CC BY
47
7. Свительский В. А. Антигерой // Достоевский: эстетика и поэтика. М., 1997. С. 71.
8. Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т. 4. С. 549.
9. Там же. С. 487.
10. Касаткина Т. А. О творящей природе слова. Онтологичность слова в творчестве Ф. М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». М., 2004. С. 109.
11. Там же. С 110.
12. Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т. 4. С. 454.
13. Там же. С. 452.
14. См.: Криницын А. Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф. М. Достоевского. М., 2001; Ковач А. Поэтика Достоевского. М., 2008; Чест-нова Н. Ю. Исповедальность как принцип становления поэтики художественной прозы Ф. М. Достоевского (на материале повести «Записки их подполья» и романа «Подросток»): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Н. Новгород, 2012.
15. Brombert V. In Praise of Antiheroes figures and themes in modern European literature. Chicogo, 1999. P. 7.
16. Захаров В. Н. Парадокс // Достоевский: эстетика и поэтика. Челябинск, 1997. С. 183.
17. Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т. 4. С. 487.
18. Там же. С. 487.
19. Бельтраме Ф. О парадоксальном мышлении «подпольного человека» // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 18. СПб.: Наука, 2007. C. 137.
20. Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т. 4. С. 501.
21. Там же. С. 454.
22. Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т.15. С. 239.
23. Кашина Н. Человек в творчестве Ф. М. Достоевского. М., 1986. C. 186.
24. Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т. 4. С. 477.
25. Там же. С. 479.
26. Там же. С. 479.
27. Там же. С. 549.
28. Там же. С. 546.
29. Там же. С. 482.
30. Там же. С. 477.
31. Там же. С. 548.
32. Там же. С. 477.
33. Там же. С. 548.
34. Там же. С. 549.
35. Там же. С. 457.
36. Там же. С. 550.
37. Там же.
38. Там же.
39. Там же.
40. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994.
41. Иванов Вяч. По звездам. Борозды и межи. М., 2007.
42. Достоевский Ф. М. Указ. соч. Т. 4. С. 548.
43. Свительский В. А. Антигерой // Достоевский: эстетика и поэтика. Челябинск, 1997. С. 71.
УДК 812
В. Г. Павлова
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОЕ АНТРОПОНИМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО В ПОЭЗИИ НИКОЛАЯ АЛЕШКОВА (НА ПРИМЕРЕ СБОРНИКА «СЫН ПЕТРА И МАРИШИ»)
В статье исследуется антропонимическое пространство поэзии Н. П. Алешкова, активно использующего в текстах своих произведений, в посвящениях и эпиграфах имена деятелей культуры (русских и зарубежных писателей и поэтов), литературных героев, известных учёных. Характеризуется роль антропонимов как текстообразующих элементов, отражающих поэтический мир автора.
The article dwells upon a study of anthroponymic part of poetry by N. P. Aleshkov who uses the names of artists ( Russian and foreign writers and poets), as well as the names of literary characters and famous scientists in the texts of his works of art, dedications and epigraphs. The role of anthroponyms as text-forming elements reflecting the author's poetic world is also described in the article.
Ключевые слова: интертекстуальность, антропонимы, поэтический текст, идиостиль.
Keywords: intertextuality, anthroponyms, poetic text, idiostyle.
Имя собственное является объектом изучения многих исследователей в русской и зарубежной науке о языке (А. В. Суперанская, В. Д. Бонда-летов, М. В. Реформатский, В. И. Супрун, М. В. Горбаневский, Дж. Милль, Б. Рассел и др.). Особый интерес в сегодняшних ономастических построениях представляет проблема специфики имён собственных в художественной литературе.
Термин интертекстуальность, как известно, в филологическую науку был введен Ю. Кристе-вой под влиянием работ М. Бахтина, который описывал литературный текст как полифоническую структуру. (Буквально интертекстуальность означает включение одного текста в другой.) Переплетение текстов и кодов, трансформация других текстов находят особое преломление и в антропонимической системе произведений. Мы не ставим себе целью подробно изучить проблемы (сложные и неоднозначно трактуемые в науке) взаимосвязей текста и интертекста, ограничиваемся лишь одним аспектом интертекстуальности, эксплицирующимся через имена, известные читателям.
Тенденция разворачивания вокруг исследуемого текста целого «пучка» соотносимых с ним текстов других авторов позволяет художнику слова определить свое отличие от других авто-
© Павлова В. Г., 2013
В. Г. Павлова. Интертекстуальное антропонимическое пространство 6 поэзии Николая Алешкова.
ров, утвердить собственное творческое «Я» среди других и по отношению к другим. По существу интертекстуальность становится механизмом метаязыковой рефлексии. Однако интертекстуа-лизация и авторефлексия, доведенные до абсурда и пропущенные через теорию «деконструкции», то есть разрушения, Ж. Деррида, как раз приводят к обратному эффекту, к полному растворению, рассеиванию авторского «Я» в семиотическом пространстве «чужих» слов и образов «третьего лица». Р. Барт пишет следующее: «Субъективность обычно расценивается как полнота, которой "Я" насыщает тексты, но на самом деле - это лжеполнота, это всего лишь следы тех кодов, которые составляют данное "Я".
Таким образом, моя субъективность в конечном счете представляет из себя лишь банальность стереотипов» [1]. Следовательно, функции интертекста в каждом тексте определяются исключительно через «Я» его автора, поскольку введение интертекстуального отношения - это прежде всего попытка основательного переосмысления иного текста с целью извлечения нового смысла «своего» текста. Степень приращения смысла в этом случае и является показателем художественности интертекстуальной фигуры. Интертекстуальные связи носят различный характер, зависящий от авторского замысла. Следует отметить органичную связь интертекстуальности с ономастикой. В текстах встречается много имен и названий (они-мов), что позволяет делать вывод об ономастической составляющей понятия «интертекстуальность». Антропонимия в русской художественной литературе рассматривается в следующих основных аспектах: функции и специфика литературных антропонимов (в работах В. А. Никонова,
B. М. Карпенко, М. И. Черемисиной, Л. И. Андреевой, Г. А. Силаевой и др.), связь антропони-мической системы художественного произведения с системой его образов (в работах С. А. Копор-ского, П. Я. Черных, М. И. Черемисиной,
C. И. Зинина и др.), способы и приёмы создания и подачи литературного антропонима (в работах В. А. Никонова, С. И. Коткова, Л. М. Щетинина, Э. Б. Магазаника, В. М. Карпенко, Д. А. Сали-мовой и др.), зависимость ономастики художественного произведения от литературного направления (в работах С. А. Копорского, В. А. Нико-нова, М. С. Альтмана, К. Б. Зайцевой и др.), взаимодействие собственных имён и апеллятивов в художественном тексте (в работах А. В. Фёдоровой, О. И. Фоняковой, Т. Н. Кондратьевой) [2]. Еще в 70-е гг. прошлого века ученые подчеркивали, что актуальным представляется анализ специфики имён собственных в поэтических текстах, так как поэтика имён собственных «чрезвычайно мало исследована» [3]. Это положение справедливо и по сей день.
Насыщенность именами собственными характеризует индивидуально-авторские системы многих художников слова. Интересный пример в этом плане являет индивидуальный стиль Николая Петровича Алешкова, талантливого челнинского поэта, стихи которого давно завоевали популярность и любовь не только на родине, в Татарстане, но и во всей России.
Председатель Татарстанского отделения Союза российских писателей, Николай Алешков (род. 1945) участвовал в возведении нового города, создании его творческой атмосферы. Десять лет работал на стройке, более двадцати руководил литературным объединением «Орфей», организованным местными поэтами и прозаиками, заявившими о себе публикациями в журнале «Новый мир», издательстве «Молодая гвардия». Поэтические сборники Алешкова «Запомни меня счастливым» (Казань: Татарское книжное издательство, 1983), «Орловское кольцо» (Казань: Татарское книжное издательство, 1989), «Дальние луга» (Набережные Челны: «Светоч», 1995), «Сын Петра и Мариши» (Казань: Татарское книжное издательство, 2005), «Свет небесный» (Москва: «Московский дворик», 2007) покоряют искренностью, простотой и естественностью. Сила притяжения стихов Алешкова в неиссякаемой любви к своей малой и большой родине, в трепетном отношении к живущим рядом простым людям и своему народу.
Тематика стихов поэта разнообразна. Это стихи о послевоенном детстве и природе родного края (родной Орловке), о любовных переживаниях и семейных узах, о падениях и преодолениях жизненных тягот. Его творчество наполнено любовью к родине и болью за неё. Сквозной является тема ответственности за происходящее.
В 2005 г. Н. П. Алешков стал шестым литератором республики и первым челнинцем, удостоенным премии имени Гавриила Державина за книгу стихов «Сын Петра и Мариши». В 2009 г. распоряжением губернатора Ленинградской области поэту была присуждена премия имени Александра Прокофьева «Ладога» в области поэзии за сборник стихов «Свет небесный».
В настоящее время Н. П. Алешков возглавляет Татарстанское объединение российских писателей, занимается издательской деятельностью, является главным редактором литературного альманаха «Аргамак - Татарстан».
Объектом данного исследования стал сборник стихов «Сын Петра и Мариши» как наглядный пример употребления в тексте имён собственных.
Предметом исследования являются имена собственные интертекстуального типа как средство номинации и отображения действительности.
Цель данной статьи - описать имена собственные (антропонимы) как основное звено в интер-
текстуальных связях произведений Н. Алешко-ва и как элементы идиостиля поэта.
Научная новизна проведенного исследования заключается в том, что в нём впервые предпринимается попытка анализа антропонимического пространства поэта Н. П. Алешкова, которое рассматривается в тесной связи с его биографией и которое является одной из особенностей антропонимикона его поэзии.
Материалом исследования послужили более 200 (206) антропонимических единиц, извлечённых методом сплошной выборки из сборника Н. П. Алешкова «Сын Петра и Мариши». Сборник «Сын Петра и Мариши» (избранное) состоит из шести разделов: «Долгое эхо» (1960-1970); «Год рождения» (1971-1980); «Упасть зерном» (1981-1990); «За будущей звездою» (1991-2000); «Две красные розы на белом снегу» (1994-2004); «Здесь» (2001-2005).
На страницах книги - впечатления юности и раздумья зрелых лет, родительский дом, отец и мать, братья и сёстры, любимые женщины, подрастающий сын, друзья - те, которые живы и те, кого уже нет с нами.
В сборнике можно выделить следующие группы антропонимов:
1) имена реальных лиц;
2) имена вымышленных лиц.
Статья посвящена анализу первой группы -именам реальных лиц, которые и находятся в центре нашего внимания. Имена собственные данной группы распределяются следующим образом:
1) имена русских и европейских литературных деятелей, писателей;
2) имена татарских поэтов, писателей и поэтов-современников;
3) имена литературных героев;
4) имена киноактёров и режиссёров.
Самая многочисленная подгруппа антропонимов - имена литературных деятелей, писателей, поэтов.
Имена русских и европейских литературных деятелей, писателей, поэтов, которые в текстовом поле Н. П. Алешкова становятся как своеобразным маяком, так и компактным и сжатым источником историко-культурологической информации: Пушкин, Рубцов, Есенин, Вознесенский, Ахматова, Поженян, Блок, Северянин, Сент-Экзюпери, Лермонтов, Гессе, Элюар, Ахмадуллина, Твардовский, Тредиаковский, Грин, Волошин, Шукшин, Высоцкий, Окуджава, Герцен.
Большинство именований этой подгруппы используется поэтом однократно, но встречаются такие, которые автор использует два и более раза: Есенин (8), Рубцов (5), Пушкин (3), Шукшин (3), Сент-Экзюпери (3).
Имя Есенина присутствует в поэзии Алешко-ва на протяжении всего его творческого пути. Уже в раннем периоде его творчества имя собственное Есенин служит образцом поэтического вдохновения автора («Билось сердце его обнажённое, в нервном пульсе билось стихами») в стихотворении «Сердце поэта» [4], посвященном «Памяти Сергея Есенина».
В стихотворении «В Константинове» (с. 34), где на родине поэта «под тальянку песня пелась, а в песне той звенела Русь», антропоним Сергей Есенин выступает в первичной объектной функции и служит для создания целостной картины «праздника возвращенья к родной бревенчатой избе»:
Возникли в музыке осенней Черты знакомого лица, Как будто встал Сергей Есенин У деревянного крыльца.
В контексте антропоним Сергей Есенин создаёт зримый образ поэта, чья судьба неотделима от его малой родины и России.
Именем собственным Есенин сопровождаются рассуждения Н. П. Алешкова о «тайне творчества». Так, в стихотворении «Нескладухи» из раздела «Упасть зерном» мы читаем (с. 98):
Есенин не писал о хлеборобах.
Писал - чудак! - о собственной душе...
Но вот что интересно: хлеборобы
Есенина читают, нас - увы.
Первый оним Есенин употребляется с апел-лятивом «чудак», который представляет характеристику объекта, а второй образует метонимический перенос - «Есенина читают» (то есть читают его стихи, произведения).
В стихотворении «Привет, Москва!» (с. 228), где «сплошь чужие лица», показано отношение Н. П. Алешкова к «нерусской столице»:
Застыли Пушкин и Есенин, Как чужестранцы на Тверском.
Объединяющая двух поэтов формула «Пушкин и Есенин» воспроизводит реалии сегодняшнего дня («Москва, как мало в этом звуке осталось русского. Увы...»). «Пушкин и Есенин» (имеются в виду памятники поэтам) - «чужестранцы».
В строчках, посвящённых «Алексею Козлову, односельчанину, поэту, музыканту», фамильный оним Есенин в однородной конструкции с именами собственными Рубцов, Пушкин выполняет одновременно первичную и вторичную функции (объектную и квалификативную). Обращает на
В. Г. Павлова. Интертекстуальное антропонимическое пространство в поэзии Николая Алешкова.
себя внимание порядок употребления онимов, что связано с закономерностями рифмо-ритмической организации строк:
Нам Рубцов, Есенин, Пушкин Откликаются в веках. В нашей речи - дробь частушки, Вдовий плач о мужиках.
(«Ты да я. Других не знаю») (с. 250).
В стихотворении «Эта тяга к открытым пространствам» (с. 110) в качестве эпиграфа выбрана строка Есенина «...Что, любя, проклинал не один» и имя автора указано полностью, а именно Сергей Есенин, что является двучленным антропонимом [5], который служит средством связи времён и памяти поэта («Всё больше, Россия, с годами и такого тебя узнавать»). Антропоним Сергей Есенин в эпиграфе «Никогда я не был на Босфоре. Ты меня не спрашивай о нем...» подчеркивает и тот факт биографии Н. П. Алешкова, что он сам действительно не был за границей. (Известный татарстан-ский поэт не может себе позволить поездки за границу, так Н. П. Алешков экстраполирует есенинскую фразу на современную российскую действительность).
В главе «Блудный сын» поэмы «Орловское кольцо» (с. 158) имя Сергей Есенин используется в эпиграфе «к тридцати годам перебесясь.».
Намечается общее в судьбах поэтов («Несётся поезд. Жизни половина осталась за спиною. Погоди! Нет у тебя ни друга и ни сына, и неизвестно - что там, впереди...»). Неустроенность, неопределённость («К очагу семейному на выстрел тебе уже давно заказан путь», «Мать писем ждать твоих устала») передаётся стихами Сергея Есенина, которого тоже, как и Н. П. Алеш-кова, «другим на родине запомнили, весёлым, откровенным, молодым».
Одной из сквозных тем творчества Н. Алешкова стало обращение к поэзии Н. Рубцова.
Жгучая рубцовская «смертная связь» с русской деревней и природой - «малой родиной», овеянной сказкой и былью многих крестьянских поколений и ощущаемой «матерью России целой», близка Н. П. Алешкову. Оба поэта на протяжении всего творчества сохраняют верность себе, детству. Это притяжение к вечному: природе, народу, Родине. «Мои поезда» у Рубцова и «Этот поезд» у Алешкова зовут из дома в большой мир. К стихотворению «Этот поезд» (с. 230) Алешков берёт в качестве эпиграфа строки из стихотворения «Мои поезда» Рубцова:
И какое может быть крушенье, Если столько в поезде народу...
Имя Н. Рубцов служит для выражения взгляда автора на происходящее: «поезд жизни, по Н. П. Алешкову, "уходит во тьму. И никто не вернётся обратно"». Антропоним Рубцов, употреблённый в тексте стихотворения, в первичной функции, ассоциируется с личностью поэта («загадал загадку нам Рубцов»).
В основу некоторых стихотворений Н. П. Алешкова положены отдельные эпизоды из жизни Н. Рубцова: «Однажды в общежитии Литинститута исчезло несколько портретов великих русских писателей. Как потом выяснилось, их снял со стены Николай Рубцов. Он заперся с портретами в своей комнате и провел там бессонную ночь». Читаем в стихотворении «Гости»:
Его всю ночь портреты окружали холодной молчаливою толпой. И, скомкав ироническую фразу: Финита ля комедиа, Рубцов! -он от своих кумиров, как от сглазу, вдруг закрывал ладонями лицо (с. 66).
Антропоним Рубцов выполняет первичную (выделительную) функцию в позиции обращения, усиливает направленность на адресата-собеседника, который «говорил с великими на равных» («гости. всё пристальней смотрели на поэта и не могли ему не отвечать»).
В поэме «Орловское кольцо» к главе «Яков-лог» эпиграфом выбрана строка Н. Рубцова «Снимите шапку, гражданин!».
В стихотворении «Не жаждал ни славы, ни пули», посвященном Геннадию Морозову (с. 257), где утверждается мысль о том, что «Не всё ещё продано, братья, коль Родина - в каждом из нас!..», автор полон оптимизма:
Мы раны стихами залечим в его монастырском тепле и выпьем за добрую встречу на нашей тревожной земле, за светлую душу Рубцова, за праведный дар Шукшина.
Появление антропонима Шукшин связано прежде всего с интересом к его личности:
Победы творческие празднуя, Не грех бы вспомнить иногда: Шукшин свою «Калину красную» снимал в застойные года.
Как известно, «Калина красная» поразила в своё время зрителей философской глубиной трактовки острейших проблем. Фамилия Шукшин употребляется поэтом неоднократно:
«Такой простор, что душу ломит», -Сказал о родине Шукшин.
Образ Шукшина воплощает черты русского национального характера. Поэт Алешков восхищается его яркой индивидуальностью. Антропоним Шукшин тем самым как бы сближается с именем самого челнинского поэта, который тоже органично сочетает в своем творчестве пронзительную искренность личных переживаний с чувствами, близкими каждому, и выражающими самую суть характера русского народа.
Алешков тоже истинный патриот своей Родины, даже в советские, а затем и в перестроечные годы его не задела волна псевдопатриотизма. В то время как многие активно печатали стишки на тему «Гром КамАЗа (Камского автомобильного завода), раздавайся!», из его сердца вырывались другие строки:
Я бы тоже гордился заводами, Если б речка осталась жива.
Так, поэт еще в 70-80-е гг. пытался поднять актуальную для сегодняшних дней проблему экологии, используя в своих строках и интертекстуальные элементы, и элементы антитезы.
Николаю Алешкову очень близка и поэзия Высоцкого («Мы стали вдруг такими смелыми»), который открыто выражал свои мысли в песнях. Вероятно, из-за этого он при жизни напечатал только одно стихотворение, но записи его песен с рвущей душу тоской по справедливости расходились по всей стране:
И, моралистов эпатируя, хрипел Высоцкий в микрофон. Он не за то, что был задирою, за правду горькую сражён (с. 111).
Антропоним Высоцкий употребляется с глаголом «хрипел», служит для создания образа поэта-певца и выполняет, кроме называния, экспрессивно-стилистическую функцию [6].
Таким образом, использование «реального» именника является отличительной особенностью поэта Н. П. Алешкова. Антропонимическое пространство поэта разнообразно и многопланово. Антропонимы органично и мотивированно вливаются в систему языковых средств поэтических текстов Николая Алешкова, участвуют в создании общей образности его произведений. Это позволяет говорить о высокой степени эрудиции автора, широком круге интересов, филологической подготовленности и масштабности философского миросозерцания. Тексты поэта всегда являются составной частью широкого культурного текста. Это не так называемое «цитатное мышление», а свидетельство включенности автора в русский поэтический мир, который создавался веками и живет в душах современных поэтов.
Ономастическая лексика выступает как яркий пример авторского идиостиля и даёт возможность проанализировать модели именований, их функции в произведениях. Изучение ономастического пространства данного поэта представляется весьма перспективным, поскольку позволяет осуществить переход от изучения ономастического поля конкретного сборника стихов к изучению ономастикона всего творчества поэта, а затем и к созданию Словаря языка поэта.
Примечания
1. Гудков Д. Б. Прецедентное имя в когнитивной базе современного русского языка // Язык, сознание, коммуникация. Вып. 4. Филология. М., 1998. С. 35.
2. Бондалетов В. Д. Русская ономастика. М.: Просвещение, 1983. С. 93-94.
3. Магазаник Э. Б. Поэтика имен собственных в русской классической литературе. Имя и подтекст: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Самарканд, 1967. С. 7.
4. Алешков Н. П. Сын Петра и Мариши. Избранное. Казань: Татар. кн. изд-во, 2005. С. 13. Далее ссылки на это издание даны в тексте с указанием страниц.
5. Суперанская А. В. Общая теория имени собственного. М.: Наука, 1973. С. 72.
6. Салимова Д. А. Антропонимия романов Д. И. Стахеева. Елабуга: Изд-во Елабуж. гос. пед. ун-та, 2008. С. 112 (в соавт. с Г. Р. Патенко).
