Интерпретация поэтического текста как креативный дискурс Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 8142 ББК 81.0 Б 79

Большова А.Ю.

Кандидат филологических наук, доцент кафедры общего и славяно-русского языкознания Кубанского государственного университета, e-mail: bol_ann@mail.ru

Интерпретация поэтического текста как креативный дискурс

(Рецензирована)

Аннотация:

Семантический потенциал поэтического текста рассматривается как уникальный источник креативности субъекта интерпретации, обусловленный смысловой глубиной и многомерностью художественного символа. Адекватность при передаче текстов из одной культуры, эпохи в другую связывается с интерпретационными возможностями реципиента. Отмечается перспектива научного поиска в лингвистике, состоящая в исследовании личностного, субъективного аспекта интерпретации. Установлено, что определяющую роль в формировании смысла поэтического дискурса играет личность переводчика, обладающая индивидуальными социально-культурными и психологическими параметрами.

Ключевые слова:

Креативность в коммуникации, субъект интерпретации, поэтический дискурс, специфика знакового воплощения личности, полиинтерпретируемость поэтического текста, многомерность интерпретации, субъектный подход к интерпретации.

Bolshova A.Yu.

Candidate of Philology, Associate Professor of the General and Slavic-and-Russian Linguistics Department, Kuban State University, e-mail: bol_ann@mail.ru

Interpretation of the poetic text as creative discourse

Abstract:

Semantic potential of the poetic text is examined as a unique source of creativity of the interpretation subject, caused by the semantic depth and multidimensionality of an art symbol. Adequacy in transferring texts from one culture and era to another is linked with the interpretative opportunities of the recipient. The author shows the prospect of scientific search in the linguistics, related to research of personal, subjective aspect of interpretation. It is established that the decisive role in formation of sense of a poetic discourse is played by the personality of the translator as subject of the interpretation, possessing individual social-culture and psychological parameters.

Keywords:

Creativity in communication, subject of interpretation, a poetic discourse, specifics of a sign embodiment of the personality, a multi-interpretation of the poetic text, multidimensionality of interpretation, subject approach to interpretation.

Креативность, определяемая как способность творить, способность к творческим актам, которые ведут к новому, необычному видению проблемы или ситуации, в философии, психологии, социологии привлекает особое внимание к субъекту коммуникации, которого характеризует с позиции уровня его творческой одаренности, составляющего относительно устойчивую характеристику личности. Способность осознавать новое в бытии находится в основе механизма творческого акта и может носить как сознательный, так и бессознательный характер. Считается также, что категория креативности, характеризующая процесс, продукт и личность, придает им такие специфические свойства, как оригинальность,

состоятельность, валидность, адекватность задаче и еще одно свойство, которое может быть названо пригодностью, - эстетической, экологической, оптимальной формой, правильной и оригинальной на данный момент [1: 331-332].

Проблема креативности в коммуникации и признаки ее идентификации в современной лингвистике подробно рассмотрены проф. В.И.Карасиком [2]. Общение как один из типов человеческой активности может осуществляться либо в соответствии с ожидаемым стандартом, либо вопреки этому стандарту и затрагивает как содержание, так и форму коммуникации. В этой связи одним из аспектов оценки общения можно считать его креативность либо рутинность, где критерием может быть определена категория коммуникативной точности. В формальном плане рассматриваемая категория соотносится с известным в стилистике противопоставлением нейтрального и экспрессивного способов выражения той или иной идеи. В содержательном плане категория коммуникативной точности рассматривается как проявление в языке творческих способностей человека - поэтических и когнитивно-конструктивных. Главным отличительным признаком коммуникативной точности В.И.Карасик считает фокусировку на способе общения, на слове или другом языковом знаке, поиск нюансов и привлечение внимания к таким нюансам [2: 8].

Дискурс, понимаемый в широком смысле как общение посредством текста и являющийся при этом первичной семиотической реальностью с характерными признаками -ситуативностью, субъективностью, уникальностью, событийностью, может быть соотнесен с понятием художественного, в частности поэтического переложения текста с одного языка на другой, включающего базовые категории коммуникативной компетенции - деятельности-сознания-языка. Исходя из понимания того, что язык как предметно-знаковый код выполняет в жизни людей основные функции в процессе становления человека как личности и субъекта, а коммуникативная компетенция предполагает знание личностью семиотических способов адаптивной реализации человека в социуме, в пределах феноменологии коммуникативной компетенции дискурс синтезирует в себя эти три категории [3: 18]. В то же время исходя из понимания языка как матрицы, содержащей различные потенциальные варианты форм для обозначения смыслов, возможно расценивать любой акт речи как акт выбора, т.е. креативный поступок (любой акт бытия человека в мире происходит в новых условиях и в этом плане характеризуется креативностью) [2: 8].

Отсутствие точности и однозначности языкового знака в тексте делает возможным рассматривать переложение поэтического текста с одного языка на другой как дискурс, организованный субъектом интерпретации - переводчиком. Вопрос об адекватности перевода обусловлен, с одной стороны, свойствами языковой системы: разные языки по-разному членят мир, концептуализируют разные типы смыслов, выделяют в качестве важнейших названия разных вещей и отношений; ни один человеческий язык не концептуализирует до конца всего многообразия возможных в мире смыслов, интенциональных состояний, даже наиболее типичных, постоянно повторяющихся в коммуникации. С другой стороны, решающую роль в понимании смысла исходного текста играет творческий потенциал личности переводчика: «Поэтический перевод связан с художественным творчеством, с креативной составляющей переводческой деятельности и наличием у переводчика литературных способностей, поэтического таланта» [4: 258].

Создание нового творческого продукта во многом зависит от силы внутренней мотивации творца. Восприятие информации текста вообще возможно лишь в случае, если адресат находит для себя фасцинацию, при этом возникает новый тип фасцинации: к аттрактивности исходного текста добавляется индуцированная фасцинация, возникающая в сознании адресата [5: 15]. Творческое участие адресата в осмыслении информации

проявляется в том, что «при определенном уровне эрудиции и заинтересованности в восприятии сообщения у получателя информации возникает отклик в виде развития содержания этого сообщения». В основе интерпретации может находиться лишь доминанта -структурируя вокруг себя семантическое пространство - а весь текст (перевод) представляет собой своеобразное развертывание этой доминанты, основной мысли, лежащей в основе

понимания исходного текста интерпретатором [5: 15].

Рассмотрение переложения поэтического текста с одного языка на другой как интерпретации, сущность которой сводится к нахождению собственного смысла субъектом интерпретации, возможно благодаря уникальности естественного человеческого языка как особого рода коммуникативной системы, где в интерпретацию знака включен человеческий фактор, делающий результирующий смысл в конечном счете непредсказуемым. При этом истоки семантического начала в языке лежат в огромном количестве и разнообразии знаков.

Одно из кратких определений словесного языка, основанное на том, что «ничто - ни в нас самих, ни в Мире - не определено коренным образом односторонне», представляет язык как «особую систему знаков, задействованную индивидом в своем самовыражении и кем-то воспринимаемую». Реальный язык, пригодный для использования в коммуникативной деятельности людей, «в живой действительности не существует как «самостоятельный» предмет, вне общения» [6: 133].

Сегодня общая тенденция научного поиска в лингвистике состоит в движении мысли от абстрактного коммуниканта с его гендерными и этнокультурными атрибутами к субъекту коммуникации с его конкретными психологическими качествами. Специфика знакового воплощения личности в зависимости от внешних факторов среды может быть изучена в рамках лингвопсихологического аспекта лингвистики. Главный акцент научного поиска лингвопсихология делает на исследовании вероятностных связей между психологическими и лингвистическими переменными. Если в рамках формализующей тенденции интерсубъективный аспект интерпретации предполагал обеспечение адекватности при передаче текстов из одной культуры, эпохи в другую языковыми или формализуемыми интерпретационными средствами, то в рамках современной лингвопсихологической парадигмы адекватность связывается не с формальными средствами, а с интерпретационными возможностями самого реципиента (в нашем случае - переводчика): его активностью, его интеллектуальными возможностями и мерой совмещения его смысла с замыслом автора. Тем самым текст, его автор и интерпретатор оказываются связанными в смысловом «пространстве», которое одновременно является и информационным, и коммуникативным. С таким подходом связана перспектива дальнейшего - лингвопсихологического - исследования личностного, субъективного аспекта интерпретации, начало которому было положено еще в античной семиотике Блаженного Августина (354 - 430 гг. н.э.): он во всех своих семиотических исследованиях стремился рассматривать семиотическую проблематику в рамках психологической теории коммуникации (наиболее полное исследование см: [7]).

Проблема интерпретации художественного - поэтического - текста и проблема понимания во многом пересекаются, в самом общем виде опираясь на философскую категорию субъекта, деятельность которого направлена на выявление смысла произведения. Понимание сугубо субъективно, оно не может быть представлено отвлеченно от субъекта понимания, вырвано из определенного личностного и культурного контекста. Оно есть процесс и результат процесса, предполагая опору и на знания, и на интуицию, на анализ объекта и на его непосредственное, прямое постижение. Субъектный подход к изучению интерпретации и ее функций основывается на том, что субъект постоянно самоопределяется в своих отношениях с миром, а его сознание постоянно совершает «работу» по выявлению новых смыслов. И если понимание, которое традиционно считается проявлением мышления, есть раскрытие смысла, содержащегося в знании для данного субъекта в его историческом контексте, то интерпретация является способностью и процессом личности интерпретатора. А.Н. Славская отмечает, что «в понимании есть и другой существенный момент, связанный с раскрытием смысла и значения знания для субъекта, который включает это знание в свои познавательные структуры. Понимание - это «размещение» знания в когнитивной структуре субъекта, и здесь его дополняет интерпретация, включающая оценки, мнения, взгляды субъекта» [8: 31]. С психологической точки зрения, субъект интерпретации - это субъект и сознания, и деятельности, и общения, и именно эти векторы образуют контекст его интерпретации и понимания. Поскольку субъект в своей интерпретации отправляется от

сферы интрасубъективного и одновременно - во встречном направлении от сферы объективного - «художественное произведение - это не только сообщение о внутреннем мире автора, но и использование внешней реальности как средства изображения» [5: 18], - к сфере интерсубъективного, постольку его интерпретация носит избирательный, активный характер [8: 29-30].

Именно субъектный подход, представленный как в современной философии и психологии, так и в рамках лингвопсихологии, позволяет не сводить интерпретацию к законам текстовой организации смысла, к законам его речевого выражения. Весьма важным в отношении понимания поэтического переложения текста с одного языка на другой как интерпретации представляется замечание А.Н.Славской: «Для психологии, даже при передачи знаний, текстов, сообщений главное заключается в том, что опосредующими звеньями становятся не формальные средства, а сами субъекты. Основным является не тождество этих знаний, точность информации и адекватность ее восприятия, а их развитие, интеллектуальное преобразование субъектами, способными к своему новому взгляду, своей оригинальной интерпретации. Проблема субъективизма как неистинности понимания (с точки зрения формальной тенденции) преобразуется тогда в проблему свободы мышления и творчества интерпретирующего субъекта» [8: 32].

В художественном дискурсе «важнейшей характеристикой качественного изменения знака является необходимость интеллектуального усилия для декодирования этого знака» [2: 31]. Художественное творчество как конструктивная деятельность, целью которой является преобразование внутреннего духовного опыта личности в разнообразные художественноэстетические ценности, предполагает увеличение объективной сферы многообразия и субъективной области непонимания.

Среди специфических характеристик поэтического текста, которые могут быть рассмотрены как факторы, указывающие на принципиально интерпретативную сущность поэтического перевода как разновидности художественного дискурса, современные исследователи отмечают наличие некоего смыслового зазора для свободной мысли читателя: «в этом плане художественный текст диалогичен не только потому, что направлен на потенциального адресата, но и потому, что предполагает сотворчество читателя» [2: 33]. На наш взгляд, в процессе формирования поэтического перевода и возникает такая «взаимная направленность креативных смыслов автора и адресата», что «дает полное основание говорить о художественном дискурсе» [2: 33].

Принято считать, что «поэтический текст принципиально отличается от других типов текста тем, что характеризуется полиинтерпретируемостью - его смыслы не сводятся к одному возможному содержанию для всех участников общения во все времена», поскольку «суть смысла в отличие от значения сводится к личностной и ситуативной уникальности сообщения» [5: 277]. Такая многомерность интерпретации поэтического дискурса может быть обусловлена особым способом подачи поэтического текста как художественного символа, особой тональностью общения, учитывающей символическую глубину поэтического текста. При этом поэтический текст как художественный символ сориентирован на систему высших ценностей: объекты внимания характеризуются особой эстетической значимостью для человека, их смысл представляет собой некую ценность для субъекта коммуникации.

Поэтический текст предполагает способность адресата выходить за рамки повседневного опыта, «и отправитель, и получатель текста настраиваются на особую тональность общения, в котором раздвигаются границы миров» [5: 277], в результате чего и можно говорить о возникновении креативного дискурса - в нашем случае перехода поэтического текста из одной языковой системы в другую, в котором происходит семиотическое усложнение интерпретируемого мира: знак-символ является не только средством для указания на предмет, но также и источником смысла.

Основным назначением поэтического дискурса как креативного общения считается «поиск и выражение символов как перцептивных образов, допускающих множественное

истолкование и отсылающих к базовым ценностям культуры», что можно одновременно определить как признак символического дискурса [2: 72], демонстрирующего непрямое выражение информации. Художественный символ сориентирован на систему высших ценностей. И поскольку аксиологический подход к семиозису выдвигает на первый план его прагматическое содержание - прагматические характеристики знака, его многообразные отношения с интерпретатором, «осмысливаемые таким образом знаки - символы - выступают в качестве носителей аккумулированного коллективного опыта», а символическое прочтение знака «представляет собой высшую ступень семиотического освоения реальности» [5: 21]. Важнейшей характеристикой знака-символа при этом является вложенная в знак программа его интерпретации, культурно-смысловой ген передаваемой переживаемой информации.

Стремление к пониманию произведений художественной литературы является исторически непреходящим, поскольку литературные, в частности поэтические, тексты содержат «значительную по объему информацию относительно многообразных социальных явлений, характерологических особенностей людей, межличностных отношений и личных переживаний. Художественная литература играет чрезвычайно существенную роль в духовной жизни людей как продукт творческой деятельности и предмет творческого восприятия» [9: 162].

Поэтическая креативность как тип креативного общения возникает из потребности выразить свой внутренний мир; поэтическое творчество носит индивидуальный и камерный характер. В этом случае осложненная интерпретативная деятельность субъекта интерпретации - переводчика - представляется принципиально важной, поскольку итоговый смысл поэтического перевода как креативного дискурса выводится именно им: легализация креативного продукта предполагает утрату идентичности - «рождение читателя означает смерть автора» (Х.Борхес).

Креативность поэтического перевода, проявляющаяся прежде всего в аспекте смыслоформирования, на наш взгляд, заключается в принципиальном отсутствии у субъекта интерпретации установки на одномерность смысла исходного текста и может быть сведена к самораскрытию внутреннего мира интерпретатора.

Поскольку художественный перевод представляет собой разновидность интерпретации текста, постольку в поэтических текстах для иллюстрации типов символических смыслов могут быть использованы как толкования текстов, так и их поэтические интерпретации. При этом определяющую роль в формировании смысла поэтического дискурса играет личность переводчика как субъект интерпретации, обладающая индивидуальными социально-культурными и психологическими параметрами, которые всякий раз в новом контексте можно рассматривать как переменные.

Примечания:

1. Степанов С.С. Популярная психологическая энциклопедия. М.: Эксмо, 2005. С. 328332.

2. Карасик В.И. Языковая кристаллизация смысла. Волгоград: Парадигма, 2010. 422 с.

3. Сухих С.А. Коммуникативная компетентность. Краснодар: КубГу 2013. 155 с.

4. Макарова Л.С. Явление смысловой дисперсии и художественная трансформация образа в поэтическом переводе (на материале русского и французского языков) // Вестник Адыгейского государственного университета. Сер. Филология и искусствоведение. Майкоп, 2012. Вып. 2. С. 258-261.

5. Карасик В.И. Языковая матрица культуры. Волгоград: Парадигма, 2012. 448 с.

6. Гарсия Дионисио. Мировоззрение. Новая монадология. 2-е изд., испр. и перераб. М.: Едиториал УРСС, 2004. 432 с.

7. Darrell Jackson B. The theory of Signs in Saint Augustine’s De Doctrina Christiana // Revue des etudes augustiniennes. 1969. Vol. 15. P. 9-49.

8. Славская А.Н. Личность как субъект интерпретации. Дубна: Феникс+, 2002. 240 с.

9. Брудный А.А. Психологическая герменевтика: учеб. пособие. М.: Лабиринт, 1998. 336

c.

References:

1. Stepanov S.S. Popular psychological encyclopedia. M.: Eksmo, 2005. P. 328-332.

2. Karasik VI. Languistic crystallization of sense. Volgograd: Paradigma, 2010. 422 pp.

3. Sukhikh S.A. The communicative competence. Krasnodar: KubSU, 2013. 155 pp.

4. Makarova L.S. The phenomenon of semantic dispersion and artistic transformation of an image in poetic translation (based on the material of the Russian and French languages) // The Bulletin of the Adyghe State University. Series «Philology and the Arts». Maikop, 2012. Iss. 2. P. 258-261.

5. Karasik V.I. Linguistic matrix of culture. Volgograd: Paradigma, 2012. 448 pp.

6. Garcia Dionisio. World outlook. New monadism. 2nd ed., corrected and enlarged. M.: Editorial URSS, 2004. 432 pp.

7. Darrell Jackson B. The theory of Signs in Saint Augustine’s De Doctrina Christiana // Revue des etudes augustiniennes. 1969. Vol. 15. P. 9-49.

8. Slavskaya A.N. A person as a subject of interpretation. Dubna: Phoenix +, 2002. 240 pp.

9. Brudny A.A. Psychologic hermeneutics: a manual. M.: Labyrinth, 1998. 336 pp.