CC BY
196
С. М. Марчукова
ИДЕИ ГУМАНИЗМА В УЧЕНИИ Я. А. КОМЕНСКОГО
Я предпринимал все свои труды и искания из любви к Господу и Его ученикам. Других побудительных причин я не знаю и не признаю.
Я. А. Коменский. «Великая дидактика».
Восприятие наследия Я. А. Коменского (1592-1670) как учеными XIX-XX вв., так и современными авторами обусловлено многими факторами, особое место среди которых занимают позитивистская тенденция в историко-научных и историко-педагогических исследованиях, а также известный парадокс историзма, состоящий в том, что исследователь, как правило, применяет к другой культуре современную мерку и современную оценку [5]. Цель предлагаемого исследования — выявление и анализ некоторых аспектов библейского гуманизма Я. А. Коменского. Объект — педагогическое наследие великого педагога.
Как отмечает Ж. Карпей, представление о Коменском как о якобы раннем предшественнике Ж.-Ж. Руссо и М. Монтессори, пророке современного экономического мышления, с полной уверенностью можно назвать искажением истории, созданием «мифа о Коменском» как непосредственном предшественнике педагогики Просвещения с ее энциклопедизмом и приоритетным развитием инструментального знания. «В действительности же, — заключает автор, — он продолжает традиции гуманитарного классического мышления Эразма Роттердамского и особенно его современника — Хуана Вивеса. Приходится сожалеть, что до сих пор этой его связи с традицией мышления, которую лучше всего назвать “библейским гуманизмом”, не уделяется должного внимания» [3, с. 83].
Библейский гуманизм Коменского, представляющий собой предмет нашего исследования, берет начало в традициях педагогики Богемских братьев. Когда кто-то из них принимал решение стать священником, он традиционно выбирал себе библейское имя. Отчасти это было продолжением традиций гуситов. Кроме того, люди, жившие в рубежную эпоху, в преддверии Нового времени, были склонны, как известно, к составлению прогнозов и подведению итогов. Особое значение приобретают для них толкования пророчеств, ассоциации судеб библейских пророков с их собственными судьбами. В 1611 г., в возрасте 19 лет, Ян Коменский прибавляет к своему имени имя пророка Амоса [6]. Так произошло известное в латинизированной форме имя Johannes Amos Comenius.
Амос
Амос (лат. сильный)—имя одного из так называемых «малых пророков» Ветхого Завета. Иудей, пастух из небольшого селения Текоа, он пророчествовал в Израильском царстве в VIII в. до н. э., осуждая преступления против морали, воровство и угнетение бедных, обман и притворное поклонение Богу. «Подлинная революция, —
© С. М. Марчукова, 2010
пишет А. Б. Ковельман, — началась в VIII столетии с деятельностью Амоса — первого израильского пророка, тексты которого сохранились в Ветхом Завете... Амос противопоставляет себя уже не только “чужому” (как Илья — пророкам Ваала), но и “своему” (пророкам Яхве). Он противостоит и священству. .. в полном противоречии с древневосточной традицией пророк обрушивается на свой народ — на Иудейское и Израильское царства. Первое будет уничтожено за идолопоклонство, второе же потому, что продают правого за серебро и бедного — за пару сандалий. Жаждут, чтобы прах земной был на голове бедных и путь кротких извращают» [цит. по: 6, с. 77].
Амос возлагает вину за это на весь народ, обличает самые основы еврейской жизни и требует истинного исполнения договора с Богом, а не только соблюдения ритуалов. Фигура Амоса, его личность удивительно соответствовали социальным реалиям эпохи Коменского, для которой было характерно развитие индивидуальности, стремление к освобождению личности. До сих пор к образу Амоса, беспощадного и сурового обличителя, обращаются философы и богословы [6, с. 80-81]. С его пророчествами связывает И. Барбур разоблачение «общественного аспекта социальной несправедливости», требование «справедливого распределения мировых ресурсов» [2].
Подобно тому как Амос пророчествовал о возвращении израильского народа из плена (Амос, 9, 14-15), Коменский и тысячи других чешских эмигрантов мечтали вернуться на родину. Планы общественных реформ, выдвигаемых им в разные годы, восходят в своих основаниях к ветхозаветным пророчествам. «Все пророки, — пишет И. Ш. Шифман, — были чрезвычайно активными политическими деятелями. Они жили и проповедовали в конкретной, подчас очень сложной обстановке; собрания их речений переполнены различными. . . намеками либо прямыми указаниями на внутри — и внешнеполитическое положение Израиля и Иудеи... Пророки четко определяют свое отношение к внешнеполитической линии правящих кругов в той или иной ситуации» [цит. по: 6, с. 78]. Коменский, выбрав себе имя Амоса, продолжает эту библейскую традицию. Пророчества для него, как и для Амоса, были связаны не только с мистическими озарениями, но и с критикой социального устройства общества. К. Э.Нипков выделяет два аспекта «пророческой критики» Коменского: социальный и антивоенный [7]. К ним необходимо добавить, на наш взгляд, его предупреждения о тех опасностях, которые таило в себе развитие науки первой половины XVII в. [6, с. 231-235].
О христианских традициях педагогики Я. А. Коменского
«Отеческие нравы» — это вещь преходящая; Божественное же воспитание есть сокровище вечно ценное.
Климент Александрийский. «Педагог».
«Новая педагогика» XVII столетия отражала черты Нового времени, ставила перед собой цель воспитания человека самостоятельного, предприимчивого, решительного, способного к быстрой социализации, к выбору собственного пути [6, с. 100]. На первый взгляд может показаться, что старая схоластическая дидактика осталась далеко в прошлом, в том замкнутом мире, где европейцы еще не знали ни Великих географических открытий, ни тех потрясений христианской веры, которые были характерны для периода Реформации, ни разрушительных религиозных войн. Однако в основе «новой педагогики» нетрудно увидеть старые основы христианского образования, сформированные в трудах отцов церкви и выдающихся богословов [1, т. 2]. Дидактика была непремен-
ной частью средневековой философии. Христианские традиции не только сохранились в новой педагогике, но и открывали новые пути воспитания человека в беспокойном, тревожном и трагическом новом мире, на пороге Нового времени. Остановимся коротко на трех аспектах средневековой педагогики, которые нашли развитие в библейском гуманизме Коменского:
— превосходство нравственного воспитания над ученостью;
— представление о всеобщей связи вещей;
— формирование диалогической логики.
О превосходстве нравственного воспитания над ученостью
Прежде всего пусть учитель остерегается терпеть, чтобы кто-нибудь уклонялся от благочестия. . . Если он этого не добъется, то пусть считает весь свой труд затраченным даром.
Я. А. Коменский. «Великая дидактика».
«Так как Педагог наш есть практик, то прежде всего занимается он порядками нравственной жизни», — писал в своем трактате «Педагог» Климент Александрийский, который «разработал философию христианского образования, вписав в гармоничный рисунок завершенной теории накопленное к тому времени наследие греко-римской педагогической мысли» [1, т. 1, с. 31]. Традиция библейского гуманизма педагогики XVII столетия воплощается в пансофии Коменского, продолжающей традиции Августина (IV в.), изложенные в трактате «О христианской науке» и продолженные Алкуином (VIII-IX вв.) [1, т. 1, с. 141-152] спустя почти три столетия. Прежде всего, речь идет о «семи ступенях христианской мудрости», которые, гармонично соединяя обучение и воспитание, не потеряли своей актуальности и в наше время:
— страх перед Богом;
— благочестие и сострадание к ближним;
— знание, как употреблять это сострадание и подкреплять его правосудием;
— мужество, которое дает возможность действовать и защищать свои убеждения;
— рассудительность, которая дает возможность уберечься от пороков;
— понимание того, как можно избавиться от зла и осуществить добро;
— мудрость, которая представляет собой упорядоченное понимание.
Излагая свои пансофические устремления, Коменский, как известно, неоднократно подчеркивал: воспитание благочестия, мужества и рассудительности было непременным условием формирования «упорядоченного понимания». Так, в «Великой дидактике» он пишет о том, что для гармоничного воспитания необходимы «прежде всего основные или, как их называют, “кардинальные” добродетели: мудрость, умеренность, мужество и справедливость. Ведь нельзя без фундамента воздвигать здание, в котором все его плохо скрепленные части шатались бы на своих устоях» [4].
Идея о превосходстве практического нравственного воспитания над ученостью, знанием в собственном смысле слова, получила развитие в христианской культуре и оказала влияние на формирование классических педагогических систем. «Я думаю, что вы сочтете совершенным глупцом того, кто добродетельного или мудрого человека не поставит бесконечно выше большого ученого», — писал младший современник Комен-ского Дж. Локк (1632-1704).
О всеобщей связи вещей
Истина соединения мыслей не есть изобретение человеческое: она только дознана людьми и замечена для того, чтобы можно было ей учиться и учить; сама же в себе она есть вечный закон природы, свыше установленный. . . Такое же точно достоинство имеют и правила, посредством которых научаемся рассуждать о предмете с разных сторон и в разных отношениях.
Аврелий Августин. «О христианской науке».
В лабиринтах нового мира начала XVII столетия стали особенно актуальными рассуждения христианских мыслителей о всеобщей связи вещей. В основе цельности и гармоничности средневекового миропонимания лежало представление о Боге-творце, «создавшем такой мировой порядок, при котором все взаимосвязано и взаимообусловлено» [1, т. 2, с. 50]. Смысловые координаты «упорядоченного понимания»—Единое, Благое, Истинное (“Unum, Bonum, Verum”) потребовали нового осмысления в лабиринтах Нового мира, расширяющегося с каждым днем. Николаю Кузанскому, творчество которого оказало большое влияние на Коменского [5, с. 41-43], источник знания представляется в виде лучезарного начала — Бога, пребывающего в единстве с самим собой и равного самому себе. В «охоте за истиной» необходимо следовать Благу. Истина — не только то, что есть, но и то, что должно быть. Дорога к истине — это и дорога к покою, умиротворенности, предполагающей постижение единства и связи всех явлений. В работе «Центр безопасности» (“Centrum securitatus”) Коменский пишет: «Для того, чтобы продемонстрировать единство своего Бытия, Бог соединил все сущее столь удивительным образом и так его взаимно связал, что всегда одно содержит в себе другое именно таким образом, как в цепи каждое из ее звеньев завершено на предыдущем».
О формировании «диалогической логики»
Если бы я писал книгу высшей непреложности, я предпочел бы написать ее так, чтобы каждый нашел в моих словах отзвук той истины, которая ему доступна; я не вложил бы в них единой, отчетливой мысли, исключающей все другие, ошибочность которых меня не могла бы смутить.
Аврелий Августин. «Исповедь».
В трудах отцов церкви неоднократно отмечалась необходимость в переосмыслении античного идеала знания, настаивавшего на исключении логических противоречий. Так, Аврелий Августин пишет в «Исповеди» (12, XXXI): «Когда один скажет: “Он думал как я”, а другой: “нет, как раз, как я”, то, полагаю, благочестивее скажу я: “а почему не так, как вы оба, если вы оба говорите правильно”. И если кто увидит в этих словах и третий смысл и четвертый и еще какой-то, только бы истинный, почему не поверить, что все их имел в виду Моисей, которому Единый Бог дал составить священные книги так, чтобы множество людей увидело в них истину в разном облике?» Говоря современным языком, аллегорические образы и иносказательные толкования библейского текста находятся в отношениях дополнительности.
Эта дополнительность нашла отражение в построении единой педагогической системы Коменского, которая в эпоху конфессиональных раздоров и религиозных войн далеко выходила за конфессиональные рамки, содержала в себе основу для межконфес-сионального диалога, необходимость которого в педагогике лишь намечалась в XVII в., и стала актуальной проблемой в наше время [6, с. 194-206]. «Уже Комениус, — отмечает К. Э. Нипков, — стоит перед фактом плюрализма — фактом, характерным для модерна и постмодерна. Это плюралистическое разнообразие не должно нивелироваться рационалистически. Каждая философская позиция, каждая христианская конфессия и каждая культурная традиция находится, так сказать, с своем “частичном” праве, обладает своим уникальным опытом. [7, с. 44]. «Конечно, — продолжает Нипков,—Коменский еще не является представителем философии “диалогического принципа”, которая была разработана в начале нашего века европейскими христианскими религиозными мыслителями, такими как Мартин Бубер... Однако можно говорить о сходстве основной структуры, поскольку и здесь и там она основывается на библейской антропологии» [7, с. 40-41].
Подведем итог. Библейский гуманизм как педагогическая традиция был развит Ко-менским в педагогике Богемских братьев и стал основой для «пророческой критики» (К. Э. Нипков) социально-политических реалий XVII в. в его сочинениях. Такие традиции библейского гуманизма Коменского, как превосходство нравственного воспитания над ученостью, представление о всеобщей связи вещей, формирование диалогической логики, с одной стороны, продолжают традиции европейской христианской педагогики, с другой — являются актуальными направлениями развития современной педагогической теории и практики, перед которой стоит проблема возвращения с лоно европейской традиции.
Литература
1. Антология педагогической мысли христианского средневековья: пособие для учащихся пед. колледжей и студентов вузов / ред. В. Г. Безрогов, О. И. Варьяш. В 2 т. М., 1994.
2. Барбур И. Этика в век технологии. М., 2001. С. 361.
3. Карпей Ж. Коменский: компас и карта // Педагогика. 1992, № 5-6. С. 82-84.
4. Коменский Я. А. Великая дидактика // Педагогическое наследие / сост. В. М. Кларин, А. Н. Джуринский. М., 1988. С. 78.
5. Марчукова С. М. Ян Амос Коменский: Приглашение к диалогу: Монография. СПб., 2008. С. 9.
6. Марчукова С. М. Ян Амос Коменский: человек в «лабиринте света». СПб., 2006. С. 77-81.
7. Нипков К. Э. Ян Коменский сегодня. СПб., 1995. С. 42.
Статья поступила в редакцию 6 октября 2010 г.
