CC BY
105
Учет этого проложного источника, обнаруженного Анненковым, придает дополнительные коннотации и причине бегства пушкинского Странника, и его неизвестному финалу, лежащие, однако, в абсолютно другой плоскости от темы революционного подвижничества в «Страннике» Огарева.
В 1876 году незадолго до смерти поэт напишет стихотворение «Пустынник (Старческая дума)», которое окажется созвучным пушкинскому «Страннику»:
Я жить хочу один, не нужно никого,
Жизнь устает, и больше ничего.
Людей я не люблю. Любил я их когда-то,
И ждал участия: все сердцу было свято,
Во что-то верилось, казалося полно Надеждой на успех... <.. .>
Одно утехою и остается ныне -
Покончить праздный век в неведомой пустыне,
Но где ее найти? В какой избрать стране?.. [7, с. 773-774].
Список литературы
1. Анненков П. В. Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина // Пушкин А. С. Сочинения: в 7 т. - СПб., 1855-1857.
2. Белинский В. Г. Собр. соч.: в 13 т. - М., 1953-1959.
3. Благой Д. Д. Джон Беньян, Пушкин и Лев Толстой // Пушкин: Исследования и материалы. - М.; Л., 1962. - Т. 4.
4. Буньян Дж. Путешествие пилигрима в Небесную страну. Духовная война / пер. Ю. Д. З<асецкой>. - СПб., 1878.
5. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. - Л., 1972-1990.
6. Н. П. Огарев в воспоминаниях современников / вступит. ст., сост. С. С. Конкина. - М., 1989 (Серия литературных мемуаров).
7. Огарев Н. П. Стихотворения и поэмы / вступит. ст., подг. текста и прим. С. А. Рейсера. - Л., 1956 (Серия «Библиотека поэта»).
8. Огарев Н. П. Избранные социально-политические и философские произведения: в 2 т. / под общ. ред. М. Т. Иовчука и Н. Г. Тараканова. - М., 1952-1956.
9. Путинцев В. А. Н. П. Огарев: Жизнь. Мировоззрение. Творчество. - М., 1963.
10. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 16 т. - Л., 1937-1949.
11. Пушкин А. С. Pro et contra. Личность и творчество Александра Пушкина в оценке русских мыслителей и исследователей / сост. В. М. Маркович, Г. Е. Потапова, коммент. Г. Е. Потаповой. Антология: в 2 т. - СПб., 2000 (Серия «Русский путь»).
Мацапура Л. В.
Г отический «след» в романе Ф. В. Булгарина «Мазепа»
В статье рассматривается роман Ф. В. Булгарина «Мазепа» как факт проявления готической традиции в русской литературе первой половины XIX века. Использование методов сравнительного литературоведения позволило прийти к выводу, что влияние поэтики английского готического романа прослеживаются на всех уровнях поэтики романа Ф. В. Булгарина «Мазепа». Несмотря на то, что в произведении отразились и другие литературные влияния, использование приёмов готической прозы определило жанровую доминанту романа. Обращение Ф.В. Булгарнина к готическим формулам и моделям стало частью авторской стратегии романиста и определило успех его произведений в среде массового читателя.
26
Ключевые слова: Ф. В. Булгарин, готический роман, готическая традиция, мотив, литературная формула, поэтика, сюжет.
В последние десятилетия роман Ф. В. Булгарина «Мазепа» (1833-1834) неоднократно привлекал внимание исследователей, что связано с попытками пересмотреть литературную репутацию его автора, к которому прочно «приклеились» ярлыки «продажного журналиста» и «агента III Отделения» [3]. Как замечает В. Э. Вацуро, «Фаддей Булгарин, “Видок Фиглярин” пушкинских памфлетов и эпиграмм, фигура одиозная в русской культурной истории, без которой, однако, нельзя представить себе самую эту историю» [5]. В работах Н. Н. Акимовой, П. Ф. Глушковского, И. П. Золотусского, Е. Н. Пенской, А. И. Рейтблата и других русских исследователей, основанных на кропотливом анализе исторических и литературных источников, а также архивных материалов, предлагаются новые подходы к изучению жизни и деятельности Ф. В. Булгарина [1; 7; 9; 14; 18; 20].
Обращение к творчеству Ф. В. Булгарина украинских учёных обусловлено, прежде всего, обострением интереса к национальной истории, стремлением к всесторонним оценкам неординарной личности Мазепы. Большинство таких исследований написано историками, в них преобладает аксиологический подход. Среди литературоведческих работ, посвящённых роману Ф. В. Булгарина «Мазепа», следует выделить публикации И. В. Черного и В. И. Мацапуры [11; 19].
Компаративный подход к изучению творчества Ф. В. Булгарина представлен единичными трудами, например, монографией М. Г. Альтшуллера, в которой исторические романы Ф. В. Булгарина рассматриваются в контексте жанровой модели романа «вальтер-скоттовского» типа [2]. Между тем обращение к методам сравнительно-исторического литературоведения позволяет выявить и другие модели и традиции, которые оказали существенное влияние на художественные особенности произведений Ф. В. Булгарина, среди которых готическая традиция занимает не последнее место. Целью нашего исследования является анализ романа Ф. В. Булгарина «Мазепа» с точки зрения отражения в нём элементов поэтики готического романа, их воздействия на художественные особенности произведения.
В книге «Готический роман в России» В. Э. Вацуро отмечает факт увлечения Ф. В. Булгариным в юности романами тайн и ужасов (так называли готические романы в России Х1Х века). Исследователь такжеуказывает на принадлежность исторических романов писателя к готической традиции в русской литературе [6, с. 478-487]. К сожалению, наблюдения учёного носят конспективный характер и представляют собой скорее наброски к нереализованной работе большего объёма.
В работах по истории русской литературы романы Ф. В. Булгарина «Димитрий Самозванец» и «Мазепа» наряду с романами М. Н. Загоскина
27
рассматриваются как одна из первых попыток создания в России жанра исторического романа. Неординарная и неоднозначная личность Мазепы неоднократно привлекала внимание писателей, художников и музыкантов, повергалась многочисленным интерпретациям, и в настоящее время приобрела статус литературной и исторической маски. Исследованию мифологемы Мазепы в западноевропейской литературе посвящена диссертация Н. Г. Дементьевой [8]. Эволюцию образа Мазепы в русской исторической беллетристике Х1Х века прослеживает Е. В. Никулишина [13]. Сравнивая образ Мазепы, созданный Е. В. Аладьиным, А. С. Пушкиным, Р. М. Зотовым, Д. Л. Мордовцевым, исследовательница приходит к выводу, что Ф. В. Булгарин по сравнению со своими предшественниками создал принципиально иной образ украинского гетмана. С одной стороны, писатель традиционно изображает его как властолюбца и изменника, а с другой - пытается оправдать в глазах читателей, мотивируя его поведение борьбой за независимость Малороссии [13, с. 143]. В тоже время Е. В. Никулишина называет Мазепу в романе Ф. В. Булгарина «готическим злодеем», не аргументируя подобное утверждение. Чтобы понять, насколько справедлив тезис «Мазепа - готический злодей», обратимся к тексту романа.
Ф. В. Булгарин, хорошо знавший современную литературу, разработавший авторские стратегии успеха у массового читателя, умел спрогнозировать вкусы читательской публики. В своих произведениях он применял наиболее эффективные литературные формулы и модели, а поэтика готического романа предоставляла для этого богатые возможности. Размышляя о целях и задачах романа как жанра, Ф. В. Булгарин указывает, что он ориентируется на «отличнейших современных писателей Англии и Франции» [4, с. 368].
В своём втором историческом романе писатель намеренно отказывается от изображения «лучших эпизодов» из жизни Мазепы, которые легли в основу произведений Дж. Г. Байрона, А. С. Пушкина и других авторов. Под «лучшими эпизодами» подразумеваются две знаменитые истории, которые были хорошо известны читателям-современникам Ф. В. Булгарина. В первой из них, имеющей мифический характер, молодого Мазепу привязали голого к спине дикого коня в наказание за его незаконную любовь к жене своего покровителя. Вторая история, нашедшая отражение в пушкинской поэме «Полтава», связана со скандальной любовью уже старого гетмана к своей крестнице - Матрёне Кочубей. В предисловии к роману Ф. В. Булгарин формулирует цели своего обращения к личности известного исторического деятеля - «представить очерки характера Мазепы, так как я понял его по истории и по преданиям» [4, с. 368].
Образная система романа выстраивается Ф. В. Булгарины мне без влияния модели исторического романа «вальтер-скоттовского» типа. Наряду с реальными историческими личностями - Мазепой, Палееем, Полу-ботком, Петром I, Карлом XII в произведении выведены вымышленные
28
персонажи, судьба которых тесно связана с судьбой гетмана. Как и в модели исторического романа В. Скотта, в романе «Мазепа» вымышленные сюжетные линии играют важную роль в развитии сюжета. В тоже время они призваны усилить авторскую концепцию характера главного героя.
Художественные приёмы создания образа Мазепы в романе Ф. В. Булгарина, система его взаимодействия с вымышленными персонажами свидетельствуют об ощутимом влиянии готического романа. Как замечает В. Э. Вацуро: «Исторический роман Булгарина представляет нам тип героя-преступника, пожалуй, в наиболее ясных формах, приближающийся к своему первоначальному, готическому образцу» [6, с. 478]. Согласно канону готического романа образ героя-имморалиста является самым ярким в образной системе. С ним связаны все основные сюжетообразующие мотивы, с помощью которых достигается характерная для данного типа романа атмосфера тайны и ужаса.
Ф. В. Булгарин рисует образ Мазепы резкими и яркими мазками, представляет его как человека сильного, умного, которым управляют бурные страсти: «Только двух страстей не могла обуздать сильная душа Мазепы: властолюбие и женолюбие. Они, от юности до старости его, управляли им самовластно и подчиняли себе глубокий ум и коварное сердце» [4, с. 404]. Другой доминирующей чертой в характере Мазепы, с точки зрении Ф. В. Булгарина, является его способность к изощрённым интригам, вероломству и предательству. Писатель объясняет коварство Мазепы его иезуитским воспитанием. В диалоге с патером Зеленским Мазепа вспоминает девиз, которому их обучали в иезуитском коллегиуме: «... Где нельзя быть львом, так должно сделаться лисицей» [4, с. 381]. Образ преступного католического монаха - ещё одна отсылка к поэтике готического романа.
Среди литературных предшественников образа Мазепы в романе Ф. В. Булгарина, следует упомянуть готических злодеев из романов А. Радклиф. Доминирующие черты сразу двух героев знаменитой создательницы готических романов - Монтони из «Удольфских тайн» и монаха Скедони из «Итальянца» ощутимы в образе одиозного гетмана. Своеволие и властолюбие, стремление к сильным страстям характеризует героя «Удольфских тайн» А. Радклиф: «Монтони был охотник до иных развлечений, он не любил легких светских забав - ему были больше по душе страсти пылкие, волнующие. Препятствия и бури жизни, обыкновенно разрушающие счастье людей, в нем, напротив, возбуждали и укрепляли душевные силы и давали ему высшие наслаждения, на какие он только был способен. Без какой-нибудь цели, захватывающего интереса, жизнь казалась ему сонной, пресной.» (пер. Н. Гея) [16, с. 211]. В образе преступного монаха Скедони, которым завершается галерея готических злодеев А. Радклиф, на первый план выходят изощрённое коварство и вероломство.
В восприятии других персонажей образ Мазепы, плетущего искусные интриги, приобретает подчас инфернальный оттенок. Так, Палей считает,
29
что Мазепа вовлёк Огневика в «дьявольские сети» [4, с. 471]. Сам Огневик, который неоднократно был обманут Мазепой, называет его не иначе как «злодеем». Инфернальность образа гетмана усиливается с помощью мотива слухов, согласно которым он «водится с колдуньями и волшебниками и носит при себе талисманы, имеющие силу очаровывать женщин» [4, с. 404].
В построении сюжета романа Ф. В. Булгарина «Мазепа» ведущую роль играет мотив тайного родства. Он является составной частью более сложного мотивного комплекса, куда входят мотивы инцеста и родового проклятия, образующие «готическое ядро» романа. Сохраняя генетическую связь с готической поэтикой, указанные мотивы переосмысляются Ф. В. Булгариным с учётом опыта романтической литературы. При этом писатель стремится к достижению мелодраматических эффектов, предлагает читателю многоступенчатую и изощрённую разработку распространённых готических мотивов. Однако, в отличие от писателей-готиков классического периода, Ф. В. Булгарину не всегда удаётся соблюсти чувство меры.
Пружина интриги романа держится на тайне рождения двух детей Мазепы - Натальи и Огневика, которые являются вымышленными персонажами. Тайный сын Мазепы появляется в самом начале повествования, участвует почти во всех ключевых эпизодах и в трагической развязке. Это позволило Н.П. Полевому в рецензии на роман заявить, что его главным героем является не Мазепа, а Огневик: «... Что останется в романе, если отнять Огневика? И по числу страниц и по важности действий - пустяки. Но выкиньте из романа Мазепу - останется ещё роман “Огневик”» [15, с. 648]. Драматизм ситуации осложняется тем, что Огневик - приёмный сын Палея, антагониста Мазепы. В гетманский дворец в Батурине его привела любовь к Наталье. С первой же встречи гетман стремится уничтожить любимца своего давнего врага. Автор подчёркивает коварство Мазепы, который при помощи обмана пленяет Огневика и отдаёт приказ о его заточении и пытках.
С самого начала романа вместе с мотивом тайны рождения вводится мотив неосознанного инцеста между братом и сестрой, невольного нарушения общественных запретов. Подобная сюжетная схема впервые была представлена в готическом романе М. Г. Льюиса «Монах» [10]. Главный герой этого произведения - монах Амбросио, не знающий своих родителей, испытывает запретную страсть к молодой прихожанке Антонии. Добиваясь её любви, он совершает ряд преступлений, убивает свою мать, заключает сделку с дьяволом, и только в финале романа узнаёт о своих родственных связях. Знакомство Амбросио и Антонии происходит в церкви, как и знакомство Натальи и Огневика. В русской литературе к мотиву инцеста между братом и сестрой впервые обратился М. Н. Карамзин в повести «Остров Борнгольм» - произведении, которое исследователи счита-
30
ют первым образцом проявления готической традиции в русской литературе [6, с. 78, 97].
В романе Ф. В. Булгарина «Мазепа» мотив нереализованного инцеста повторяется трижды. В сюжетной линии Наталья - Огневик этот мотив предстаёт в наиболее завершённом виде, придавая трагическое звучание их любви. В начале романа намёк на возможный инцест появляется в изображении взаимоотношений между Мазепой и Натальей. То, что Наталья -дочь Мазепы, читатели узнают только в середине романа. Не ведает об этом и сама героиня, для всех окружающих она - тайная пленница Мазепы, привезённая из Варшавы. Автор даёт характеристику Натальи в восприятии Марьи Ивановны Ломтиковской, бывшей любовницы Мазепы, а позже его соратницы и шпионки: «Прибывшая девица необыкновенная красавица и имеет не более осьмнадцати лет от рождения <...>, нрава печального, любит уединение и часто плачет» [4, с. 406]. Вымышленный мотив инцеста между Натальей и Мазепой, который существует только в восприятии других героев, служит ещё одним средством характерологии образа украинского гетмана. Реальные факты из жизни Мазепы давали Ф. В. Булгарину почву для подобных допущений, в их подтексте - история совращения Матрёны Кочубей.
По замечанию В. Э. Вацуро, «в существе своём инцестом является и сближение Огневика и Марии, так как Мария была любовницей его отца» [6, с. 485]. Смысловая нагрузка этих отношений заключается в создании занимательности интриги. Таким образом, в романе Ф. В. Булгарина «Мазепа» обозначены все возможные типы инцестуальных связей: брат-сестра, дочь-отец, мать-сын, при этом в тексте произведения они выполняют различные функции: подчёркивают трагизм сюжетных коллизий, служат средствами создания авантюрно-приключенческого сюжета и приёмами характерологии.
Г отическое происхождение мотива тайного родства в романе Ф. В. Булгарина становится особенно явственным в сцене размышления Мазепы накануне пыток Огневика. Несмотря на то, что Мазепа давно решил предать его смерти, он чувствует к Огневику странную привязанность. В памяти старого гетмана постоянно возникает его образ. Он вспоминает «гордый вид и мужественную осанку», «звук голоса» Огневика, который имеет для него «необыкновенную приятность». В одном из внутренних монологов Мазепа признаётся: «Но мне жаль его. Сокол не терзает сокола, а львы вместе ходят на добычу. Этот Огневик создан по размеру Мазепы, и оттого-то сердце мое сожалеет его» [4, с. 403]. Тем не менее, политические соображения для Мазепы превыше всего, и он несколько раз подсылает к Огневику тайных убийц.
С подобной моделью мотива тайного родства мы встречаемся у А. Радклиф. В её романах «Удольфские тайны» и «Итальянец» героини чувствуют необъяснимую симпатию и влечение к женщине, которую они встречают случайно, либо им кажется необыкновенно привлекательным
31
женское изображение на картине или медальоне. Подобное влечение вполне мотивировано для читателя, оно объясняется «голосом крови», родственными чувствами. Например, Эллена Розальба в романе «Итальянец», скрываясь в монастыре, знакомится там с монахиней Оливией, внешность и обхождение которой производят на неё неизгладимое впечатление: «...Облик этой монахини всецело соответствовал мысленно созданному Элленой образу, да и голос, казалось, доносился именно оттуда <...> и многое, казалось, говорило о сродстве чувств между ними» [17, с. 109]. В финале романа выясняется, что эта монахиня приходится ей матерью.
Мотивы вероломного пленения, заточения в темнице и пыток также часто встречаются в готических романах, поскольку они эффективно работают на создание атмосферы страха и ужаса. В частности, они представлены в романах А. Радклиф «Итальянец», М. Г. Льюиса «Монах» и Ч. Р. Метьюрина «Мельмот Скиталец». Ф. В. Булгарин в романе «Мазепа» также трижды прибегает к мотиву заточения в темнице (Огневик - Палей -Наталья), используя его по принципу градации. В описании каждого последующего заточения, инициатором которого неизменно выступает Мазепа, атмосфера страха и ужаса усиливается. Стремясь выведать замыслы Палея, гетман заключает Огневика в подземную темницу и лично присутствует при его пытках. Поэтика ужасного выражается в этих эпизодах при помощи описания мрачного подземелья, орудий пыток - клещей, молотков, пил, гвоздей, а также введением образа зловещего палача - немого татарина. Только заступничество Натальи избавляет Огневика от смерти.
Если сцены заточения и пыток Огневика отличаются только натуралистическими подробностями, то в эпизоде с Палеем обнаруживается готический антураж. Мазепа содержит пленника в подземном склепе католического кармелитского монастыря в Бердичеве. Монастырь описывается как здание готической архитектуры: «Одна только лампада теплилась перед главным алтарём и бросала слабый свет на высокие своды и готические столпы» [4, с. 521]. При помощи Марии Ивановны Ломтиков-ской Огневику удаётся тайно навестить своего названого отца. Темницей Палея оказывается новый дубовый гроб с полузакрытой крышкой, окружённый множеством других гробов.
Насыщенность ужасами достигает апогея в эпизодах, связанных со смертью Натальи. В этой сюжетной линии в несколько изменённом виде реализуется готический мотив заточения женщины в темнице. Смерть Натальи случайна и нелепа. Препятствуя побегу дочери, Мазепа закрывает её в потайной части своего дворца, в башне, за железной дверью. Указанные детали также служат своеобразными «готическими маркерами». Вынужденный спешно выступить в поход, Мазепа отдаёт ключ от комнаты, где находится Наталья, верному слуге и палачу - немому татарину и одновременно приказывает ему убить Огневика. Однако этим планам не суждено было сбыться. Татарин сам погибает от рук сына Мазепы, протягивая ему ключ и пытаясь жестами объяснить его назначение. Наталья оказывается в
32
запертой комнате без пищи и воды. Взяв приступом дворец и добравшись до места заточения возлюбленной, Огневик находит лишь её останки: «На полу лежал иссохший труп, с открытыми глазами, с отверстыми устами, на которых была видна запекшаяся кровь... На лице остались следы ужасных судорог... Руки были изглоданы. Это были несомненные признаки голодной смерти.» [4, с. 599]. В этом эпизоде проявляется связь с френети-ческой ветвью готического романа, для которой характерна нарочитая эстетизация ужасного. Подобные сцены и описания встречаются в романе М. Г. Льюиса «Монах». Можно предположить, что Ф. В. Булгарин сознательно следует избранной им литературной модели. Об этом свидетельствует тот факт, что подобное физиологическое состояние останков Натальи не мотивировано текстом романа. Татарин получил ключ от Мазепы накануне своего убийства, между этим событием и взятием Батурина Огневиком проходит восемь дней. В. Э. Вацуро указывает на «неистовую словесность» как на один из источников литературного влияния в романе Ф. В. Булгарина «Мазепа». По мнению исследователя, это проявляется в описании смерти Натальи и в дальнейшей судьбе Огневика, который скрывается, унося её труп [6, с. 484].
По мере развития сюжета борьба между Огневиком и Мазепой становится всё более напряжённой. При этом Огневик изображён как романтический герой, в его характеристике выделяются такие черты, которые свидетельствуют о гиперболизации и идеализации его образа. В самом начале Огневик предстаёт как «молодой человек исполинского роста», с которым в бою не могут справиться несколько человек, при этом он хорошо образован. Патер Зеленский говорит, что «в нем железная душа» [4, с. 389]. Огневик способен на пылкую, романтическую любовь, верность которой он хранит до конца своей жизни. Согласно жанровой модели готического романа, яркому образу злодея противостоит образ молодого героя-протагониста, который, хотя и обладает многими достоинствами, оказывается не в состоянии на равных противостоять своему оппоненту. Пара «Мазепа-Огневик» в эту схему не укладывается.
Кульминацией отношений Мазепы и Огневика и всего романа в целом становится мелодраматическая финальная сцена смерти старого гетмана, который по версии Ф. В. Булгарина, погибает от рук своего сына. Огневик заставляет принять Мазепу яд, который предназначался для него самого. И тогда старый гетман узнаёт в нём сына. Способ раскрытия тайны рождения Огневика осуществляется посредством готической формулы. Перед смертью Мазепа просит Огневика подать образ-икону, висящую в изголовье кровати. Вместо этого Огневик снимает образ со своей груди, в котором Мазепа узнаёт свой подарок его матери. В готическом романе роль памятного предмета, с помощью которого происходит раскрытие тайны рождения, выполняет экфрасис - портрет, медальон, картина. Подобная схема была закреплена в романах А. Радклиф. Так, Скедони в романе «Италья-
33
нец», занеся кинжал над спящей Элленой, видит на её шее знакомый медальон со своим изображением и понимает, что, возможно, она его дочь [16].
В романе Ф. В. Булгарина «Мазепа» реализуется ещё один готический мотив - мотив родового проклятия как расплаты за тайные преступления, ярко представленный в первом готическом романе - «Замок Отранто» Х. Уолпола. Суть его раскрывается в финальных словах Мазепы: «Я навлек казнь на все мое семейство... Я один преступник! Вы очистительные жертвы! Для вас небо. для меня ад и проклятие в потомстве.» [4, с. 632].
Ориентация Ф. В. Булгарина на поэтику романов тайн и ужасов выразилась и на лексическом уровне. Не случайно слова «тайна» «ужас» и «страх», а также производные от них слова «тайный», «ужасный», страшный» встречаются на страницах романа о Мазепе довольно часто. Мотив тайны способствует напряженности сюжета, созданию его занимательности. «Сила моя также вмещается в тайне», - подчёркивает Мазепа [4, с. 383]. Замышляя «тайную измену» русскому царю, гетман непрерывно ведёт «тайные переговоры» с различными политическими партиями, предавая то одних, то других.
В романе Ф. В. Булгарина «Мазепа» основные события происходят во дворце гетмана в Батурине, который приобретает некоторые черты готического замка. Связь с традицией готического романа подчёркивается в описании дворца при помощи архитектурных деталей. В нём есть подземелья, башни, крепкие ворота, потайные комнаты и лестницы. Дворец гетмана хранит много тайн, он становится темницей для Огневика и Натальи. Кроме того, в романе присутствует ещё одно излюбленное место действия готических романистов - католический монастырь, в котором также есть свои тайны и тюрьмы.
На страницах романа Ф. В. Булгарина «Мазепа» практически не встречаются мрачные пейзажи, распространённые в готической романистике. Связь с традицией сохраняется в эпизоде захвата Палеем и его командой замка Дульского: «Вдруг все окна в зале затряслись, раздался стук снаружи, стёкла посыпались, окончины провалились в залу, и в окнах показались страшные лица <.>. Страшно ревела буря, и ветер свистел в разбитые окна» [4, с. 461-462].Однако приведённое описание скорее несёт отпечаток стилистической условности, оно только декларирует связь с традицией готического романа, как и некоторые другие приёмы готической поэтики, использованные Ф. В. Булгариным.
Итак, анализ текста романа Ф. В. Булгарина «Мазепа» свидетельствует о том, что в нём наблюдается ярко выраженная связь с готической традицией. Осмысление исторической роли Мазепы было осуществлено писателем с помощью конкретных литературных моделей и формул, в той или иной мере связанных с поэтикой готического романа. Исторический материал под пером Ф. В. Булгарина подвёргся значительной литератур-
34
ной обработке. Применение готических мотивов в романе предстаёт в достаточно необычной для русской литературы функции. Оно служит средством характерологии в художественной интерпретации личности исторического деятеля. Сама история и исторические источники, которыми пользовался Ф. В. Булгарин - «История Русов», «История Малой России» Д. Н. Бантыш-Каменского, давали богатый материал для подобного сопоставления. Процесс взаимодействия с готической поэтикой в романе «Мазепа» носит как непосредственный, так и опосредованный характер. Очевидно, что Ф. В. Булгарин учитывал опыт трансформации готической традиции в исторических романах В. Скотта и в произведениях других авторов. Из поэтики готического романа Ф. В. Булгариным были заимствованы приёмы характерологии, сюжетостроения и мотивные комплексы, которые способствовали недолговечной, но огромной популярности произведений писателя, что позволило ему стать одним из зачинателей массовой литературы в России. «Под пером Булгарина рождалось то, что позднее стали называть “массовой культурой”, - литература для неискушенного читателя с социальной дидактикой, обнаженной прямолинейностью характеров и конфликтов» [5].
Список литературы
1. Акимова Н. Н. Ф. В. Булгарин в литературном контексте первой половины XIX века: дис. ... д-ра филол. наук. - СПб.: РГПУ им. А. И. Герцена, 2003.
2. Альтшуллер М. Г. Исторические романы Фаддея Булгарина // М. Г. Альтшул-лер. Эпоха Вальтера Скотта в России: Исторический роман 1830-х годов. - СПб.: Академический проект, 1996. - С. 108-131.
3. Булгарин Ф. В. Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки
Ф. В. Булгарина в III отделение. - М.: НЛО, 1998.
4. Булгарин Ф. В. Сочинения. - М.: Современник, 1990.
5. Вацуро В. Э. Видок Фиглярин. Заметки на полях «Писем и записок» // Новый мир. - 1997. - №7. - [Электронный ресурс]: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/ 1999/7/vacuro. html
6. Вацуро В. Э. Готический роман в России. - М.: НЛО, 2002.
7. Глушковский П. Ф. В. Булгарин: эволюция идеологических и политических воззрений. Первая половина XIX в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - М.: РГГУ, 2012.
8. Дементьева Н. Г. Мифологема Мазепы в западноевропейской литературе: дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2003.
9. Золотусский И. Неистовый Фиглярин // Новый мир. - 1996. - № 2. - С. 194204.
10. Льюис М. Г. Монах. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012.
11. Мацапура В. И. Украина в русской литературе первой половины Х1Х века. -Харьков-Полтава: ПОИППО, 2001.
12. Мещеряков В. П., Рейтблат А. И. Булгарин Фаддей Венедиктович // Русские писатели, 1800-1917: Биогр. словарь / ИРЛИ РАН; Большая росс. энциклопедия»: гл. ред. Николаев П. А., редкол.: Баскаков В. Н. и др. - Т. 1: А-Г. - М.: Сов. энциклопедия, 1989. - С. 347-351.
13. Никулишина Е. В. Образ Мазепы в русской исторической беллетристике Х1Х века // Проблемы художественного слова. Гуманитарные исследования. -№ 1(41). - 2012. - С. 139-144.
35
14. Пенская Е. Н. Русский исторический роман XIX века // Историческая культура императорской России: формирование представлений о прошлом: коллект. моногр. в честь проф. И.М. Савельевой. - М.: Высш. школа экономики, 2012. - С. 418- 474.
15. Полевой Н. А. [Рец. на:] Ф. Булгарин. Мазепа // Московский телеграф. -1834. - Ч. LV. - № 4. - С. 647-658.
16. Радклиф А. Итальянец, или Исповедальня Кающихся, Облаченных в Черное. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011.
17. Радклиф А. Удольфские тайны. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011.
18. Рейблат А. И. Видок Фиглярин: (История одной литературной репутации) // Вопросы литературы. - 1990. - № 3. - С. 73-101.
19. Черный И. В. Элементы романтизма в романе Ф.В. Булгарина «Мазепа» // Романтизм: вопросы эстетики и художественной практики / Тверск. ун-т; отв. ред. И.В. Карташева. - Тверь, 1992. - С. 70-77.
20. Янов А. Загадка Фаддея Булгарина // Вопросы литературы. - 1991. - № 9/10. -С. 98-125.
Квашина Л. П.
Два дневника: Андрей Тургенев и Григорий Печорин -жизненный акт и эстетическое событие
В статье дневник Печорина сопоставляется с «Дневником» Ан. И. Тургенева в аспекте конститутивных особенностей жанра, его внутренней стратегии, а также специфики художественного воплощения.
Ключевые слова: поэтика дневника, «Дневник» Ан. И. Тургенева, дневниковая форма в романе «Герой нашего времени».
Дневниковая форма повести «Княжна Мери», центральной в «Журнале Печорина» и самой объемной в романе «Герой нашего времени», неоднократно становилась предметом изучения.
В художественной логике психологического романа выбор дневника мотивируется задачей «разностороннего освещения фигуры Печорина»: «Вначале мы узнаем о нем с чужих слов, затем из описания встречи с ним повествователя, то есть получаем его внешний портрет, и только после этого слово предоставляется самому Печорину. Его внутренняя жизнь раскрывается в дневнике» [3, с. 34]; «Только в той части «журнала Печорина», которая действительно построена как дневник, он пытается понять себя и смысл собственных поступков и действий» [13, с. 50].
В плане культурно-исторического обоснования ведение лермонтовским героем дневника рассматривается как симптоматичная для 30-х годов Х1Х века форма деятельности. «Для выбора дневниковой формы изложения, - отмечает И. Серман, - могло иметь значение обстоятельство, Лермонтову хорошо известное: в кругу военной молодежи, в котором он вращался в Петербурге и на Кавказе, многие вели дневник». В эпоху активной индивидуации дневник являлся одной из форм реализации потреб-
36
