CC BY
293
УДК 81 ББК 81.006.3
В.А. Рыжова
ИДЕОЛОГЕМА И МИФОЛОГЕМА КАК ПРАГМАТИЧЕСКОЕ ЯДРО ВЫСКАЗЫВАНИЯ
В статье идеологема имифологемарассматриваются с точки зрения теорииречевых актов. Анализ примеров показал, что исходя из иллокутивной цели адресанта, их прагматический характер позволяет внушать адресату определенные ценности, изменяя его картину мира.
Ключевые слова: идеологема; мифологема; дискурс различий; дискурс согласования; высказывание; директив; макроассертив
V.A. Ryzhova
ON THE IDEOLOGEM AND MYTHOLOGEM IN THE PRAGMATIC
CORE OF UTTERANCE
This article consideres the ideologem and mythologem in terms of the theory of speech acts. Relevant contexts help prove that as a result of the ideologem or mythologem-based suggestion of certain values to the addressee his /her worldview is being accordingly changed.
Key words: ideologem; mythologem; discourse of differences; discourse of agreement; utterance; directive; macroassertive
В последнее время в лингвокультуроло-гии и политической лингвистике (а также в собственно культурологии, политологии, социологии и истории) наблюдается всплеск интереса ученых к таким феноменам языка и культуры как идеологема и мифологема. Представляется, что одноименные понятия обрели в науке статус терминов. Однако анализ большого количества трудов, посвященных их исследованию, обнаруживает расхождение трактовок их содержания. В узком смысле, привязанном к семантике и прагматике языка (и, в частности, слова), идеологе-мы рассматривают Н.А. Купина, А.П. Чудинов, Т.Б. Радбиль и др. Общая точка зрения сводится к тому, что идеологема - единица языка, обычно слово, в означаемом которого на первый план выходят аксиологические компоненты. Вот наиболее характерные определения: «непосредственно связанное с идеологическим денотатом» [Купина, 2005, с. 91]; «имеющее в своем значении идеологический компонент» [Чудинов, 2007, с. 92]; «любое словесное обозначение значимых для личности духовных ценностей, при котором, как бы размывается предметное прямое значение, а на первый план выходят оценочные, эмоционально-экспрессивные коннотации, не имеющие опоры в непосредственном содержании слова» [Радбиль, 1998, с. 22].
Несколько иную позицию занимает Г. Гусейнов, пишущий о способах текстовой ре-
презентации идеологемы и определяющий ее как единицу доязыкового порядка. По мнению исследователя, идеологема пребывает в концептуальной ипостаси, которая объективируется на разных уровнях языка: идеологема-знак (буква Ъ), идеологема-имя (топонимы, эргонимы), идеологема-цитата, идеологема-архетип и т.д. [Гусейнов, 2003].
Принимая точку зрения Г. Гусейнова и в целом концептуалистов, мы в настоящей статье ставим цель разграничить понятия «идеологема» и «мифологема» на концептуальном и языковом уровнях. В частности, проанализированы формы проявления их концептуального смысла в речи.
С точки зрения когнитивной лингвистики идеологема и мифологема тесно связаны с понятием «концепт». Из множества определений концепта, принятых в лингвистике, целесообразно выбрать наиболее общее. При первом рассмотрении кажется перспективной точка зрения В.В. Колесова. По его мнению, концепт представлен как «основная единица ментального плана, содержащаяся в словесном знаке и явленная через него как образ, понятие, символ» [Колесов, 2002]. Таким образом, получается, что концепт может быть представлен в разных ипостасях: от образа до символа. Однако, во-первых, такое понимание не всегда согласуется со статусом концепта как носителя естественно рассудочного знания. Во-вторых, как показала Н.Д. Ару-
тюнова, между образом и символом лежит «значительное эволюционное пространство» [Арутюнова, 1998]. В-третьих, согласно теории А.М. Каплуненко, концепт соответствует дискурсу различий (ДР), понятие - дискурсу согласования (ДС), термин - дискурсу экспертного сообщества (ДЭС), а символ сродни термину, поскольку требует особого, сравнимым с экспертным, знания культуры [Каплуненко, 2007, с. 3-12]. Следовательно, в отношении ситуативных условий речи целесообразно принять уточнения, которые касались бы функциональных аспектов концепта. Нам представляется, что именно такие уточнения достигаются введением понятий «идеологема» и «мифологема».
Понятие мифологема, введенное впервые в работе К.Г. Юнга и К. Кереньи «Введение в сущность мифологии», применялось к повествованию всем известных фактов, далеких от окончательного оформления и продолжающих служить для дальнейшего мифотворчества [Юнг, 1997, с. 13].
Интерпретацию термина «мифологема» целесообразно вести от концепции мифологий Р Барта. Согласно последней, ведущим определением мифа является слово-мифологема как форма со своей исторической границей и условиями ее употребления, наполненная социальным содержанием. Миф относится к «вторичной семиологической системе», разделяя семиологическую систему на первичную (Мир Действий) и вторичную (Мир Ценностей). Мифологема - феномен вторичной семиотической системы, лишенный истории, воздействующий на получателя информации через Мир Ценностей. Поскольку мир «бесконечно суггестивен» и все в нем поддается внушению, мифом становится все то, что покрывается в тексте/дискурсе мифологемами [Барт, 2000, с. 38]. Так, идеологические постулаты времен Мировой революции типа «Власть - народ», «Диктатура пролетариата» формирует у адресата мнение о том, что не конкретные представители народа, а сам народ - каждый его представитель - как единый организм, имеет возможность принимать политические решения для урегулирования различных ситуаций. И что немаловажно, такие решения должны быть единогласными, поскольку, только так можно успешно управлять страной.
Однако такое мнение считается убедительным лишь до тех пор, пока игнорируется реальность, находящаяся за пределами пространства мифа. В качестве иллюстрации подобного мифа можно привести Конституцию РФ, принятую всенародным голосованием 12 декабря 1993 г., в которой зафиксировано, что «Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ» [Статья 3, п. 1], но уже из следующего пункта очевидно, что «народ» в данном случае явная мифологема - «Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления» [Статья 3, п. 2]. Миф, стоящий за этим высказыванием, опирается на исторический нарратив, а последний имеет конкретные ситуативные формы. В России они проистекают из преданий о новгородском вече, казацком круге и, что по времени ближе к современности, сельской общине. Попадая в религиозно-символический контекст, эти формы объединяются понятием соборности [Победоносцев, 1994].
В США миф о народном самоуправлении имеет несколько иную природу (ср. начальное высказывание Конституции США: We the people of the United States, ... do ordain and establish this Constitution ...). Поддерживающий его нарратив уходит корнями в многочисленные письменные источники, отражающие жизнь сообщества переселенцев [Boorstin, 1961]. Все они организованны вокруг концепта COMMUNITY, аналога русского ОБЩИНА.
Что же касается термина «идеологема», использованного впервые в работах М.М. Бахтина для обозначения объективно существующих форм идеологии, приведем следующее определение: «идеологема - экспликация, способ репрезентации той или иной идеологии», или совокупности директивных установок, ориентирующих на определенное поведение в Мире Действия [Бахтин, 1975, с. 84]. В идеологеме «От каждого по способностям, каждому по потребностям» раскрывается идеологическое намерение действовать и принимать решения, изменяя принципы распределения, сложившиеся в условиях рыночного капитализма.
Следует также отметить, что М.М. Бахтин рассматривал термин в речедеятельностном плане. Применяя термины «идеология» и «идеологема», по отношению к языковой стратификации, М.М. Бахтин придает своей теории мировоззренческий характер: так, «абстрактно единый национальный язык» расслаивается, по мнению исследователя, на «словесно-идеологические и социальные кругозоры», на «языки-идеологемы», у каждого
из которых - своя «социально-идеологическая смысловая конъюнктура», «свой лозунг, своя брань и своя похвала» [Бахтин, 1975]. В таком рассмотрении, несомненно, идеологемы тесно взаимодействуют с мифологемами. Например, в концептуальном пространстве, организованном вокруг мифологемы И.В. Сталин, легко обнаруживаются нарративные элементы как с положительной, так и с отрицательной экспликацией:
И.В. Сталин
«+» «-»
палач свободы параноик
душитель свободы
отец народов верный ленинец сын простого сапожника верховный главнокомандующий вождь, учитель и т.п.
Этот далеко не полный набор элементов структуры идеологического пространства позволяет вывести такие производные аксиологические оппозиции, как: 1) «рабоче-крестьянское сознание» VS «мелкобуржуазное, порочное классовое сознание»; 2) «рабочекрестьянское происхождение» VS «дочь врага народа»; 3) «верный ленинец» VS «предатель, заговорщик»; 4) «мудрый, близкий к народу политик» VS «общество, требующее наставлений и твердого руководства» и т.п. Эти оппозиции регламентируют дискурс сторонников Сталина. У противников его личности и политического режима структура аксиологических оппозиций иная: «палач», «тиран», «убийца», «сатрап», «мучитель» VS «жертвы политических репрессий», «загубленный цвет российской интеллигенции» и т.п. Очевидно, что регламентированный соответствующей аксиологической рамкой дискурс находится в идеологическом конфликте с дискурсом сторонников Сталина. Также очевидным является речевоздействующий характер обоих дискурсов.
В связи с отмеченной выше особенностью целесообразно заметить, что Н.А. Купина определяет идеологему аналогично М.М. Бахтину, дополняя определение компонентом речевого воздействия. В ее определении идеоло-гема - универсальная мыслительная единица идеологической картины мира, объективирующаяся в текстах/дискурсе такими вербаль-
преступник тиран, диктатор и т.п.
ными средствами, языковыми единицами, как «мировоззренчески насыщенное слово», обладающее суггестивной силой воздействующее на мысли, сознание и поведение представителей отдельно взятого языкового сообщества [Купина, 2000].
Семантико-прагматический характер идео-логем и мифологем, позволяет проследить их способность изменять картину мира адресата, а также сохранения устойчивости определенного представления к попыткам изменить или заменить сложившийся образ.
Речедеятельностная природа идеологе-мы и мифологемы полагает необходимость рассмотрения их в дискурсе. Очевидно, что в последнем эти концептуальные сущности выступают как организующие центры высказываний. В связи с этим, целесообразно, опираясь на теорию речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля, понимать идеологему и мифологему как единицы дискурса, имеющие разные формы проявления. В то время как мифологема встраивается в нарратив, представляющий определенный миф, идеологема реализует директивную установку. При анализе идеологем и мифологем с точки зрения теории речевых актов следует учитывать, что в реальном коммуникативном пространстве коммуникантов разделяет ДР [Каплуненко, 2007]. Носитель одного ДР, не имеющий с носителем другого ДР какого-либо общего контекста интерпретации, строит коммуникацию исходя из пред-
положений, опирающихся на общие правила, прежде всего, на личный опыт поведения в аналогичных ситуациях. Для достижения взаимопонимания и дальнейшего успешного сотрудничества необходимо снять различия и выработать ДС. В терминах ТРА это представляется следующим образом: воспринимая и анализируя высказывание, адресат, в первую очередь, определяет тип речевого акта, в котором выражается суждение адресанта и его иллокутивную силу, и определяет собственное поведение сообразно с желанием/нежеланием коммуникативного сотрудничества. ДС выказывается продуктом взаимоприемлемых иллокутивных целей: чем больше соответствующих реакций, тем шире совместные контекст интерпретации и, соответственно, тем качественнее, совершеннее ДС. Радикальный пример - согласованные речевые действия участников политической манифестации, в ходе которой адресат (аудитория) с готовностью откликается на предложения и призывы выступающих. Этот пример еще примечателен тем, что демонстрирует классическое навязывание, внушение мифологем.
Навязывание мифологем ставит своей целью не столько сотрудничество в коммуникативном пространстве, сколько стремление к управлению сознанием адресата, исключая любые альтернативные интерпретации значения. Мифологема, предполагающая контекст мифа, для которого определяющим является не предмет его сообщения, а способ его выражения, имплицируется нарративом и представляется макро-ассертивом, имеющим иллокутивную цель - передачу сконструированной информации об определенном состоянии Мира Ценностей. В этом случае дискурс различий (ДР) приспосабливаясь к реальности, стремится к дискурсу согласования (ДС), из Мира Ценностей стремится к Миру Действий.
Примером мифологемы может послужить оценка, данная политической ситуации в России в 2004 г. китайскими аналитиками: «—■ ^Ф^Ж^Ш» («Двуглавый орел вновь взмывает в небо»). Интерпретация этого высказывания опирается на знание контекста ситуации, в частности, того, что мифологический конструкт, двуглавый орел - символ России, запечатленный на гербе РФ. Другим важным фактом контекста ситуации является опыт восприятия подъема после периода по-
литической нестабильности в России. Владея необходимыми данными, адресант и адресат приходят к ДС, а макроассертив передаваемый мифологемой раскрывается до пропозиции [смутное время закончилось, и Россия вновь стала мощным государством].
При рассмотрении идеологемы, обнаруживается иное положение дел. Идеология конструирует ценности и выдвигает определенные цели, ориентирующие на эти ценности как на интерпретанты адресата. Таким образом, в идеологеме помимо стандартного пропозиционального содержания, присутствует максима, директив, ориентирующий на действие своеобразное с характером идеологе-мы. Очевидно, что мифологема и идеологема присутствуют в сознании носителя языка и культуры в одном кластере [Петренко, 1989]. Так, мифологема «враг народа» существует во одном кластере с идеологемой «Уничтожим/ Бей/Дави и т.п. врагов народа!». Мифологема «гнилой либерализм» имплицирует идео-логему «Долой либерализм!», «палач свободы» - «Долой палача свободы!» и т.п. По этой причине высказывание «N - враг народа» вызывает соответствующее отношение к N без каких-либо дополнительных комментариев. В таком случае реальность подстраивается под высказывание, выраженное идеологемой, в которой скрыт директив. Директив, в свою очередь, устремлен из МЦ в МД, поскольку все идеологемы помечены не только аксиологическими маркерами, но также указаниями поведения в МД. В результате появляются партии единомышленников, т.е. носителей сознания, в котором различия уступают место стереотипам, закрепленным в сознании при помощи мифологем, раскрывающихся в ма-кроассертивах, либо в идеологемах как директивах, побуждающих к действию.
Таким образом, мифологемы и идеологе-ма - характерные функциональные состояния соответствующих концептов, которые различаются на уровне речевых актов. Мифологема - ассертив, отражающий убеждение в определённом соответствии слова миру. Устойчивость мифологемы поддерживается консервативностью мифа в целом; о структурной малоподвижности последнего неоднократно пишет [Барт, 2000]. Идеологема же представляет собой директив, который может призывать к действию в соответствии с существую-
щей мифологемой. Вероятно, она может быть и начальной точкой речевого воздействия, если субъект ставит задачу разорвать круг существующих мифологических представлений. Но это - предмет дальнейшего исследования.
Библиографический список:
1. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека [Текст] / Н.Д. Арутюнова. - М.: Языки русской культуры, 1998.
- 896 с.
2. Барт, Р. Мифологии. Mythologies [Текст] / Р. Барт; пер. с фр. С. Зенькин. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2000. - 312 с.
3. Бахтин, М.М. Слово в романе [Текст] / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики. - М.: Худ. лит., 1975. - С. 80-84.
4. Гусейнов, Г. Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х [Текст] / Г. Гусейнов. - М., 2004. - 145 с.
5. Каплуненко, А.М. Аргументация vs манипуляция [Текст] / А.М. Каплуненко // Вестник ИГЛУ Сер. Коммуникативистика и коммуникациология / отв. ред. проф. А.М. Каплуненко. - Иркутск: ИГЛУ, 2007. - №5.
- С. 3-12.
6. Колесов, В.В. Философия русского слова [Текст] / В.В. Колесов. - СПб.: ЮНА, 2002. - 448 с.
7. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993). Собрание законодательств РФ (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008) [Текст]. - 2008. - № 6-ФКЗ, № 7-ФКЗ.
8. Купина, Н.А. Живые идеологические процессы и проблемы культуры речи [Текст] / Н.А. Купина // Язык
- Система - Личность. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2005. - С. 90-111.
9. Купина, Н.А. Языковое строительство: от системы идеологем к системе культурем [Текст] / Н.А. Купина // Русский язык сегодня / отв. ред. Л.П. Крысин. -М.: Азбуковник, 2000. - Вып. 1. - С. 182-189.
10. Остин, Дж. Избранное [Текст] / Дж. Остин; пер. с англ. Л.Б. Макеева, В.П. Руднева.- М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. - 332 с.
11. Петренко, В.Ф. Психосемантика сознания [Текст] / В.Ф. Петренко. - М.: Изд-во МГУ, 1989. -207 с.
12. Победоносцев, К.П. Великая ложь современность [Текст] / К.П. Победоносцев. - М.: ИстИздат, 1994. - 211 с.
13. Радбиль, Т.Б. Мифология языка Андрея Платонова [Текст]: монография / Т.Б. Радбиль. - Н. Новгород: Изд-во НГПУ, 1998. - 116 с.
14. Чудинов, А.П. Политическая метафора: Исследование идиостилей [Текст] / А.П. Чудинов // Ethnohermeneutika and cognitive linguistic. - Landau, 2007. - С. 16-23.
15. Юнг, К.Г. О мифологеме. Введение в сущность мифологии [Текст] / К.Г. Юнг, К. Кереньи // Душа и миф: шесть архитипов. - М., 1997. - С. 13.
16. Boorstin, D. A History of the USA. Colonial Experience / D. Boorstin. - Chicago: Univ. Of Chicago press, 1961. - 359 p.
17.и^^Ш^:ШШШЖ/ &&& №ШШ Ш
■#. - 1Ш:№2004^. - 352^.
