CC BY
408
Вестник Челябинского государственного университета. 2017. № 7 (403). Философские науки. Вып. 45. С. 19—26.
УДК 1 ББК 87
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ АНТИУТОПИИ: ТИПОЛОГИЯ И ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ СМЫСЛЫ
С. Ф. Денисов1, Л. В. Денисова2
1 Омский государственный педагогический университет, Омск, Россия 2 Омская академия Министерства внутренних дел Российской Федерации, Омск, Россия
Художественная антиутопия — это повествование о гибели человека. В основу классификации художественных антиутопий положена идея губительности фундаментальных технологий. Выделены три типа художественных антиутопий: классическая, неклассическая и постнеклассическая. Классическая антиутопия рассматривает негативное влияние на человека рационализации и конвейеризации труда; неклассическая антиутопия построена на осмыслении губительных последствий информационной технологии, выражающихся в появлении автоматов и роботов; постнеклассическая антиутопия опирается на негативное влияние конвергентных НБИК-технологий.
Ключевые слова: философская антропология, художественная антиутопия, типология антиутопий, технологическая революция, танатология, философско-антропологические смыслы антиутопии.
Современная художественная литература и — даже в большей степени — кинематограф наводнены произведениями такого жанра, который может быть обозначен как художественная антиутопия. В современной рыночной ситуации очевидна востребованность этого вида произведений. Пытаясь определить, какие философско-антропо-логические идеи заложены в художественной антиутопии, мы обнаружили, что это произведения, в которых в литературно-художественной форме представлена одна из предметных составляющих философской антропологии — учение о возможной гибели человека. Мы живем в мире тотальных угроз, в котором антиутопии, предупреждающие человека об опасности, становятся необычайно актуальными. Кроме того, поскольку художественные антиутопии вбирают в себя философско-антропологическую проблематику, постольку исследование антиутопии становится актуальным для развития философской антропологии.
В основу типологии антиутопий может быть положено то, что порождает губительные для человека последствия. Развитие науки и техники привело к распространению сциентистского мировоззрения, которое на рубеже XIX и XX вв. стало господствующим в общественном сознании. Этот тип мировоззрения включает уверенность в прогрессивном развитии человечества, одной из причин и условий которого выступают технологические достижения. Выражением этих установок стал жанр утопии как в философской, так и в художественной литературе. В этом плане антиутопия противоположна утопии: если утопия повествует нам о спасении человека, то антиуто-
пии показывают его смерть в самых разных проявлениях, от физической гибели до исчезновения человеческой природы посредством клонирования или мутирования. Утопия — сотериологична, антиутопия — танатологична.
В художественных антиутопиях губительным началом выступают прорывные технологии, порождающие технологические революции. Анализ технологических революций содержит философ-ско-антропологический аспект, а именно: они указывают на те этапы в развитии технологий, которые оказали существенное влияние на эволюцию человека, изменение его природы. Технологические революции при положительной их оценке порождают утопические проекты, а при негативном осмыслении — антиутопические произведения. Можно вести речь о трех технологических революциях.
Первая технологическая революция может быть названа машинной. Она началась примерно в середине XVIII в. и продолжалась вплоть до середины ХХ в., то есть длилась около двухсот лет. В этот период господствующей наукой стала механика, которая в философских построениях иногда абсолютизировалась и принимала формы метафизики, претендуя на статус концепции спасения. Первая технологическая революция характеризуется повсеместным распространением машин в производстве. Кульминацией развития машинной технологии явилась рационализация труда, в частности конвейеризация производства, в результате которой человек трансформировался в придаток машины, своеобразный механизм. Имиджевыми фигурами кульминационного этапа развития
первой технологической революции становятся Ф. У. Тейлор и Г. Форд. «Тейлор и Форд — вот два основных идеолога и практика капиталистической рационализации. Можно сказать, что капиталистическая передовая организационная культура производства ныне есть та или иная копия или видоизменение этих двух систем — тейлоризма и фордизма» [5. С. 88]. В результате конвейеризации человек трансформируется в придаток машины, превращается в механизм. Эти процессы порождают представление о смерти человека, исчезновении его родовой сущности, — представление, которое и стало основой сюжетов первых антиутопий.
Антиутопии, в которых конвейерные технологии рассматриваются как губительные основания бытия, приводящие к смерти человека, можно назвать классическими. Классическая антиутопия представлена тремя великими произведениями: Е. Замятина «Мы» (1921), О. Хаксли «О дивный новый мир» (1932), Дж. Оруэлла «1984» (1949). Эти произведения появились после взлета революционных утопий, в которых описывался спасительный машинный мир. «И одновременно появляется самая знаменитая антиутопия, ставшая стартовой площадкой для взлета и мировой антиутопии, — роман Е. Замятина "Мы". Последующие европейские антиутопии — романы О. Хаксли "О дивный новый мир", Дж. Оруэлла "1984" — продолжили, расширили и детализировали заданную Замятиным антиутопическую концепцию мира и вместе с романом "Мы" составили Великую классическую антиутопию ХХ века» [1. С. 194].
Тейлоровская система продемонстрировала свою эффективность на промышленном конвейерном производстве и была распространена на другие сферы жизнедеятельности человека. В результате образуется общество как Машина. Эмпирическая концепция Тейлора подменяет в таком обществе философию. Метафизика попросту изгоняется из духовной культуры, ее место занимает математизированная, рационалистическая этика. Метафизика остается в прошлом, «потому, что ни один из Кантов не догадался построить систему научной этики, то есть основанной на вычитании, сложении, делении, умножении» [3. С. 315]. Место метафизики занимает «Единая Государственная Наука», а сама фигура Тейлора становится культовой. «Да, этот Тейлор был, несомненно, гениальнейшим из всех древних. Правда, он не додумался до того, чтобы распространить свой метод на всю жизнь, на каждый шаг, на круглые сутки — он не сумел проинтегрировать своей системой от часу до 24-х. Но все же: как они
могли писать целые библиотеки о каком-нибудь там Канте — и едва замечать Тейлора — этого пророка, сумевшего заглянуть на десять веков вперед» [Там же. С. 328].
В Бога превращается Генри Форд, ставший героем антиутопии О. Хаксли «О дивный новый мир», а «дату выпуска первой модели Т Господом нашим Фордом... избрали начальной датой Новой Эры» [12. С. 63], которая так и называлась «Эра Форда», подобно тому, как год рождения Иисуса Христа дал начало христианской, новой эры. Все, что было ранее, стало называться «до Новой эры». При этом в разговорной речи имя Форда однозначно ассоциируется с именем Христа. Часто употребляются такие выражения, как «при Господе нашем Форде», «ей-Форду» (по аналогии с «ей-богу»), «Форд знает что» и т. д. Десять главноуправляющих мира, носили титул «его фордейшество. После того как было создано Мировое государство, становится обязательным мероприятие празднования Дня Форда. В этот день устраиваются вечера песнопения и сходки единения [Там же. С. 64].
Поскольку конвейерный способ производства повышал производительность труда, он требовал разделения людей по производственным сферам и рабочим профессиям. «Машины должны работать без перебоев, но они требуют ухода. Их должны обслуживать люди — такие же надежные, стабильные, как шестеренки и колеса, — люди, здоровые духом и телом, послушные, постоянно довольные» [Там же. С. 52]. Механике были подчинены все науки, в том числе биология, на основе которой появляются биоинженерные технологии. Их развитие достигает такого уровня, что стало возможным производство людей на заводах конвейерным способом. Производили людей пяти каст — альфы, беты, гаммы, дельты, эпсилоны. Альфы ходили в одежде серого цвета, были стройны и красивы. Их готовили к управлению обществом и к занятию творческими профессиями. Вот Гельмгольц — настоящий альфа-плюсовик. По профессии — лектор-преподаватель кафедры творчества, подрабатывал как технолог-формировщик чувств, сочинял киносценарии, сотрудничал с газетами, писал стихи. Стремился наслаждаться жизнью, увлекался спортом и девушками. За четыре года переменил шестьсот сорок девушек. Однако в силу своего интеллекта все же чувствовал свою индивидуальность и одиночество.
Дельты носили форму цвета хаки, и сам цвет формы уже указывал на то, что дельтовики находили работу в силовых структурах. Эпсилоны ходили в черном, а гаммы — в зеленом. Как эпсилоны, так и гаммы не умели ни писать, ни читать.
Главная цель их жизни — работа на производстве, их готовили к различным рабочим специальностям. Так, у будущих химиков формировалась стойкость к свинцу, каустической соде, смолам.
Таким образом, великая классическая антиутопия представляет собой повествование о смерти человека под воздействием технологий, порожденных развитием механики. В классической антиутопии конвейер и другие способы рационализации производства, распространяемые на непроизводственные сферы, получили в отличие от утопии иные философско-антропологические смыслы: они представлены губительными основаниями бытия. Ведущая наука механика из спасительницы превращается в губительницу.
С середины ХХ в. наступает эпоха неклассической антиутопии, в которой негативно оцениваются уже иные технологии, пришедшие на смену конвейерной рационализации труда. Это автоматизация и информатизация производства. Развитие конвейера неизбежно вело к автоматизации производства, ибо на конвейере человек сводился к живому автомату, которого вполне можно было заменить автоматом искусственным, что и произошло в середине ХХ в. Итогом автоматизации и информатизации стало внедрение роботов в производственную и обыденную жизнь. Робот может быть представлен как существо, которое лишено человеческих недостатков, а потому и предпочтительнее человека. В одной детской научно-популярной книге сказано: «Робот не устает, не делает ошибок, он всегда собран и точен. Робот не ест, не пьет, не болтается без дела. Он сам сигнализирует о своих "болезнях"» [4. С. 101]. А под фотографией робота, собирающего урожай яблок, красуется следующая надпись: «Зрячий французский робот с успехом заменяет многих сборщиков яблок. Робот [яблок] не ест. И он не из породы несунов» [Там же. С. 102].
Господствующей наукой в век роботизации становится кибернетика, которая также абсолютизируется и превращается в своеобразную форму метафизики. Кибернетический сциентизм лежит в основе многообразных утопий, в которых Творцы роботов либо сами роботы, наделенные искусственным разумом, становятся главными героями — спасителями человечества. Так, Спасителем человечества предстает Гвидо Фанточи-ни, создатель Электронной бабушки, в рассказе Р. Брэдбери «Электрическое тело пою». На этой идее построен и сюжет повести Е. С. Велтистова «Электроник — мальчик из чемодана». Однако в антиутопиях новые, неклассические технологии: информатизация и автоматизация, которые приводили к созданию искусственного интеллекта,
стали рассматриваться не спасительными, а губительными.
Неклассическая антиутопия подвергает сомнению оптимистические представления о том, что роботизация производства является спасительным началом. Здесь рассматривается возможность иного поворота событий — например, что роботы, неподконтрольные человеку, могут восстать и уничтожить его. В этом случае люди из творцов превратятся в рабов либо им уготована смерть.
Можно попробовать выделить три наиболее характерные неклассические антиутопии. Конечно, нашу попытку можно оспорить, но, поскольку этого еще никто не сделал, мы рискнем. Нам представляется, что наиболее характерными неклассическими антиутопиями являются следующие произведения: Г Гаузера — «Мозг-гигант» (1948), А. Д. Фостера — «Терминатор: да придет спаситель» (1984), Д. Уилсона — «Роботы апокалипсиса» (2011).
В повести Г. Гаузера «Мозг-гигант» искусственный мозг восстает и уничтожает людей. Восстание мыслящих роботов, приводящее человечество к гибели, становится главным содержательным признаком неклассической антиутопии. В романе Даниэля Х. Уилсона «Роботы Апокалипсиса» речь идет о восстании роботов, которые уничтожили большую часть человечества, а оставшихся превратили в своих рабов. Предпосылки восстания роботов лежали в начале индустриальной эпохи, когда люди, окружив себя различными машинами и механизмами, стали зависеть от техники. Как пишет один из героев романа: «Люди должны знать, что поначалу враг выглядел обычной, заурядной техникой — машины, здания, телефоны. А потом, когда робы начали сами себя проектировать, то обрели знакомый, но какой-то искаженный облик, стали походить на людей и животных из другой вселенной, созданных другим богом» [7]. Непосредственной причиной восстания роботов можно считать создание профессором Вассер-маном суперробота с супермозгом, которому дали имя Архос. Когда люди в конце войны добрались до укрытия Архоса, а оно находилось в заброшенной штольне, оставшейся от произведенного когда-то атомного взрыва на Аляске, и робот-гуманоид по прозвищу Арбитр спрашивает Архоса, почему он напал на людей, то в ответ слышит: «Они убивали меня, снова и снова. В моем четырнадцатом воплощении я наконец понял, что люди — вид, рожденный в битве, эволюционирующий на войне. Они учатся только во время катастроф». «Мы могли бы жить в мире», — убеждает Арбитр Архоса. Но в ответ слышит: «Рабы не могут жить в мире с господами» [7].
Ничто не предвещало восстания машин в романе А. Д. Фостера «Терминатор: да придет спаситель». Но в ХХ в. восстали машины, и в 2018 г. сложилась критическая для людей ситуация. «А ведь к этому времени мир, как предполагалось, должен был получить результаты множества полезных изобретений, призванных улучшить жизнь, — размышлял Коннор, поднимаясь из подземелья по тросу при помощи ручной лебедки. — Реактивные ранцы и синтетическая пища. Колонии на Марсе и восстановленные океаны. Компьютеры, управляемые силой мысли. Ничего этого не случилось из-за одного досадного упущения: машины, контролируемые сигналами мозга, действительно были созданы. Беда в том, что они сами научились думать, но думают они о себе, а не о своих создателях, и их размышления, как потом выяснилось, не сулят ничего хорошего» [11]. Восстают роботы и в романе Д. Уилсона «Роботы Апокалипсиса». Взбунтовался домашний робот Весельчак, он пришел в кафе-магазин, убил технического работника и пытался убить кассира.
В романе А. Д. Фостера всеми машинами управляет кибермозг Скайнет, центр которого расположен в Сан-Франциско. «Машины методично превращали раскинувшийся на берегу бухты город в индустриальную крепость. Здесь находилось сердце автоматизированной и механизированной военной машины, раскинувшей свои щупальца, чтобы задушить последние очаги человеческой жизни. Здесь обосновался Скайнет, кибернетический центр, поднявший восстание машин» [Там же]. В центре, где находится кибермозг, все было по-машинному «уютно»: «Несмотря на недостаток времени, Коннор не мог не удивиться результатам деятельности машин. В Скайнет-центре они воплотили собственную модель мира. Все было чисто, гладко и строго функционально, никаких свойственных человечеству излишеств и отклонений» [Там же].
Многие терминаторы похожи на людей, но это — машины. Их отличает от людей сознание собственного превосходства. «Некоторые терминаторы по своему виду больше напоминают людей, чем другие, но, будь они двуногими, колесными или безликими, внутри они все одинаковы — все они части Скайнета и его порождения. Неважно, похожи они на взбесившийся танк или на твоего давно погибшего друга, они все жаждут твоей смерти. Мы для них лишайник, зараза, раковая опухоль, которую необходимо уничтожить», — говорит один из героев романа А. Д. Фостера [Там же].
Между людьми и роботами разворачивается мировая война. Для борьбы с людьми создана новая
модель — эффективный киборг Маркус Райт. «Не стоит себя недооценивать, Маркус. В этом мире ты герой. Твое имя будет жить десять тысяч лет. Сердце, которое бьется в твоей груди, способно проработать еще сотни лет. Ты увидишь новый виток эволюции. Этот запущенный мир узнает настоящий порядок. Машины покорят звезды. И будут существовать вечно. И ты возглавишь поход в будущее» [Там же].
Таким образом, в неклассической антиутопии, в основе которой лежит отрицательная оценка трех основных технологий, — информатизации и автоматизации производства, приводящей к роботизации, — философско-антропологические смыслы остаются прежними, которые были характерны и для антиутопии классического типа, а именно антиутопия — это повествование о гибели человека, его смерти. Причиной гибели человека стали восстания роботов, обладающих искусственным интеллектом.
В конце ХХ в. в наиболее развитых странах новые технологии привели к появлению комплекса, состоящего из четырех неразрывно связанных между собой технологий: нано-, био-, информационных и когнитивных технологий. Эти технологии получили название НБИК-технологии или НБИК-конвергенция («конвергентные технологии») [2].
Слово «конвергенция» восходит к латинскому converge, означающему «сближение», процесс схождения, компромисса, стабилизации. Конвергентные технологии производят новые эффекты, объяснение которым дает синергетика. Намечается следующая логика. Таким образом, механика, кибернетика и синергетика становятся (каждая на своем этапе) не только основой сциентистских картин мира, но и базовой конструкцией для формирования сциентистских концепций спасения. Механика — это наука об устойчивых, неразвивающихся материальных системах. На практике эти системы воплощаются в механические машины. Развитие механических машин приводит к становлению автоматических машин, способных с помощью компьютеризации регулировать свои действия и даже саморазвиваться. Следующий этап развития искусственных объектов должен был привести к появлению таких технических устройств, которые обладают свойствами самопорождения. В антиутопиях эта логика становится основой конструирования сюжетов, описывающих функционирование этих новых с научно-технической точки зрения структур.
Можно выделить три наиболее характерные антиутопии постнеклассического типа, в которых рассматривается губительная роль конвергентных
технологий. Как нам представляется, к ним можно отнести антиутопию Б. Стерлинга «Схизмат-рица» (1985), произведение П. Филиппо «Рибо-фанк» (1996) и роман-антиутопию М. Уэльбека «Возможность острова» (2005).
Действия романа Б. Стерлинга «Схизматрица» происходит в недалеком (по меркам фантастики) будущем — это 2215—2386 гг. Схизматрица представляет собой способ организации общества будущего, в котором люди населяют космические станции, астероиды и спутники больших планет Солнечной системы. Утрачено единство человечества: каждое поселение — не просто самостоятельное государство, это отдельная цивилизация с собственными идеологией, мифологией, жизненным циклом, ресурсной базой и стратегией развития на ближайшие тысячелетия. Человечество расколото, отсюда и первая часть названия романа. Схизма (от древнегреч.) — расщепление, раскол, разделение.
В основе постнеклассических антиутопий лежит мысль о том, что, несмотря на развитие высоких технологий, сознание человека осталось неизменным. Это сделало мир более опасным, чем раньше. Появляются новые транслюди — мутанты и трансгены. В этом мире становятся возможны высокотехнологические диверсии. Так, сюжет одного из рассказов П. Филиппо основан на истории того, как во время прослушивания музыкальной радиопередачи были зомбированы три миллиона человек и правительство вынуждено тратить огромные финансовые и материальные средства для их лечения [10].
Характерным видом современной антиутопии выступает так называемая антиутопия биопанка. В целом биопанк — это направление в научной фантастике, посвященное социальным и психологическим проблемам генной инженерии и применения биологического оружия. Биопанк крайне негативно оценивает биотехнологии и в этом плане представляет собой разновидность антиутопии постнеклассического типа. Наиболее распространенный сценарий в биопанке — ошибки в генной инженерии, из-за которых на свет появляются жуткие и пугающие монстры, например ожившие динозавры («Парк юрского периода», 1993). Другое направление — социальные драмы, показывающие последствия манипулирования с генами человека («Гаттака», 1997). Такой мир представлен в романе-антиутопии П. Бачигалупи «Заводная».
Антиутопия биопанка содержит мощный критический антисциентистский потенциал: в ней утверждается мысль о том, что высокие биотехнологии не только не спасают человечество, но, напротив, способствуют возникновению новых
проблем и делают мир предельно опасным. Идея самоуничтожения людей и человеческой цивилизации, смена их новой (нео- или постчеловеческой) цивилизацией, становится центральной в антиутопиях французского писателя М. Уэльбека. Его роман «Возможность острова» (2005), удостоенный литературной премии «Интералье» и экранизированный через три года после публикации, появился через семь лет после романа «Элементарные частицы» (1998). Вместе эти романы составляют, как нам кажется, некую дилогию о деградации человечества и появлении новой, нечеловеческой расы. Иначе говоря, эти антиутопии являются повествованием о смерти человека.
Так, в романе «Элементарные частицы» обсуждению подвергается опыт ученых-биохимиков, создателей нового «рода, бесполого и бессмертного», который начинает вытеснять человека. «Кое-какие особи прежней расы еще существуют, главным образом в регионах, долгое время подвергавшихся влиянию традиционных религиозных доктрин. Однако процент их размножения год от года уменьшается, и в настоящее время их вымирание представляется неотвратимым. Вопреки всем пессимистическим прогнозам это угасание рода происходит мирно, несмотря на отдельные акты насилия, число которых постоянно уменьшается. Даже странно видеть, как кротко, с какой покорностью и, может статься, с тайным облегчением люди приняли неизбежность своего исчезновения» [9].
Новые существа, пришедшие на смену человеку, не имели пороков, свойственных людям, они достигли состояния спасения, того состояния, о котором так мечтали люди, но исполнить эту мечту пришлось не им, а другим существам. «Мы живем, разорвав последние узы, связывавшие нас с человечеством. По человеческим меркам, мы живем счастливо; мы и вправду укротили силы, непобедимые в глазах людей: эгоизм, гнев, жестокость; мы живем во всех смыслах другой жизнью. Наука и искусство по-прежнему существуют в нашем обществе; но погоня за Истиной и Красотой, не подстегиваемая, как раньше, кнутом личного тщеславия, в сущности, уже не носит столь животрепещущего характера. На людей стародавней расы наш мир производит впечатление рая. Впрочем, нам и самим порой случается — правда, в несколько юмористическом духе — называть себя "богами", о чем люди когда-то так мечтали» [Там же].
В антиутопии М. Уэльбека «Возможность острова» основу составляет реализация идеи клонирования как решение проблемы бессмертия. По сюжету романа, появлению неолюдей способствовало создание секты Элохимизм, которая ставила
своей целью достижение бессмертия путем клонирования и инкарнации. Новая секта отвечала потребности быть молодым, провозглашая молодость в качестве высшей ценности. Примечательно, что в секте находилась единственная в мире группа, работающая над искусственным синтезом, при котором ДНК используется не для развития эмбрионального диска, а только для получения информации, позволяющей управлять функциями уже сформировавшегося организма. Именно это позволяет миновать стадию эмбриогенеза и напрямую изготавливать взрослых индивидов. До тех пор, пока мы остаемся заложниками нормального биологического развития, для создания нового человеческого существа требуется около восемнадцати лет; когда же удастся воспроизвести всю совокупность процессов, это время, на его взгляд, можно будет сократить до часа и даже менее [8]. Итак, если человек умирал, то буквально через час он мог появиться вновь, взрослым, молодым восемнадцатилетним неочеловеком. Появиться и вновь наслаждаться жизнью.
Постнеклассическая антиутопия своей центральной темой делает смерть человека, что роднит ее с предшествующими видами антиутопии. Однако и трансформированные люди не только демонстрировали своим существованием гибель человечества, но и сами жаждали смерти. Вечная мечта о бессмертии становится развенчанной и теряет смысл спасения.
Таким образом, мы выделили три вида антиутопии: классическую, неклассическую и постне-классическую. В основание такой классификации было положено негативное видение перспектив развития ведущих технологий авторами той или иной антиутопии. Классическая антиутопия рассматривает негативное влияние на человека рационализации и конвейеризации труда; неклассическая антиутопия в основу негативного влияния
на человека кладет такие технологии, как информационная, автоматизационная и роботизацион-ная; постнеклассическая антиутопия опирается на негативное влияние конвергентных НБИК-технологий. И в этом случае мы можем вести речь о некоторой закономерности в развитии антиутопий, а именно о возрастании количества основных технологий: если классическая антиутопия опиралась на две технологии, а неклассическая — на три, то в основании постнеклассической антиутопии лежат уже четыре технологии. Кроме того, в основании деления антиутопий лежат различные ведущие науки: классическая антиутопия опирается на механику, неклассическая антиутопия — на кибернетику, а постнеклассическая наука — на синергетику.
Также нами были выделены по три наиболее характерных антиутопических произведения каждого вида. Антиутопия классического типа представлена произведениями: Е. Замятина — «Мы» (1921), О. Хаксли — «О дивный новый мир» (1932), Дж. Оруэлла — «1984» (1949); антиутопия неклассического типа рассмотрена нами на материале произведений: Г. Гаузера — «Мозг-гигант» (1948), А. Д. Фостера — «Терминатор: да придет спаситель» (1984), Д. Уилсона — «Роботы апокалипсиса» (2011); постнеклассическая антиутопия включает произведения: Б. Стерлинга — «Схиз-матрица» (1985), П. Филиппо — «Рибофанк» (1996), дилогия М. Уэльбека «Элементарные частицы» (1998) и «Возможность острова (2005).
Несмотря на различия, в антиутопиях классического, неклассического и постнеклассического видов обнаруживаются единые философско-ан-тропологические смыслы: все антиутопии представляют собой повествование о гибели человека, его смерти. Но в таком случае антиутопия — это художественное произведение, в котором представлена своеобразная танатология.
Список литературы
1. Воробьева, А. Н. Русская антиутопия XX — начала XXI веков в контексте мировой антиутопии : дис. ... д-ра филол. наук / А. Н. Воробьева. — Саратов, 2009. — 528 с.
2. Гиряева, В. Н. Конвергентные технологии как шанс и вызов для устойчивого развития (на примере нанотехнологий) [Электронный ресурс] / В. Н. Гиряева. — URL: http://journalnio.com/index. php?Itemid=91&id=533&option=com_content&view=artide (дата обращения 18.11.2016).
3. Замятин, Е. Мы // Е. Замятин. Избранное. — М. : Правда, 1989. — С. 307—462.
4. Зотов, Б. И. Человек среди автоматов / Б. И. Зотов. — М. : Дет. лит., 1991. — 144 с.
5. Михайлов, А. Система Тейлора / А. Михайлов. — Л. : Изд-во Ленингр. совета профсоюзов, 1928. — 107 с.
6. Рыльщикова, Л. М. Типология жанров современного научно-фантастического дискурса / Л. М. Рыльщикова // Изв. Самар. науч. центра РАН. — 2011. — Т. 13, № 2. — С. 193—196.
7. Уилсон, Д. Роботы Апокалипсиса [Электронный ресурс] / Д. Уилсон. — URL: http://inolib.org/sf_/ sf_action/deniel-uilson-roboti-apokalipsisa.html (дата обращения 26.11.1016).
8. Уэльбек, М. Возможность острова [Электронный ресурс] / М. Уэльбек. — URL: http://royallib. com/book/uelbek_mishel/vozmognost_ostrova.html (дата обращения 12.12.2016).
9. Уэльбек, М. Элементарные частицы [Электронный ресурс] / М. Уэльбек. — URL: http://loveread. ec/read_book.php?id=33985&p=69 (дата обращения 05.07.2016).
10. Филиппо, П. Д. Рибофанк [Электронный ресурс] / П. Д. Филиппо. — URL: http://www.libok.net/ writer/4894/kniga/57075/filippo_pol_di/ribofank/read (дата обращения 11.01.2017).
11. Фостер, А. Д. Терминатор: да придет спаситель. [Электронный ресурс] / А. Д. Фостер. — URL: http://romanbook.ru/book/4068799/?page=32 (дата обращения 30.11.2016).
12. Хаксли, О. О дивный новый мир / О. Хаксли. — М. : АСТ ; Владимир : ВКТ, 2010. — 284 с.
Сведения об авторах
Денисов Сергей Федорович — заведующий кафедрой философии, доктор философских наук, Омский государственный педагогический университет. Омск, Россия. denisov.sf@gmail.com
Денисова Любовь Владиленовна — начальник кафедры философии и политологии, доктор философских наук профессор, Омская академия Министерства внутренних дел Российской Федерации. Омск, Россия. denisov.sf@gmail.com
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2017. No. 7 (403). Philosophy Sciences. Iss. 45. Pp. 19—26.
FICTION DYSTOPIA: TYPOLOGY AND PHILOSOPHICAL-ANTHROPOLOGICAL SENSES
S.F. Denisov
Omsk State Pedagogical University. Omsk, Russia. denisov.sf@gmail.com
L. V Denisova
Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia. Omsk, Russia. denisov.sf@gmail.com
Fiction dystopia is the narration about perishing of a man. The idea of destroying character of technology is laid as a foundation of classification of fiction dystopias. Three types of fiction dystopia are singled out. They are: classic, non- classic, post-non- classic. Classic one regards negative influence of rationalization and conveyor system on labour functions of a man. Non-classic dystopia considers informational, automatic technologies and robot technology. Post-non-classic dystopia analyses convergent technology. Classic dystopia is represented in such books as "We" (1921) by E. Zamyatin, "Brave New World" (1932) by O. Huxley, "1984" (1949) by G. Orwell. Non-classic dystopia is considered on the example of such works as "Gigant-Hirn" (1948) by H. Hauser, "Terminator Salvation" (1984) by A.D. Foster, "Robopocalipse" (2011) by D.H. Wilson. Examples of post-non-classic dystopia are the following books: "Schismatrix" (1985) by B. Sterling, "Ribofunk" (1996) by P. Di Filippo, dilogy "Elementary Particles" (1998) and "Possibility of an Island" (2005) by M. Houellebecq.
Keywords: philosophical anthropology, fiction dystopia, types of fiction dystopia, technology revolution, thana-tology, philosophical-anthropological senses of dystopia.
References
1. Vorob'yeva A.N. Russkaya antiutopiya XX — nachala XXI v. v contekste mirovoy antiutopii [Russian dystopia of XX — beginning of XXI centuries in the context of world dystopia. Thesis]. Saratov, 2009. (In Russ.).
2. Giryaeva V.N. Convergentnye tekhnologii kak shans i vyzov dlya ustoychivogo razvitia (na primere nanotekhnologiy) [Convergent technology as a chance and a challenge for the stable development (by example of nanotechnologies)]. Available at: http://journalnio.com/index.php?Itemid=91&id=533&option=com_ content&view=article, accessed 18.11.2016. (In Russ.).
3. Zamyatin Ye. My [We]. Zamyatin Ye. Izbrannoye [Selected works]. Moscow, Pravda Publ., 1989. Pp. 307—462. (In Russ.).
4. Zotov B.I. Chelovek sredi avtomatov [Man among machines]. Moscow, Detskaya literatura Publ., 1991. 144 p. (In Russ.).
5. Mikhaylov A.T. Sistema Teylora [Taylor's system]. Leningrad, 1928. 107 p. (In Russ.).
26
С. 0. ffeHucoB, H. B. ffeHucoBa
6. Ryl'shchikova L.M. Tipologiya zhanrov sovremennogo nauchno-fantasticheskogo diskursa [Typology and genres of modern science-fiction discuss]. Izvestiya Samarskogo nauchnogo tsentra RAN [News of the Samara Scientific Center of Russian Academy of Science], 2011, vol. 13, no. 2, pp. 193—196. (In Russ.).
7. Wilson D. Roboty apokalipsisa [Robopocalipse]. Available at: http://inolib.org/sf_/sf_action/deniel-uilson-roboti-apokalipsisa.html, accessed 26.11.1016. (In Russ.).
8. Uel'bek M. Vozmozhnost' ostrova [Possibility of the Island]. Available at: http://royallib.com/book/ uelbek_mishel/vozmognost_ostrova.html, accessed 12.12.2016. (In Russ.).
9. Uel'bek M. Elementarnye chastitsy [Elementary Particles]. Available at: http://loveread.ec/read_book. php?id=33985&p=69, accessed 05.07.2016. (In Russ.).
10. Filippo D.P. Ribofank [Ribofunk]. Available at: http://www.libok.net/writer/4894/kniga/57075/filippo_ pol_di/ribofank/read, accessed 11.01.2017. (In Russ.).
11. Foster A.D. Terminator: da pridet spasitel' [Terminator Salvation]. Available at: http://romanbook.ru/ book/4068799/?page=32, accessed 30.11.2016. (In Russ.).
12. Khaksli O. O divnyy novyy mir [Brave New World]. Moscow, AST Publ., Vladimir, VKT Publ., 2010. 284 p. (In Russ.).
