CC BY
167
Социологические науки
Sociological sciences
УДК 316.276, 316.277.4, 316.34
Ильиных Светлана Анатольевна
Ilyinykh Svetlana Anatolyevna
доктор социологических наук,
профессор кафедры социальных коммуникаций
и социологии управления
Новосибирского государственного университета экономики и управления тел.: (383) 224-26-61
D.Phil. in Social Science, Professor of the Social Communications and Sociology of Management Department, Novosibirsk State University of Economics and Management tel.: (383) 224-26-61
ХАБИТУАЛИЗАЦИЯ БЕДНОСТИ
POVERTY HABITUALIZATION
Аннотация:
Summary:
В статье хабитуализация бедности рассматривается с социологических позиций. Приводятся результаты глубинного интервью, подтверждающие особенности процесса хабитуализации бедности.
The article considers poverty habitualization from the perspective of social science. The author elicits the results of depth interview, confirming the characteristics of the poverty habitualization process.
Ключевые слова:
бедность, хабитуализация бедности.
Keywords:
poverty, poverty habitualization.
Бедность представляет собой комплексное явление, в котором оказываются задействованными множество эксплицитных и имплицитных факторов. В рамках данной статьи нам хотелось бы сосредоточить внимание на бедности как на явлении, которое сами индивиды стремятся не воспринимать как критическое. Они относятся к своему состоянию с позиции сглаживания негативизма, ухода от реальности. Объяснить такой подход можно с психологической и социологической точек зрения.
Понять интерпретацию «бедности» как явления с психологической точки зрения можно с помощью теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера. Согласно этой теории, кроме финансового, морального, физического бремени, представители страты «бедных» испытывают, еще и состояние когнитивного диссонанса. Чтобы его уменьшить, люди изменяют свою установку в отношении бедности. Они начинают рассматривать ее не как несправедливость и ущербность, а как некоторую временную данность, при которой «в принципе можно жить».
С социологической точки зрения состояние «бедности» как некой данности можно объяснить с помощью теории П. Бурдье о хабитуализации [1]. Согласно его теории, хабитус (habitus) - это системы прочных приобретенных предрасположенностей (dispositions), структурированных структур, предназначенных для функционирования в качестве принципов, которые порождают и организуют практики и представления. Иными словами, хабитус - это система диспозиций, порождающая и структурирующая практику человека и его представления. В основе хабитуса лежит специфика социального положения. Будучи продуктом некоторого типа объективной регулярности, habitus склонен порождать «резонные», «общепринятые» манеры поведения, которые с наибольшей вероятностью будут положительно санкционированы, поскольку они объективно приспособлены к логике, характерной для определенного поля деятельности, объективное будущее которого они предвосхищают. Habitus имеет тенденцию к постоянству и защищен от изменений отбором новой информации, отрицанием информации, способной поставить под сомнение уже накопленную информацию. Гомогенность habitus'a, которая наблюдается в пределах какого-то класса условий существования и социальной среды, обусловливает то, что практики и действия непосредственно понятны и предсказуемы и, таким образом, воспринимаются как само собой разумеющиеся (taken for granted).
Преломляя теорию хабитуализации к рассматриваемому нами явлению бедности можно отметить, что у представителей страты «бедных» формируется соответствующий хабитус как результат их деятельности в этом статусе. В соответствии с этим хабитусом объективно классифицируется вся практика, продуцируется определенный вид практики (практика «бедных») и классифицируются окружающие предметы, факты, оцениваются различные продукты практики. Habitus «бедных» защищает себя от кризисов и критических нападок, обеспечивая себе настолько, насколько это возможно, среду, к которой он уже приспособлен, то есть относительно постоянный круг ситуаций, усиливающий его предрасположенности, обеспечивая рынок, наиболее подходящий для его продуктов. Самое парадоксальное качество habitus'a - это то, что отбирается информация, необходимая для того, чтобы уклониться от информации.
Это качество habitus'a и объясняет то, что представители страты «бедных» уклоняются от рефлексии своего положения. Стоит сказать, что теория хабитуализации П. Бурдье позволяет увидеть еще один скрытый аспект, а именно механизм воспроизводства социального неравенства. В основе хабитуса лежит специфика социального положения. Акторы, характеризуемые общностью социального положения, стремятся воспринимать социальные ситуации и действовать сходным образом, поскольку корреспондирующий с их социальным положением хабитус выступает «матрицей действия, восприятия и мышления» [2, р. 169].
Преломляя идеи П. Бурдье в отношении бедности, можно говорить о том, что социальному положению бедных свойственен только один хабитус - хабитус бедности. А это в свою очередь означает, что осуществляемая через него социальная ориентация означает одновременно и социальную дифференциацию. Хабитуализация бедности приводит к тому, что у индивидов происходит опривычивание своего положения и восприятие его как адекватного своему времени, ситуации, жизненным принципам. В результате они перестают испытывать душевные переживания и переключаются на другие, не относящиеся к бедности, более яркие события, явления. Итак, хабитуализация бедности в совокупности с когнитивным диссонансом, переживаемым представителями этой страты, вызывает наличие в сознании двух плоскостей - реальной и воображаемой. Стоит сказать, что воображаемая жизнь - это особая сконструированная реальность, в которой люди не оценивают себя в категориях бедности. Эта некая размытая реальность, в которой представитель страты «бедных» как бы небеден, он просто живет небогато.
Выявить выявленные особенности сознания представителей «бедных» в массовых опросах, на наш взгляд, не представляется возможным. А вот биографическое глубинное интервью дает возможность отследить индивидуальные процессы на анализе нарративно зафиксированных интеракций, отражающих события автобиографического рассказа. Описание социальных интеракций и манифестирующих в нем жизненных практик, конечно, не будет представлять репрезентативность данного типа поведения, но позволит воссоздать в темпоральном наслоении сменяющие друг друга траектории жизненного пути, контекстуализировать их и связать конфигурацию жизненных практик с хабитусом бедности.
В качестве примера рассмотрим несколько биографических описаний, полученных в результате глубинного интервью, проведенного автором в 2011 г. с женщинами, проживающими в г. Новосибирске. Укажем, что это интервью было связано не с исследованием бедности, а с изучением моделей маскулинности и фемининности (см. работы [3], [4]). Однако результаты исследования оказались полезными для изучения хабитуализации бедности. В рамках данной статьи рассмотрим результаты глубинного интервью с одной из респонденток - Ольгой. Ей 34 года, она работает медицинской сестрой, не замужем, имеет дочь 10 лет. Показательно, что Ольга не говорит прямо о бедности, указывая, что «выросла в небогатой семье. Воспитывала с братом одна мама, так как папа рано умер. У мамы не было образования, поэтому она работала на самых низовых должностях. Зарабатывала мало». Слово «бедный» заменяется на «небогатый», что создает некоторый другой статус. У «небогатого» уже больше разного рода возможностей (хотя бы и воображаемых), разнообразнее жизненные практики. Мы можем говорить о том, что происходит подмена одного стиля и образа жизни на другой. Но при этом сознание не фиксирует это как фальсификацию.
На представления человека о самом себе, безусловно, влияет его род занятий. Что касается нашей интервьюируемой, то здесь имеет место своего рода перекрывание одного статуса другим. Поясним этот вывод. Ольга по всем показателям относится к страте «бедных». Однако ее не беспокоит принадлежность к этой страте по той причине, что она себя относит к другой системе стратификации, в основе которой показатель интеллигентности. В соответствии с данной системой стратификации Ольга относится к полуинтеллигенции. На такую страту российской интеллигенции, которая сложилась в конце ХХ столетия, указывает Г.Г. Силласте в своей статье «Стратификация российского общества - вызов времени» [5]. Автор выделяет три страты: «высшую интеллигенцию» («мозг нации») - люди творческих профессий, развивающие науку, технику, культуру, гуманитарные дисциплины; «массовую интеллигенцию» - врачи, учителя, инженеры, журналисты, конструкторы, технологи, агрономы и др. специалисты; «полуинтеллигенцию» -техники, фельдшеры, медицинские сестры, ассистенты, референты, лаборанты.
О том, что Ольга считает себя принадлежащей именно к этой страте, а не страте бедных, свидетельствует ее повествование: «Я совсем не хотела иметь то, что имела моя мама. Поэтому пошла получать образование. Сейчас ведь у меня что... разбираюсь в болезнях лучше старшей <медсестры>, а иногда и некоторых врачей. Постоянно сама прошу на курсы повышения <квалификации> отправлять... Я ведь из-за дочери многие учебники и справочники по медицине знаю лучше многих врачей <дочь имеет травмы, полученные при рождении>.
Особенно, конечно, то, что связано с болезнью дочери. Смотрю анализы и смотрю, что врач написал и думаю, да что же ты написал...».
Полученное образование и самообразование, безусловно, повлияли на профессиональное самоутверждение Ольги. Она воспринимает себя почти на равных с врачами. Мы видим сравнение ею своих профессиональных знаний как медицинской сестры и знаний врачей. В этом сравнении просматривается стремление принадлежности к страте интеллигенции при всем том, что реальных шансов быть интеллигенцией у нее пока не достаточно. Здесь в скрытой форме существует уже выявленная нами закономерность: индивид реально принадлежит к одной страте («бедных» или полуинтеллигенции), но переключается на другую страту («небедных» или интеллигенции). Такое переключение отражает наличие в сознании двух миров - реального и воображаемого (...разбираюсь в болезнях лучше... некоторых врачей). Воображаемый мир помогает пережить будни реального мира.
Одним из важных экономических показателей бедности является доход. И в этом вопросе Ольга пытается некоторыми «хитросплетениями» доказать самой себе, что она не бедный человек, хотя по сути им является. «Отец дочери денег не платит совсем. Зарплата у меня, конечно, небольшая. Но ничего... я постоянно беру дежурства. Да еще доплачивают за вредность <вредные условия производства. Ольга работает в инфекционном отделе больницы>. Я сюда сразу специально пошла из-за этого <доплат>. Да... что еще хорошо, здесь всегда можно поесть. Так что на еду трачу уже меньше... Дочь тоже здесь иногда перехватит <поест>». Отсутствие алиментов, невысокая зарплата как бы перекрываются доплатами за вредные условия работы и возможностью бесплатно пообедать. Стоит сказать, что в дальнейшем разговоре выяснилось, размеры доплат совсем невелики и величина их значительно варьирует. В таком случае социально значимым остается лишь бесплатное питание во время дежурства. Парадоксально, что именно это и создает у интервьюируемой ощущение человека не «бедного», а «небогатого». Как нам представляется, этот пример лишний раз подтверждает особенности сознания бедного человека. Для них на первом месте стоит не возможность удовлетворения покупательских потребностей (покупки вещей, бытовой техники, поездок по стране или за границу), а возможность питания, причем по возможности бесплатного. Такое положение дел с точки зрения теории А. Маслоу есть не что иное как удовлетворение низших потребностей.
«Бедный» человек не в состоянии себе позволить многие вещи. Например, Ольга практически не в состоянии обеспечить себя и дочь одеждой, предметами быта, путешествиями. «Одеваться помогает мама. А что ей... Она уже пенсионерка, ничего не нужно... Живем мы с дочерью, конечно, так. Ремонта давно не делали, кое-где в полу дыры. Но я их закрыла досками и нормально. Главное - есть где жить.... Куда поехать, тоже у нее денег берем. Да и не ездим почти. Дочери, правда, дают иногда бесплатные путевки... Я-то ведь в детстве вообще никуда не ездила. В основном - мы дома. Телевизор смотрим... Где только уже не побывали.... и поездок не надо. Как посмотришь, как люди живут, да что там творится, так мы еще и лучше их живем». Однако Ольгу не смущает это обстоятельство. Она, будучи «бедным» человеком, воспринимает себя как «небогатый» человек. Возникают парадоксы. Фактически Ольга осталась в страте «бедных», в которой пребывала в детстве и юности. Для нее остались малодоступными еда, одежда, отдых. Несмотря на это, воображаемый мир уводит ее в другую реальность, на другие уровни жизни, что в целом придает хабитусную уверенность «бедного» человека (. мы еще и лучше их живем).
Подведем итоги. На рассмотренном примере можно увидеть некоторые особенности хабитуализации бедности не всех групп, но многих. И, в частности, тех, кто не имеет достаточно высокого уровня образования и относит себя к полуинтеллигенции. Рекрутируясь из страты «бедных», индивид сравнивает свою жизнь с той, прежней жизнью «бедного» детства. Находит явные преимущества - полученное среднее специальное образование, возможность бесплатного питания, финансовая помощь от старшего поколения. На самом же деле полученные преимущества не позволяют ему перейти в другую страту. Человек, по сути, остается «бедным» и в сознании, и на уровне жизненной практики. Проблема хабитуализации бедности связана еще и с двумя плоскостями сознания человека: реальной и воображаемой. В реальной плоскости сознания такой человек стремится не рефлексировать по поводу бедности и вообще избегать тревожной информации о бедности. А жизнь в воображаемом мире отсрочивает необходимость выхода из страты «бедных». Складывается хабитуализированная жизнь «бедного» человека по замкнутому кругу.
Ссылки:
References (transliterated):
1. Бурдье П. Структуры, habitus, практики // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. Новосибирск, 1995. С. 16-39.
1. Burd'e P. Struktury, habitus, praktiki // Sovremennaya sotsial'naya teoriya: Burd'e, Giddens, Khabermas. Novosibirsk, 1995.P. 16-39.
- б1 -
2. Bourdieu P. Entwurf einer Theorie der Praxis auf der ethnologischen Grundlage dcr kabylischen Gesell-schaft. Frankfurt a. M., 1979.
3. Ильиных С.А. Множественная маскулинность // Социологические исследования. 2011. № 7. С. 101-109.
4. Ильиных С.А. Концепты маскулинности и феми-нинности в русле гендерного подхода // Идеи и идеалы. 2011. № 4 (10). Т. 1. С. 131-145.
5. Силласте Г.Г. Стратификация российского общества - вызов времени // Обозреватель - Observer. URL: http://www.rau.su/observer/N12_01/12_14.HTM (дата обращения: 29.04.2012).
2. Bourdieu P. Entwurf einer Theorie der Praxis auf der ethnologischen Grundlage dcr kabylischen Gesell-schaft. Frankfurt a. M., 1979.
3. Il'inykh S.A. Mnozhestvennaya maskulinnost' // Sotsiologicheskie issledovaniya. 2011. № 7. P. 101-109.
4. Il'inykh S.A. Kontsepty maskulinnosti i femininnosti v rusle gendernogo podkhoda // Idei i idealy. 2011. № 4 (10). Vol. 1. P. 131-145.
5. Sillaste G.G. Stratifikatsiya rossiyskogo obshchestva -vyzov vremeni // Obozrevatel' - Observer. URL: http://www.rau.su/observer/N12_01 /12_14.HTM (date of access: 29.04.2012).
