CC BY
49
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 27 2012
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES
№ 27 2012
УДК 947
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА В ОБЛАСТИ КООПЕРАЦИИ В 1929 1932 гг.
(НА ПРИМЕРЕ ПЕНЗЕНСКОГО ОКРУГА)
© о. В. ЗЛОБИНА
Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского, кафедра новейшей истории России и краеведения e-mail: ifpspu@mail.ru
Злобина О. В. - Государственная политика в области кооперации в 1929-1932 гг. (на примере Пензенского округа) // Известия ПГПУ им. В.Г. Белинского. 2012. № 27. С. 648-652. - В статье анализируются отношения власти и кооперации в рассматриваемом регионе в 1929-1932 гг. Характеризуется неоднозначность государственной политики в сфере развития кооперации в годы сплошной коллективизации. Автор приходит к выводу о подчиненном положении различных видов кооперации по отношению к колхозной системе в годы первой пятилетки при одновременном сохранении ее как важного хозяйственного ресурса страны.
Ключевые слова: кооперация, сплошная коллективизация, первая пятилетка, индустриализация, социалистическое строительство, чистка кооперативного аппарата, борьба с частником.
Zlobina O. V. - State policy in the sphere of cooperation in 1929-1932 (based on information on Penzenskiy Okrug) // Izv. Penz.gos. pedagog. univ.im.i V. G. Belinskogo. 2012. № 27. P. 648-652. - The article studies relations between the authorities and cooperative circles in the given region in 1929-1932. Lack of unified approach of the state towards cooperation development in the years of country-wide collectivization is also characterized here. The author comes to the conclusion that during the implementation of the first five-year plan different kinds of cooperation were subdued in favour of collective farming but retained their importance as a significant economic resource of the country.
Keywords: cooperation, country-wide collectivization, first five-year plan, industrialization, socialist building, purge of the cooperative apparatus, struggle against private sector.
В данной статье предпринята попытка осмысления взаимоотношений властных структур и кооперации на рубеже 1920-1930-х гг., совпавших с одним из самых драматичных периодов, вошедшего в историю под названием сплошной коллективизации. Начавшись в 1929 г., квалифицированном И. Сталиным как «год великого перелома», процесс обобществления крестьянских хозяйств становился основным лейтмотивом политики государства в деревне. Он приходит на смену наспех свернутому НЭПу, по завершении которого пролегает главный водораздел и в развитии советской кооперации. Грядущие перемены в ней были неизбежны. Заявленное властью «головокружение от успехов» требовалось подкреплять всей стране форсированными темпами социалистического строительства, в чем далеко не последняя роль отводилась кооперативной системе. Дальнейшая работа в ней ставилась в прямую зависимость от территориальной привязки к районам ее деятельности, в различной мере подвергавшимся охвату коллективизацией. Последним обстоятельством определялась степень изменений, предусмотренных для кооперативных артелей, диапазон которых варьировался от весьма ощутимых
коррективов до преобразований, носивших характер настоящей метаморфозы.
В этой связи особый интерес представляет анализ взаимодействия советской власти и кооперации Пензенского округа, как региона, охваченного сплошной коллективизацией, чей пример показателен для аналогичных районов страны.
Провозглашение колхозного строительства высшей формой кооперирования радикально сказалось на государственной политике в области развития кооперации, основное направление которой отныне проходило по линии превращения кооперативной системы в базис для нарастания колхозного движения [13. С. 233].
Следующей задачей, возложенной государством на кооперацию, являлось ее закономерное превращение в условиях пролетарской диктатуры в механизм, помогавший «социалистической индустрии вести за собой деревню» в целях поддержания ее бедняцких и середняцких слоев [14. С. 294].
Соответствующая смена социального состава в артелях повлекла за собой предоставление кооперации ряда «льгот и преимуществ, вытекающих из
необходимости для пролетарского государства всесторонне, и в том числе материально, поддерживать кооперативное строительство» [14. С. 299]. Подобная ситуация возникла через признание кооперации «наилучшей формой экономического массового объединения крестьянства... его хозяйственного и культурнополитического перевоспитания, вовлечения в русло общесоциалистического строительства» [14. С 299].
Бесспорно, возрастающую роль кооперации в хозяйственной жизни страны власти невозможно было игнорировать. Так происходило, во-первых, в силу мощного организующего городское и сельское население фактора, которое государство справедливо в ней усматривало. Во-вторых, на момент окончания 1920-х гг. партийно-правительственная верхушка имела все основания полагаться на кооперацию как на эффективный экономический механизм, мобилизующий средства кооперированного населения.
Одним из ярких примеров являлась работа потребительской кооперации в 1930 г., чей оборот составил 66 % всего товарооборота страны, а мобилизация средств населения достигла 996 млн. руб. против 185 млн. в 1928 г. Силами 50 млн. пайщиков в систему потребительской кооперации были вовлечены свыше 1,6 млрд. руб. [14. С. 241].
К тому же, огромная численность втянутого в кооперативную работу населения облегчала государственным структурам проведение социальной политики на местах. Все перечисленное выше напрямую относилась к кооперации Пензенского округа, переживавшей в 1929 г. напряженную ситуацию со снабжением, в частности остро ощущался недостаток самых жизненно-необходимых продуктов, таких как хлеб.
Решить проблему хлебного дефицита Пензенский центральный рабочий кооператив (ЦРК) пытался с помощью таких мер, как максимальная экономия хлебных ресурсов, введение новой нормы выдачи хлеба, всемерное сокращение накладных расходов и др. В целях изжития очередей предусматривалось не только прикрепление потребителей к магазинам и своевременный завоз хлеба, но и, в отдельных случаях, увеличение торгующей сети [7. Л. 88].
При всей тяжести положения в кооперации ЦРк не сбрасывал со счетов ее мобилизационный ресурс и требовал от артельщиков по-прежнему аккуратного поступления паевых взносов, прием которых вводился во всех магазинах ЦРК [6. Л. 13]. В качестве гаранта их бесперебойного получения от членов-пайщиков со стороны руководства ЦРК был применен административный ресурс в виде обязательности отпуска товаров исключительно по членским книжкам, где стояла отметка о своевременностиуплаты паевых взносов. В противном случае отпуск как дефицитных, так инеде-фицитных товаров приостанавливался [6. Л. 14]. Ведь именно усиление паенакопления признавалось основным источником пополнения средств в кооперации [6. Л. 33об.-34].
однако никакие, даже самые строгие, меры не привели к упорядочению паенакопления, в связи с чем отмечалось регулярное невыполнение контрольных
цифр по паевому капиталу [6. Л. 34]. отчасти причиной подобных срывов было то, что в работе Центрального рабочего кооператива имелись обстоятельства, сводившие на нет любые, в том числевесьма пунктуальные взносы от пайщиков. Речь идет о всевозможных растратах и хищениях.
Например, из протокола заседания ревкомиссии ЦРК от 16 мая 1929 г. известно о «ненормальностях в пекарне № 3», где была «замечена игра в шашки во время процесса работ», а несколькими днями позже в четвертое отделение этой пекарней из отправленных по накладной 110 караваев белого хлеба был доставлен «возчиком. только 101 каравай, то есть не хватило
9 караваев» [5. Л. 86 об].
обычной практикой являлся бесконтрольный отпуск дефицитных товаров [5. Л. 110], а наряду с ними и таких необходимых, как хлеб. К числу аналогичных случаев относилось дело буфетчика Харбаро-ва, рассмотренное на заседании правления Пензенского ЦРК 5 августа 1929 г. В вину ему вменялась ненормированная выдача белого хлеба при столовой № 3, когда он «отпускал вместо 200 грамм по 1000, 500 и даже целыми караваями», в том числе и крестьянам, отвечая на замечания полномочного ЦРК Клычкова, что «у него хлеба много». недисциплинированный буфетчик обошелся лишь получением строгого выговора и переброской на работу в другую столовую [4. Л. 114].
Следить за всеми ненормальностями в работе своих низовых звеньев часто менявшемуся составу правления ЦРК (за 1929 г. он успел обновиться три раза) было затруднительно. Происходило это не только из-за регулярной смены руководящих кадров правления и ревкомиссии, но и по причине отсутствия взаимной координации их деятельности [6. Л. 20 об].
однако невзирая на очевидную причину имевшихся в системе злоупотреблений, истинными виновниками были объявлены чуждые элементы в аппарате ЦРК, вследствие чего, по мнению местного руководства, в нем следовало «скорее провести чистку» с тем, чтобы там наконец перестали состоять «бывшие торговцы и лица, лишенные избирательных прав» [6. Л. 21 об-21]. Действительно, такой категории советского населения как «лишенцы», путь в кооперацию был заказан. Именно этим обстоятельством был вызван переполох в Пензенском окружном отделе по поводу принятия на должность заведующего кофейной-чайной повара Макушина, не состоявшего на учете в бирже труда и лишенного избирательных прав [7. Л. 74]. В качестве объяснений ЦРК предъявил окрот-делу сведения об отсутствии на бирже труда работника с нужной квалификацией «повара-специалиста по вегетарианским и диетическим кушаньям». наряду с данным доводом, беспроигрышным оказалось напоминание о соответственном отношении окротдела союза нарпит от 22 мая 1929 г. за № 224, предоставившем право хозяйственным органам самостоятельно подбирать завкухнями, «ввиду отсутствия данной квалификации набирже труда» [7. Л. 77].
Так или иначе, но время доказало, что нагнетание репрессий против чуждых элементов в кооперации
приобретало необратимый характер. Уже в сентябре 1930 г.«в целях точного учета рабочей силы, правление ЦРК под личную ответственность заведующих предлагает всякий наем и увольнение рабочих производить исключительно через личный стол правления ЦРК» [8. Л. 608]. Подобная мера не только способствовала единообразию учета личного состава и ликвидации параллелизма в нем [8. Л. 698], но и принесла с собой необычайное удобство в быстром поиске неугодных личностей [8. Л. 675].
для исключения в дальнейшем и во избежание повторения истории заведующего буфетомповара Ма-кушина - «лишенца», удержавшегося на работе благодаря своему редкому профессионализму, при всех рабоче-кооперативных организациях создавались «резервные бригады квалифицированных работников из числа безработных, зарегистрированных на местной бирже труда». В их задачу входила замена не вышедших по тем или иным причинам на работу основных сотрудников. Количество закрепляемых безработных по каждой специальности определялось кооперативными организациями совместно с биржей труда, о чем оговаривалось в заключаемых между ними специальных соглашениях [7. Л. 157].
Тем не менее, резервные бригады не могли полностью покрыть потребность в квалифицированных кадрах, дефицит которых ощущался все острее. не последнюю роль в кадровой напряженности играла мобилизация на колхозную работу опытных сотрудников, а также добровольная смена ими места работы, как это было с аппаратом главной бухгалтерии ЦРК, потерявшим более 50 % своих старейших работников [7. Л 164]. Заместившие их малоопытные счетоводы, вступившие в должность едва по окончаниикурсов, не были способны своевременно отследить все нарушения, несмотря на раздутость штата [7. Л. 164 об]. Поэтому довольно часто оставались незамеченными даже такие дерзкие злоупотребления, как получение отдельными пайщиками продуктов по двум членским книжкам [4. Л. 118 об].
Планомерное выдавливание из своих рядов социально-чуждых элементов и решение кадровой проблемы были далеко не единственными задачами кооперации, возлагаемыми на нее властью. Вся ее система рассматривалась государством как финансовый донор, из которого выкачивались средства как в виде дифференцированного пая и очередного займа индустриализации, так и на другие цели. К примеру, «в связи с проведением правительством СССР мероприятий о создании новых ценностей для индустриализации и реконструкции сельского хозяйства и капитального строительства» предусматривалось изъятие из оборотов ЦРК средств на сумму до 1 млн. руб. [8. Л. 227]. Еще больше материальное положение в Пензенской рабочей кооперации дестабилизировалось ввиду отказа края финансировать в конце 1932 г. хлебозаготовки, а также неимение средств на эти нужды в райпотребсоюзе [9. Л. 40]
Аналогичные тенденции прослеживались и в других формах кооперации. Как показало обследо-
вание Пензенского промкредсоюза по состоянию на 1929 г., в его работе с большим трудом проводилась такая партийная установка, как вовлечение в систему некооперированного населения. неудовлетворительные темпы кооперирования показывает пример одной из артелей, за минувшее лето принявшей в свой состав только 8 человек, в то время, как более3 тыс. отказались вступить в нее [2. Л. 3]. Безусловно, это не говорит о полном откате назад, о чем свидетельствует рост кооперирования кустарей к 1 октября 1929 г. на 56 % по сравнению с тем же периодом 1928 г. Хотя в округе в целом в систему вошло лишь 25, 5 % от общего коли-чествапотенциальных артельщиков [2. Л. 23 об].
успешный рост числа новых пайщиков связывался с планомерным вытеснением частника из рядов кооперации. однако добиться этого при отсутствии строгого и четкого учета социального состава (соцсо-става) в артелях было нелегко [2. Л. 2-3об]. Подобные попустительства приводили к частым случаям путаницы во время проведения чистки в низовке. особенно показателен пример Кучкинского пуховязального товарищества «Красная кустарка», где была допущена «большая политическая ошибка правления артели», когда из нее исключили в чистку «всего 574 человека, из них 296 человек или 51 % беднота и 257 человек или 45 % середняков (остальные 4 % -зажиточные). Чистила комиссия в составе предправ-ления артели и двух представителей от РиКа. Более 90 % бедноты и середняка были выдворены из артели за отсутствие хозяйственной увязки с ее деятельностью, и только у небольшой части бедноты причиной исключения являлась связь с частником» [2. Л. 3]. Стоит ли удивляться, что здесь в обход всяких установок сверху процветало кредитование пухом зажиточных артельщиков, а правление фактически потеряло всякий контроль над своими отделениями в распределении сырья [2. Л. 3].
В то же время, в партийно-правительственных распоряжениях конца 1920-х-начала 1930-х гг.усматривалась некая озабоченность кадровой проблемой. Так, «на основании постановления ЦиК и СНК СССР от 18 октября 1929 г.» всем союзам промысловой кооперации надлежало в 1930 г. «принять на работу оканчивающих вузы и техникумы» [1. Л. 46]. Парадоксом в данной ситуации являлась противоречивость государственной политики, которая, с одной стороны, стремилась оздоровить и укрепить кадровый контингент кооперативных работников, давая таковым бесплатное образование и гарантированное трудоустройство по специальности, а с другой - по-прежнему продолжала привлекать квалифицированную рабочую силу в колхозы [1. Л. 178].
Также неизменно административными методами воздействия государство вынуждало систему промкооперации к активному участию в проходивших хозяйственных кампаниях, их которых такие как хлебозаготовки и реализация3-го займа индустриализации на 21 мая 1930 г. были выполнены на 101, 2 %, а вложение средств в капитальное строительство составило 259 тыс. руб. [3. Л. 32].
Не столь благополучно дело хлебозаготовок выглядело в системе потребительской кооперации, где в иные месяцы план по сдаче хлеба государству едва составлял 33 % [11. Л. 17]. Персональная ответственность за вывозку зерна «из глубинных районов в пристанционные пункты» возлагалась на председателей потребительских обществ, которые за невыполнение данного распоряжения округа привлекались к суду [11. Л. 28]. Против «злостных держателей хлеба» предусматривалось «проведение реального экономического бойкота... и исключение их из числа пайщиков», о чем немедленно сообщалось в соседние потребительские общества, «дабы бойкотируемые. не могли получать товары» в них [11. Л. 17]. Пайщикам-несдатчикам хлеба, помимо исключения из членов кооператива, грозило всякое прекращение отпуска товаров «как дефицитных, так и достаточных» [11. Л. об].
К добросовестным поставщикам хлеба, напротив, применялись поощрительные меры. Например, дефицитные товары отпускались в первую очередь «сдатчикам хлеба, пайщикам потребительской и сельскохозяйственной кооперации, независимо от того, кому был сдан хлеб. и во вторую очередь сдатчикам не пайщикам». Те же товары без промедления получали и крестьяне-хлебосдатчики, причем потребительские общества должны были их обслуживать беспрепятственно, невзирая на то, «в каком районе и кому из заготовителей они сдали хлеб» [11. Л. 5].
Регулярный срыв плана хлебозаготовок вызвал соответствующую реакцию сверху, направленную на изгнание из кооперации не особо исполнительных пайщиков. Согласно инструкции НКРКИ СССР «О чистке госаппарата» проводился очередной досмотр учреждений и организаций на предмет избавления «от негодного элемента», в связи с чем Средне-Волжский облпотребсоюз попросил всех председателей правлений окрсоюзов, ЦРК, ГорПО и заведующих отделениями «заблаговременно озаботиться введением трудовых списков на всех сотрудников аппарата». При этом одним из условий, предотвращавшим «возможность обратного поступления на службу в государственные и кооперативные органы вычищенных» являлась «соответствующая отметка в трудовом списке каждого сотрудника аппарата» [11. Л. 36 об].
Кроме исключения из системы, им приходилось терпеть значительные материальные издержки. Так, распоряжением правления Центросоюза предлагалось «немедленно прекратить случаи возвращения паев и вкладов раскулачиваемым. в районах массовой коллективизации». После принудительного выхода из потребительских обществ, их паи и вклады поступали«в оборотный капитал соответствующих потребоб-ществ», после чего использовались «главным образом на усиление обслуживания колхозов и совхозов» [12. Л. 18].
Проблема чистоты рядов в полный рост встала и перед руководством инвалидной кооперации, где благонадежность сотрудников проверялась без участия общественности. Первая же чистка на местах показала, что «исключали здоровых, а оставляли разложив-
шихся». Происходило так ввиду малочисленности в союзе работников инвалидов, из-за чего приоритет сохранения рабочих мест отдавался именно им [10. Л. 54]. Действительно, размещенная в «Трудовой правде» заметка со всей очевидностью показывает разгул спекуляции в системе кооперации инвалидов. она подробно рассказывает обо всех источниках баснословных доходов члена правления Поимской сапожной артели инвалидов Спиглазова, сумевшего за короткий срок нажить себе дом стоимостью в 3 тыс. руб. из бедняков на работу он всегда брал мало и «только тех, кто неграмотен и не развит», боясь принимать опытных и стоящих сотрудников. Вся семья его была обеспечена доходными рабочими местами в отличие от большинства нуждавшихся в средствах артельщиков, справедливо полагавших, что «эта родная семейка никем не контролируется» [10. Л. 23].
Вероятно, возникновению таких ситуаций способствовало отсутствие взаимодействия между собесом, коопинсоюзом и низовкой, в результате чего отмечалось «слабое обслуживание союзом низовой сети с организационной стороны вследствие неувязки работы коопинсоюза с его низовкой, местными исполкомами и советами». наряду с этим, не усматривалось достаточной увязки «в работе органов соцобеспече-неия и коопинсоюза в деле кооперирования инвалидов», которое к концу 1920-х гг. составило лишь 7 % [10. Л. 12].
несмотря на слабое поступление инвалидов в кооперацию и их невысокую численность в ней, им также приходилось принимать участие в колхозных работах. Городским артелям, имевшим производственные предприятия, следовало «немедленно вступить в организации ударных групп из квалифицированных работников. не менее 5 человек в каждом отдельном случае и выслать их для работы в колхозе в соответствии с их квалификацией» [10. Л. 38].
однако подобными примерами отношения кооперации с колхозной системой не ограничивались. Второй съезд уполномоченных Пензенского райкоо-пинсоюза, состоявшийся на рубеже 1920-х-1930-х гг., обязал «взять твердый курс подготовки к полному переходу в районах сплошной коллективизации артелей в колхозы», одновременно приняв максимум мер к развитию коллективизации на селе [10. Л. 66].
В то же время, несмотря на плавное втягивание кооперации вколхозную систему, партийноправительственная верхушка заботилась о сохранности не только государственной, колхозной, но и кооперативной собственности. В этих целях 7 августа 1932 г. ЦиК и СнК СССР было принято постановление «об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности, принявшее «в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты - расстрел с конфискацией всего имущества», заменяемого при смягчающих обстоятельствах «лишением свободы на срок не ниже
10 лет с конфискацией всего имущества». Причем, ни
в коем случае не допускалось применение амнистии «к преступникам, осужденным по делам о хищении колхозного и кооперативного имущества» [13. Л. 423].
Таким образом, анализ взаимоотношения властных структур и кооперации на территории Пензенского округа в целом указывает на их противоречивый характер, который прослеживался в течение 19291932гг. Безусловно, начавшись с «великого перелома» в деле социалистического строительства в СССР, этот период предполагал форсированные темпы индустриализации и коллективизации страны, ставя на службу-данной задаче все имевшиеся ресурсы, в том числе взятые из кооперативной системы. Этим обстоятельством определялось подчиненное положение кооперации по отношению к властным органам. С другой стороны, государство было заинтересовано в ее развитии за невозможностью полноценной замены производимых ею продуктов питания, товаров ширпотреба, производства всевозможных работ и оказания разнообразных услуг исключительно крупным социалистическим сектором.
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф. Р. 369. Оп. 1. Д. 75.
2. ГАПО. Ф. Р. 369. Оп. 1 Д. 0. 8
3. ГАПО. Ф. Р. 369. Оп. 1 Д. 136.
4. ГАПО. Ф. Р. 456. Оп. 1 Д. 34.
5. ГАПО. Ф. Р. 456. Оп. 1 Д. 35.
6. ГАПО. Ф. Р. 456. Оп. 1 Д. 38.
7. ГАПО. Ф. Р. 456. Оп. 1 Д. 39.
8. ГАПО. Ф. Р. 456. Оп. 1 Д. 62.
9. ГАПО. Ф. Р. 457. Оп. 1 Д. 27.
10. ГАПО. Ф. Р. 752. Оп. 1. Д. 37.
11. ГАПО. Ф. Р. 762. Оп. 1. Д. 50.
12. ГАПО. Ф. Р. 762. Оп. 1. Д. 63.
13. Коллективизация сельского хозяйства: важнейшие постановления коммунистической партии и Советского правительства 1927-1935. М.: АН СССР, 1957. Т. 2.
14. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1929-1932. М.: Политиздат, 1984. Т. 5.
