Геосистемные закономерности формирования Кенозерского культурно-ландшафтного реликта Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 911.3

ГЕОСИСТЕМНЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ КЕНОЗЕРСКОГО КУЛЬТУРНО - ЛАНДШАФТНОГО РЕЛИКТА

Е.Ю. Колбовский

kolbowsky@mail.ru

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, Москва, Россия

Аннотация: Обозначены основные иерархические уровни организации культурного ландшафта Кенозерья, обусловленность его развития заданным инвариантом природного местоположения, его изменчивость и устойчивость. В качестве референтного выбрано состояние территории на середину XIX в., характер освоения которой сложился до эпохи трансформации русской поземельной общины. Реконструкция основных элементов культурного ландшафта проведена посредством гис-моделирования с использованием исторических карт и верифицирована в ходе специальных полевых исследований. К характерным признакам культурного ландшафта Кенозерья отнесены «привилегированное» положение ранее распахиваемых полей на привершинных мезоформах рельефа и своеобразные (вплоть до округлых) их очертания. Нельзя не отметить также высочайшие эстетические достоинства ландшафта.

Ключевые слова: культурный ландшафт Кенозерья, факторы его формирования, признаки уникальности, иерархические уровни организации, проблемы сохранения, ландшафтно-хозяйственный ареал, куст деревень.

Для цитирования: Колбовский Е.Ю. Геосистемные закономерности формирования Кенозерского культурно-ландшафтного реликта. Наследие и современность = Heritage and Modern Times. 2019;2(2):49-63.

Постановка проблемы:

Кенозерье как культурный ландшафт

Несмотря на уникальность природы «Озёрного Края» Российского Севера (как тут не вспомнить Уодсворта и Джона Раскина!), Кенозерье -безусловно культурный ландшафт, обладающий всеми признаками такового в традиционном общеевропейском понимании, поскольку:

- является результатом декомпозиции элементов природного ландшафта и агрегирования («сборки») их в качественно новую жизнеобеспечивающую систему;

- обладает особыми свойствами экологической устойчивости, происходящей из рациональности и многовековой осознанности локального варианта жизни человека во вмещающем пространстве;

- представляет собой палимпсест - многослойную мозаику с наслоением признаков разных исторических эпох;

- несёт черты социологического феномена, связанного с особенностями положения крестьян, и правовых отношений, реализовавшихся в ходе освоения северных «фронтирных» земель;

- является этническим «произведением», «русскость» (по аналогии с "Englishness") и «православность» которого очевидна и поныне;

- наконец (но не в последнюю очередь), сохраняет уникальные эстетические свойства, проявляющиеся на нескольких иерархически гармоничных пространственных уровнях.

К сожалению, независимо от уникальности и красоты культурный ландшафт не саморегулируется в рамках общеизвестной тезы Барри Коммонера - "Nature knows best" - поскольку многовековой труд многих поколений российского крестьянства «съедается» природой за несколько десятилетий. «Одичание» (термин В.П. Семёнова-Тян-Шанского [1]) не миновало и кенозерский ландшафт: печальные его признаки неравнодушный взгляд обнаружит и в покосившихся избах, и в зарастающих бурьяном лугах, и в пропадающих среди леса удивительных пахотных угодьях... Кенозерский национальный парк (в числе немногих в России) создавался, прежде всего, для охраны уникального культурного ландшафта. Охрана в данном случае - это активное действие по поддержанию четырёх важнейших «ключей» данного феномена - структуры, функции, традиций обустройства и особой «метафизики» [2; 3].

Всякая деятельность (чтобы не навредить!) нуждается в опережающем знании, иными словами мы должны представлять, какую именно архитектонику культурного ландшафта следует считать действительно аутентичной, в каком состоянии эта уникальность может быть сохранена, и, (третий вопрос, выходящий за рамки этой публикации) каких усилий подобное сохранение от нас потребует.

Что сохраняем или проблема «референтного ландшафта»

Кенозерский ландшафт, который сегодня рассматривается как обладающий универсальной ценностью наследия, в основных своих чертах оформился к XVI веку, когда наиболее притягательные места вдоль озёрных и речных побережий были уже освоены, а связи между ними (визуальные, путевые, социальные) установлены. В дальнейшем волнообразный (ибо были и спады) рост населения приводил к появлению отдельных «выставок» неподалёку от старых деревень и сел, а также к закладке полей среди леса при сохранении роли лесных промыслов и рыболовства [2]. Начиная с 1930-х годов отмечается снижение плотности населения и площади обрабатываемых угодий на фоне индустриализации и замены общинного уклада колхозным строем.

Зыбкая стабильность мозаики освоения послевоенного времени на Кенозере закончилась в середине 1970-х, когда в результате укрупнения деревень, а затем (уже на рубеже тысячелетий) очередного земельного передела сельские жители уходят в города, забрасываются отдалённые деревни, а поля повсюду зарастают лесом. Явленный сего-

50

дня взору наблюдателя культурный ландшафт - палимпсест, включающий признаки разных эпох: «красная линия» фасадов домов вдоль озёрной террасы могла быть сформирована несколько веков назад, а вот опушка бора на окраине вряд ли старше возраста самых старых сосен. В этой связи возникает непраздный вопрос: какой эпохи ландшафт нам следует воссоздать и поддерживать?

В гуманитарной географии эта проблема (над которой не первое десятилетие размышляют специалисты Италии и Испании, Франции, Голландии и Великобритании) именуется выбором «референтного ландшафта» ("reference landscape"). Выбор везде непрост и зачастую проводит резкую грань между ландшафтной экологией и исторической географией, ибо многие элементы ландшафта, являющиеся с позиций гуманитарной географии неотъемлемыми признаками его «физиогномики» (привычного внешнего облика), с позиций биоэколога совершенно чужды и могут подлежать устранению. Таковы, например, рядовые посадки кипарисов, ведущие к виллам на холмах Тосканы, -их завезли в своё время финикийцы и для экологов это - «инвазивная флора» региона [4].

Известный бельгийский географ Марк Антроп полагает, что для понимания европейского ландшафта важно иметь возможность репрезентации трёх исторических периодов: до XVIII века («расцвет»), периода распространяющейся индустриализации (совпавшего со становлением национальных государств) и периода после Второй мировой войны (вероятно, «до эры глобализма») [5]. Однако в действительности «палимпсест» всегда регионален, и для Русского Севера более характерны иные «отсечки»; кроме того, самостоятельное значение имеет наличие источников информации: межевых карт, текстовых примечаний и описаний, списков населённых мест и т.д. На основании анализа таких источников и полевых обследований для Кенозерья в качестве референтного нами выбрано состояние культурного ландшафта на середину XIX в., которое сложилось до эпохи трансформации русской поземельной общины и последовавших великих социальных перемен в России. Сохранность, унаследованность (аутентичность) структуры и функций культурного ландшафта Кенозерья определяется сравнением с референтным историческим ландшафтом.

Для целей реконструкции структуры референтного ландшафта Кенозерья была разработана соответствующая методика и были использованы уникальные по содержанию и качеству исполнения карты межевой съемки Каргопольского уезда Олонецкой губернии 1861 г. Исторические листы были подвергнуты аффинным преобразованиям для геопривязки по космическим снимкам в современной системе координат UTM 37 в рамках отдельных «сцен», которые охватывали окрестности крупного села или «кустов» из двух-трёх-четырёх деревень, состав-

ляющих общий ландшафтно-хозяйственный ареал (рис. 1а). Далее к этим же «сценам» привязывались высокодетальные актуальные аэрофотопланы (полученные в 2014 г. ходе специально проводившихся работ по лесоустройству) (рис. 16 и 1в), подвергнутые мануальному дешифрированию, а также карты РККА 1930-х гг., карты Генштаба СССР 1960-х гг. и карты землепользования середины 1980-х - так называемые карты ВИСХАГИ. Последовательное наложение перечисленных источников позволило «увидеть» в современном ландшафте важнейшие элементы референтного ландшафта середины XIX в. (угодья, межи, дорожно-тропиночную сеть), проследить историю их трансформации в XX веке, оценить их сохранность, «раскрыть» их функции в современном культурном ландшафте территории [6]. Проведённые исследования позволяют утверждать, что на территории Кенозерья мы имеем дело с практически полностью сохраняющейся в течение 150 лет мозаикой угодий, которая определяет феномен культурного ландшафта Русского Севера.

а - межевая карта середины XIX в.

б - фиксация бывших границ угодий по современному детальному космическому снимку

в - карта оценки современного состояния культурного ландшафта

Рис. 1 (а, б, в). Фрагмент реконструкции исторического (референтного) культурного ландшафта

Геосистемное устройство культурного ландшафта,

его характерные черты

Культурный ландшафт в лесной зоне Российского Севера первоначально возникал и оформлялся в жёстких природных условиях своеобразного «фронтира», когда устойчивость основных элементов в значительной степени зависела от благоприятности как социально-экономических, так и природно-климатических условий.

Кенозерский культурный ландшафт - ярчайший пример именно такой зависимости, поскольку части его ландшафтно-хозяйственных ареалов изначально располагались в мозаике сложного озерно-ледникового и озерно-аллювиального рельефа, изобилующего «живыми» элементами гидрографической сети и осложненного унаследованными (и причудливыми - «чисто кенозерскими») небольшими ложбинами стока. Сформировалась целая сеть лощин и ложбин раз-

личной длины и ширины с самым разнообразным (но часто - корытообразным) поперечным сечением, которые наложены на поверхность низких террас. Сами озерные террасы зачастую «завалены» от передних (фронтальных) краев к тыловым швам, где сохраняются миниатюрные (и не очень) верховые болотца, вложенные в локальные (опять-таки - унаследованные) котловинки [6].

На этом фоне особенностью существования культурного ландшафта является постоянная зависимость от среднемноголетних климатических флуктуаций, запускавших (провоцировавших) развитие гидроморфных трендов, что приводило к трансформации сырых лугов - в заболоченные, кустарничково-сфагновых типов леса - в сфагновые и долгомошные, заболоченных лесов на водоразделах - в болота. Подобные превращения затрудняли хозяйствование и определяли периодическое «съеживание» ландшафтно-хозяйственного ареала.

Другие факторы трансформации культурного ландшафта имели социальный характер: секуляризация монастырских владений, оформление деревень на местах бывших погостов, размежевание казённых земель, принадлежавших черносошным крестьянам [2].

В итоге «фронтирность» функционирования этой уникальной системы расселения проявлялась в периодических волнах освоения-заброса деревень и примыкавших к ним частей ландшафтно-хозяйственных ареалов. В благоприятные годы происходило «выставление» новых населённых пунктов - «новин и починков», «втягивание» деревень в «ядра» освоенных групп, а в неблагоприятные годы, напротив - периферийные поселения покидались жителями (на островах, низких террасах и просто удалённые), а ранее освобождённые от леса участки пашни подвергались зарастанию.

Возникновение региональных традиций взаимодействия с природным окружением выразилось, с одной стороны, в высокой степени адаптации частей ландшафтно-хозяйственного ареала (культурного ландшафта) к локальным физико-географическим условиям (пластике рельефа, речной и эрозионной сети, почвенным комплексам). А с другой стороны - в постоянной трансформации ландшафтно-хозяйственных ареалов и быстром реагировании на изменения комплекса природных условий и социального фона [2; 6].

Иерархические уровни организации

культурного ландшафта

Сама прихотливая линия побережья Кенозера - с глубокими от-мелыми заливами, принимающими устья лесных рек, высокими выступами мысов, нависающих над водной гладью, с террасами разных уровней, залесёнными гребнями водоразделов, отдельными камовыми холмами, дюнами долинных зандров, - все это вместе сформировало

55

не просто разнообразную пластику местного рельефа, но и несколько пространственных уровней ландшафтной дифференциации. Культурному ландшафту Кенозерья присуще иерархическое строение, включающее несколько взаимосвязанных уровней ландшафтного устройства с разнопорядковыми «удерживающими» целостность связями и специфическими признаками адаптации к мозаике (паттерну) озёрной - речной сети и пластике рельефа.

Верхний, первый уровень охватывает пространство в несколько десятков километров - сформирован общей архитектоникой озёр и крупных рек с волоками между ними. На этом уровне возникала общая мозаика освоения фрагментов побережья и островов Кенозера и Лёкшмозера с внутренними зонами освоения на выступах высоких, хорошо дренированных озёрных террас и вдоль глубоких «карманов» вытянутых озёрных заливов. Внешние ареалы освоения были «выставлены» по берегам впадающих сплавных рек и проток, соединявших Кенозеро с небольшими озёрами в окрестностях. Особенность этого уровня - выраженный приоритет водных путей, проходивших по акватории озёр и по руслам рек и проток, а также зимников, пролегавших по его замерзающему зимнему льду.

Второй уровень организации культурного ландшафта - уровень «куста» деревень, расположенных рядом на одном и том же берегу залива, либо неподалёку через озёрную протоку на противоположных мысах побережья. На этом втором уровне формировалась общая мозаика (паттерн) объединённых ландшафтно-хозяйственных ареалов куста деревень с разделённой селитьбой, но соседствующими полями и образующими слитые ареалы сенокосами. Именно на втором иерархическом уровне воспринимается целостность архитектурной композиции деревень, её соответствие конфигурации береговой линии озёр и согласованность с общей пластикой рельефа. Выделяется несколько типов ландшафтно-хозяйственных ареалов: в «карманах» глубоких заливов на озёрных террасах; на «высоких берегах» - уступах водоразделов; на узких вытянутых полуостровах; вдоль высоких пойм и в приустьевых створах рек.

На третьем уровне организации культурного ландшафта существует собственно деревня как внутренняя часть ландшафтно-хозяйственного ареала. Основные элементы этого уровня - поля эллипсовидной формы, ложбинно-лощинная сеть с сенокосами, композиция застройки деревень и сакральные места с часовнями и церквями.

Формирование своеобразной мозаики освоения с несколькими иерархическими уровнями устройства культурного ландшафта относится к особым, уникальным свойствам Кенозерского ландшафта [2; 7].

Селитьба и хозяйственные угодья

в культурном ландшафте

Сложность рельефа территории, общая заболоченность, обилие водных пространств с заметным подъёмом весенних уровней, - все это на фоне короткого северного лета определило высокий приоритет поля (пашни и сенокоса) как основной единицы ландшафтно-хозяйственного ареала.

Главенство полей в мозаике ландшафтно-хозяйственного ареала обусловило вторичность селитьбы, распределённой явно с большим трудом (и необычной сметливостью) на всех остальных пригодных (т.е. дренированных и неподвластных затоплению) формах мезорельефа -на уступах озёрных террас, на высоких водораздельных мысах и гребнях возвышенностей (рис. 2). По этой причине жилые дома в Кенозерье формируют улицы только в двух случаях - при размещении вдоль выраженной пригребневой поверхности (и тогда это привычная для сельской России улица с двумя рядами домов), либо при расстановке домов вдоль уступа террасы (однорядная линия). Зачастую дома ставятся по одному-два, просто на небольших удобных площадках террас или локальных «ступеньках» склонов водораздела.

За домами на привершинных поверхностях террас и холмов -пашни, разделённые сенокосами ложбинно-лощинной сети; за «задами» деревни - опушка ближнего леса, всегда изогнутая со своими выступами и «заливами», которые образованы «карманами» сенокосных лугов. Иногда деревня оказывается «прижатой» к подножью холма или склону водораздела именно потому, что ровные поверхности террасы ближе к берегу отведены под поля.

Особое свойство кенозерской селитьбы - чрезвычайная живописность. Жилые дома, разнообразные хозпостройки, бани, изгороди вокруг грядок и ближайших сенокосов и выпасов, в обрамлении биогрупп и отдельно стоящих деревьев-солитеров (в роли которых часто выступают огромные вековые лиственницы) формируют узнаваемые кенозерские «картины».

В советские годы в окрестностях многих деревень возникали колхозные фермы, ставились лесопилки, строились жилые дома для рабочих, сельские клубы, магазины. Однако при обилии леса за редким исключением все здания и сооружения возводились из местного материала - древесины, что во многом определило сохранность видеоряда и главных эстетических свойств селитьбы Кенозерья.

По-своему уникально общественное пространство селитебной зоны: здесь прежде всего следует отметить высокую сохранность небольших рукотворных объектов, тесно связанных с образом жизни, традициями хозяйствования и повседневными сезонными заботами (ограды, колодцы, лавки, вешала, риги). Особая роль в композиции деревень Кенозерья принадлежит часовням и небольшим деревянным церквям, как занимающим центральное положение, так и вынесенным за пределы основного (компактного) комплекса селитьбы (рис. 3). Возле часовен зачастую сохранились сакральные рощи или отдельные старые и крупные деревья (сосны, лиственницы).

Рис. 3. Окрестности деревни Мыза с часовней Александра Невского

Уникальность культурного ландшафта Кенозерья - округлая форма и четкие выпаханные бровки пашни на привершинных и при-гребневых местоположениях, склонах холмов и террас, отделяющие пашню от сухих ложбин (с пологими) и лощин (с круто-вогнутыми)

бортами. Многолетнее опахивание краёв таких привершинных поверхностей (теперь это сенокосы) сформировало отчётливые уступы-перегибы к нижележащим звеньям ложбинно-лощинной сети (рис. 4). Овалы полей, вписанных в дендрические рисунки занимаемых лугами ложбин и лощин, образовали сложные в плане паттерны. Именно это своеобразное «межевание», сохранившееся до нашего времени, в сочетании с пластикой рельефа придаёт культурному ландшафту Кено-зерья уникальное своеобразие.

Рис. 4. Выпаханные бровки полей с элементами ложбинно-лощинной сети

при деревне Зехнова

Принадлежностью культурного ландшафта безусловно являются и ближайшие к деревням природные урочища, к которым могут быть отнесены обширные чашеобразные (подтапливаемые весной) понижения внутренней части заливов, поймы и внутренние акватории малых озёр и рек с прилегающими поймами, а также довольно широко распространённые рощи и «борки», занимающие «неудобья» прямо в пределах населённых пунктов.

Собственно акватории играли и играют важнейшую роль в жизни и облике кенозерской деревни. Рыбная ловля всегда была существенным подспорьем. При общем бездорожье надёжное сообщение было возможным только по озеру (летом на лодках - зимой на санях по льду). В советское время - сплав леса по всем крупным рекам и организованный транспорт - опять-таки по озеру. Поэтому «зеркало» озера с его заливами, кромками отмелей и узких бечевников с набросами камней и огромными одиночными валунами, поясами водной растительности (с особенно характерными ассоциациями торчащего из воды тростника озёрного и плавающими гречихой и рдестами), в обрамлении осоково-влажнотравных лугов низкой озёрной поймы - неотъемлемая часть пейзажа Кенозерья (рис. 5).

Сохранность культурного ландшафта обеспечивается деятельностью постоянного и сезонного населения. Характерные черты культурного ландшафта Кенозерья продолжают «радовать глаз» благодаря присутствию открытых участков выкашиваемых лугов на месте бывшей пашни. Распахиваемых полей фактически не осталось.

Рис. 5. Приозёрный пейзаж у деревни Минина

Спасти или сохранить?

Культурный ландшафт - феномен, тесно связанный с обитаемостью пространства, жизнедеятельностью местного населения и традициями ухода. Обезлюдение сельской местности и запустение сельхозугодий не могли не коснуться и территории Кенозерского национального парка, что выразилось в забросе и зарастании значительной части бывшей пашни и использовании оставшихся полей исключительно под сенокосы.

Во всей обширнейшей зоне бореальных лесов северного полушария главным признаком культурного ландшафта является его открытость: освоенные пространства всегда были «островами» среди «моря тайги». Одичание ландшафта, прежде всего, сказывается на утрате этого свойства - ландшафт «закрывается». Сначала исчезают поля среди леса, затем «затягиваются» участки в «карманах» лесных опушек, далее поросль (сосна, берёза) «наступает» на внутренние части деревень... Неотвратимые темпы этих процессов городскому жителю трудно даже представить. В сырых колеях (оставшихся после последнего проезда колёсного трактора) осоково-таволговое болотце формируется за один вегетационный период. Не выкашиваемая ежегодно лощинно-ложбинная сеть зарастает груботравьем, которое полегая в осенние дожди образует «войлок», и через него новое многоцветное разнотравье уже не пробьётся по весне. Кустарниковые формы ив захватывают поймы небольших речек и ручьёв и фасы низких озёрных террас. Выпаханные столетиями бровки не защищают поля, здесь зарастание развивается за первые несколько лет по-

сле прекращения сенокошения: одни участки захватываются с опушек, другие зарастают плотными биогруппами, третьи покрываются равномерно по линиям бывшей распашки.

Так исчезает сначала уникальная мозаика бывших полей и лож-бинно-лощинной сети, затем закрываются особенно значимые визуальные коридоры из внешних частей ландшафтно-хозяйственных ареалов во внутренние (с околицы на часовню или церковь). Постепенно утрачивается и всякая связь верхнего пространственного уровня, а именно между «кустами» освоенных деревень - через озёрные заливы на высокие мысы и острова, вдоль дорог на плато водораздела, с гребня одной гряды на вершину холма и т.д.

Есть и другие процессы, не такие масштабные, но меняющие «физиогномику» ландшафта не меньше - уже на локальном уровне. Смещение аграрных функций в сторону агрорекреационных, а именно замена крестьянина-колхозника на дачника-отдыхающего не могла не сказаться на появлении новых жилых домов нетрадиционной архитектуры с вездесущим сайдингом, гаражей, установке «глухих» заборов из «профнастила». Признаки «эпохи» читаются в ветроэнергогенера-торах на мачтовых опорах, трансформаторных будках, опорах ЛЭП.

Кенозерье - не единственный национальный парк, где одним из основных предметов охраны является культурный ландшафт, но именно здесь накоплен уникальный (пока) опыт по работе с этим объектом наследия. Так в 2012-2014 гг. автор этих строк и аспирант географического факультета МГУ Ульяна Медовикова в ходе двух летних экспедиций проводили полевые исследования эстетики ландшафта с фиксацией, описанием и классификацией основных видовых сцен, исследованием роли отдельных компонентов ландшафта (рельефа, растительности, рукотворных элементов) в формировании пейзажей на специально построенных ГИС-моделях. Это позволило провести крупномасштабное зонирование территории и определить, содержательно описать риски для эстетических свойств каждой зоны культурного ландшафта Кенозера, охарактеризовать объекты (элементы) ландшафтно-хозяйственного ареала, которые подлежат регулированию (луга, опушки лесных массивов, межевые элементы, прибрежные полосы и т.д.). Для каждой из ландшафтных зон были разработаны режимы реконструкции, ухода и поддержания ландшафта [6].

По результатам исследований, проводившихся САФУ под руководством С.В. Третьякова [8], стоимость ухода за культурным ландшафтом оказалась высокой. Так, «раскрытие» ландшафтно-хозяйственного ареала в одной деревне Глазово было оценено в полмиллиона рублей (в ценах 2015 г.) Это работы по формированию опушки, рубке прозоров на соседние деревни, срезке кустарника и зарослевых биогрупп, подсеву ценных трав на луга и их выкашиванию.

Вернуть окультуренность некогда освоенному ландшафту можно лишь одним единственным способом - поместив в него обитателей... Но это, что называется, «легко сказать». Русский Север с его долгой суровой зимой и негарантированным урожаем имеет уже более чем полувековую историю «исхода» населения из деревни в город. Тем не менее, руководство парка пытается создать условия для потенциальных новосёлов, вкладываясь в реставрацию и реконструкцию домов. Пока же мы должны быть благодарны тем людям (подавляющее их число - пенсионеры), которые каждое лето возвращаются в родные места и, выходя с косами на причудливые «проплешки» бывшей пашни, сохраняют для нас - горожан и туристов - красоту родного ландшафта.

Литература

1. Семенов-Тян-Шанский В.П. Город и деревня в Европейской России: Очерк по экономической географии с 16 картами и картограммами / Под ред. В.О. Струве // Записки Русского Географического общества по отделению статистики. Т. 10. Вып. 2. СПб., 1910. С. 36.

2. Веденин Ю.А., Тормосов Д.В. Культурно-ландшафтная дифференциация территории Кенозерского национального парка / Ю.А. Веденин, Д.В. Тормосов // Культурный ландшафт как объект наследия / под ред. Ю.А. Веденина, М.Е. Кулешовой. М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. С. 425-444.

3. Колбовский Е.Ю., Медовикова УА. Оценка эстетических свойств ландшафтов для управления территориями выдающейся культурно-исторической и природной ценности // Известия Русского географического общества, том 148, 2016, № 3. С. 61-75.

4. Moreira F., Queiroz A.I., Aronson J. Restoration principles applied to cultural landscapes / Journal for Nature Conservation 14, 2006. P. 217—224.

5. Antrop M. Why landscapes of the past are important for the future. Landscape and Urban Planning, Springer, 2005, 70. P. 21-34.

6. Колбовский Е.Ю. Отчет по теме исследования «Определение целевого состояния ландшафта в зоне охраняемого ландшафта объекта культурного наследия и разработка мероприятий по уходу за ландшафтами» - объект культурного наследия «Часовня Иоанна Богослова, д. Зехново». Ярославль. ЯРОЭО «Ландшафт». 2014. 53 с.

7. Ушаков Ю.С. Ансамбль в народном зодчестве русского Севера (пространственная организация, композиционные приемы, восприятие) Л.: Стройиздат, 1982. 168 с.

8. Третьяков С.В., Коптев С.В., Неверов НА., Ильина Н.С. План восстановления, сохранения и устойчивого управления культурными ландшафтами в Плесецком секторе Кенозерского национального парка в окрестностях деревни Глазово (Шуйлах-тинский культурно-ландшафтный комплекс). Архангельск, 2015. 45 с.

GEOSYSTEM REGULARITIES IN THE FORMATION OF KENOZERO RELIC CULTURAL LANDSCAPE

E. Kolbovsky

kolbowsky@mail.ru

Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia

Abstract: The article indicates main hierarchical levels of the Kenozero cultural landscape organization, determination of its development by some nature prerequisites, its variability and stability. Middle XIX century land-use situation formed before the era of Russian peasant community transformation was chosen as the exemplary "reference landscape". Reconstruction of main elements of the traditional rural landscape was carried out by means of GIS-modeling based on overlay of the General land survey maps and verified

by special field studies. One of the Kenozero landscape key features is the "privileged" position and the peculiar (up to round) outlines of the fields located on the top-hill drained sites. One cannot fail to mention the landscape highest aesthetic properties.

Keyword: cultural landscape, Kenozero area, hierarchical levels of landscape organization, formation factors, features of uniqueness, conservation problems, area for landscape economics activity, cluster of villages.

For citation: Kolbovsky E. Geosystem regularities in the formation of Kenozero relic cultural landscape. Heritage and Modern Times. 20l9;2(2):49-63.

References

1. Semenov-Tjan-Shanskij V.P. Gorod i derevnja v Evropejskoj Rossii: Ocherk po jekonomicheskoj geografii s 16 kartami i kartogrammami / Pod red. V.O. Struve // Zapiski Russkogo Geograficheskogo obshhestva po otdeleniju statistiki. T. 10. Vyp. 2. SPb., 1910. S. 36.

2. Vedenin Ju.A., Tormosov D.V. Kul'turno-landshaftnaja differenciacija territorii Kenozerskogo nacional'nogo parka / Ju.A. Vedenin, D.V. Tormosov // Kul'turnyj landshaft kak ob"ekt nasledija / pod red. Ju.A. Vedenina, M.E. Kuleshovoj. M.: Institut Nasledija; SPb.: Dmitrij Bulanin, 2004. S. 425-444.

3. Kolbovskij E.Ju., Medovikova UA. Ocenka jesteticheskih svojstv landshaftov dlja upravlenija territorijami vydajushhejsja kul'turno-istoricheskoj i prirodnoj cennosti // Izvestija Russkogo geograficheskogo obshhestva, tom 148, 2016, no. 3. S. 61-75.

4. Moreira F., Queiroz A.I., Aronson J. Restoration principles applied to cultural landscapes / Journal for Nature Conservation 14, 2006. P. 217—224.

5. Antrop M. Why landscapes of the past are important for the future. Landscape and Urban Planning, Springer, 2005, 70. P. 21-34.

6. Kolbovskij E.Ju. Otchet po teme issledovanija «Opredelenie celevogo sostojanija landshafta v zone ohranjaemogo landshafta ob"ekta kul'turnogo nasledija i razrabotka meroprijatij po uhodu za landshaftami» - ob"ekt kul'turnogo nasledija «Chasovnja Ioanna Bogoslova, d. Zehnovo». Jaroslavl'. JaROJeO «Landshaft». 2014. 53 s.

7. Ushakov Ju.S. Ansambl' v narodnom zodchestve russkogo Severa (prostranstven-naja organizacija, kompozicionnye priemy, vosprijatie) L.: Strojizdat, 1982. 168 s.

8. Tretjakov S.V., Koptev S.V., Neverov N.A., Il'ina N.S. Plan vosstanovlenija, sohranenija i ustojchivogo upravlenija kul'turnymi landshaftami v Pleseckom sektore Ke-nozerskogo nacional'nogo parka v okrestnostjah derevni Glazovo (Shujlahtinskij kul'turno-landshaftnyj kompleks). Arhangel'sk, 2015. 45 s.

Сведения об авторе

Колбовский Евгений Юлисович,

доктор географических наук, профессор, ведущий научный сотрудник географического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, Москва, Россия. E-mail: kolbowsky@mail.ru

Author of the publication

Evgeny Kolbovsky, Doctor of Geography, Professor, Leading research fellow, Lomono-sov Moscow State University, Faculty of Geography, Moscow, Russia. E-mail: kolbowsky@mail.ru

Дата поступления 14.04.2019