Научная статья на тему 'Город Олонец: опыт комплексной географической характеристики'

Город Олонец: опыт комплексной географической характеристики Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
405
114
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по философии, этике, религиоведению , автор научной работы — Митин Иван Игоревич

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Город Олонец: опыт комплексной географической характеристики»

ПРОСТРАНСТВО

Город Олонец: опыт комплексной географической характеристики

Иван Митин

Одной из важнейших задач географии является описание мест, создание комплексных географических характеристик (далее КГХ). Сразу заметим, что общепринятой методологии здесь не сложилось. Между тем на современном этапе развития России представления о реальном пространстве приобретают особую значимость, так как формируют информационную базу для принятия решений. Соответственно создание КГХ городов и регионов страны — актуальная задача географов. Особенно нуждаются в качественных КГХ малые города России: с помощью таких характеристик к ним можно было бы привлечь внимание туристов и инвесторов.

Объектом данного исследования был выбран небольшой город Олонец, расположенный на юге Республики Карелии. Интересен он тем, что представляется городом, нарушающим стандарты, удивляющим путешественника особенностями архитектурного облика, инфраструктуры, культурной жизни, социального развития и состава населения.

В статье сначала рассматриваются методология и методика КГХ, посредством историко-географического анализа выявляются основные пути географов к комплексности. Затем, по результатам этого анализа показывается, каковы главные черты «настоящих» КГХ, как такого рода произведения должны строиться. Только после этого я перехожу непосредственно к характеристике Олонца, которая может послужить примером применения приемов, выделенных в теоретической части работы.

Иван Игоревич Митин, студент географического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, Москва.

Два пути к комплексности

Очевидно, такова эпохальная проблема: ныне и еще на какое-то время нам приходится выбирать между двумя чрезмерно-односторонними методами. <...> Мы постоянно колеблемся между предметом и его демистификацией, не в силах передать его как целостность. Ибо, проникая в глубь предмета, мы освобождаем, но одновременно и разрушаем его; сохраняя же за ним его весомость, мы оставляем его в целости, но зато из наших рук он выходит по-прежнему мистифицированным.

Ролан Барт. Мифологии

Анализ ряда КГХ ХІХ—ХХ веков позволяет говорить о существовании двух основных путей к комплексности. Еще Геттнер выделял два вида географических описаний. Это, во-первых, образное описание. Оно «направлено на непосредственное восприятие ландшафта и пытается, насколько это возможно сделать, словами передать картину ландшафта, вместе с его звуками и запахами. <...> Во-вторых, это объяснительное описание. Оно представляет собой по сути типологию и классификацию, обобщенное понимание территорий <...> Непосредственно восприятие при этом легко пропадает» \ Восприятие неизбежно предполагает понимание связей. Отсутствие такого понимания из-за упора на описание сущности явлений — принципиальный недостаток объяснительного описания-классификации и аналитического пути к комплексности. Сущность образного описания и синтетического пути, напротив, — в соединении отдельных частных единиц пространства.

Н. Н. Баранский называет результат аналитического пути развития географии описанием, а синтетического — характеристикой: «В описании идут в определенном порядке от полочки к полочке, от номера к номеру, не отбирая признаков по важности, не заботясь о внутренней связи <...> Для характеристики отбираются важнейшие черты, отличающие данную страну от прочих; эти черты приводятся в определенную связь между собой, в определенную систему, из них выделяется ведущая, занимающая в этой системе центральное положение» 2.

Другими словами, в основе создания описания лежит принцип структурирования всей информации как предмета анализа, в основе

синтеза характеристики — отбор «выдающихся» единиц информации.

Отбор может, конечно, привести к неполноте КГХ, но это нельзя считать недостатком, ибо «любая реальная ситуация бесконечно богата информацией. Всегда можно увидеть и узнать больше, чем видит и знает какой-то конкретный индивид»3.

Отбор информации — процесс субъективный и индивидуальный.

т\ <_> <_> <_><_>

В своей методологической статье, посвященной одной из разновидностей характеристик, образам места, Н. Н. Михайлов подчеркивает: «Подбор и выделение признаков, как равно и порядок их изложения, не поддаются схематизации, определяясь каждый данный раз географической спецификой места. Чем данный подбор своеобразнее, чем более характерен он для данного места, тем он удачнее»4. Михайлов открывает дорогу субъективистскому подходу к КГХ, провозгласившему саму «соль» синтеза единой КГХ в отсутствии единства методики этого синтеза. В отличие от стремления к объективности, свойственного аналитическому пути, синтетическим характеристикам изначальна присуща субъективность.

Длительное время «мэйнстрим» комплексных географических исследований базировался на так называемой схеме Баранского и аналитическом подходе к КГХ со свойственной ему стандартизацией. Попытки отойти от стандартов, принятых в отечественной географии, представлялись — по крайней мере, до последних лет — маргинальными. Однако именно этот маргинальный синтетический путь более способствует созданию ярких целостных КГХ, которые сегодня востребованы практикой.

В ряду «золотых» КГХ рубежа Х1Х—ХХ веков выдающимся примером синтетического пути к комплексности можно признать «Всеобщую географию» Элизе Реклю. В начале характеристики каждой страны Реклю выделяет главные ее черты. Назовем их доминантами. Далее повествование разделено на достаточно условные, мало обособленные друг от друга по содержанию главы, каждая из которых содержит в себе описание разнородных элементов. При этом все описание в целом стремится объяснить или проиллюстрировать выделенные вначале доминанты.

Итак, итогом наших поисков комплексности становится установка на отбор информации с целью описания мест по доминантам, выделенным каждым исследователем субъективно и для каждого места индивидуально, и последующее возможное объединение этих доминант через внутренние и внешние контекстуальные переплетения.

«Настоящая» комплексность

Но все зависит от нас. Все подчинено нашей воле и музыке наших слов. И мы сходим с ума в поисках Единственного Решения. Нам не отгородиться от мира, бурлящего у наших берегов. Мы счастливы.

Игорь Галеев. Калуга Первая

Мы только что сформулировали основные признаки «настоящей» комплексности: комплексность без «полочек», без схемы, без стандартизации, зато с целостным взглядом, преисполненным собственным пониманием пространства и места. Следовательно, не может быть и речи о создании единого шаблона, применимого для любого места. Максимум, что можно предложить — возможные «углы зрения» на место, своего рода советы создателям будущих КГХ. Но каждый исследователь вправе применить свои приемы; каждое место, в силу своей специфики, может потребовать особого подхода; основной чертой каждого КГХ становится множественность контекстов, причем каждый из них «восходит» к своей доминанте и может сформировать самостоятельную КГХ. Это ведет ко все более полному раскрытию территории перед читателями. Однако множественность не наносит ущерба восприятию — как это происходит в традиционных описаниях с их огромными массивами статистической информации. Причина в том, что любая КГХ — целостна, таково ее главное свойство; и целостность эта — не частная, не отраслевая: КГХ характеризует место как комплекс явлений, разнородных по своей сущности, но объединяемых общим (одним и тем же) принципом объяснения связи между ними. В том-то и заключается смысл выделения территориальной доминанты, что она должна каким-то образом характеризовать все стороны функционирования места, намекать на особенные явления и т. п.

Какие же «углы зрения» на место можно предложить?

Оптимальным вариантом познания места я считаю путешествие. Оно, помимо прочего, позволяет использовать сам процесс раскрытия места перед путешествующим. Первый взгляд на место есть особый жанр, особая составляющая КГХ: им охватывается именно то, что сразу бросается в глаза, что «выдает» место с самого начала.

Исследование с целью создания КГХ предполагает прежде всего поиск доминанты, объединяющей отбираемые элементы места. А среди всех рассматриваемых «кандидатов в доминанты» наиважней-

шее значение должны иметь доминанты, проникающие сразу во многие сферы жизни места. В первую очередь это свойственно культуре. Она проникает всюду, незаметно формируя территорию через свои, в ней накопленные и через нее передаваемые, установки поведения и понимания окружающего. Это вовсе не означает, что главными чертами любого места должны быть некие особенности культуры местного населения. Часто доминантами стоит делать визуальные символы: они будут косвенно выражать те определяемые культурой черты места, что до поры спрятаны в нем, выходят же наружу, в повседневную жизнь, как данность и одновременно — как ключ к пониманию особенностей места.

КГХ места предполагает обращение к бесконечному ряду масштабов. Игра ими, наверное, самая географическая черта КГХ. Полимасштабность по-разному проявляется в КГХ городов и сел. Для городов важнее, с одной стороны, внутренние различия, характеристики отдельных районов, с другой — особенности пригородов, ближайшего окружения города. Для сел, напротив, характерна определенная внутренняя однородность, позволяющая останавливаться на частных особенностях быта и хозяйствования. Вместе с тем для сел приобретают важность и общие черты физико-географических стран, ландшафтных зон, в пределах которых они лежат.

Отдельные элементы места надо рассматривать в КГХ особенным образом. КГХ — постоянная организованная сущность, она отражает в месте его особенность, неоднородность, многоликость, а те проявляются через всевозможные трансформации. Поэтому на описании трансформаций построена на самом деле любая часть КГХ. Трансформации — это один из основных инструментов КГХ; его использование обеспечивает «сворачиваемость» и «разворачивае-мость» целостной картины доминант и бесконечной панорамы элементов места. Простейший пример трансформаций — исторические изменения облика места. Самый же яркий случай трансформаций — инверсии. Они предполагают зеркальное несоответствие ожидаемой и реальной взаимосвязи элементов места. Поиск инверсий равнозначен поиску ярких доминант места.

Говоря о трансформациях и инверсиях, я упоминал пространственные и временные черты по отдельности. Но иногда бывает полезно выделить определенный срез, хронотоп — общность пространства и времени, «пространство + время». Характеризуя какой-либо период в развитии города, мы неизбежно «рисуем» КГХ какой-либо его части. Наоборот, создавая КГХ какого-либо района

План Олонца

города, мы говорим, что этот участок городского пространства впитал в себя особенности «своего» времени.

Выявление трансформаций и описание пространственно-временных общностей может требовать сравнения исследуемого места с другими. Аналогия помогает собирать пространство воедино. При этом оно не перестает быть индивидуальным в каждой точке; просто аналогия дает возможность исследователю сравнивать разные места и таким образом выделять в них главное, и выносить на внешний уровень те кажущиеся особенными черты, которые на самом-то деле присущи целому ряду подобных мест.

Каким же может предстать место в итоге рассмотрения всех его трансформаций и инверсий, отображения его пространственно-временных срезов, выделения всяческих доминант и «подчиненных» им элементов места? Скорее всего, место предстанет перед нами как сумма разнородных частей, каждая из которых ориентируется на свою доминанту и в определенных контекстах «закрывает» собой все другие. Такую модель строения места можно было бы сравнить с рукописью на пергаменте, написанной по смытому или соскобленно-

му тексту, то есть с палимпсестом. Палимпсест есть целостная совокупность пластов, и не важно, что некоторые из них оказались под другими. Модель «КГХ как палимпсест» раскрывает, во-первых, общие вероятные черты строения характеристики, во-вторых, пути трансформации КГХ с целью решения прикладных задач. Она объединяет многие «углы зрения» на место.

В следующем разделе я постараюсь показать, как «углы зрения» могут «действовать» на практике, как отбираются главные черты места и выискиваются доминанты.

Олонец — столица символов

И я придумал модель города, — ответил Марко, — из которой вывожу все остальные. Это город сплошь из противоречий, запретов, несуразностей, противоречий, всяческого вздора. Если он — предел невероятия, то с уменьшением числа не соответствующих норме элементов вероятность существования такого города растет. Поэтому довольно изымать в любом порядке исключения из моей модели, чтобы в конце концов добраться до одного из городов, которые — опять же в виде исключения — существуют. Главное — не перейти определенную границу, дабы не получились чересчур правдоподобные, чтоб быть взаправдашними.

Итало Кальвино. Невидимые города

Немного истории. Олонец — город столичный, притом что столицей Олонецкой губернии, занимавшей добрую половину Русского Севера, он никогда не был. После обретения в 1647 году статуса города Олонец, ранее числившийся пограничным Рождественским погостом, получил через два года укрепленную крепость; с этого времени и принято отсчитывать историю Олонца, хотя первое о нем упоминание относится еще к 1137 году. В 1708 году Олонец стал уездным городом Ингерманландской губернии, в 1712 году поступил со всем своим уездом в ведение Адмиралтейства, в 1727 — приписан к Новгородской губернии. В 1773 году Олонец административно «вырос» — был назначен провинциальным городом Олонецкой провинции в составе Новгородского наместничества. С 1776 года Олонец стал столицей одноименной области, которая административно

была подчинена сначала Новгородскому наместничеству (с 1781 года — Петербургской губернии). Но уже через год областное управление было переведено из Олонца в Петрозаводск, а Олонец оставлен уездным городом Олонецкой области, спустя два года повышенной до статуса наместничества, что было связано с расширением ее в ходе освоения земель вокруг Выгозера и с присоединением части территорий Вологодского наместничества вдоль Белого моря, прежде относившихся к Архангельской губернии. В 1796 году олонецкие земли отошли к Новгородской губернии, а когда в 1801 году Олонецкая губерния была восстановлена, столицей ее сразу стал Петрозаводск5, поистине столица и тогда, и теперь. Олонец же сделался призраком города, который и выжить-то не должен был, тем не менее выжил. И не просто выжил, но стал — провинциальной столицей.

Как всякий город, Олонец раскрывается пытливому наблюдателю не сразу, а «в процессе»; однако это не только процесс постепенного «раскрытия тайны», а еще (и скорее) процесс постоянного синтеза. Другими словами, город все время «рисует» вам новые и новые «картинки» или образы. Образы эти — не просто этапы пути к решению задачи: они выслаиваются в палимпсест, уподобляются в восприятии перцептивному циклу, когда каждый образ есть предвосхищение реальности, побуждающее к исследованию, которое служит источником познания реальности; а новое знание о реальности модифицирует «схему», изначально побудившую исследование. «Восприятие, подобно локомоции, является циклической активностью, включающей в себя фазы предвосхищения и сбора информации. Любая отсрочка между предвосхищением и сбором вызывает состояние нереализованной перцептивной готовности, внутренним аспектом которой является умственный образ»6.

Первый взгляд. Олонец встретил меня ранним, снежным и темным, утром. Встретил городком заснеженным, маленьким и — спящим. Я посмотрел на него и какое-то время не мог понять, что же такое знакомое и простое он мне напоминает. А потом понял — Олонец напомнил город Кириллов; только на самом-то деле он совсем другой в чем-то одном и полный аналог в чем-то другом. Олонец — «большая деревня», исторический город, с мощным гостиничным комплексом «Олония», но без развитой сети туристической инфраструктуры. Кругом деревянные частные дома, перемежающиеся с пятиэтажками (выше домов нет); это город, сочетающий многое как-то так непонятно и потому интересно. Тут живописные речки, мосты на срубах и вдоль улиц все домики деревянные. Вот такой

Место слияния Олонки и Мегреги.

Фото В. Гуляева, июль 1999 г., www.nordfoto.ru

словно бы типичный старинный городок со слегка оформившейся советской промышленной и прочей инфраструктурой; с первого взгляда он кажется «разобщенным», единство его хочется поставить под сомнение.

Город речек и мостов. С разных сторон можно приехать в Олонец, но, с какой бы стороны вы в него ни въехали, вы непременно обратите внимание на то, как незаметно город «возникает»: отдельные слободы тянутся вдоль дороги, то тут, то там проглядывает гладь реки, к которой скатываются тропинки и на которую смотрят окнами северные избы и новые, дачного вида, домики, обезглавленный Смоленский собор и новая лютеранская церковь. Ждешь, когда же эти слободы кончатся, когда город войдет в «городское русло»; но русло остается только у речек, а город продолжает тянуться все такими же домишками, лишь изредка перемежаясь с новыми каменными домами. Однако и те сначала повторяют стиль деревянных строений и потому органично вписываются в свое окружение. Тогда-то и понимаешь, что это и есть город Олонец. Но где же, где изюминка его, где разрывается цепь однообразий, пусть милых сердцу, но отторгаемых разумом? И вот среди домиков открывается речка во всей уже теперь своей красе, с оврагами и овражками... и обязательно через нее переброшен мост. Переезжаешь через него — и вновь тянется город. Да он и не кончался, просто мосты и есть главная черта

Мост в Олонце

олонецкая. Без мостов не представишь этого города. Речек-то всего две, Олонка и ее приток Мегрега; но они так причудливо изогнулись, сливаются друг с другом так элегантно, размеренно и неторопливо, будто специально приглашают случайного зрителя любоваться собой.

Вот так, словно залюбовавшись однажды местом, и приказал кто-то выстроить острог на самом «мысу», у слияния Олонки и Ме-греги. С этой деревянной крепости, которой давно уже нет в наличии, начинался наш «город мостов». Проезжаешь по нему с одного конца в другой и ждешь, что там или тут, но где-нибудь обязательно надо будет пересечь хотя бы одну из речек. Все кружится и извивается — и речки, и улицы этого города, — и только мосты прямо пересекают водную или покрытую льдом гладь, прикрепляя прочным и крепким каркасом одну витиеватую сеть к другой. Мосты соединяют разноликие грани Олонца в целое, служат непрямому городу доминантами — пусть и «чужими», но однозначно нужными и единственно правильными.

Всего мостов, по рассказам, восемь. Но нарочно их считать нет нужды и охоты; они преследуют человека в Олонце повсюду... кажется, что они везде, что им принадлежит этот город. Город у слияния рек, вздумавший соединить разделенные природой берега и разделенные людьми страны и культуры.

Мосты соединяют городские части, отдельные улочки и дворы с другими дворами, улочками и частями, совершенно такими же по виду. И не с такими тоже — например, с новым центром города с его гостиницей, спрятавшимся незаметным Лениным перед Администрацией, улицей пятиэтажек и сквериком перед почтой. Но чуть поодаль от этих «новшеств» улочки снова выводят к деревянным домикам и непременно к мосту, за которым уже и речи о чем-то «не таком» быть не может. Так что внутреннее и внешнее единство Олонца как города связано с его мостами.

Город дорог и связей. Мосты не просто красивый символ Олонца; они суть визуальное выражение главнейшей его доминанты — расцвета всякого рода связей, в основном, экономических и культурных. На север и на юг от Олонца уходят дороги на трассу Петербург — Мурманск (М-18), третья дорога ведет на запад, в Питкяранту и Сортавалу и далее в дружественную Финляндию. Важное транспортно-географическое положение Олонца кажется еще более выгодным, когда черты сходящихся здесь дорог раскрываются во всех подробностях. Дорога в Петрозаводск пересекает залесенные сельги (карел. — спина, кряж), среди которых спрятался Важозерский монастырь (с. Интерпоселок Коткозерского волостного управления), наладивший недавно поставки леса на Валаам. Дальше к северу шоссе вступает в Пряжинский район, в котором чуть ли не каждое село имеет побратима в коммуне Винделн (губерния Вестерботтен, Швеция). Дорога на юг окаймляется вплотную «приставленными» друг к другу деревушками, которые во многом повторяют слободской характер застройки Олонца; еще дальше дорога, минуя несколько стороной Александро-Свирский Спасский монастырь, приводит путешественника в город Лодейное Поле, остающийся, несмотря на его расположение на федеральной автомагистрали, «медвежьим углом» Ленинградской области. Дорога на запад не столь богата всякого рода достопримечательностями, зато наиболее интересна с точки зрения развития международных связей. Обычно по ней в Олонец приезжают финны, нередко сами того не ведающие, что на их пути затаилось такое чудо; но продолжается их незнание недолго, поскольку они обнаруживают вдруг вокруг себя очаровывающий их с первого взгляда русский город Олонец.

Город Дедов Морозов. Олонцу не чужды и межрегиональные внутрироссийские связи. С 1999 года начинают появляться проекты развития культурного туризма, конечной целью которых можно считать превращение Олонца в «зимнюю столицу» Карелии. В 2000 году

Открытие Олонецких игр Дедов Морозов

прошли первые Олонецкие игры Дедов Морозов, в 2001 — вторые. В основе идеи их проведения именно здесь лежит легенда о Пак-кайне, карельском «Морозце», маленьком мальчике, который родился в Олонце во время сильного мороза. Мальчик рос «в неделю как остальные дети за три года» и стал удачливым купцом, озорным и веселым.

В наши дни в Олонец 1 декабря съезжаются около 20 Дедов Морозов со всей России; они состязаются в «морозном мастерстве» — играх с детьми и взрослыми, участвуют в специальном семинаре и пр. Олонецкие игры сформировали уже совершенно новый образ Деда Мороза. Субкультура новогоднего праздника сложилась давно, но традиции все когда-либо неизбежно сходят на нет; так в пореформенные 1990-е годы стало происходить и с Дедом Морозом. Теперь же «новой молодежи» предложили, пусть пока и неявно и негласно, новый ход и свежую струю, и исходит она из Олонца.

Дети с их особым миром не являются пока предметом географии, хотя и находятся уже под пристальным наблюдением когнитивной психологии. Мир этот по своей сути, видимо, не есть нечто обособленное и уникальное в пространстве и времени. Он лишь специфицируется рядом внутренних черт, не одерживающих верх над чертами внешними. Дети непосредственны, прирожденные

материалисты; но детский мир есть несомненно продолжение взрослого мира, того самого, что мы пытаемся объять. Легко понять, какие дети растут в Москве и какие в тихой и спокойной, традиционной и «устоявшейся» Провинции. Но «в истории никогда не бывает простой победы одной противоположности над другой: неустанно творя сама себя, она непредставима в своих решениях, непредсказуема в своих синтезах»7. И в движении инноваций может быть инверсия, когда Москва, центр всего нового и оригинального, уступает место маленькому Олонцу...

Праздник, пришедший в провинцию извне, часто так и остается временной инсталляцией — и не более того. Путь изнутри, «из мифа» — вот что отличает олонецкий путь Дедов Морозов. Обычно «мифолог исключен из числа потребителей мифа <...> по своему глубинному статусу он остается отверженным»8. Олонецкие Деды Морозы, сами того зачастую не замечая, привили понимание того, что Дед Мороз — живой! Они стали приезжать к олончанам органичными, такими, какие они есть. Но такими, какие они есть, Дедов Морозов еще никто не видел — только олончане; и им, как провинциалам, надо было поделиться открытием со всеми вокруг. Это опять-таки за них уже делают сами мифологи, или, если хотите,

Олонецкие игры Дедов Морозов

сказочники Деды Морозы — делают потому, что они очень-очень «едины» с олончанами. Именно там, где старая традиция сильна, оказалось легче заложить новую, ибо «открытость» людей в таком месте больше. Так Олонец стал настоящей столицей Дедов Морозов будущего, а дети Олонца стали первыми детьми будущего. Вера в то, что они видят вокруг себя, превратилась в веру в настоящего ненастоящего Деда Мороза — и изменила его изнутри.

Город инноваций и развлечений. К играм Дедов Морозов примыкают конкурс «Олонецкая Снегурочка» и организованная в местном национальном музее выставка старой новогодней игрушки. Ее не без основания считают единственной в России. Коллекция ее постоянно пополняется, в том числе за счет подарков от Дедов Морозов со всей России и от их собратьев из разных стран мира (последнее поступление — из Кении). Праздничная атмосфера не покидает Олонец и в теплое время года. В мае в окрестностях города проходит фестиваль «Олонец — Гусиная столица» с гусиными бегами и детскими играми. Считается, что около Олонца находится крупнейший «аэродром подскока» перелетных птиц в Европе.

Все эти праздники показывают, что Олонец — столица инноваций, город нестандартных начинаний, можно сказать, инверсий. И эта нестандартность как еще одна доминантная черта Олонца охватывает различные сферы функционирования города. Вторгается она и в повседневную жизнь: в Олонце получила развитие современная культура досуга, столь несвойственная небольшим российским райцентрам.

На заре 1990-х годов в России повсеместно стали закрываться за ненадобностью заводские ДК и небольшие клубы, упал интерес к художественным и спортивным кружкам. В результате образовался разительный разрыв между райцентрами и областными городами и особенно Москвой и Петербургом. В столицах, а потом и в областных центрах стремительно развивался современный шоу-бизнес, вытесняя все, что ему предшествовало. Новые развлекательные заведения изначально должны были привлекать состоятельного клиента. Напротив, в райцентрах тогда выжили только заведения, рассчитанные на широкий круг посетителей, соответственно предлагающие низкие цены и низкий уровень сервиса, то есть пивные, работающие с вечера до утра. Со временем в крупнейших городах все большее значение стали приобретать молодежные клубы; через них широкие круги населения вовлекались в современную досуговую культуру. Вскоре стали появляться заведения, заведомо ориентиро-

Гусиные бега в Олонце

ванные на людей любого возраста, а затем и на особые социальные группы среди взрослого населения. В райцентрах же современная инфраструктура развлечений возникла только там, где местные промышленные предприятия сумели «встать на ноги», создав спрос на услуги уровня «выше среднего»; при этом не пропали и обычные для «умирающих» городков дешевые пивные для молодежи, у которой нет работы, равно как и средств на переезд в крупный город.

Необычность менталитета олончан каким-то неясным образом привела к расцвету многочисленных для 11-тысячного города развлекательных заведений. Маленький и не слишком богатый город «схватил» современную культуру крупных и средних городов. В Олонце появились кафе, работающие круглые сутки, предлагающие посетителям неплохую кухню, бильярд, приличную музыку и прочие атрибуты, указывающие на «продвинутость» индустрии развлечений. Но главный парадокс Олонца не в этом. В некоторых городах на основе личного энтузиазма и задора организаторов тоже возникают неплохие клубы, которые ориентируются на работающую молодежь. Однако в Олонце, помимо молодежных клубов и ресторанов, рассчитанных на состоятельных местных потребителей их услуг и на

солидный поток туристов, появились заведения, в которых основной контингент — люди среднего и старшего возраста. Новая развлекательная культура охватила, таким образом, почти все население.

Кроме того, в Олонце функционирует детская художественная школа, причем ее выпускники заканчивают потом специализированные учебные учреждения и возвращаются в Олонец. И как это ни странно для небольших городков, тем более для Олонца с его неплохими чисто развлекательными учреждениями, школа пользуется популярностью у молодежи.

Почему он такой? Нынешняя нестандартность Олонца, обнаруживающаяся в повседневной жизни города, в его вовлеченности в современную культуру развлечений, имеет, видимо, глубинные историко-географические корни. Хотя, с другой стороны, зачастую его доминанты остаются просто присущими городу, но не объясняемыми полностью его развитием и обликом.

Олонец выделяется среди многих городов Карелии, Мурманской области, востока Ленинградской и северо-запада Вологодской. «Обыкновенные» города ближнего Севера возникли или возродились при строительстве железной дороги и выделились из числа других станций главным образом за счет чуть лучшего транспортно-географического положения, которое предопределило сосредоточение в них промышленности лесного комплекса. Многие старинные города, сформировавшиеся как таковые к екатерининской реформе 1780-х годов, получили новый импульс развития в советское время благодаря улучшившемуся транспортно-географическому положению (Вытегра) или строительству новых крупных промышленных предприятий (Череповец). Некоторые вовсе изменили свой облик, так что теперь выглядят типичными советскими городами: таковы преображенный Беломорканалом пгт. Повенец и совершенно изменившийся после обретения выходов к Беломорканалу, Белому морю и двум железнодорожным веткам Беломорск. Но даже они сильно отличаются от чисто советских, изначально маргинальных по своему происхождению городов, возникших на железной дороге и разросшихся с развитием промышленности (Кондопога, Медвежьегорск, Сегежа, Кандалакша). На них похожи и некоторые старинные города, у которых новый импульс развития был не так силен: Лодейное Поле, Кемь. Другие же пережили серьезную инверсию и парадоксальным образом напоминают сегодня небольшие «ресурсные» городки Азиатского Севера. Таков Пудож, лежащий вдали от железной дороги.

Вообще именно удаленность от железнодорожной магистрали, от которой главным образом и исходили импульсы колонизации пространства Карелии в советское время, наиболее часто способствовала образованию уникальных пространственных городских форм. Помимо Пудожа, такими формами обладает современная Сортавала — город будто бы и финский, но с неповторимым российским колоритом.

Олонец тоже долго оставался в стороне от железных дорог. Только в 1974 году через него прошла железнодорожная ветка Лодейное Поле — Янисъярви, соединившая основную для Карелии магистраль Петербург — Мурманск с железной дорогой, ведущей из Петербурга через Приозерск и Сортавалу на Костомукшу и Юшкозеро. При этом Олонец не стал городом лесопереработки: местный леспромхоз (ОАО «Олонецлес») — достаточно «сильный», имеет лесо-сырьевую базу и в соседнем Пряжинском районе, однако обработка древесины сосредоточена в пгт. Ильинский, во многом существующем автономно от Олонца и даже и административно отделенном от Олонецкого леспромхоза. Не вышли за рамки обычного набора и пищевые предприятия. Внутренней силой, привлекавшей в Олонец молодежь района, была ПМК-2 (передвижная механизированная колонна). Она строила в Олонце пятиэтажки, в расчете на ее возможности в области обеспечения занятости осуществлялось в 1970-е годы «закрытие» деревень района. Большое значение для города имели еще две мехколонны: ПМК-369 и ДСПМК, занимающаяся дорожным строительством. Многочисленные проекты в советское время осуществляли также мелиораторы. Вместе с тем судьба Олонецкого района во многом была предопределена необычными для Карелии возможностями развития сельского хозяйства: в отличие от большинства других, более северных районов республики, здесь развивалось не только звероводство, но и картофелеводство, овощеводство, зерновое хозяйство. Наконец, по-особенному трансформировался Олонец в 1990-е годы — не испытал таких потрясений как прочие карельские города. Может быть, сыграло свою роль то обстоятельство, что у его населения не было навыка «железнодорожной» мобильности. Поэтому, когда многие жители городов, расположенных вдоль Октябрьской железной дороги, занялись «челночной» торговлей, олончане к ним не присоединились.

Город трех культур. Две доминантные черты Олонца — его нестандартность и развитие в городе всевозможных связей — сильно переплетаются, и проявляется это в первую очередь в этнокультурных

особенностях города, которые можно считать третьей его доминантой. По составу населения Олонец на 60% карельский город. И пусть большинство олонецких карелов не говорит на родном языке, путешественника все равно поражает, сколь часто встреченные им в Олонце люди оказываются карелами.

В Карелии, как и в других российских республиках, 1990-е годы отмечены всплеском национального движения. Но размаха оно не получило, так как во всем населении республики доля карелов мала, многие из них не знают ни родного языка, ни традиций предков, возможно, сказалась и пресловутое спокойствие северных народов. В то же время в Карелии есть своя особенная черта, которая предопределила интерес современной молодежи к карельскому языку и культуре. И особенно заметна она в транзитном по своему положению на «Голубой дороге» Олонце. В нем есть детский сад и школа, где дети говорят на двух языках и изучают карельскую национальную культуру. В Центральной библиотечной системе города мне показывали многочисленные книжки местных поэтов и писателей, пишущих на карельском языке, и детские учебники языка, с гордостью говорили о возрождающемся интересе детей к нему. «Вернее, скорее — к финскому...» — таково было объяснение нетипичного для немногочисленных народов России феномена. Другими словами, близость Финляндии и интенсивность экономических контактов с ней вызвали интерес к финскому языку; а родственность полузабытой национальной культуры культуре финской спровоцировала у современной карельской молодежи, родители которой, в отличие от бабушек, практически не говорят по-карельски, интерес уже и к карельскому языку и культуре.

Вообще многие из упоминавшихся выше культурных инноваций, отличающих Олонец, так или иначе обусловлены сотрудничеством с соседней Финляндией. Финских туристов становится все больше и больше. Лютеранские храмы, изначально ориентировавшиеся на приезжих, теперь все чаще привлекают местных жителей. Между тем Смоленский собор, единственный храм в Олонце, переданный Русской Православной Церкви, до сих пор не отреставрирован. С 1959 года в нем размещался Олонецкий музей; в 1990-х годах он был выселен, но из-за отсутствия средств здание так и не было приведено в надлежащий вид. Музей же, не имея теперь собственного помещения, располагается в здании музыкальной школы и на первом этаже жилой пятиэтажки. Одна из деревянных православных церквей занята гостиницей и рестораном «Ладога». Зато набирает

Смоленский собор. Фото В. Гуляева, май 1988 г., www.nordfoto.ru

популярность заново отстроенная лютеранская финская церковь. Так в Олонце переплетаются нестандартным образом три культуры — русская, карельская и финская, связанные здесь между собой общностью пространства.

Домашняя столица. Таким мы покидаем город Олонец — «город понемногу», город со своим особенным менталитетом, город аграрного развития среди северных еловых лесов, город мостов, соединивших две извивающиеся живописные речки. Сюда практически не пришла столь развитая в Карелии деревообработка, зато пришли Деды Морозы, новые фестивали и праздники — да и повседневная развлекательная культура.

«Столичность» места есть сумма многих факторов, накладывающихся друг на друга; и часто это наложение субъективно и индивидуально. «Столичность» есть некое внутреннее чувство, ощущение, которое создается столицей; она может быть столь разнообразной,

что порой выдает себя за глубочайшую провинциальность. И тогда переплетаются «столичность» и провинциальность, центр и периферия, создаются неповторимые сочетания, которые и формируют уникальность города. Олонец не испугался своей провинциальности — и сумел воспользоваться ею, обратить ее во благо для себя и этим удивить окружающих, туристов, пока случайно проезжающих через город. Такой вот маленький, как будто сказочный городок, где каждый почувствует себя так, как ему и хотелось. Вся провинциальность Олонца не помешала ему стать в чем-то капельку столичным. По такому городку хочется ходить и выискивать все новые и новые символы столичности; и они совсем не нарушают его умиротворенности и тихой красоты, которые в свою очередь — символ провинциальности. Олонец — «домашняя» и уютная столица, расположенная вдали от раскрученных туристских объектов. Пока вдали. Главное, чтобы дальнейшее развитие города не испортило олонецкого удивительного сочетания, не разрушило Столицу Символов.

* *

*

Можно описать Олонец совсем по-другому, найти другие доминанты для его КГХ — их может быть великое множество, и каждый новый исследователь может и должен привнести новое понимание города. Это не станет препятствием для формирования представления о месте; наоборот, множественность контекстов описания города будет вызывать интерес к нему при неизменной целостности каждой отдельной КГХ. Вообще ряд «углов зрения» на место — бесконечен. КГХ не строится по сверху заданным принципам: только сбор «осколочков», попавших в руки, дает искомый результат. Эти «осколочки» не являются собственно частями КГХ, которые интерпретатору остается только настроить на определенное место, слегка подкорректировать — и полноценная, «настоящая» КГХ готова; все они будут вновь и вновь отражаться в зеркалах познанных мест, и в каждом месте отражение осколка будет новым, своеобразным. Более того, какие-то места могут заставлять наши осколки меняться в зеркале «реальности». Главное в том, чтобы каждое место проявило свою индивидуальность и свое своеобразие в единой синтезированной КГХ. Тогда Олонец встанет в ряд тех отдельных уголков нашей страны, образы которых постепенно будут утверждаться во всемирном информационном поле, понемногу формируя новую Россию.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Геттнер А. География. Ее история, сущность и методы / Авт. предисл. Н. Н. Баранский. Л.—М., Госиздат, 1928. С. 357.

2 Баранский Н. Н. О связи явлений в экономической географии // Избранные труды: Становление советской экономической географии / Редкол.: В. А. Анучин и др. М., Мысль, 1980. С. 160-172.

3 Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии. М., Прогресс, 1981. С. 97.

4 Михайлов Н. Н. Образ места // Вопросы географии. Сб. 10. Экономическая география СССР. М., ОГИЗ, 1948. С. 195.

5 Росс1я. Полное географическое описаше нашего отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей / Подъ редакщей В. П. Семенова и подъ общимъ руководствомъ П. П. Семенова и В.И. Ламанского. Т. 3. Озерная область. СПб., Изд. А. Ф. Девр1ена, 1899. С. 388-389.

6 Найссер У. Указ. соч. С. 152-153.

7 Баранский Н. Н. О связи явлений в экономической географии... С. 285.

8 Там же. С. 284.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.