CC BY
164
УДК 811.111
Н.Г. Юзефович
ИНТЕРЛИНГВОКУЛЬТУРНАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ БИЛИНГВА-ПОСРЕДНИКА МЕЖКУЛЬТУРНОГО ОБЩЕНИЯ
Эффективность межкультурного общения во многом зависит от посредника. Исследование эмпирического материала и примеры непосредственного личного общения позволяют утверждать, что посредником должен быть билингв-профессионал, обладающий интерлингво-культурной картиной мира. В отличие от непрофессионального билингвизма, профессиональный билингвизм требует осознанного формирования интерлингвокультурного тезауруса; результат этого процесса - интерлингвокультурная языковая личность, обеспечивающая эффективное межкультурное общение.
Ключевые слова: лингвокультура, инолингвокультура, картина мира, билингв, тезаурус, интерлингвокультурная языковая личность.
Межкультурное общение (далее - МО) в рамках нашего времени - эпохи глобализации -неотъемлемая часть жизни практически всех землян, многие из которых овладевают иностранным языком, чтобы общаться с другими лингвокуль-турами, и становятся, по сути, билингвами. Традиционно, под билингвизмом понимали только сбалансированный билингвизм, но современная лингвистика признает и другие уровни владения вторым /иностранным языком, например, двуязычие, что дает основание в ряде случаев отказываться от переводчика. Однако, как показывает практика, эффективное МО возможно только при посредничестве профессионального билингва, обладающего интерлингвокультурной картиной мира, позволяющей определить возможный коммуникативный сбой и использовать средства номинации, эксплицирующие специфику лингвокультур.
Индивид усваивает свой язык и культуру (в некоторых случаях два языка и соответственно две культуры), обобщая опыт (картину мира) своей лингвокультуры, которая в течение жизни изменяется соответственно его новому опыту. Языковые и культурные контакты оказывают значимое влияние на картину мира человека и его языковое сознание, «каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка» [Гумбольдт 1984: 80].
По мнению Агара: «Culture erases the circle around language that people usually draw. You can master grammar and the dictionary, but without culture you won't communicate» [Agar 1994: 29].
«Культура стирает круг вокруг языка, который обычно очерчивают люди. Можно выучить грамматику и лексику, но без познания культуры общение невозможно» [Agar 1994: 29].
Подчеркивая мысль о том, что язык идентифицирует культуру, Поль Фридрих (Paul Friedrich) ввел термин linguaculture [Friedrich 1989: 295-312], а на его основе американский лингвист и антрополог Майкл Агар в работе Language Shock. Understanding the Culture of Conversation предложил термин languaculture, обосновывая при этом связь культуры и перевода:
«Like a translation, culture links a source lan-guaculture, LC2, to a target languaculture, LC1. [...] Culture becomes visible only when differences appear with reference to a newcomer, an outsider who comes into contact with it» [Agar 1994: 96].
«Культура, подобно переводу, связывает исходную лингвокультуру и лингвокультуру перевода. Культура проявляется только при контакте с чем-то новым, кто-то из другой культуры вступает в контакт» [Agar 1994: 96].
Второй язык М. Агар называет второй лин-гвокультурой:
«The langua in languaculture is about discourse, not just about words and sentences. And the culture in languaculture is about meanings that include, but go well beyond, what the dictionary and the grammar offer» [Agar 2006].
«Компонент лингва в слове лингвокультура -обозначает дискурс, а не просто слова и предложения. А компонент культура в слове лингво-культура обозначает смысл, который глубже, чем значения слов в словаре и правила грамматики» [Agar 2006].
Термин лингвокультура получил дальнейшее развитие в работах зарубежных и отечественных ученых. По мнению Карен Ризагер, термин лингвокультура (languaculture) подчеркивает вариативность вербального общения, как среди разных носителей данного языка, так и при общении носите-
лей языка и тех, для которых этот язык - иностранный [Risager 2005: 190]. Она подчеркивает:
«By acquiring /learning a foreign language the individual builds up an interlanguage, that is the person's own idiolect of the target language. Interlanguage displays regularities <...>, but it also has its own completely idiosyncratic features» [Risager 2006: 94].
«Познавая иностранный язык, человек формирует интеръязык (interlanguage), т.е. собственный идиолект изучаемого языка: В интеръязыке проявляются закономерности, но также и отличительные характеристики» [Risager 2006: 94].
Таким образом, лингвокультура второго или иностранного языка является инолингвокуль-турой, т.е. МО - это контакт двух и более лингво-культур, каждая их которых является инолингво-культурой относительно другой.
МО предопределяет языковые контакты (термин Андре Мартине и Уриеля Вайнрайха), в ходе которых языки неизбежно варьируются в той или иной степени, что приводит к формированию билингвизма (двуязычия). Выделяют различные типы двуязычия:
«Balanced bilingualism, approximately equal competence in two languages» [Baker 1998: 698].
«Сбалансированный билингвизм, двуязычие, характеризующееся примерно равными языковыми компетенциями» [Baker 1998: 698].
«Dominant bilingualism, the language which a person has greater proficiency of or uses more often» [Baker 1998: 700].
«Доминантный билингвизм, двуязычие, при котором языковая компетенция одного из языков выше, чем другого, или один из языков используется чаще» [Baker 1998: 700].
Как отмечается в лингвистическом словаре The Concise Oxford Dictionary of Linguistics, «Ha-ving an effectively equal control of two native languages. .qualified as 'full'. 'true', 'ideal', or 'balanced' bilinguals» [Matthews 1997: 38].
«Билингвы, способные в равной степени контролировать использование каждого языка, характеризуются абсолютным, истинным, идеальным или сбалансированным билингвизмом» [Matthews 1997: 38].
В Словаре этнолингвистических понятий и терминов представлены следующие типы двуязычия: активное (естественное), т.е. второй (неродной язык) усваивается «в процессе непосредственного общения с носителями второго языка» [Исаев 2001: 13]; асимметричное, протекающее «в обстановке асимметричных (неравно-
правных) отношений между участниками речевого акта» [Исаев 2001: 19], симметричное, «носители которого считаются в социально-ролевом отношении равными» [Исаев 2001: 134], искусственное, «при котором усвоение второго языка происходит в процессе его изучения дидактическим путем» [Исаев 2001: 52] и пр.
Ж. Мунэн подчеркивает, что перевод является одним из видов языкового контакта и одновременно явлением билингвизма [Мунэн 1978: 36-41]. Одним из первых лингвистов, исследовавших двуязычие («способность тех или иных групп населения объясняться на двух языках») уже в первой половине ХХ в. был Л.В. Щерба [Щерба 1974: 313]. В современном мире двуязычие становится все более распространенным явлением, обусловленным интенсивными и долговременными контактами народов [Мечковская 2000: 115]. При этом, как отмечает У. Вайнрайх, для всех видов билингвизма характерна интерференция [Weinreich 1953: 11], и, как показывают современные исследования, воздействие на идентичность языковой личности и мышление.
Так, Г.Н. Чиршева отмечает, что «мышление билингва становится понятийно богаче», билингвизм предопределяет дополнительные ресурсы «потенциальной вариативности, выявляющиеся в их речи» [Чиршева 2008].
Ряд ученых отмечает воздействие билингвизма на идентичность [Niño-Marcia 2008], что способствует формированию новой личности:
«A new type of person whose orientation and view of the world profoundly transcends his or her indigenous culture is developing from the complex of social, political, economic, and educational interactions of our time. The various conceptions of an «international», «transcultural», «multicultural», or «intercultural» individual have each been used» [Adler 1998: 227].
М. Дж. Беннет говорит о «бикультурной» (bicultural) или «мультикультурной» (multicultural) личности [Bennet 1998: 29].
МО «детерминировано различными социальными сферами коммуникации и соответственно большинство межкультурных контактов <...> происходит между партнерами, характеризующимися однотипными чертами и признаками, которые локализованы примерно в рамках тех же социальных координат в родной культуре каждого из партнеров». Такую форму социальных отношений И.И. Халеева называет интеркультура [Халеева 1999: 12-13]. Поэтому посредником межкультурного общения может быть только интеркультур-
ная языковая личность - билингв, у которого сформирован «вербально-семантический уровень «вторичной» языковой личности как а) реципиента и как б) продуцента инокультурной и иносоци-альной текстовой деятельности» [Халеева 1989: 60], иначе говоря, интерлингвокультурная картина мира.
Таким образом, для МО значимость имеет тот билингвизм, который может обеспечить эффективное общение, - профессиональный билингвизм. В первую очередь - это переводческий билингвизм, т.е. употребление «индивидуумом (группой людей) двух языков в ходе их профессиональной деятельности в зависимости от конкретной коммуникативной ситуации» [Оболенская 2006: 142].
Следует подчеркнуть, что понятие профессиональный билингвизм шире понятия переводческий билингвизм, т.к. МО может быть и моноязычным, осуществляться посредством внутреннего перевода (термин - В.В. Кабакчи) [Кабакчи, Юзефович 2007; Юзефович 2005], когда посредником коммуникации выступает не только профессиональный переводчик, но и специалист какой-либо сферы (историк, политик, лингвист и пр.), сообщение (текст) которого ориентирован, относительно языка общения, на инолингвокуль-туру. Для этого требуется свободное владение не только двумя языками и знание контактирующих культур, но и соответствующий тезаурус, как «способ организации словаря (в широком смысле) в лексиконе человека, с одной стороны, и как способ организации знаний о мире, с другой стороны, инкорпорирующий все интеллектуальное и эмоциональное богатство реципиента» [Халеева 1989: 76].
И.И. Халеева выделяет тезаурус-I как «способ формирования языкового сознания, восходящего к языковой картине мира, и тем самым напрямую связанный с ассоциативно-вербальной сетью языка» и тезаурус-II, который «соотносится собственно со знаниями о мире (не всегда находящими непосредственную корреляцию в словарном фонде, формирующими когнитивное сознание и тем самым общую картину мира на уровне концептуальной системы, в частности как системы пресуппозиций и импликаций». Оба тезауруса опосредуются языковой личностью, т. е. субъективированы [Халеева 1989: 76-77]. Поэтому задача посредника МО, представителя одной лингвокультуры, научиться не только понимать «носителя иного языкового образа мира», но и толковать эту разницу или «снимать» ее в МО,
поскольку «картина мира одной национальной языковой личности не будет конгруэнтной другой инофонной картине мира» [Халеева 1989: 64].
Картина мира - ментальное образование, оно существует в нашем сознании, а репрезентирует ее язык. Языковая картина мира составляет один из элементов культуры, ее продукт, с другой стороны, язык влияет на то, как его носители воспринимают окружающий мир. Языковая картина мира всегда национальна: языковые структуры отражают структуру сознания, которая формируется соответственно своей культуре. Как отмечает Е.С. Кубрякова, изучая язык, мы можем восстановить лишь то, каким видит мир человек в «зеркале языка» [Кубрякова 2004: 17].
Человек усваивает свою языковую картину мира как обобщение опыта своего народа с детства, и она варьируется соответственно изменению его опыта. Для эффективного межкультурного общения необходимо проникнуть в мир другого языка, понять, «что представитель другого народа может видеть мир несколько иначе, чем я. Но как? Что он видит такого, чего я не вижу? И от чего это зависит?» [Гачев 1998: 15].
Проникнув в план содержания языка, в суть семантики, можно познать образ мышления нации, ее способ видения мира и узнать особенности менталитета представителей данной лингво-культуры. Значение слова должно стать, как отмечает А.А. Залевская, «средством познания и общения между людьми». При этом, «оно должно, с одной стороны, быть средством выхода на индивидуальную картину мира, (sic) вне которой никакое понимание или взаимопонимание попросту невозможно, а с другой - быть средством соотнесения личностных картин мира (sic)» [Залевская 2005: 231-232].
Поскольку человек воспринимает концепты другой культуры, мировоззрения через призму своей языковой картины мира, это может привести к неверному толкованию и создать коммуникативные проблемы. Для посредника МО особенно важно научиться понимать не только язык (знание его грамматического строя и лексики), но и план содержания языка инолингвокультуры и овладеть языковой картиной мира данного национального языка как системой видения мира.
Таким образом, посредник МО - это интер-лингвокультурная языковая личность, т.е. профессиональный билингв, свободно владеющий (не менее, чем) двумя языками и обладающий знаниями двух контактирующих культур, формирующий (это постоянный процесс) интерлингво-
культурную картину мира, в рамках которой сопоставляются образы родной лингвокультуры и иноязычной, что позволяет реконструировать необходимые для адекватного межкультурного образы, и выбирать соответствующие средства номинации. При этом формируется интерлингво-культурный тезаурус, который включает идиони-мы (номинации специфических элементов родной лингвокультуры) контактирующих лингвокультур и их ксенонимические корреляты (вербализация идионимов средствами инолингвокультуры) (подробно об идионимах и ксенонимах см.: [Ка-бакчи 1998]).
Профессиональный билингв «видит» слова по-новому, иначе, чем монолингв, как правило, иначе и чем билингв-непрофессионал. Так, писателей бывших союзных республик, пишущих на русском языке, отличает «особое видение русского языкового пространства и выработка особой русскоязычной метасемантики и метаграмма-тики» [Познякова 2009].
Обратимся к эмпирическому материалу: текстам разного рода и ситуациям МО, которые позволяют проиллюстрировать эффективность общения при посреднике - интерлингвокультур-ной личности или, напротив, коммуникативный сбой вследствие несформированной интерлингво-культурной картины мира.
Следующий пример показывает, что перевод на неродной язык сложнее, т.к. требует ин-терлингвокультурного осмысления ситуации (недаром в международных организациях принята практика перевода на родной язык). С другой стороны, он подтверждает, что тезаурус первого языка, картина мира родного языка зафиксированы на уровне подсознания и оказывают определенное «давление» на восприятие инолингвокультуры.
На занятии преподаватель-англичанин (профессиональный переводчик с русского) предложил следующий вариант перевода предложения He sent his son to Rugby School - «Он послал своего сына в элитный интернат». Однако в языковой картине мира русскоязычной лингвокультуры «школа-интернат» с элитой не ассоциируется, учебные заведения типа балетные, спортивные и пр. школы-интернаты, скорее назовут балетный /спортивный интернат. Учебное заведение типа интернат не является показателем престижности, скорее, наоборот, в отличие от англоязычной лингвокультуры, где элитные учебные заведения public schools, как правило, boarding schools: «Rugby School, public school (=expensive private school)» [Longman Dictionary: 1180]; «boarding school, a school at which pupils
live as well as study. Most British public schools are boarding schools» [Longman Dictionary: 129].
В словаре Lingvo слово интернат используется при переводе следующих номинаций: rest home - интернат для престарелых и инвалидов; asylum - интернат для инвалидов; приют; богадельня; deaf-and-dumb asylum - интернат для глухонемых.
Данные номинации в русскоязычной лин-гвокультуре вызывают, как правило, негативные эмоции, поэтому переводить названия престижного учебного заведения как интернат, даже элитный, не следует.
Аналогичные примеры коммуникативного сбоя, обусловленные игнорированием функционирования, на первый взгляд, схожих номинаций в инолингвокультуре, к сожалению, встречаются и в словарях, а ведь словари - наши первые и основные помощники для проникновения в мир инолингвокультуры.
Этнические имена, прозвища и шутки неоднозначно воспринимаются в англоязычной и русскоязычной лингвокультурах. Помета шутливо вместо derogatory (что в таких случаях используется в английских моноязычных словарях) может сыграть злую шутку с иностранцем, который воспользовался словарем Новый русский лексикон. Авторы провели большую работу, выделяя употребительные слова из русскоязычных СМИ, однако переводная часть и пояснения в отдельных случаях не вызывают доверия. Так, «чукча
(1) - коренной житель Чукотки Chukchee;.
(2) - шутливо, простодушный человек Chukchee anecdotes» [Бенюх 1999]. Человек, не обладающий достаточными фоновыми знаниями русскоязычной лингвокультуры, может использовать такое шутливое слово и в разговоре с чукчей, для которого вряд ли это может показаться шуткой.
Или, например, в словарной статье «тусовка - группа людей, связанных общими интересами, компания; неформальная группировка group grope» [Бенюх 1999]. С такой трактовкой английской номинации не согласен американский толковый словарь: «group grope - (slang), sexual activity involving several people» [Random House 1999: 579].
К сожалению, и серьезные академические издания допускают неточности, например, перевод слова climax: «(физиол), климакс (у мужчин и женщин); менопауза» [НБАРС: 390].
Однако такое значение номинации climax не удалось найти в английских толковых словарях и справочных изданиях; указанное в англо-русском
словаре значение передается английскими номинациями так: menopause, climacteric; «а climacteric - a period of decrease of reproductive capacity in men and women, culminating, in women, in the menopause» [Random House 1999: 247].
Ошибки такого рода говорят о несформиро-ванности тезауруса инолингвокультуры и соответственно, интерлингвокультурной картины мира, т.е., в данном случае, билингвизм не профессиональный.
Формирование тезауруса инолингвокультуры - постоянный процесс, первый этап которого заключается в изучении соответствующих словарных статей моноязычных словарей соответствующей лингвокультуры, поэтому корректность словарных дефиниций имеет первостепенное значение. Второй этап, по сути, параллельный первому - примеры узуального использования (СМИ, литература, общение с носителями языка).
Для русскоязычного билингва крайне полезным представляются работы профессиональных переводчиков, такими как Л. Виссон, М. Бер-ди, П. Палажченко, которые объясняют нюансы ряда высказываний и номинаций с точки зрения англоязычной лингвокультуры.
Значимость интерлингвокультурной картины мира для переводчика подтверждается рядом исследований. Так, D. Dohan и M. Levintova проанализировали сложности медицинского перевода при общении американских врачей и эмигрантов из России и бывших стран СССР и пришли к выводу, что сложности общения врач - пациент обусловлены не только разницей языков, но и культурными лакунами, что требует привлечения в качестве посредников - профессиональных переводчиков.
В американской лингвокультуре принято говорить больному точный диагноз, а эмигранты нередко прибегали к помощи не профессиональных переводчиков, а родственников, которые убеждены, что информация должна быть смягчена. Переводчикам пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить американских врачей не настаивать на максимально точном переводе при общении с пациентами-эмигрантами из России, учитывая сложившиеся традиции советской медицины:
«Cancer could be seen as a «death sentence» in the émigré community. Telling patients, especially elderly patients, that they have cancer <...> could even diminish their willingness or ability to survive. <...> Anticipating this kind of dilemma, interpreters often tried to make the disclosure «softer» or to in-
form physicians «about the culture differences» [Do-han, Levintova].
«(Диагноз) рак воспринимается эмигрантами как смертный приговор. Если пациентам, особенно престарелым, сказать, что у них рак, они могут потерять и желание, и способность бороться за жизнь. Предвидя эту дилемму, переводчики нередко смягчали диагноз или объясняли врачу необходимость учитывать разницу культур» [Dohan, Levintova].
Профессиональные билингвы, обладающие интерлингвокультурной картиной мира, не только четче видят разницу восприятия важных понятий в контактирующих лингвокультурах, но и адекватно эксплицируют соответствующие коннотации, оттенки значения.
В следующем примере эмотивность номинации преданность подчеркивается описанием через религиозную, т.е. духовную связь (with all the religious connotations that implies):
«The Bolsheviks themselves did not have a single formula to describe the object of their devotion, although most of them may have agreed in a general way about what it was, at least into the mid-1920s. The word they commonly used to link their self-sacrifice with its object, however, was predan-nost', which is usually translated as devotion, with all the religious connotations that implies» [Brooks 1992: 33].
Интерлингвокультурная личность билингва-посредника МО проявляется и в том, что они видят интертекстуальные связи, номинации современности, исторические корни, как, например, в следующем примере, где коннотации и значение номинации semibankirshchina определяются посредством номинации историзма semiboyarshchina:
«Russian pundits even coined a new word to describe the seven and their power - the semiban-kirshchina, or the reign of the seven bankers, a reference to the semiboyarshchina, the era in medieval Russian history when seven boyars presided over the country. On that freezing day in February, within the ornate walls of Berezovsky's Logovaz Clubhouse, the semibankirshchina held its first full meeting» [Freeland 2006: 187].
Одним из популярных приемов сближения культур вербальными средствами является использование коннотативно, денотативно и стилистически равноценного обозначения родной лин-гвокультуры для номинации идионима инолин-гвокультуры. В англоязычных работах билингвов, специалистов по истории России, немало примеров такого рода.
Например, понятие streltsy сопоставляется с semi-professional infantry musketeers: The monarch now (1470-1589) possessed his own army built around a core of semi-professional infantry musketeers, the so-called streltsy... [Lieven 2000: 239].
Только интерлингвокультурная личность-билингв может максимально доступно объяснить базовые понятия духовной сферы, ценности, особенности менталитета. В таких случаях используется целый комплекс приемов. Так, в следующем примере используется традиционный эквивалент (happiness), транслитерацией (schast'e) выделяется стилистическое варьирование, идеологические коннотации слова как части клише официальной риторики (of its prominent position in official discourse); антонимы также способствуют экспликации значения (grief), использование одной англоязычной номинации для двух русскоязычных (gore, pechal') подчеркивает специфику данных эмоций в русской лингвокультуре, тонкие грани, которых в английской лингвокультуре, по сути, неразличимы:
«Happiness (schast'e) is an obvious emotion to start with in a study of the Stalin period because of its prominent position in official discourse. Grief (gore, pechal'), its antonym, was absent from official discourse but very much present in the repertoire of private emotional performance» [Fitzpatrick 2004].
S. Fitzpatrick - известный специалист по истории, социальным проблемам СССР, автор большого количества публикаций, была в нашей стране, в том числе на учебе, много общалась с россиянами, что помогает ей глубже проникнуть в русскую лингвокультуру.
Она, как и другие билингвы, использует такой прием экспликации значения, как номинации третьей лингвокультуры, которые, по ее мнению, ближе к этимону. Например, объяснение номинации toska через сопоставление с немецкой номинацией Weltschmerz:
«In addition to the multitude of expressions of event- or situation-related grief, we find a remarkable range of expressions of the non-event-related melancholy and yearning that in Russian are called toska, close to the German Weltschmerz, but perhaps a little less exalted» [Fitzpatrick 2004].
Вышеприведенные примеры показывают, что культурно-значимые номинации не имеют однословного соответствия в инолингвокультуре. Как правило, они требуют более подробной экспликации, объяснительного перевода, дефиниции, сопоставления с антонимами и/или синонимами, чтобы в какой-то степени понять коннотации,
культурную значимость, т.е. «проникнуть» вглубь инолингвокультуры.
Это возможно только, если посредником МО является не просто билингв, а интерлингвокуль-турная личность, т.е. билингв, обладающий интер-лингвокультурным видением своей лингвокульту-ры в сопоставлении с инолингвокультурой, что позволяет ему выделить точки соприкосновения и расхождения и обладающий навыками экспликации нужного значения вербальными средствами.
Список литературы
Гачев Г.Д. Национальные образы мира: курс лекций. М.: Академия, 1998.
Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984.
Залевская А.А. Значение слова и возможности его описания // Психолингвистические исследования. Слово. Текст: избр. тр. М.: Гнозис, 2005. С.215-233.
Кабакчи В.В. Основы англоязычной межкультурной коммуникации. СПб., 1998.
Кабакчи В.В., Юзефович Н.Г. Инолингво-культурный субстракт в межкультурной коммуникации // Вопр. когнитивной лингвистики. 2007. № 3. С. 95-101.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М.: Аспект Пресс, 2000.
Мунэн Ж. Теоретические проблемы перевода. Перевод как языковой контакт // Вопр. теории перевода в зарубежной лингвистике. М., 1978. С.36-41.
Оболенская Ю.Л. Художественный перевод и межкультурная коммуникация. М.: Высш. шк., 2006.
Познякова Т.А. Русскоязычие и проблемы русскоязычной идентификации билингвов. URL: http://www.russian-russisch.info/articles/37.html (дата обращения: 28.12.2009).
Халеева И.И. Основы теории обучения пониманию иноязычной речи. М.: Высш. шк., 1989.
Халеева И.И. Интеркультура - третье измерение межкультурного взаимодействия (из опыта подготовки переводчиков) // Актуальные проблемы межкультурной коммуникации: сб. науч. тр. Вып. 444. М.: Моск. гос. лингв. ун-т, 1999. С. 5-14.
Чиршева Г.Н. Отношение к детскому билингвизму. URL: http://iling.spb.ru/grammatikon/ child/conference.html (дата обращения: 18.11.2008).
Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974.
Юзефович Н.Г. «Внутренний перевод», билингвизм и межкультурная коммуникация // Университетское переводоведение: материалы VI Междунар. науч. конф. по переводоведению. Федоровские чтения. 21-23 октября 2004 г. Вып. 6. СПб.: Филол. фак. СПбГУ, 2005. С. 500-508.
Adler P.S. Beyond Cultural Identity: Reflections on Multiculturalism // Basic Concepts of Intercultural Communication: A Reader /ed. by Milton J. Bennet. USA: Intercultural Press, 1998. P. 225-245.
Agar M. Language Shock. Understanding the Culture of Conversation. N.Y.: William Morrow & Co, Inc., 1994.
Agar M. Culture: Can You Take It Anywhere? Invited Lecture Presented at the Gevirtz Graduate School of Education, University of California at Santa Barbara 2006. URL: http://www.ualberta.ca/~iiqm/ backissues/5_2/pdf/agar.pdf (дата обращения: 10.01.2009).
Bennet M.J. Intercultural Communication: A Current Perspective // Basic Concepts of Intercultural Communication: A Reader / ed. by Milton J. Bennet. USA: Intercultural Press, 1998. P. 1-34.
Dohan D., Levintova. M. Barriers Beyond Words: Cancer, Culture, and Translation in a Community of Russian Speakers URL: http://www.ncbi. nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC2078549 (дата обращения: 23.06.2010).
Friedrich P. Language, ideology and political economy // American Anthropologist. Vol. 91. 1989. P. 295-312.
Niño-Marcia М., Rothman J. Bilingualism and Identity: Spanish at the Crossroads with Other Languages. Amsterdam: John Benjamins, 2008.
Risager K. Languaculture as a key concept in language and culture teaching // The Consequences of Mobility. Roskilde: Roskilde University, 2005. P.185-196.
Risager K. Language and Culture. Global Flows and Local Complexity. UK: Multilingual Matters, 2006.
Weinrich U. Languages in Contact. N. Y., 1953.
Словари и справочные издания
Бенюх О.П., Бенюх О.П., Веркина Н.К. Новый русский лексикон: Русско-английский словарь с пояснениями. М.: Русский язык, 1999.
Исаев М.Н. Словарь этнолингвистических понятий и терминов. М.: Флинта, 2001.
Новый большой англо-русский словарь / под общ. рук. акад. Б.Д. Апресяна и проф. Э.М. Медниковой. М.: Рус. яз., 1998.
Baker C, Hornberger H.N. Encyclopedia of Bilingualism and Bilingual Education. UK: Multilingual Matters, 1998.
Longman Dictionary of Language and Culture. Longman, 1998.
Matthews P.H. The Concise Oxford Dictionary of Linguistics. OUP, 1997.
Random House Webster's College Dictionary. Random House, 1999.
Источники примеров
Brooks J. Revolutionary lives: public identities in Pravda during the 1920s // New Directions in the Soviet History. Selected papers from the Fourth World Congress for Soviet and East European Studies /ed. by Stephen White. N. Y.: CUP, 1992. P. 27-40.
Fitzpatrick Sh. Happiness and toska: an essay in the history of emotions in pre-war Soviet Russia // The Australian Journal of Politics and History. Sep. 2004 URL: http://findarticles.com/p/articles (дата обращения: 18.05.2008).
Freeland Ch. Sale of the Century. The Inside Story of the Second Russian Revolution. L.: Abacus, 2006.
Lieven D. Empire. The Russian Empire and its Rivals. L.: John Murray, 2000.
Nove A. Glasnost in Action. Cultural Renaissance in Russia. L.: Unwin Hyman, 1989.
N.G. Yuzefovich
INTERLINGUAL CULTURAL IDENTITY OF AN INTERCULTURAL COMMUNICATION MEDIATOR
The author argues that effective intercultural communication depends, mostly, on a mediator, and the effective mediator is a bilingual characterized by an intercultural world view and intercultural identity.
Key words: linguaculture, foreign linguaculture, mapping of the world, bilingual, thesaurus, intercultural identity.
