинский р-ны), Архангельской (Каргопольский, Плесецкий районы), Ленинградской (Боксито-горский, Подпорожский, Тихвинский районы) областей и Карелии (Беломорский, Кемский, Лоухский, Пудожский, Сегежский районы)3. Общее количество аудиозаписей (включая и дублирующие видеофиксации) составило 163 единицы.
Состав материалов неоднороден, разнообразен и обладает рядом преимуществ для работы. Во-первых, он дает возможность составить представление о ряде локальных традиций Северо-Запада на основании материалов, не публиковавшихся ранее, и выделить как локальные, так и типологические характеристики моделей интонирования заговоров и заклинаний; во-вторых, обладает комплексом данных, необходимых для оценки изменений в интонировании заговоров в связи с ситуацией интервьюирования, так как собиратели не только вели аудиозапись, но также фиксировали контекст исполнения заговоров, изменения ситуации.
2 Выявленные Г. В. Лобковой типологические черты интонационно-ритмической организации псковских жатвенных заклинаний-приговоров (группы текстов, имеющих заговорный характер произнесения, и образцы императивно-утвердительной направленности, имеющие форму декламации-скандирования) [Лобкова 2000, 114-124] отчасти характеризуют и ряд образцов из корпуса, на который опиралась данная работа.
3 В 1997-2000 гг. в рамках проекта «Комплексное междисциплинарное экспедиционное исследование традиционной культуры народов Карелии и сопредельных территорий», №5.1-635, Федеральная целевая программа «Государственная поддержка интеграции высшего образования и фундаментальной науки на 1997-2000 годы»; в 2001 г. в рамках проекта «Комплексное экспедиционное исследование локальных групп вепсов и карел в зоне Волж-ско-Ладожского водораздела» №5.1-Е 00800, Федеральная целевая программа «Государственная поддержка интеграции высшего образования и фундаментальной науки на 20012004 годы»; в 2002-2004 гг. в рамках проекта «По следам древних вепсов (комплексное историко-культурное исследование)», № Э0281/933, Федеральная целевая программа «Интеграция науки и высшего образования России на 2002-2006 годы»; в 2004-2005 гг. в рамках международного междисциплинарного экспедиционного проекта «Комплексные гуманитарные исследования бассейна Белого моря», финансируемого по гранту Совета министров Северных стран (грантодержатель — ИЯЛИ, Н. В. Лобанова); в 2006 г. в рамках проекта «Комплексное экспедиционное обследование Онежско-Беломорского водораздела», №06-04-03205е, РГНФ; в 2008-2009 гг. в рамках проекта «Комплексное экспедиционное исследование Кенозерья», №09-04-18007е, РГНФ; Международный проект ECHO «Создание сети этнокультурных центров», Министерство культуры Республики Карелия, Центр национальных культур Республики Карелия, Фонд Juminkeko (Финляндия), 09-16.09.2013. Записи заговоров производились совместно с исследователями К. К. Логиновым, А. П. Конкка, Т. В. Краснопольской, М. В. Заозерным, В. А. Швецовой, Н. Мамонтовой, Е. Г. Ивановой.
В таблице 1 приведены данные о количестве образцов, представляющих различные тематические группы заговоров и заклинаний в связи со сферой их применения и объектом воздействия. Несколько отступая от классификации, предложенной С. М. Толстой4, единичные записи промысловых заговоров и заклинаний мы отнеслиы к хозяйственным; в отдельную категорию были выделены записи текстов «Богородицкий сон» или «Сон Богородицы»5.
Таблица 1
Область/ группа текстов Лечебные Хозяйственные Связанные с обрядами, регулирующие общественные отношения Сон Богородицы Заклинания, обращенные к святым
Карелия 4 8 3 — 5
Ленинградская область 23 22 9 — 4
Вологодская область 19 12 3 2 5
Архангельская область 18 13 3 7 3
Среди заговоров, рассматривавшихся в рамках данного исследования, наиболее часто записывались тексты, предписанные для лечения болезней (грыжи, рожи, щетинки, родимчика, утюга, ночного рева, зубной боли, испуга, ветреного перелома, кости, щимоты-ломоты, крови, чирея, боли, в том числе боли в спине при начале жатвы); избавления от тоски (невесты по родному дому и родственников по покойному), сглаза, призора; заговоры и заклинания, охраняющие от змей; тексты, исполнявшиеся на приход в новый дом, посещение бани; на постановку коровы или привод коровы в новый дом, первый выгон коров в Егорьев день и закрывание скота на Покров. Единичны записи заговоров, произносимых при прощании рекрута с домом, сопровождавших закидывание сетей, собирание трав на Иванов день, заклинания на возвращение человека из леса, «молитвы» на сон, в дорогу, «на каждый день».
Многие информанты сообщали об утрате самозаписей заговоров и заклинаний, которые они ранее хранилиь за иконами, при необходимости клали под подушку, носили с собой. Ознакомиться с рукописными источниками в ходе экспедиционной работы удалось лишь трижды. В двух случаях исполнители предложили собирателям ппросмотреть тетради с текстами — и лишь жительница д. Орлово (Каргопольский район Архангельской области,
4 Так, С. М. Толстая выделяет следующие группы заговоров: лечебные, хозяйственные, промысловые, любовные, защищающие от стихийных бедствий, регулирующие общественные отношения [Толстая 1995, 239-244].
5 «Имеется в виду, что в народной традиции в качестве заговоров могли использоваться тексты апокрифических сказаний, псалмов, духовных стихов и т. п. "Сон Богородицы" — текст в форме апокрифа или духовного стиха, состоящий обычно из двух частей: 1) описание сна Богородицы о предстоящих муках ее сына и толкование сна самим Христом; 2) объяснение, от каких напастей следует носить переписанный текст при себе (считалось, что он особенно помогал роженицам и детям)» [К изучению 1994, 258].
запись 13.07.2009) М. Д. Калинина прочитала, прокомментировала заговоры, сохраненные ею и другими жителями Лекшмозерья, и предоставила собирателям рукописные заговоры для фото- и видеофиксации.
Терминологически заговоры и заклинания исполнители определяли как слова — «я тебе слово скажу», «слова от змея», «слово прочитаешь» «говорили слова» (Бокситогорский район Ленинградской области, Каргопольский район Архангельской области, Сегежский район Республики Карелия), наговоры (Беломорский и Кемский районы Республики Карелия), молитвы6 — чаще всего в этих текстах заговаривающий обращался к святым (Тихвинский район Ленинградской области, Каргопольский район Архангельской области, Кемский и Сегежский район Республики Карелия). Кроме того, заговоры обозначали глаголами, характеризующими способ интонирования: шептать — «бабушка пошепчет, хуже не будет» (Беломорский и Кемский районы Республики Карелия), кричать (преимущественно, для заклинаний) — «надо покричать слова», «буду чертей кричать» (Тихвинский район Ленинградской области, Беломорский район Республики Карелия). В д. Каностров (Кемский район Республики Карелия) был зафиксирован диалектный термин шабайдать.
В своей статье С. М. Толстая отмечает, что для заговорных текстов характерна жесткая структура, организующая их содержание, форму и ритм как «упорядоченное чередование и повторение элементов всех уровней — звуковых единиц (аллитерация, рифма, метр), грамматических форм, словообразовательных моделей, лексических единиц (слов, корневых морфем, словосочетаний), синтаксических структур, семантических единиц (синонимия), более крупных блоков текстов» [Толстая 2005, 292]. Ритм текстов заговоров «поддерживается благодаря формульной структуре заговора, применению клишированных конструкций и поэтических фигур» [Толстая 2005, 292], а «совместное действие и сложение разных ритмических импульсов в текстах заговоров создает своего рода инерцию ритма и порождает нанизывание одинаковых форм, моделей и конструкций, которое служит дополнительным средством "связывания" текста внутри отдельных блоков и фигур и между ними» [Толстая 2005, 300]. В исследовании, проведенном на материале белозерской традиции, Е. В. Хво-ростьянова приходит к выводу о связи ритмической организации заговорной речи с ритуальным контекстом, задающим «ритмическую универсалию» [Хво-ростьянова 2004]7. В своей статье С. Б. Адоньева рассматривает магико-риту-альные высказывания и магические перформативные акты как реализующие конвенциональный тип семиотического поведения и в связи с этим подчеркивает значимость ритмической организации текстов заговоров для наделения акции обращения к «хозяевам» статусом ритуала [Адоньева 2005, 387, 400].
6 Исполнители разделяют православные канонические молитвы и заговорные тексты, называемые молитвами.
7 Так, Е. В. Хворостьянова отмечает значимость силового ударения для образования стиха заговоров; метр этого стиха она определяет как тонический. Однако природа тонического стиха заговорных текстов, как подчеркивает исследовательница, не собственно языковая. В качестве одного из путей для того, чтобы выявить ритмическую структуру заговорных текстов, автор предлагает моделировать ритм ритуала в его предметной, акциональной и вербальной составляющих: «Ритуальный контекст задает "ритмическую универсалию", предопределяющую фактуру словесного текста. Саму эту универсалию можно охарактеризовать как ритмическое остинато словесного, пластического и музыкального рядов, то есть устойчивую ритмическую модель, которая неизменно воспроизводится (одновременно или последовательно) вербально, акционально, и, возможно, музыкально-интонационно» [Хворостьянова 2009, 12].
Столь значительная роль ритма в организации заговорных текстов делает возможным рассматривать их как допесенные формы, классификация которых может быть произведена в рамках разработанных российскими этномузыкологами типологий ритмических и интонационных форм русского вокального фольклора [Ефименкова 2000; Ефименкова, Енговатова 1991].
С точки зрения ритмической организации заговорных текстов отметим следующие значимые принципы:
1) ритмическая композиция текста определяется акцентно-ритмиче-скими характеристиками структур текста, их синтагматикой и повторениями;
2) в качестве важного формообразующего средства выступают различные повторения текстовых структур — поэтические формулы обращений, перечислений болезней, действия заговаривающего и т. д.;
3) смена повторяющихся текстовых формул приводит к смене интонационно-ритмических моделей заговорных текстов;
4) в ряде текстов возможно возникновение баланса, равновесия, согласования текстовых и интонационно-ритмических структур заговорных текстов.
Подобные текстовые структуры ритмизуются при интонировании заговоров подобными же формулами музыкального ритма. Сами по себе эти формулы могут быть охарактеризованы как типовые, они были описаны в связи с исследованиями обрядовых, календарных, свадебных и плясовых песенных текстов восточнославянского фольклора [Ефименкова 2000, 63].
Исполнитель избирает необходимую ритмическую формулу для определенной по акцентно-ритмическим параметрам структуры текста, и в дальнейшем эта формула начинает диктовать свои ритмические условия и уравновешивает по временной протяженности другие текстовые структуры. Таким образом, в тексте заговора создается временный участок равномерной ритмической сегментации для интонирования повторяющихся текстовых формул. Возникновение равномерной сегментации в текстах заговоров не случайно, так как текст заговора непосредственно включен в акциональный план ритуала (повторяющиеся действия заговаривающего — и текстовые структуры — и ритмические формулы при интонировании текста).
Ритмическая повторность выполняет мнемоническую функцию, способствует припоминанию текста в момент исполнения. Наиболее часты 3-4-кратные воспроизведения подобных текстовых и ритмических структур. Со сменой акцентно-ритмических условий поэтического текста исполнитель переходит к иной ритмической формуле для интонирования заговора — и, таким образом, инерция равномерной сегментации нарушается.
Краткие заговорные тексты чаще всего интонируются на основе одной ритмической формулы, координированной с текстовыми структурами, имеющими сходные акцентно-ритмические характеристики. Более развернутые тексты заговоров отличаются большим разнообразием и частой сменой ритмических формул, к которым прибегают исполнители. В подобных случаях интонационно-ритмическую композицию заговоров можно трактовать как строфическую или тирадную с участками ритмической упорядоченности.
Ритмические формы рассматриваемого корпуса текстов могут быть классифицированы на несколько групп:
1) равномерно сегментированные (преимущественно заклинания — см. пример 1);
2) ритмические, с мобильными параметрами формы и участками равномерной сегментации различной протяженности8 (см. примеры 4, 5);
3) цезурированные, ритмические периоды которых образованы двумя подобными ритмическими ячейками (см. примеры 2, 3);
4) ритмические, с мобильными параметрами; ритмические структуры, составляющие периоды, могут быть подобными (см. пример 6).
Отметим, что ритмические формы, которые мы отнесли к группам 1 и 2, были описаны Г. В. Лобковой на примере жатвенных заклинаний-приговоров, имеющих заговорный характер произнесения. Для них, как указывает исследовательница, релевантны следующие признаки: поступательная ритмика с определяющей ролью метрических акцентов, метрической упорядоченности; стремление к бесцезурному проговариванию текста; тенденция к равномерной сегментированности формы; принцип повторности на уровне ритмической, интонационной композиции и организации текста в целом (троекратное произнесение) [Лобкова 2000, 115].
Ритмические формы группы 3 были зафиксированы в записях заговоров, которые исполняли специально для собирателей, под запись, часто комментировали. Информанты в ряде случаев намеренно членили текст на подобные парные структуры, произносили его отчетливо, со средней громкостью, чтобы сделать текст понятным собирателям.
Ритмические формы группы 4 более характерны для протяженных текстов («Сон Богородицы»). Ритмическая повторность возникает в них гораздо реже, а структуры, соответствующие фразам заговорных текстов, протяжны и мобильны по акцентно-ритмическим характеристикам.
Интонационные периоды заговоров не могут быть описаны как мелодические формы, имеющие определенный ладовый звукоряд и систему опорных звуков [Ефименкова, Енговатова 1991, 11-12]. Они представляют собой образцы раннефольклорного мелоса «неустойчиво-глиссандирующего» типа [Алексеев 1986, 53, 167]. Формулы, соответствующие фразам текстов заговоров, типологически восходят к универсальным типовым речевым интонациям, описанным Ф. А. Рубцовым [Рубцов 1962, 16; Рубцов 1964, 20]:
— Возглас (призыв, заклинание); чаще всего, даже при значительной вариативности интонационного контура заговорного текста, основой возглас-ной интонации является кварта. В образцах, исполнявшихся особенно экспрессивно, возглас мог открываться более широким интонационным ходом с последующим глубоким — в интервале октавы и более — спуском / сбросом голоса (см. пример 5).
— Интонация просьбы, близкая плачевой (см. пример 6).
— Повествовательная, представленная очень разнообразно в ряде локальных и оригинальных исполнительских версий (см. примеры 2-5).
— Попарно организованные вопросо-ответные формулы (как особый способ интонирования текстовых структур). Нередко к подобным формулам исполнитель обращался при произнесении заговора «наставительно», специально для собирателя (см. примеры 3, 4).
— Скандирование текста с выраженными звуковысотными контурами на одном-двух тонах (см. пример 1). Данный тип интонирования более харак-
8 Фрагменты равномерной сегментации отмечены в примерах сплошными скобками, а неравномерной — пунктирными.
терен для заклинаний и входит в круг допесенных форм, бытовавших в традиции: закличек, детских считалок, закликаний ветра и пр.
Путем комбинирования описанных интонационных формул-моделей, избираемых в соответствии с содержанием фраз заговорных текстов, строятся тирадные композиции, в которых объем тирад определяется смысловыми блоками и абзацами текста.
Насколько позволяют судить материалы, рассматриваемые в данной работе, интонационные и ритмические модели исполнения заговоров в ряде фиксаций могли изменяться в зависимости от ситуации записи.
Модель ритуальной коммуникации, представленной в тексте заговоров, может быть в общих чертах описана как действие субъекта (заговаривающего) и его помощников (святых, Богородицы, сил природы и др.), направленное на объект (болезнь, опасность, призываемое благо) в интересах адресата (больного, хозяина, животного, дерева и т. д.), для чего привлекаются различные ресурсы (средства, предметы, инструменты), а сама ситуация проецируется на внешний мир [Толстая 1995, 241-242]. При этом способы произнесения текстов заговоров, как отмечают исследователи, позволяет характеризовать их как магическую тайную речь, обращенную к иномирным силам: это может быть невнятная речь, скороговорка, шепот, речитатив, тексты интонируются и ритмизуются при произнесении определенным образом [Толстая 1995, 241]. Способы интонирования текстов заговоров по нашим материалам возможно уточнить как шепот, приглушенное интонирование, скороговорка со сглаженными интонационными контурами, интонирование с четко выделяемыми текстовыми структурами, крик (для заклинаний), чтение по рукописи.
В случае полевого интервьюирования соотношение заговорного текста и заговаривающего в исходной схеме коммуникации иное: в круг участников коммуникации включается собиратель, а адресат, объект и ресурсы отсутствуют или же присутствуют условно. Соответственно этому существенному для функционирования текста изменению может стать другим и способ интонирования текста.
В большинстве случаев информанты интонировали текст заговоров приглушенно, но различимо, или же со средней громкостью, отчетливо структурируя фразы текста.
Если заговор находился в активной практике и информант решался проговорить текст (чтобы собиратели его записали), сначала он довольно долго оттягивал произнесение текста, смущался, уточнял возможность для исполнения (например, день недели), извинялся за «грешные слова», и только затем, едва различимо, однократно, скороговоркой озвучивал текст заговора. Комментариев после этого не следовало, тема разговора быстро менялась, и далее к заговорам в процессе интервьюирования информант не возвращался.
Еслже исполнитель не наделял заговор сакральным статусом в момент воспроизведения или же намеревался передать его собирателям (что, тем не менее, не равно ситуации, когда информант передает, а собиратель получает заговор как магический текст), то исполнитель мог повторить текст несколько раз, отчетливо деля его на фразы, «под запись». При этом информанты в ряде случаев настаивали на рукописной фиксации текста, не считая диктофон и видеокамеру надежным для передачи заговора средством. Информант мог исполнить заговор несколько раз, чередуя воспроизведение текста
с комментариями, мог уточнять ситуацию, разъяснять представления о том, что в каждом отдельном случае повлияло на исход заговаривания, мог повторять описания и т. д. Многократные исполнения, с одной стороны, помогали информанту восстановить в памяти текст заговора, давали возможность произнести его трижды, как предписывает ритуал. С другой стороны, несколько раз проговоренный текст в ряде записей приводил к изменению способа интонирования: исполнитель начинал представлять себя в ситуации реального заговаривания и переходил на шепот.
Еще один вариант подобной «отсроченной» сакрализации заговорного текста в ситуации интервьюирования представляет группа записей, где информант интонирует текст заговора отчетливо и умеренно громко, а комментарии о конкретном случае заговаривания, деталях, предметах, исходе лечения произносит шепотом.
Когда текст заговора долго не применялся исполнителями в практике, был только переписан или не имел для них сакрального статуса, информанты могли свободно отвлекаться от рассказа, переходить на другие темы и вновь возвращаться к текстам. При чтении же по рукописи текстов, которые долгое время не использовались, информанты воспроизводили неуверенно, повторяя фразы несколько раз, переходили к комментариям, стремились отстраниться от «неудобного» для чтения, ставшего чужим текста, предлагали собирателям самим прочитать и переписать текст.
Однако чем больше деталей, предметов, ситуаций вовлекалось в процесс произнесения текста (например, если вводился условный адресат, чаще один из собирателей), чем более условия сообщения текста начинали соответствовать магической практике, тем менее различимым для собирателей становился текст заговора. При максимально точном воспроизведении ситуации заговаривания по просьбе собирателей заговаривающий переходил на едва различимый шепот.
При произнесении заклинаний исполнитель не нуждался в умолчании, сокрытии от собирателя текста, так как сам собиратель оказывался включен в пространство, которое необходимо охранить (например, отогнать змей). Соответственно, все заклинания, входящие в корпус рассматриваемых материалов, интонировались громко или кричались.
Таким образом, анализ полевых записей заговоров и заклинаний позволил в общих чертах наметить типологию ритмических и интонационных форм и зафиксировать периодически проявляющуюся зависимость между способами интонирования текста и условиями интервьюирования. Интонационно-ритмическую структуру заговорных текстов можно рассматривать как стройную систему, образованную набором ритмических и интонационных формул, моделей, имеющих локальные версии в разных традициях, координированных с текстовыми структурами заговорного текста. При создании максимально приближенных к магической практике условий произнесения заговора модель ритмизации и интонирования заговорного текста может измениться на большую сглаженность интонационных контуров вплоть до утраты звукового компонента (исполнение шепотом или беззвучно), снижения отчетливости произнесения текста и ритмической непрерывности и мобильности формы.
Вместе с тем наблюдения, представленные в данной работе, несомненно, нуждаются в более подробном описании с расширением круга запи-
сей и привлечением сопоставительных материалов как в рамках этномузыко-логического исследования, так и с использованием исследовательских методик других гуманитарных дисциплин.
Примеры Пример 1
Заклинание от змей. Исп. в сенокосной избе. Зап. в с. Нюхча, Беломорский район, Республика Карелия, от Кичигиной Л. М., 1932-2013. [Ковыршина Архив. 2003].
Пример 2
Заговор (молитва, слова) от змей. Зап. в д. Усть-река (Колодозеро), Пудожский район, Республика Карелия, от Сухоносовой А. И., 1930 г. р. [Ковыршина Архив. 2009].
Пример з
Заговор для купания ребенка в бане. Зап. в д. Воренжа, Сегежский район, Республика Карелия, от Никоновой С. С., 1926 г. р. [Ковыршина Архив. 2006].
Пример 4
Заговор от грыжи. Зап. в с. Гридино, Кемский район, Республика Карелия, от Коноваловой М. В., 1918 г. р. [Ковыршина Архив. 2006. Июль].
Пример 5
Заговор от ночного рева. Зап. в п. Валдай, Сегежский район, Республика Карелия, от Зуевой А. И., 1937 г. р. [Ковыршина Архив. 2006].
Пример 6
«Молитва». Исп. в море во время шторма. Зап. в с. Гридино, Кемский район, Республика Карелия, от Коноваловой Л. Ф., 1937 г. р. [Ковыршина Архив. 2004. Июль].
литература
Алексеев 1986 - Алексеев Э. Е. Раннефольклорное интонирование: звуковысотный аспект. М., 1986.
Адоньева 2005 — Адонъева С. Б. Конвенции магико-ритуальных актов // Заговорный текст. Генезис и структура. М., 2005. С. 385-400.
К изучению 1994 — К изучению заговора и колдовства в России // Елеонская Е. Н. Сказка, заговор и колдовство в России: сборник трудов / сост. и вступ статья Л. Н. Виноградовой; подгот. текста и комментарии Л. Н. Виноградовой и Н. А. Пшеницыной; отв. ред. А. Л. Топорков. М., 1994. Приложения. [Часть 1]:
Комментарии / составили Л. Н. Виноградова, Н. А. Пшеницына. [Раздел] 2: Заговор, магия и колдовство. [Глава] 1. С. 256-259. (Традиционная духовная культура славян: из истории изучения).
Енговатова, Ефименкова 1991 — Енговатова М. А., Ефименкова Б. Б. Звуковысотная организация русских народных песен в свете структурно-типологических исследований // Звуковысотное строение народных мелодий (принципы анализа). Материалы научно-практической этномузыкологической конференции (ДТК «Руза», 11-16.02.1991 г.). М., 1991. С. 49-88.
Ефименкова 2001 — Ефименкова Б. Б. Ритм в произведениях русского вокального фольклора. М., 2001.
Лобкова 1997 — Лобкова Г. В. Архаические основы обрядового фольклора Псковской земли (опыт историко-типологического исследования): автореф. дисс. ... канд. искусствоведения. СПб., 1997.
Лобкова 2000 — Лобкова Г. В. Древности Псковской земли. Жатвенная обрядность: образы, ритуалы, художественная система. СПб., 2000.
Разумовская 1993 — Разумовская Е. Н. Современная заговорная традиция некоторых районов Русского Северо-Запада (по полевым материалам 1973-1988 гг.) // Межэтнические фольклорные связи. СПб., 1993. С. 257-273. (Русский фольклор; т. 27).
Рубцов 1962 — Рубцов Ф. А. Интонационные связи в песенном творчестве славянских народов. Опыт исследования. Л., 1962.
Рубцов 1964 — Рубцов Ф. А. Основы ладового строения русских народных песен. Л., 1964.
Толстая 1995 — Толстая С. М. Заговоры // Славянские древности: этнолингвистический словарь / под общ. ред. Н. И. Толстого: в 5 т. М., 1995-2012. Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). М., 1999. С. 239-244.
Толстая 2005 — Толстая С. М. Ритм и инерция в структуре заговорного текста // Заговорный текст. Генезис и структура. М., 2005. С. 292-308.
Хворостьянова 2004 — Хворостьянова Е. В. Ритмический строй севернорусских заговоров // // Материалы и исследования. СПб., 2004. С. 88-107. (Русский фольклор; т. 32).
Хворостьянова 2009 — Хворостьянова Е. В. Ритмическая композиция русского стиха: историческая типология и семантика: автореф. дисс. . докт. филол. наук. СПб., 2009.
Архивные материалы
Ковыршина Архив — Личный архив Ю. И. Ковыршиной. 2003; 2004. Июль; 2006; 2009.
