CC BY
971
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
А. Ю. Дворниченко
И. Я. ФРОЯНОВ—ИССЛЕДОВАТЕЛЬ КИЕВСКОЙ РУСИ
Мои пролегомены будут не очень длинными. Задача их — представить героев очерка. Это Киевская Русь — начальный период истории восточных славян, который обычно датируется IX - началом XIII в. Зачастую используют понятие «Древняя Русь», которое вполне корректно, но гораздо более неопределенно и расплывчато.
Киевская Русь — интересный и примечательный этап истории, в который уходят корни культуры, этничности, государственности русских, украинцев, белорусов и многих других народов «нашего пространства». Это время, окутанноне пеленой легенд и былин, озаренное «каким-то весельем, праздничным сиянием». Киевская Русь является «каким-то блистательным прологом к нашей исто-рии»1. Изучение этого пролога чрезвычайно важно для понимания всей последующей нашей истории...
Игорь Яковлевич Фроянов — выдающийся современный российский историк, чье творчество отнюдь не исчерпывается изучением древности, неизменно вызывает горячие споры, порождая порой взаимоисключающие оценки2.
Пути наших героев впервые пересеклись в конце 50-х - начале 60-х годов ХХ в., когда, будучи студентом Ставропольского пединститута, И. Я. Фроянов увлекся историей Киевской Руси.
Надо сказать, что Киевская Русь не была обойдена вниманием в «дореволюционной» историографии. Но, как отметил А. Е. Пресняков, в это время «представления об основах древнерусского быта продолжали жить научной жизнью почти исключительно в общих курсах русской ли истории или истории русского права»3. Другими
© А. Ю. Дворниченко, 2011
словами, история Киевской Руси еще не успела выделиться в отдельный предмет исследования.
Многое для этого сделал сам А. Е. Пресняков, но только в советский период Киевская Русь окончательно заняла свое место в качестве отдельного и к тому же очень важного объекта (и предмета) исследования. Немалую роль в этом сыграла ситуация в советской (марксистско-ленинской) науке, бросившей все силы на поиски места России в той системе общественно-экономических формаций, которую сама же в ту пору изобрела. В данном контексте начальный период истории приобретал особое значение.
К 1960-м годам советская наука начинала уже коснеть в рамках созданных к тому времени парадигм. Как казалось, был решен вышеупомянутый вопрос о формационной принадлежности Киевской Руси. В трудах «признанного главы исторической науки» академика Б. Д. Грекова она была отнесена к формации феодальной. И феодализм простер над Русью свои «совиные крыла». Причем, размах этих крыльев в сознании историков был столь чудовищным, что достигал эпохи «Великих реформ» 60-70-х годов XIX в.
Между тем, оттепель ли, здравый ли смысл или еще что-то другое толкали на фактическую ревизию взглядов Б. Д. Грекова. На смену его вотчинному феодализму в трудах другого академика — Л. В. Че-репнина шел феодализм государственный. В 1970-е годы эта концепция, зародившаяся еще в недрах дореволюционной и советской историографии, обретет многих сторонников в исторической науке.
В такой ситуации И. Я. Фроянов увлекся изучением истории важнейших категорий зависимого населения Киевской Руси. Челядь, холопы, данники и смерды стали темой его кандидатской диссертации, защищенной уже в Ленинградском университете под руководством известного знатока Киевской Руси В. В. Мавродина4. Сейчас, по прошествии нескольких десятков лет, видно, что молодой ученый начал борьбу с господствовавшей тогда в науке теорией с выстрела, что называется, в «яблочко».
Дело в том, что сторонники вотчинного (да, во многом, и государственного феодализма) возводили здание своей концепции как раз на костях зависимого люда. Все социально ущемленные персонажи истории той поры рассматривались как феодальная «челядь». И. Я. Фро-янов не только показал, что челядь находилась не в феодальной,
а в рабской зависимости, но и постарался разобраться в отличиях между челядью и холопами. Вполне убедительно избавил он от феодальной зависимости и смердов, выводя их от более древних данников. Дань же, по мнению историка, не феодальная рента, коей считали ее советские историки той поры, а контрибуция, плата за мир.
В первой работе И. Я. Фроянова не может не импонировать высокая историографическая культура, которая и по сей день, к сожалению, редкость в трудах историков. Автор диссертации привлек огромный историографический материал и досконально его проанализировал. Более того, некоторые идеи, высказанные в «дореволюционной» историографии, нашли продолжение и развитие в сочинении молодого историка. Это, кстати, — яркая черта всего его творчества и в дальнейшем. Оставаясь в рамках господствовавшего в стране учения, он смело развивал наблюдения своих далеких от марксизма предшественников.
Кандидатское сочинение И. Я. Фроянова органично вошло в докторскую диссертацию, защищенную в 1973 г. В следующем году была опубликована книга, являвшаяся сокращенным вариантом дис-сертации5. Хотя диссертация была полностью опубликована сравнительно недавно6, именно ее следует положить в основу анализа концепции ученого. Работа основана на богатейшем историографическом наследии и собственном внимательном анализе имеющихся исторических источников.
В центре внимания историка находятся социально-экономические отношения — то, что в ту пору относили к разряду «базисных» явлений, лежащих в основе той или иной ОЭФ. В социально-экономической структуре Киевской Руси И. Я. Фроянов обнаружил множество «факторов дофеодального характера». Это, прежде всего, община в различных вариациях и крупные семейные объединения. Они генетически восходили к родовому строю. Элементом данного строя были и первые города, выросшие из племенных центров. В городах рядом с соплеменниками обитала и племенная знать — «старцы градские», которые занимались гражданскими делами.
От этих социальных институтов И. Я. Фроянов перешел к анализу места и роли крупного землевладения. Он показал динамику развития княжеского хозяйства, основанного, прежде всего, на скотоводстве. Доходы князей складывались, в основном, из даней — поборов
с покоренных племен и кормлений — добровольных приношений местного населения. Были внимательно изучены данные о церковном и боярском землевладении. Результатом проведенного исследования стал важнейший вывод о том, что богатство древнерусской знати множилось не за счет доходов от землевладения, а в результате накопления движимых ценностей, в том числе и в результате завоевательных походов, увеличения стад и эксплуатации промысловых угодий.
В более поздней работе И. Я. Фроянов обратил внимание на поли-семантичность понятия «село» в Киевской Руси. Большие села выступали в качестве поселений свободных крестьян-общинников. В «малых» селах, которые возникли гораздо позже, жили зависимые люди. Но термин «село» в Киевской Руси применялся и для обозначения освоенного участка земли — прототипа «села земли» в документах XIV—XV вв.7 Вереницы владельческих сел, населенных зависимыми людьми, оказались фантомом, тешившим воображение советских историков.
В докторской диссертации И. Я. Фроянов убедительно опроверг теорию верховной феодальной княжеской собственности на землю в Киевской Руси.
Это, однако, не значит, что крупное вотчинное землевладение на Руси не существовало. Продолжая наблюдения, сделанные в кандидатской диссертации, ученый показал, что нельзя ни в коем случае преуменьшать значение рабства в Киевской Руси. В древнерусской вотчине работали рабы и полурабы. Одни категории зависимого населения двигались от рабства к свободе, другие, наоборот, — от свободы к рабству.
Категорий населения, находящихся в феодальной зависимости, И. Я. Фроянов в Киевской Руси не обнаружил, вернее, обнаружил, но в мизерном количестве. Впрочем, еще большее значение имел его принципиальный вывод о том, что сами вотчины были островками в море свободного общинного землевладения.
На этом выводе тем важнее акцентировать внимание потому, что и тогда, и гораздо позже И. Я. Фроянова зачастую воспринимали как поборника некоего «рабовладельческого» строя, сторонники которого — белорусские исследователи В. И. Горемыкина и А. П. Пьян-ков — опубликовали в то время свои труды8. Могу сказать, что столь
досадное заблуждение всегда крайне раздражало поклонников творчества петербургского историка. Ведь речь в его работе идет о ставших в ту пору популярных в советской историографии «укладах». В трактовке И. Я. Фроянова и рабовладельческий, и феодальный уклады проигрывали по сравнению с общинным укладом9.
Этот общинный уклад, вернее отсутствие в работе историка его характеристики, заметили критики. Они также ломали голову над тем, как И. Я. Фроянов решит проблему государственности. Казалось, что ученый загоняет себя в ловушку: наличие государства в этот период он не отрицает и марксистских взглядов придерживается, а классов, по сути дела, не находит. А что такое государство и как оно соотносится с классами, в ту пору все знали со школьной скамьи.
Ответить на эти и другие вопросы, связанные не с «базисом», а с «надстройкой», была призвана книга, посвященная социальнополитической истории Киевской Руси10. Анализ политических институтов И. Я. Фроянов начинает с княжеской власти. Исследуя этот институт в его развитии с древнейших времен, он тонко улавливает те изменения, которые происходили в характере княжеской власти с VI по начало XIII в., и в то же время акцентирует внимание на том главном, что было свойственно власти князя, — значительной зависимости князя от народа.
Князья того времени отнюдь не были монархами. Обладая судебными, административными и другими функциями, они должны были, тем не менее, считаться с мнением народных масс. Другими словами, княжеская власть еще даже не попыталась разорвать пуповину, соединявшую ее с народом. В этой книге историк продолжает активную и продуктивную борьбу с теорией верховной собственности на землю и, на мой взгляд, полностью ее дезавуирует.
В книге рассмотрена проблема отношений князя и дружины. Дружина, по мнению историка, зарождается еще в родовом обществе. К ХІ-ХІІ вв., пройдя уже долгий путь развития, дружина подразделяется на бояр и «молодшую дружину». Бояре — лидеры общества, которые, подобно князю, еще не оторвались от народной среды. Киевская Русь того времени еще не стала феодальной, она не знала сеньориального строя, подобно странам Западной Европы. Соответственно, и иммунитет на Руси носил ярко выраженный «дофеодальный» характер.
Для понимания социальных и политических отношений в Киевской Руси принципиальное значение имеет «людье» — масса свободного населения. И. Я. Фроянов пришел к выводу о том, что народ играл в политической жизни Киевской Руси выдающуюся роль, оказывая мощное воздействие на княжескую власть. В сфере взаимодействия князей и народа историк обнаружил глубоко архаические явления, будь то престижные пиры или дарения.
«Вершиной политической деятельности народа» было вече — народное собрание. Это архаичный институт, уходящий корнями в недра первичной формации. Компетенция его в Киевской Руси была весьма обширна. Основой военной силы в ту эпоху было народное ополчение — «вои».
Тема города, разработанная в специальном очерке, является средоточием всех выводов и наблюдений автора. Это, кстати говоря, несмотря на очерковую форму, придает книге цельность и логическую завершенность — каждый очерк вытекает из другого, а фокусируются все в последнем.
По мысли И. Я. Фроянова, древнерусские племена объединяются в союзы племен, а дальнейшее объединение приводит к созданию «союза союзов», «суперсоюза племен». Кстати, подобные термины использовал другой крупный ученый той поры—Б. А. Рыбаков. Но, в отличие от него, И. Я. Фроянов отнюдь не считал подобного рода образование государством.
В начале XI в. «суперсоюз» преобразуется в систему городов-государств, волостей. Каждая такая волость — это иерархия соподчиненных городских и сельских общин во главе с главной городской общиной. В главном городе собиралось вече, находился князь с дружиной. Это была система непосредственной демократии—вся волость не только решала главные политические задачи, но и формировала земское ополчение. Постепенно шел процесс распада городов-государств на более мелкие волости: прежние пригороды, начиная тяготиться опекой старшего города, сами становились центрами волостей.
По сути дела, это было своевременное возрождение на новом витке развития науки популярной в XIX в. земско-областнической теории11. При этом И. Я. Фроянов не скрывал свою «связь» с «дореволюционной» историографией, говоря об историографических предпосылках своей концепции.
Издание второй книги явило всему советскому ученому миру рождение новой концепции истории Киевской Руси, в корне отличной от других. Мир, как помнят те, кто жил в ту пору, отреагировал непристойно. Но это уже другая история... Впрочем, отмечу, что, в отличие от советской науки, американская русистика встретила появление новой концепции истории Киевской Руси с гораздо большим энтузиазмом. Об этом свидетельствовали и рецензии, и публикация частей работ И. Я. Фроянова под красноречивым названием «а new view of the history of Kievan Rus».
И. Я. Фроянов высказал предположение, что изученные им социальные организмы (города-государства) были характерны для многих обществ, переживавших переходный период от первичной первобытно-общинной формации к вторичной, где на передний план выходят социальные антагонизмы. Стремление найти место Киевской Руси в типологическом ряду такого рода обществ побудило И. Я. Фро-янова выступить с инициативой подготовки межкафедрального труда, посвященного городам-государствам в древности и в средние века12.
Сопоставив социально-политическое развитие Руси, древней Греции и Византии, ученые пришли к выводу о сходстве исторического процесса на Руси и в архаической Греции, о наличии многих общих черт у древнерусского города-государства и архаического полиса. Что же касается Византии, то она развивалась иначе.
Раздел данного сравнительно-исторического исследования, посвященный Киевской Руси, лег в основу другой книги, написанной И. Я. Фрояновым с соавтором13. В советской исторической науке господствовал подход, который нашел наиболее яркое отражение в трудах М. Н. Тихомирова. Согласно этому подходу, города — это населенные пункты, ставшие центрами ремесла и торговли, а настоящей силой, вызвавшей к жизни русские города, было развитие феодализма. В этой книге получила дальнейшее обоснование идея, уже известная читателю, о том, что города были племенными центрами, военно-политическими, административными и культурно-религиозными средоточими.
Когда в конце X - начале XI века в Киевской Руси происходит распад родовых отношений и формирование территориальных связей в обществе, именно города, пережив серьезные пертурбации («перенос» города, уничтожение старой знати—«старцев градских»),
приобретают системообразующее значение, формируют вокруг себя волость и создают социальный организм, который можно определить как большую территориальную общину, имеющую государственный статус. Другими словами, город, вырастая из общины и сохраняя традиционные черты последней, усваивает новые качества, присущие государству.
Формирование городов-государств в книге прослеживается по географическим районам, причем, материалы по разным землям дополняют друг друга. Главный вывод, который делается в книге: Киевская Русь — общинный этап нашей истории. Таким образом, вопрос
о свободных общинниках, сформулированный критиками концепции И. Я. Фроянова, получил исчерпывающий ответ. Сложнее обстояло дело с вопросом о государственности. Ведь община в данном случае только приобретает форму государства, не становясь от этого государством.
И. Я. Фроянов расставаться с древнерусским государством не захотел14. В конце 80-х - начале 90-х годов он как раз и сосредоточился на проблеме государства, что должно было придать его концепции еще большую стройность и логическую последовательность. Этой теме он посвятил важную по своему значению статью15. Современной науке, полагает ученый, известны три главных отличительных признака государства: 1) размещение населения по территориальному принципу, а не на основе кровных уз, как это было при старой родовой организации; 2) наличие публичной власти, отделенной от основной массы народа; 3) взимание налогов для содержания публичной власти.
Все эти признаки государственности появляются не одновременно, не сразу. Если союзы племен (до середины IX в.) нельзя считать даже зародышами государства, то союз союзов племен (суперсоюз) без элементов публичной власти, способной подняться над узкоплеменными интересами, существовать не мог. Но князь и дружина, приобретя определенную самостоятельность, оберегали собственный племенной союз, а носителями публичной власти были у союз-ников-соседей, с которых и взимали насильственным порядком поборы в виде даней.
По мере формирования городов-государств появляется и такой признак, как размещение населения по территориальному признаку.
В результате оказываются видны три главных вышеназванных компонента государственности.
В это время происходит изменение главного из факторов — публичной власти. Теперь принудительная власть концентрируется в общине главного города волости и действует в отношении нижестоящих общин пригородов и сел. Поборы, которые поступают в главный город в княжескую казну, следует рассматривать в «налоговом ключе, но, разумеется, с оговорками насчет их незрелости и архаичности».
Это не единственная оговорка, которую делает историк. Да и сам его ответ на вопрос, можно ли считать ряд соподчиненных общин государством, звучит не очень уверенно — «думается, можно». Как бы то ни было, в работах И. Я. Фроянова явственно проступала новая концепция государственности в Киевской Руси, которая в корне противоречила господствовавшей в современной ему историографии. Классовая основа государственности была разрушена...
Мысли, высказанные в данной статье, легли в основу монографии о «мятежном Новгороде», в которой И. Я. Фроянов обратился к истокам новгородской государственности16. Древнейшим племенным центром в этом регионе была Старая Ладога, но будущее было за Новгородом. В ожесточенной межплеменной борьбе рождался словенский союз племен, перерастающий в «суперсоюз». Княжеская власть и дружина в его рамках претерпевают изменения, публичная власть усиливается, чему способствовал и «варяжский переворот». Историк полагает, что «призвание» было, но не на княжение, а для помощи в войне, и не трех братьев, а одного конунга с дружиной. Дальше последовал переворот, сопровождавшийся истреблением словенских князей и знатных людей17.
Восстановив распавшийся было межплеменной союз (суперсоюз). новгородцы приступили к расширению своих владений. Историк приходит к неожиданному выводу о том, что словене получили с полян дань как победители, посадившие своего князя (Олега) в Киеве. Вот, что произошло в это время на Руси, а не мифическое объединение Юга и Севера18. Я думаю, что это был один из последних гвоздей в гроб мифа о грандиозном государстве «Киевская Русь», созданного советской наукой.
Первые признаки зависимости Новгорода от окрепшего Киева появляются где-то в середине Х в. Затем эта зависимость слабеет.
В книге прослежен процесс становления новгородского города-государства с упором на изменение характера социальной борьбы.
Социальной борьбе и посвящена следующая фундаментальная монография петербургского историка19. За сорок лет после выхода в свет книги академика М. Н. Тихомирова это был первый и, добавим, единственный труд по истории социальной и политической борьбы на Руси IX - начала XIII в. Но значение его гораздо шире. Мне представляется, что это своего рода пик научного творчества И. Я. Фроянова в области изучения Киевской Руси, своего рода энциклопедия древнерусской жизни, быта, нравов.
Исследователь выступает против главного постулата советской исторической науки, который, как сам он пишет, приобрел фатальный характер, — классовой борьбы. Эту самую борьбу советские историки видели во всем, она была в их представлении основой государственности, культуры и т. д. И. Я. Фроянов убедительно показал, что социальная борьба в Киевской Руси была доклассовой. Своими корнями она уходила в первобытность: это и столкновения древних людей, происходившие при смене хозяйственных укладов, и межплеменная борьба, сопровождавшая процесс формирования племенных объединений разного уровня.
Разложение родовых отношений внесло свои изменения и в социальную борьбу. Исчезает родовая защита, множатся насилия, произвол, преступления. В этих условиях возрастает роль княжеской власти, которая берет на себя заботу о внутреннем мире и безопасности. По мере роста и укрепления волостной общины, появившейся на месте распавшегося племенного союза, она также начинает претендовать на подобную роль — завязывается борьба между князем и вечем. Исследователь показывает эту борьбу на примере ряда земель и, прежде всего, Киевской земли, которая шла в этом отношении впереди других волостей.
К середине ХІІ в. состязание князя и веча заканчивается победой земщины, но при очевидном превосходстве городской общины борьба продолжается и позднее. Социальная борьба в это время была достаточно сложным явлением, поскольку в ней переплетались различные настроения и интересы, но над всем доминировало архаическое языческое сознание. Это позволяет давать многим народным движениям неожиданные на первый взгляд «этнографические» трактовки.
Читатель в лучших традициях отечественной науки (Ф. И. Буслаева, Б. А. Романова и др.) погружается в глубины этого сознания. Прекрасное знание автором материала, деталей древнерусской жизни создает у читателя своего рода эффект присутствия. Я не случайно сказал и об эффекте энциклопедического охвата древнерусской старины: если, например, вычленить из книги страницы, посвященные древнерусскому праву, то получится отдельное серьезное исследование.
Обогатив свою исследовательскую палитру знанием архаического сознания, И. Я. Фроянов вернулся к теме, с которой начинал, — рабству и данничеству20. Он с полным основанием считает, что в архаических обществах войны — одна из форм магико-рели-гиозных действий, а не стимулятор классового переустройства. Следовательно, и рабство отнюдь не было чуждым первобытно-общинному строю. Это институт, отвечавший жизненно важным потребностям древних людей, связанным с непроизводительной сферой их деятельности. Правда, на поздней стадии развития первобытности, из которой в ту пору Русь не вышла, рабство стало несколько видоизменяться в сторону удовлетворения производственных нужд. Но этот процесс нельзя искусственно ускорять.
Во многом сходно с развитием рабства и становление даннических отношений. Древнерусская дань обнаруживает значительное сходство с позднейшим ясаком, но взимание дани не сопровождалось посягательством на земли данников, а сама дань поступала не в государственную казну, а шла на нужды полянской общины в целом. Вывод историка таков: «Так называемое “Киевское государство” Х в. являло собой конгломерат племен, рыхлое и неустойчивое межплеменное образование, сооруженное Киевом посредством военного принуждения, прежде всего с целью получения даней и не имеющее прочных внутренних связей, а потому готовое в любой момент рассыпаться»21. Это был последний гвоздь в вышеупомянутый гроб.
Здесь самое время отметить, что «перестройка» не повлияла на исследование И. Я. Фрояновым древнейшего периода восточнославянской истории. Дело в том, что приверженность господствующей в советские времена методологии отнюдь не определяла сущностные основы его творчества. Концепция базировалась на прекрасном знании древнерусских источников, «дореволюционной» историографии,
анализе конкретного материала. В теоретическом плане ему ближе других был выдающийся отечественный медиевист А. И. Неусыхин с его «дофеодальным» периодом. Это построение хоть и является продуктом советско-марксистской исторической мысли, но вызвано стремлением вырваться из тесных рамок господствующей теории.
Представление о Киевской Руси как о «дофеодальном» периоде позволяло гораздо более адекватно понять древнерусскую историю, чем измышления о господствовавших там «феодальных отношениях».
Так, совершенно по-новому И. Я. Фроянов рассмотрел проблему крещения Руси22. В конце 80-х годов изучение этой проблемы стимулировалось еще и празднованием «тысячелетия христианства на Руси». С 30-х годов ХХ в. утвердился взгляд на крещение Руси как на прогрессивный акт, способствовавший феодализации Руси. Но и само крещение якобы было вызвано развитием феодальных отношений, так как феодальная знать стремилась освятить свои притязания на господствующее положение.
И. Я. Фроянов показал, что христианство, появившись на Руси во второй половине IX в., не получило широкого распространения. Знаменитому крещению киевлян Владимиром предшествовала его языческая реформа, которая, в свою очередь, проводилась в несколько этапов. Но реформа завершилась неудачей, и тогда князь крестил Русь.
Если языческая реформа, проводимая исключительно по инициативе Киева, выродилась в религиозное насилие «Русской земли» над другими союзами племен, то, осуществляя крещение, князь обсудил этот вопрос со старцами градскими—старейшинами из племенных центров. Однако в реальности крестились добровольно жители Киева, в остальных землях христианство приходилось навязывать силой, хотя степень насилия в деле распространения христианской веры на Руси нельзя преувеличивать. Причем, само «крещение» — не что иное, как языческая реформа, поскольку в ее основе лежали все те же языческие представления23.
Каковы же причины крещения Руси? Киевские князь, знать, демос и языческими нововведениями, и крещением пытались остановить лавинообразно нараставший процесс распада суперсоюза племен, в сохранении которого они были кровно заинтересованы. Однако сделать это было невозможно, так как на обломках суперсоюза бурно
росли города-государства, самостоятельные волостные организмы. Это привело к узости социальной базы и политической основы христианства на Руси. С точки зрения поступательного развития Руси введение христианства в конце Х в. было опережением событий, забеганием вперед. Не имея под собой твердой социальной почвы и ближайшей политической перспективы, оно скользило по поверхности древнерусского общества. В общем, своим исследованием историк убедительно показал, что христианизация Руси никак не связана с ее феодализацией, коей, собственно, и не было. Следовательно, в этом смысле прогрессивным введение христианства считать нельзя. Надо также отметить, что крещение было показано в широкой сравнительно-исторической перспективе24.
Новый взгляд на Киевскую Русь позволял по-новому решать и другие проблемы истории культуры, например, появления письменности и грамотности25.
В советской историографии «потребность» в письменности объясняли процессом формирования классов и государства26. Теперь было предложено другое объяснение.
Письменность у восточных славян появляется под воздействием внутренних факторов — процесса формирования городов-государств, волостей, во многом идентичных древневосточным номам и древнегреческим городам-государствам. На ранней стадии развития этих доклассовых государственных образований интеграционные тенденции были настолько сильны, что активно стимулировали рост письменности как одного из средств развития межобщинных отношений.
Стремление понять архаическое сознание Киевской Руси в сопряжении с познанием государственности и культуры привело И. Я. Фро-янова к изучению древнерусских былин. На свет появился цикл работ, выполненных в соавторстве с филологом Ю. И. Юдиным. После преждевременной кончины соавтора И. Я. Фроянов собрал эти работы вместе и издал в хронологическом порядке без каких-либо изменений. Хоть издание получилось и разножанровое, но достаточно цельное и дающее представление о взглядах авторов на древнерусские «старины»27.
Фундаментальной проблемой изучения эпических сказаний является соотношение былины и исторической действительности. Для так называемой «исторической школы» В. Ф. Миллера—Б. А. Рыбакова
характерно отношение к былинам как к исторической хронике. Сторонники такого подхода к былинам стараются найти в них исторические факты и события, восстанавливаемые по летописям и другим историческим источникам.
В свое время против такого подхода выступил ленинградский профессор В. Я. Пропп—учитель Ю. И. Юдина. Один из крупнейших советских филологов полагал, что в былинах отражаются не конкретные исторические факты, а народное понимание смысла и значения больших исторических эпох, передаваемых в фантастических сюжетах и образах. Важнейшим средством изучения былин у него становятся этнологические данные.
Однако в такой отрасли знания, как история Киевской Руси,
В. Я. Пропп находился под влиянием взглядов Б. Д. Грекова, то есть вслед за ним считал Русь феодальным государством. Отсюда его однозначный вывод о том, что героический эпос (былины) противопоставлен всей идеологии первобытно-общинного строя.
Основываясь на трактовке Киевской Руси как особого «дофеодального» периода, переходной стадии от родового строя к раннефеодальному, И. Я. Фроянов и Ю. И. Юдин предложили свою интерпретацию былинного творчества. По их мнению, былинный эпос лишь частично противостоит первобытной идеологии, и, следовательно, его нельзя рассматривать как нечто чуждое родовому строю. Это делает возможным широкое привлечение для анализа былин этнологических данных. Былины по-своему отражают модус социальных и политических отношений киевского периода.
Расцвет былин во времена Киевской Руси объясняется именно характером ее строя. Такой подход позволяет авторам создать наиболее адекватную периодизацию былинного творчества: добогатыр-ский этап, который относится ко времени расцвета и постепенного разложения родовых отношений; богатырский период, который отражает в преломленном виде многие реалии общественного быта Руси X-XII вв., и, наконец, упадок былинного творчества в XIV-XV вв.
Работы, посвященные былинам, свидетельствовали о владении историком разными методами источниковедческого исследования. Уже в рецензиях на первые работы И. Я. Фроянова говорилось о его внимании к летописям. В дальнейшем историк мобилизовал громадный летописный материал. Полагаю, что он предложил и новую,
свою методику изучения этого важнейшего источника. Речь идет, прежде всего, об интерпретации летописных текстов.
Дело в том, что советские историки, как и их предшественники—летописцы, оказались в плену «скромного обаяния» древнерусской знати, в первую очередь, князей. «При поверхностном прочтении летописей» у историков создавалось впечатление, что древнерусскую историю творили знатные люди: князья, бояре, сановники церкви28. Такое прочтение «удачно» накладывалось на априорно заданную схему классового деления общества, а ритуальные заклинания о «роли народных масс» в истории таковыми и оставались. Под пером историков князья «с высоты птичьего полета» обозревали Русь, делили ее на части и вообще делали с ней что хотели.
И. Я. Фроянов за внешней каймой летописных рассказов, за поведением древнерусской знати вообще и князей в частности постарался выявить глубинные течения общественной жизни, не на словах, а на деле определить роль этих самых «масс». Внимательное прочтение летописей показало, что их страницы простые люди населяют не менее густо, чем любимцы древнерусских «списателей» — князья. И. Я. Фроянов — мастер именно «внутренней критики» источника, хотя там, где надо, он не уходит и от «внешней критики». Не менее активно и плодотворно он привлекает и другие источники, например, юридические памятники, данные археологии, нумизматики и т. д.
Сравнительно-исторический метод (можно его назвать и этнологическим) стал неотъемлемой частью научной лаборатории историка. Как уже отмечалось, данные этнологии, относящиеся к архаическим обществам, позволяют многое понять в истории Киевской Руси.
Так же как источниковедческими сюжетами, творчество историка богато, как уже говорилось, историографическими исследованиями. В его творческом багаже есть самые различные виды историографических работ: обзоры тематические и хронологические, персоналии, рецензии, но особое место занимает многострадальная монография, которая была заявлена в издательском плане Ленинградского университета на 1983 г., а увидела свет лишь в 1990 г.29
В этой монографии историк сосредоточился на историографическом анализе нескольких проблем, которые «представляют существенное значение для познания общественного строя Руси X-XII вв.».
При этом он выбирает проблемы, которые являются спорными и нерешенными. Исследователь предлагает свое понимание каждой из них, что является для него полным основанием считать книгу «этапом исследования, проводимого... по истории Древней Руси».
Очерки, вошедшие в книгу, как всегда, органически связаны между собой. Начав с очерка, посвященного древнерусской народности, он затем переходит к истории изучения советскими учеными экономики. Далее ряд очерков посвящен истории изучения челяди, холопов, данников и смердов в «дореволюционной» и советской историографии. Шестой очерк—завершающий, но в то же время центральный, занимающий треть объема книги. Он посвящен проблеме генезиса феодализма — ключевой проблеме советской исторической науки. В основном из-за этого очерка книгу и не пускали в свет советские «интриганы от науки».
Между тем, значение этого исследования трудно переоценить. Особенно вышеназванного шестого очерка. Пожалуй, это первая адекватная картина развития советской историографии в этом вопросе, показывающая как оно было в реальности, разрушающая многие историографические легенды.
Когда речь идет об изучении петербургским ученым истории Киевской Руси, на ум приходят всякого рода термины типа эпопея, энциклопедия, может быть, более современный — блокбастер и т. д. Ценой неутомимого труда на протяжении десятков лет ему удалось создать своего рода концептуальное эпическое полотно древнерусской истории, не имеющее аналогов ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. К тому же И. Я. Фроянову удалось вырастить когорту учеников, создать солидную научную школу. В работах А. Ю. Дворниченко, Ю. В. Кривошеева, И. Б. Михайловой, А. В. Майорова, А. В. Петрова, В. В. Пузанова и других представителей школы Фроянова рассматривались те или иные аспекты истории «нефеодальной» Руси30.
Конечно же, его концепция должна рассматриваться в совокупности с достижениями данной школы. Но эта задача для статьи непосильная.
1 Самарин Ю. Ф. О мнениях «Современника», исторических и литературных // Самарин Ю. Ф. Избранные произведения. М., 1996. С. 434-435.
2 Жизнь и творчество И. Я. Фроянова уже не раз были и, безусловно, будут предметом внимательного анализа и подробного рассмотрения.
3 Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М., 1993. С. 7.
4 Недавно она была полностью издана: Фроянов И. Я. Зависимые люди Древней Руси (челядь, холопы, данники, смерды). СПб., 2010.
5 Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974.
6 Фроянов И. Я. Киевская Русь: Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999.
7 Фроянов И. Я. О понятии «село» в Древней Руси // Вестн. Ленигр. ун-та. Вып. 1. № 2. С. 18-24.
8 К сожалению, такую ошибку допускают и английские историки в своей сравнительно недавней работе (Франклин С., Шепард Д. Начало Руси. 750-1200. СПб., 2009. С. 572-573 (первое издание — 1996 г.)).
9 Можно по-разному относиться к этому забавному понятию, но в то время это была попытка уловить живую историческую действительность, пробившись через заграждение схоластической теории.
10 Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980.
11 Дворниченко А. Ю. «Государство Киевская Русь» как историографический феномен (в печати).
12 Становление и развитие раннеклассовых обществ. Город и государство. Л., 1986.
13 Фроянов И. Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988.
14 Я, будучи соавтором той работы, могу на этих страницах отчитаться в том,
что довел дело до логического конца, и государства в Киевской Руси не наблюдаю (Дворниченко А.Ю. 1) О восточнославянском политогенезе в вв. // Rossica
antiqua. 2006. СПб., 2006 С. 184-195; 2) Российская история с древнейших времен до падения самодержавия. М., 2010. С. 171-173).
15 Фроянов И. Я. К истории зарождения Русского государства // Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991. — См. также: Фроянов И. Я. Начала Русской истории. Избранное. М., 2001. С. 717-751.
16 Фроянов И. Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX - начала XIII столетия. СПб., 1992.
17 Этой теме посвящена отдельная статья: Фроянов И. Я. Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов // Вопросы истории. 1991. № 6.
С. 3-15.
18 Впрочем, Юг и Север историк считал двумя центрами «зарождения русской государственности», связывая этот процесс с формированием «суперсоюзов»
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
(Фроянов И. Я. Два центра зарождения Русской государственности // Фроянов И. Я. Начала Русской истории. С. 752-762).
19 Фроянов И. Я. Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995.
20 Фроянов И. Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI-X вв.) СПб., 1996.
21 Фроянов И. Я. Рабство и данничество... С. 447.
22 Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л., 1988.
23 FroianovI.Ia., DvornichenkoA.Iu., KrivosheevIu. V. The Introduction of Christianity in Russia and the Pagan Traditions // Russian Traditional Culture. Religion, Gender and Customary Law. New York; London, 1992. P 3-16.
24 Интересно, что через 15 лет в переиздании фрояновской части «трио-графии» 1988 г. историк, цитируя В. В. Пузанова, пытался сгладить впечатление, возникавшее от его высказываний конца 80-х годов (См.: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. Ижевск, 2003. С. 20-27. То же: Фроянов И. Загадка крещения Руси. М., 2007). Я думаю, что это результат изменения не научной концепции, а политических взглядов.
25 Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю., Кривошеев Ю. В. О социальных основах развития письменности и грамотности в Древней Руси // Спорные вопросы отечественной истории XI-XVIII вв.: Тезисы докладов и сообщений Первых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1990. С. 273-279.
26 Лихачев Д. С. Возникновение русской литературы. М.; Л., 1952. С. 14-24.
27 Фроянов И. Я., Юдин Ю.И. Былинная история: (Работы разных лет). СПб., 1997.
28 Фроянов И. Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. С. 5.
29 Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990.
30 Уже можно говорить об ответвлениях данного направления в изучении Киевской Руси (См.: Мягков Г. П. «Школа проф. И. Я. Фроянова» в Удмуртии: Диалектика формирования регионального научного сообщества // Россия и Удмуртия: История и современность. Ижевск, 2008. С. 372-380). — См. также: Лисюченко И. В. Княжеская власть и народное ополчение в Древней Руси (конец IX - начало XIII вв.). Ставрополь, 2004; и др.
