CC BY
274
АСТРАХАНСКИЙ ВЕСТНИК ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ
№ 1 (23) 2013. с. 57-71.
УДК 911.3
ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ДЕТЕРМИНАНТА ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
Юрий Николаевич Голубчиков
Московский Государственный университет имени М.В.Ломоносова, Географический
факультет
golubchikov@list.ru
антропогеография, землеведение, земной шар, движение народов, географические факторы истории, политика, географическая среда, позитивизм
В очертаниях материков и океанов великие мыслители прошлого пытались угадать смысл, цели и язык. Гердер формулирует представления о философско-физической географии. Попытки Форстера, Палласа, Гердера и Реклю объяснить порядок в строении поверхности и истории Земли не вошли в научные построения ХХ века. Физическая карта предопределяет карту этногеографическую, а та, в свою очередь, -политико-географическую. Тэн рассуждал над возможностью предвидеть будущее народов на географической основе. Наиболее дальновидные политики строили свою внешнюю политику на географических принципах. География самый фундаментальный фактор внешней политики государств.
GEOGRAPHICAL DETERMINANT OF THE HISTORICAL PROCESS Yuri Golubchikov Moscow State University behalf M.V. Lomonosov, Geographical Faculty
golubchikov@list.ru
anthropogeography, Earth Science, globe, the movement of peoples, geographical factors of history, politics, environment, positivism
In the outlines of continents and oceans, the great thinkers of the past have tried to guess the meaning, purpose and language. Herder formulated ideas about the philosophical-physic geography. Attempts Forster, Pallas, Herder and advertising in order to explain the structure and history of the Earth's surface is not included in the contemporary scientific construction. Physical map determines of the map ethnogeographical, and it, in turn, - the political-geographical map. Taine argued over the possibility to foresee the future of the peoples on a geographical basis. The most far-sighted politicians based their foreign policy on the basis of geography. Geography of the most fundamentalfactor offoreign policy.
1.1.1 Антропогеография. Еще со времен Варениуса география делилась на две основные и равноправные ветви — общее землеведение и страноведение. Составной частью землеведения считалась антропогеография. Свой первый том выпущенной в 1882 году книги «Антропогеография» Фридрих Ратцель сопроводил подзаголовком «Основы применения землеведения к истории» [56]. В ней Ратцель рассматривал связи народов с
географической средой. Немецкую антропогеографическую традицию представляли также имена Иоганна Гердера, Рихтгофена, Карла Риттера, Альфреда Геттнера.
В контексте французской школы географии человека развивались традиции просветителей-энциклопедистов XVIII века. В центр своего внимание она поставила описание архаичных образов жизни, где человек теснее всего был связан с природой, в зависимости от культурно-природного района. Промышленные районы и большие города, как правило, не изучались. Наиболее видными представителями этой школы были Элизе Реклю и Видаль-де-ля-Блаш [2].
Антропогеографию, как и ее преемницу, гуманитарную географию (она же география человека), всегда интересовали как человеческие причины географических изменений, так и географические причины исторических судеб. Элизе Реклю утверждал: «География ничто иное, как История в пространстве, точно так же, как История есть География во времени» [40, с.1]. Философ И.Кант называл географию фундаментом истории [16].
Психические особенности людей и характер образуемых ими народов в огромной степени предопределены их природной средой. Психический индивидуальный и национальный характер — явления природные. «Посеешь характер - пожнешь судьбу» -говорит старинная пословица. Значит и исторические судьбы народов предопределены, в определенной степени, географической средой. Н.Н. Баранский, писал, что "географически мыслит тот, кто в достаточной мере привык обращать внимание на различия от места к месту не только по природным условиям, но и по историческим судьбам" [27, с. 25].
«От вида земли зависит образ жизни и даже характер народа. Многое в истории разрешает география» — говорил великий Гоголь [15, с. 51]. По его словам «География должна разгадать многое, без нее неизъяснимое в истории. Она должна показать, как положение Земли имело влияние на целые нации; как оно дало особенный характер им; как часто гора, вечная граница, взгроможденная природою, дала другое направление событиям, изменила вид мира, преградив великое разлитие опустошительного народа или заключивши в неприступной своей крепости народ малочисленный... Здесь -то они должны увидеть, как образуется правление; что его не люди совершенно устанавливают, но нечувствительно устанавливает и развивает самое положение Земли; что формы его оттого священны, и изменение их неминуемо должно навлечь несчастие на народ» [15, с. 35].
В статье «О преподавании всеобщей истории» Н.В. Гоголь призывал рассказывать учащимся о каждой части света в различии народов, «в них находящихся», чтобы слушатели смогли вывести результат:
«Во первых, об Азии, этой обширной колыбели младенчествующего человечества — земле великих переворотов, где вдруг взрастают в страшном величии народы и вдруг стираются другими; где столько наций невозвратно пронеслись одна за другою, а между тем формы правления, дух народов одни и те же: все так же важен, так же горд азиатец, также быстро воспламеняется и кипит страстями, так же скоро предается лени и бездейственной роскоши.
Потом о Европе, история которой означена совершенно противоположною характерностью, где существование народов, напротив, долго и мощно; где все, напротив, порядок и стройность; народы разом подвигаются такт в такт, как регулярные европейские войска; государства все почти в одно время растут и совершенствуются; при всех характерных отличиях наций, в них видно общее единство, и каждая из них так чудно запутана с другими, что становится совершенно понятною только в соединении со всей Европой, и вся Европа кажется одним государством. И в этой небольшой части света решилась долгая тяжба: человек стал выше природы, а природа обратилась в искусство; самая бедность и скупость ее вызвали наружу безграничный мир, скрывавшийся в
человеке, дали ему почувствовать, во сколько он выше земного, и превратили всю страну в вечную жизнь ума.
Потом об Африке, представляющей в противоположность Европе, смерть ума, где природа всегда деспотически властвовала над человеком; где она во всем своем царственном величии и всегда почти возвращала его в первобытное состояние, в жизнь чувственную...
Наконец, об Америке, этой всемирной колонии, вавилонском смешении наций, где столкнулись три противуречащие части света, смешались, но еще не слились в одно, и потому еще не имеющей покамест никакого единства, даже единства религии.
Этот обзор каждой части света тем более еще необходим, что показывает часто с новой стороны те же предметы» [15, с.44 -45].
«Подобно всему живому на Земле, человек подчинен тем же законам природы, с неотразимой неизбежностью определяющим как условия расселения, так и особенности образа жизни человека» - утверждал российский антропогеограф А.А Крубер [24, с. 191]. Особенности людей и характер образуемых ими народов в огромной степени предопределены природной средой. Психический индивидуальный и национальный характер — явление природно-гуманитарное.
1.1.2 Философско-физическая география. В очертаниях материков и океанов великие мыслители прошлого усматривали не только величественное зрелище, но и пытались угадать их смысл, цели и язык. «Мы видели, что Земля в своей шарообразной форме и правильном движении в мировом пространстве подчиняется законам гармонии. Было бы непонятно, если бы на нашей планете распределение материков и морей оказалось совершенно случайным. Правда, очертания берегов, русла рек, долины и горные хребты не представляют геометрически правильной сети; но это само разнообразие и есть доказательство высокого развития, оно свидетельствует о многочисленных изменениях, которые содействовали украшению земной поверхности. Столь случайный и в то же время полный гармонии рисунок материковых очертаний служит как бы видимым изображением тех законов, которые управляли изваянием планеты» — писал Элизе Реклю [38, с. 40].
Фрэнсис Бэкон первым подметил, что все материки и значительные полуострова напоминают по своей форме обращенные остроконечиями на юг треугольники. Он предположил, что это имеет какое-то историческое значение. Затем было замечено, что и все сколь-нибудь значительные полуострова тоже обращены своими оконечностями к югу. Таковы Гренландия, Калифорния, Флорида в Америке, Скандинавия, Испания, Италия и Греция в Европе, Индостан, Индокитай, Корея и Камчатка - в Азии [17].
В середине XIX века географ Стеффенс указал, что материки нашей планеты группируются попарно, образуя своего рода лучи континентальной звезды: 1.) Северную и Южную Америку, 2.) Европу с частью Западной Азии и Африку, 3.) Азию и Австралию. При этом все южные материки как бы продолжают северные. Они соединены между собой или перешейком или рядом островов, и в то же время отделены друг от друга глубокими средиземными морями. Кроме того, по одну сторону перешейка всегда есть архипелаг, а по другую полуостров. Южные материки заметно к тому же сдвинуты к востоку от северных.
Самый ясный образец такого соединения представляют Северная и Южная Америка, с соединяющим их Панамским перешейком. Архипелаг на востоке - Антильские острова, полуостров на западе - Калифорния. Европа и Африка соединены через Италию и Сицилию. На запад от этого разорванного перешейка лежит Пиренейский полуостров, архипелаг на востоке - Греческие острова. Азия и Австралия соединены длинным рядом островов, начинающимся от полуострова Малакки и прослеживающемся через Суматру, Яву и другие острова Зондского архипелага до самой Австралии. Полуостров к западу от этого перешейка - Индостан, а огромный архипелаг на востоке включает Борнео, Целебес и Моллукские острова [17].
Затем Иоганн Рейнгольд Форстер (1729-1798), ученый и наблюдательный спутник Дж. Кука в кругосветном плавании, указал еще три сходные черты в строении материков. Во-первых, западные берега всех континентов обрывисто сходят в глубокую воду и изрезаны многими заливами и бухтами. У Южной Америки это глубокий изгиб западного берега у подножья Анд в Боливии (залив Арика), в Северной Америке - изгиб в районе Калифорнийского залива, в Африке - Гвинейский залив, в Австралии -Большой Австралийский залив. В Азии эта черта менее заметна, но тоже прослеживается в очертаниях Аравийского моря. Кстати, Форстер первым предложил рассматривать Австралию как самостоятельную часть света и назвать пролив, разделяющий Старый Свет от Нового, Беринговым проливом.
Во-вторых, к востоку от южной оконечности каждого материка лежит один большой остров, или даже группа островов. У Южной Америки это Фолклендские острова. У Северной Америки - острова Карибского моря. К востоку от юга Африки лежит Мадагаскар с окружающими его малыми вулканическими островами. У Индостана
- это Цейлон, у Австралии - острова Новой Зеландии и Тасмании. Азия обрамлена по своей восточной окраине гирляндами островов, вытянувшимися от Камчатки (фактически тоже причленившимся к материку островом) до Филиппин, включая Курильские и Японские острова. Алеутская дуга в этом отношении тоже является частью восточно-азиатских островов, хотя и относится к американскому материку.
В-третьих, все южные оконечности материков и самых крупных полуостровов высоки, скалисты и круто обрываются к океану. Америка заканчивается мысом Горн, Африка - мысом Доброй Надежды со Столовой горой, Азия - скалам мыса Коморин. Тот же характер имеет и Юго-Восточный мыс Тасмании. Даже Европа, которая, строго говоря, не материк, а часть Евразии, завершается на юге скалистым Гибралтаром.
Форстер предпринял и обстоятельную попытку объяснить закономерности в строении материков. В те времена ум ученого еще цепенел перед таинственностью мироздания и искал пути его постижения. Поэтому в чертах сходства в строении материков усматривалось указание на существование одного общего закона в их создании. Из факта, что западные берега всех континентов наклонены к юго-западу, обрывисто сходят в глубокую воду и изрезаны многими заливами и бухтами Р.Форстер сделал предположение, что сходство в их конфигурации могло произойти от одной общей причины. Эту причину он видел в волнах высокого потопа, нахлынувшего на материки с юго-запада. Гигантская стена яростных вод океана, ударившись о преграду материков, вырыла у их берегов глубокие заливы с юго-западной стороны и, оторвав с южной оконечности всю легкую землю, оставила одни утесы теперешних мысов [17].
Само такое событие могло быть вызвано столкновением Земли с кометой. Еще в 1694 году английский астроном Эдмонд Галлей (1656-1742) представил на рассмотрение Королевского английского общества доклад о том, что описанный в Библии, Всемирный Потоп вызвал удар осколков кометы при столкновении с Землей. Следы удара Галлей усматривал в крупных впадинах на поверхности Земли, одной из которых считал Каспийское море [18].
Развивая суждения Форстера, Петр Паллас обратил внимание на несоразмерность в территории между южными частями Азии, к югу от Гималаев, и обширными равнинами, лежащими к северу от главной массы материка. Та же ситуация наблюдается в Америке, вся половина которой к западу от Кордильер и Анд сужена в узкую полосу, тогда как на другой половине, к востоку от Кордилерско-Андийской цепи, заключено почти все пространство Америки. Паллас полагал, что большая часть южных стран была смыта водами страшного потопа, возникшего, возможно, в результате падения в юго-западную часть Тихого океана небесного тела типа астероида. Возникшая в результате гигантская волна оторвала горные породы, у лежащих на ее пути южных материков. Главная ярость этих гигантских волн разразилась на Гималаи и Тибет. Через них они перенесли горные породы, оторванные у южных материков, и осадили их, образовав обширные северные
равнины, в особенности сибирские. Вместе с ними были погребены и многочисленные трупы слонов и других тропических животных и растений. Это событие, по мнению Палласа и Гердера, еще более подчеркнуло и очертило направление главных горных цепей, задав, тем самым, начертания всей человеческой истории [17].
Цепи гор образуют каркас материков. Америка как бы пристроена к цепи Кордильер и Анд, также как Австралия к Большому Водораздельному хребту. Такой же каркас Евразии образует обширный горный пояс между 20 и 45° с. ш. во главе с Гималаями. Там, где горные пояса шире, обычно шире и материки. В океане горные цепи нередко продолжаются островами.
На карте нетрудно подметить, что горные цепи на материках часто идут в направлении с юго-запада на северо-восток, История Евразии дает многочисленные примеры перемещения народов в тех же направлениях, к притягательной для них Европе и обратно. «Сотни лет мы шли навстречу вьюгам, с юга вдаль - на северовосток» - писал Максимилиан Волошин [9] о судьбах России. Опять-таки, шли вдоль главных гор Южной и Восточной Сибири.
Согласно немецкому философу Иоганну Гердеру (1744-1803) главные горные цепи должны были бы вытягиваться вдоль экватора, где наибольшая скорость вращения Земли. «Но тогда бы и вся суша простиралась вдоль экватора. Ее жару уже бы не охлаждали волны морей. Могла ли бы тогда эта инертная и ленивая область породить что-то хорошее?... Родитель мира избрал куда лучшее место, чтобы на нем возник и воспитывался юный род людей. Творец устроил все куда лучше, чем можем насоветовать ему мы, и несимметричное строение Земли позволило достигнуть целей, которых не допустила бы большая симметричность» - отмечал Г ердер [11].
Гердер пришел к выводу об особом благоприятствии островного и берегового положения страны для развития человека, ссылаясь на примеры Древней Греции, Англии, Японии, островов Тихого океана, детально исследованных в отношении человека в работах Рейнгольда Форстера. «Остается только пожелать, чтобы появились подобные же сочинения из области философско-физической географии о других районах земного шара; они послужат краеугольным камнем для истории человечества» [11, с. 160].
С исключительною силой обретает себя философско-физическая география в трудах основоположника научного землеведения Карла Риттера (1779-1859). «Общее или сравнительное землеведение» он рассматривал не только как физическую, но и историческую науку, изучающую зависимости человеческого общества от физических свойств местообитания и влияния законов природы на великие исторические явления в развитии человечества [43].
Контраст между материковым и океаническим полушариями, Риттер [44] счел важнейшим на Земле. Он обратил внимание, что если на глобусе через какую? либо точку земной суши мысленно провести диаметр через земной шар, то противоположная (антиподная) точка в 19 случаях из 20 окажется не на суше, а в океане или море. Мысленно можно перемещать полюса Земли так, чтобы очертить наиболее материковое северо-восточное и наиболее океаническое юго-западное полушария (рисунок 1). На всем материковом полушарии господствуют сходные между собой растения и животные, составляющие палеарктическую флору и фауну. Особенно близки они в приарктических областях. Сходны здесь и народы. Полной противоположностью палеарктической области выглядят резко отличные между собой южно-африканский, австралийский и южно-американский миры растений и животных.
Рисунок 1 - Континентальное и океаническое полушария
Еще до Риттера Иоганн Гердер рассуждал о целях этого контраста: Почему в Южном полушарии холод начинается уже в такой близи к линии экватора? Естествоиспытатель ответит так: «В Южном полушарии слишком мало твердой земли, а потому холодные ветры и айсберги Южного полюса поднимаются высоко на север». Мы сразу же догадываемся, какая судьба ждала бы нас, если бы вся суша на нашей Земле была бы разделена на острова и разбросана по всей поверхности шара! Теперь три части света, соединенные между собой, греют друг друга; четвертая (т.е. Америка) лежит на удалении от них, а потому и климат там холоднее, а на Южном океане, чуть южнее линии экватора, суши мало, а потому очень скоро начинается вырождение и вырастают уродливые формы. Южное полушарие было предназначено для того, чтобы служить водным резервуаром для всего земного шара, — для того, чтобы Северное полушарие могло пользоваться лучшим климатом. И географически, и климатически роду человеческому суждено было жить вместе, по соседству, чтобы один народ передавал другому и климатическое тепло и прочие благодеяния» [11, с. 181].
В изящных очертаниях материков, вычертивших облик нашей планеты и украшающих его, в таинственных напластованиях геологических слоев ученые, стоявшие у начал современной науки, читали историю человечества. Великий французский географ Элизе Реклю утверждал, что развитие человечества наперед задано «величественными буквами на равнинах, долинах и побережьях наших материков» [39, с. 106].
Но попытки Форстера, Палласа, Гердера и Реклю объяснить порядок в строении поверхности и истории Земли не вошли в научные построения XX века. Их усилия оказались забытыми, а изящество и цели рисунка земного шара — неразгаданными.
«Не человеку, конечно, ведать пути Провидения; но без заносчивости, наука может, в известной степени, стараться распознавать предначертания Творца в отношении судеб народов, рассматривая со вниманием поприще, назначенное Им для осуществления нового общественного устройства, к которому человечество стремится с такой надеждой»
— замечал Арнольд Гюйо [17, с. 14].
Причину клинообразного заострения южных материков нынешние ученые объясняют не эстетической их организованностью, а замысловатыми фразами наподобие: «причина треугольной формы материков - в нарастании океаничности к югу и в нисходящих движениях в экваториальной плоскости земного эллипсоида литосферы». Поверить в красоту боятся. Предопределенное заменяется случайным.
Но времена меняются. Не практика, а красота все более вновь становится критерием истины. Постмодернизм заставляет предположить, что мир лучше всего объясняют законы эстетики. «Появляются экспериментально не подтверждаемые физические модели, достоверность которых проверяется исключительно красотой» - отмечает биолог и журналист Лев Московкин [29].
1.1.3 Географический ход истории. Мыслитель Иоганн Гердер рассуждал: «Если бы горные цепи были протянуты иначе, если бы реки текли в ином направлении, если бы иными были очертания побережий, то бесконечно иначе происходило бы все движение народов на бурлящей сцене истории!. Измените границы стран, отнимите у них тут
проливы, там закройте естественный путь — и вот долгими веками судьбы всех народов и частей света будет протекать совсем иначе, иначе будет складываться их культура, иначе будет строиться и разоряться мир» [11, с. 30-32].
С доисторических эпох по равнинам России шествовали, переселяющиеся с Востока на Запад народы. «Из глубин Азии по русским равнинам прошло несметное количество племен и кланов. И пробившись до Океана, эти странники, завершая свой путь через века, снова обернулись к России. И снова принесли ей обновленные формы своей жизни» [41, с. 100]. В этом небольшом отрывке сподвижница Н.К.Рериха Л.В. Шапошникова [55] находила ключ ко всей русской истории.
Иное, конечно, было бы при долготном простирании труднопреодолимых гор. Вряд ли бы такой раздробленности тогда вообще могла возникнуть сила способная подчинить этот самый крупный в мире континентальный массив единой власти. Или конфигурация этой власти была бы существенно иной. Но Провидение распорядилось иначе.
Физическая карта, таким образом, предопределяет карту этногеографическую, а та, в свою очередь, - политико-географическую и даже карту ментальную.
В то же время летописи народов несут странный, но неоспоримый факт: все высшие перевороты в истории совершаются не путем унаследования одних изменений другими в одной и той же точке, но всегда переходят из одной страны в другую, и с одного материка на другой. Этот порядок событий был назван профессором физической географии Бостонского университета Арнольдом Гюйо [17] географическим ходом истории.
С переселения народов начитаются новые главы книги человеческой истории. Одни из народов растут и расширяются за счет других. Другие сдавливаются, разрываются на части и, наконец, уходят со сцены истории. На их месте оказываются новые народы, частично смешавшиеся с предшествующими. Так постоянно менялась и меняется этнографическая карта мира.
Было время, когда предки индоевропейцев — индусов, персов, греков, римлян, славян, германцев не только соприкасались, но и жили в одних селениях. Затем они расселяются по тысячекилометровым пространствам «влекомые непонятными, почти биологическими, но от этого еще более сильными причинами, затрагивающими всех и каждого отдельного человека» [21, с. 78].
Роль пришлых культур в истории еще предстоит уяснить. Она зачастую видится медленно ползущей и прикрепленной к одному месту. Рабовладельческий строй Средиземноморья, по таким воззрениям, эволюционирует от станции «рабовладение» к станции «феодализм». Но феодальное становление происходило где -то в глубинах Азии. Ему зачастую не предшествовал никакой рабовладельческий строй. Оттуда феодальные общины выходят уже во всем готовом виде со всеми своими конунгами и вассалами. И катастрофически внезапно для Европы утверждаются в ней со своими порядками.
Нечто похожее происходило, вероятно, и с появлением земледельческих культур. Исследователь Африки Лео Фробениус (1873-1928) доказывал, что новые культуры возникают в результате соприкосновения, контакта, перемещения, заимствования и переноса культур, а не их местной эволюции (теория диффузионизма). Согласно этой концепции, “африканская культура” родилась из смешений четырех культурных кругов: 1) древнейшего “нигритского” сохранившегося лишь в обломках и сходного с культурой Австралии и самыми древними слоями океанийских культур; 2) “индийского”, оказавший большое влияние на Северную и Северо -Восточную Африку; 3) “западно-африканского”, сходного многими чертами с культурами Юго-Восточной Азии, Новой Гвинеи и Меланезии; 4) “семитического”, сказавшегося на Северной Африке [50].
Основоположник политической географии и антропогеографии Фридрих Ратцель считал, что неустанное движение является свойством человека, а распространение народов и культур по земной поверхности называл «историческими движениями народов» [37]. В этом, с первого взгляда, хаотичном движении народов Н.К. Рерих находил какую -то еще не раскрытую закономерность, заставлявшую огромные человеческие массы
сниматься с места и пересекать необозримые пространства континентов. Утверждения ортодоксальных историков, что движение народов связано с поиском лучших плодородных земель или богатых пастбищ, не удовлетворяли Н.К.Рериха. В этом движении было больше от природы, нежели от самого человека, сознание которого руководствовалось в такие времена чем -то таинственным и неведомым. «Великие переселения народов, - писал Н.К.Рерих, - не случайность. Не может быть случайностей в мировых постоянных явлениях. Этою особенностью закаляются наиболее живые силы народов. В соприкосновении с новыми соседями расширяется сознание и куются формы новых рас» [42] .
Фридрих Ратцель особо подчеркивал, что народы, называемые дикими, не теснее связаны с природой, чем культурные, но находятся под ее большим давлением. «Крестьянин, собирающий свой хлеб в житницу, столько же зависит от почвы своего поля, сколько и индеец, собирающий в болоте водяной рис, который он не сеял; но для первого эта зависимость менее тяжела, так как запас, который он предусмотрительно собрал, освобождает его от заботы» [36, с. 14].
Развивая мысли Ратцеля, А.А.Крубер (1871 -1941) писал: «Конечно, дикий человек находится более под гнетом природы, чем человек культурный.. Но зависимость последнего от среды не уменьшилась, она лишь стала многообразнее. Благополучие современного земледельца зависит и от размеров урожая, т. е. условий погоды и плодородия почвы, и от степени обработки почвы, и от цен на хлеб на рынке, т.е. от урожая других, часто очень отдаленных стран, и от условий подвоза продуктов земледелия к станциям железной дороги, от множества других причин» [24, 202 -203]
Во всех неевропейских цивилизациях, — полагал Бокль, — силы природы оказывают гораздо более мощное воздействие на человека, чем в Европе, где преобладающим направлением было подчинение природы человеку. Различия в свойствах окружающей человека природы ведут, таким образом, к выработке различных мировоззрений и идеалов, борьба которых, в сущности говоря, и создает историю. Отсюда вытекает, что история не является игрой слепого случая и к ней приложимы методы естествознания [7].
Английский мыслитель Ипполит Тэн (18 28-1893) рассуждал даже над возможностью предвидеть будущее народов на географической основе. Тэн полагал, что человек развивается под влиянием двух сил - внутренней, т.е. собственных задатков, и внешней, именно - расы, среды и характера данной эпохи (Race, Milieu, Moment). «Воздух и пища в огромной степени создают тело человека; - писал И.Тэн - климат его характер. Таким образом, всем этим создается весь человек, его дух и тело, весь человек воспринимает и хранит впечатление почвы и неба» [цит. по Синицкому, 1908, с. 82-83]. Отсюда, выводил И.Тэн, можно предугадать как пойдет развитие людей. Хотя, в действительности, — оговаривал он, — такое «дело требует редкого таланта наблюдательности, так как приходится вычислять на основании количеств, несовершенно установленных наблюдением и несовершенно отмеченных» [цит. по 46, с. 84].
Эти построения созвучны мыслям А.Л.Чижевского, который мечтал о том времени, когда астрономия станет прикладной наукой, отраслью государствоведения, при этом государственная власть будет сверять свои действия по "солнечным часам". По поводу такого рода суждений А.С. Пушкин ответил горячему стороннику изучения исторических законов Н.Полевому: “Коли было бы это правда, то историк был бы астроном, и события жизни человечества были бы предсказаны в календарях, как и затмения солнечные. Но провидение не алгебра. Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая - мощного, мгновенного орудия Провидения” [34, с. 127].
Но Чижевский говорил не об управлении человечества Космосом или Солнцем или географической средой, а лишь о возможности реализации исторических событий: «Солнце не принуждает нас делать то-то и то-то, но оно заставляет нас делать что-
нибудь. Все эти движения не являются чем-либо необходимым: все зависит от предшествовавших им событий. Так, например, если до периода максимальной возбудимости уже велась война, то общее возбуждение может вылиться в формы стремления к миру - миру во что бы то ни стало», — писал А.Л.Чижевский [53]. Ученый не приписывал Солнцу чудесную способность творить, как это делают эволюционные построения, утверждающие, что энергия Солнца постепенно привела к возникновению жизни на Земле. Чижевский был далек от таких сходных с языческими верований.
Похожим на Солнце воздействием видимо отличается и географическая среда. «В своем общем движении антропогеография дала подтверждение тому древнему взгляду, что окружающая нас среда— не пустой звук, а мощный деятель, тем или иным путем, прямо или косвенно влияющий и на наш дух, и на наше тело. Каково бы ни было ее влияние и как бы оно ни осуществлялось, при посредстве ли социальной и экономической или физико-химической среды, теперь мы знаем, что оно не досужее измышление, а подлинное явление природы, управляемое законом... Таким образом, мы должны представлять себе человека и его агрегаты, сообщества и коллективы как продукт природы, как часть ее, подчиненную ее общим законам» — отмечал А.Л.Чижевский [54].
Поэтому наиболее дальновидные политики строили свою внешнюю политику (прежде всего, экспансию) на географических принципах. Наполеон считал, что нации проводят ту политику, которую им диктует география. Один из основоположников немецкой геополитики Адольф Грабовский писал, что "в каждом общеполитическом исследовании столько научности, сколько в нем находится географии" [цит. по 48, с. 134]. Территориальные споры, противоречия этносов, религиозных или конфессиональных групп и другие причины локальных вооруженных конфликтов и войн - предмет изучения географии. Географический аспект противоречий, приводящих к конфликтам и войнам, -один из аспектов, который не рассматривается ни в зарубежной, ни в отечественной географии [28].
Географические факторы чаще, чем это представляется исторической и военно-политической наукам, играют свою роль в возникновении войн. Они же в определенной степени позволяют намечать места их возникновения и, тем самым, возможно способствовать их предотвращению.
В сутолоке и суете современной политики нередко забывается ее географическая детерминанта. Среди политиков преобладает вера в действенность личных отношений между государственными деятелями, в мощь общих деклараций о сотрудничестве, в силу партнерских участий в союзнических блоках. Но, как правильно замечает Э.А.Поздняков [33], союзы создаются не благодаря чувствам и эмоциям, а вследствие действия географических причин и баланса сил. Дружеские же чувства между союзниками — следствие этих причин, а не экономического сотрудничества.
Это происходит потому, что география самый фундаментальный фактор внешней политики государств. Прошлое и будущее страны в большой степени уже детерминированы географическим факторами. Любой континент мог быть заселен совершенно другими народами, но их судьбы уже изначально были предопределены наиболее постоянными характеристиками исторического процесса: берегами морей, цепями гор, направлением рек, конфигурацией природных зон и ландшафтов. Они и определяют лицо и историю страны.
Не дело географа держать ту или иную сторону в политических и даже межнациональных распрях. Его задача рассматривать пространственное выражение бурных политических процессов с беспристрастностью энтомолога, наблюдающего через лупу за поведением насекомых. Но географу в таком анализе нужно еще и логическое воображение прогнозиста. "Такая география - пишет геополитолог А.В.Новиков - уводит ученого из мира политических страстей, вооружает его глобальным видением мира, соприкасает с вечностью, и тогда сиюминутные распри кажутся ничтожными перед могучим потоком Истории" [31, с. 160].
1.1.5 Сокрушение русской антропогеографической школы. На рубеже 1920-30-х годов над российской географией разразилась самая сокрушительная из идеологических бурь. Последовательно и принципиально проводится линия разграничения законов природы и законов общества, получившая отражение в структуре Академии наук, университетов и всех вузов. Дисциплины пограничные между ними попадают в число нежелательных. В их ряду оказываются и те, что рассматривают взаимоотношения человека и природы вне узкопрактических задач. Интересно, что учение Карла Маркса, на котором зиждились идеологи, как раз предсказывало, наоборот, неизбежность слияния естествознания с наукой об обществе в единую науку.
Физическую географию было предложено считать естественнонаучной дисциплиной, руководствующейся положениями диалектического материализма и эволюционизма. Экономическая география была объявлена общественной наукой, базирующейся на фундаменте исторического материализма и политэкономии. Любые попытки объединить законы исторического и диалектического материализма в одной концептуальной схеме жестко подавлялись.
По всей видимости, у этого философского подхода было немало приверженцев. Это было время самого расцвета, создавшейся в середине XIX века делимитации науки на дисциплины. Она нашла отражение в организации институтов, факультетов и кафедр, обучающих программ, научных журналов, международных научных структур, поддерживалась терминологией и библиографией, дефинициями и идентичностями [ 57].
«Философия модерна, как известно, не знает пространства. Евроцентричный прогресс со времен Просвещения описывается как восходящая лестница времени, в которой специфика пространства не имеет никакого значения. В формационно-прогрессистской картине мира, строго говоря, имеют значение только фазовые, временные различия, например, между феодализмом и капитализмом. Различия же страновые, континентальные в формационной теории лишены какого бы ни было значения. Прогрессивная "машина времени", однажды включенная в Европе, создает новые порядки и институты так, будто работает в абсолютной пустоте, в культурном и географическом вакууме. Последний раз эта иллюзия сработала в 90-е годы, когда российские демократы задумали "просто перенести" западные учреждения на российскую почву» - пишет А.С.Панарин [32].
«Философией естествознания» или «геософией» - называл географию ботаник и путешественник Х1Х века А.Н. Краснов [23]. Но это была другая география, чем оформившаяся в СССР в 30-е годы. Особенно родственна была дореволюционная география к истории. Одна хорологически описывает земное пространство человека, другая хронологически повествует о земном времени. Всего за два десятилетия это естественно-гуманитарное единство географии оказалось раздробленным на множество дисциплин. Сама же антропогеография была объявлена примером исторически замкнутой, погибшей школы [20]. Конкуренцию с диалектическим и историческим материализмом антропогеографии было не выдержать.
Попытку объединения физической и экономической географии предпринимает в рамках страноведения Н.Н.Баранский. Он говорил тогда о двух фундаментальных основах страноведения: ландшафтоведении и учении об экономическом районе. В статье
«Страноведение и география физическая и экономическая», опубликованной в в 1946 г., Н. Н. Баранский писал: «Убив старую антропогеографию, "новые веяния" не создали ничего взамен; раздел о населении, включавший в прежних географических описаниях весьма обстоятельные сведения не только о составе населения, его расселении, населенных пунктах, но и о нравах, обычаях, культуре в более новых работах выпал бесследно, провалившись между природой и хозяйством и между физической и экономической географией. Человека забыли!!!» [6, с. 25].
Н.Н.Баранский ставит вопрос о создании «третьей особой специальности -страноведческой, имеющей своей задачей восстановить на новых началах синтетическое
изучение стран и народов, охватывающее и природу и человека во всем их сложном взаимодействии» [6, с. 34]. Ни физическая, ни экономическая география по отдельности не могут дать даже сколько-нибудь цельного представления об облике страны или района. Это дело требует специалистов-страноведов, а не просто физико-географов или экономико-географов. Оно выдвигается им не взамен физической или экономической географии, а в дополнение к ним [6].
За эти воззрения Н.Н.Баранского обвиняли в географическом детерминизме, а страноведение, как пространственная наука, объявлялась противоречащей марксизму -ленинизму.
Естественно-гуманитарное по самому своему существу краеведение также не вписывалось в схему строго разделения естественных и общественных законов. В краеведении находили "убежище" многие высококвалифицированные ученые, академики. Они уходили сюда даже чтобы сохраниться не только профессионально, но и физически. Для них это была своеобразная “экологическая ниша”» [51]. Научное руководство краеведением осуществляло Центральное бюро краеведения Академии наук. Возглавлял эту работу секретарь Академии наук, академик С.Ф. Ольденбург, одним из его заместителей был В.П.Семенов-Тян-Шанский. Основная задача, выдвинувшаяся в краеведении на первый план в то время состояла в том, чтобы сохранить не только память об уходящем, и целенаправленно разрушающемся укладе жизни, но и традиции российской науки [51].
Только в 1960-х годах в связи с введением изучения родного края в программу средней школы краеведение начало робко оживать. «О его значении в истории можно написать особую книгу. Здесь же хочется лишь сказать, что туристы — основные и естественные кадры краеведения. Было бы неплохо, если бы современные краеведческие и туристские организации, слились» [4, с. 209]. Краеведение вновь оформилось в научное направление лишь в конце 1980-х гг. Немалую роль сыграло в том образование общества "Энциклопедия российских деревень" [22].
С разгромом отечественной школы краеведения и антропогеографии их построения в значительной степени оказались вытесненным в сферу художественной литературы, публицистики и продолжали жить. "Возвращение общественного крыла географии к гуманистическому принципу начинается с середины 1970-х годов, что проявилось в увеличении доли работ по географии населения и в появлении новых направлений — географии обслуживания, рекреационной географии, во все большем внимании к изучению условий и образа жизни населения в рамках страноведения" [27, с. 28].
1.1.6 Позитивистская парадигма. Физическая география лишилась своих геодетермитнистских, антропогеографических, страноведческих, историко-культурных и этнографических составляющих. Но и экономической географии они оказались не нужны. С тех пор под этим названием стала выступать экономико-отраслевая география, оперирующая, прежде всего, хозяйственно-управленческими или формально-правовыми системами. Культурные единства если и возникали, то чаще всего безлико и анонимно, без органичной связи с ландшафтно-сакральными ценностями.
Проблемное поле культурно-гуманитарно-географических исследований в советской географии трансформировалось от антропогеографического круга идей о связях человека и земли во всем историческом и географическом разнообразии к размещению объектов соцкультбыта, отмечает М.В.Рагулина [35]. Чем дальше отстояло исследование от естественно-гуманитарной оси географической науки, тем легче в нем работалось, тем серьезнее все выглядело. Многие географы уходили в узкопрактические изыскания или блуждали далеко за пределами своей науки, находя себе удовлетворение в применении арсенала физико-химических или социолого-статистических методов.
Настоящие географы - “последние специалисты по всему”, они же “первые представители грядущего информационного общества”. География - центральная его дисциплина уже потому, что расположена она на перекрестке самых разнообразных
дисциплин, как естественных, так и гуманитарных, как прикладных, так и философских или, точнее, и в тех, и во всех. И одновременно это дисциплина политическая. Как утверждал немецкий географ Альфред Геттнер «география не может ограничиваться никаким определенным кругом явлений природы или человеческой жизни, она должна охватывать сразу все царства природы и вместе с ним человека. Она не будет ни естественной, ни гуманитарной., но той и другой вместе» [12, с. 116].
А вот XX век вошел в историю как век глобального распада науки на ряд слабовзаимодействующих дисциплин. Восторжествовал парад позитивизма с выходом все более новых -измов, -ведений и -ологий. За идеал стали приниматься физикохимические методы исследований. Отсюда скрупулезное внимание к методике получения результата, к точности исследовательских процедур и статистических приемов их обработки.
Исключительную сложность географических систем позитивизм преодолевал путем редукции, схематизации и моделирования структурных составляющих. "Именно их анализ стоит в центре внимания таких исследователей как Б. Бунге, Кристаллера, П. Xаггета, Р^артшорна и др. Модели этих авторов в значительной степени механистичны. Они опираются на поиск абсолютных закономерностей и "идеального" пространства, в то время как имеют место лишь относительные закономерности и многомерное, сложноконфигурационное, мозаичное пространство" [5, с.18].
Возобладало стремление измерить все, что поддается измерению. Без квантификации и математической модели не солидно стало издавать научные книги или защищать диссертации. "Редукционизм во многом стал неотъемлемой частью культуры географов и, можно утверждать, определяет развитие современной географии в нашей стране. Географ-аналитик все больше и больше вытесняет географа-философа, стремящегося не к расчленению ради глубины анализа, а к широкому обзору и концептуальному синтезу. Процесс подобного вытеснения особенно характерен для этапов преобладания процесса дифференциации географической науки, чем отличается современный период ее развития с его обилием новых объектов исследования, активностью новых научных движений и появлением новых дисциплин" — пишет Н.С.Мироненко [27, с. 24].
Э.Л. Файбусович [49, с.12], Ю.Н.Гладкий [14, с.23-24] отмечают, что попытки редукции географии к законам других фундаментальных наук неоднократно создавали реальную угрозу самому существованию географической науки. Весь XX век показал, что «теоретическое моделирование задает конфигурацию приборов, посредством которых ученые замеряют отнюдь не данные реальности, а параметры соотношения технических средств с природными явлениями. Конечно же, приборы, как материализированные формулы, неизбежно “подтверждают истинность” самих формул» [1, с. 376].
Развитие комплексных географических исследований в не меньшей степени связывалось с внедрением вычислительной техники. Но и этого не произошло. Напротив, именно с математизацией и формализацией связывает украинский ученый О.В.Гладкий [14] утрату географией своего философско-гносеологического содержания и общую дегуманизацию географического знания.
"Количественная революция, которую переживала география в тот период, при значительных методических достижениях сопровождалась отрицанием многих плодотворных традиционных направлений географической науки, включая страноведение" [27, с. 44].
«Не менее гибельным для природы оказалось непризнание еще одной науки, якобы псевдонауки,- геополитики» - отмечал выдающийся географ XX века Ю.К.Ефремов [19, с. 44]. "Геополитические исследования должны занять видное место во всем комплексе географических наук. Если до настоящего момента ведущей тенденцией была экологизация географии, то сейчас к этому добавляется геополитизация" - писал президент Русского Географического Общества С.Б.Лавров [25, с. 9].
Распад науки не обошел, таким образом, и географию и связан он был с ограничением поля исследований. "Сам кризис, который сегодня испытывает география (как и многие другие научные дисциплины), вынуждает хотя бы на начальном этапе жестко не ограничивать область исследования. Если новации в огромном количестве "теснятся" в виртуальном мире будущего, то нет никаких оснований в научном исследовании жестко задавать его границы" - отмечает географ В.Л. Бабурин [5, с. 72].
"Уничтожение или прекращение одной какой-либо деятельности человеческого сознания сказывается угнетающим образом на другой. Прекращение деятельности человека в области искусства, религии, философии или общественной жизни не может не отразиться подавляющим образом на науке” - писал В.И. Вернадский [8, с. 50-51]. Тем более опасно любое пресечение неугодных воззрений в самом познании мироздания. “Если наука ограничивает себя в мировоззренческих притязаниях, она стремительно теряет престиж и статус”, - утверждает культуролог и писатель А. Г енис [10, с. 210-211].
В то же время ни на год в географии не прекращались интеграционные и расширительные тенденции. Они выражались в стремлении к единой географии, наиболее ярко воплотившемся в докторской диссертации и книге В.А.Анучина [3]. О "соединенной географии" писал К.К.Марков [26], выдвигая предметом географии географическую среду. Ее же, как предмет географии обосновывал Н. Мукитанов [30]. Работами по теоретической географии выделялся А.М.Смирнов. «Теоретическая география появилась как противоположность убийственному эмпиризму многих географических исследований, бесконечному накоплению фактов или без какого-либо их обобщения, или с такими частными обобщениями, которые в ряде случаев мало что дают науке и практике» [47, с. 32-33].
«Направление на единство географии на современном уровне знания законов природы и законов общества, единства жизни планеты Земля - направление всех серьезно думающих, добросовестно работающих честных прогрессивных географов всего мира»
— читаем в научном наследии Ю.Г.Саушкина [45, с. 21].
Литература
1. Аксючиц В.В. Под сенью Креста. М.: Выбор, 1997. 560 с.
2. Александровская О.А. Французская географическая школа конца XIX - начала XX века. М.: Наука, 1972. 144 с.
3. Анучин В. А. Теоретические основы географии. М.: Мысль, 1972. 432 с.
4. Арманд Д.Л. Нам и внукам. М.: Мысль. 1966. 254 с.
5. Бабурин В.Л. Эволюция российских пространств от Большого взрыва до наших дней. М.УРСС. 2002. 272 с.
6. Баранский Н.Н. Страноведение и география физическая и экономическая // Баранский Н.Н. Избранные труды. Научные принципы географии. М.: Мысль, 1980, с. 18-51.
7. Бокль Т.Г. История цивилизаций : История цивилизации в Англии : Пер. с англ. / Г.Т. Бокль .—
М. : Мысль, 2000-2002. Т. 2 .— 2002 .— 509 c.
8. Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М.: Наука. 1981. 360 с.
9. Волошин М. А. "Парижа я люблю осенний, строгий плен..." : [избр. произведения]. - М. : ВАГРИУС, 2008. - 590 с.
10. Генис А. Культурология. М.: У-Фактория, 2003. 544 с.
11. Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. 704 с.
12. Геттнер А. География, её история сущность и методы (под ред. Н.Баранского). М.-Л.: 1930. 416 с.
13. Гладкий Ю.Н. «Сквозная» теория географии или «Fata Morgana»? // Теория социальноэкономической географии: современное состояние и перспективы развития / Под ред. А.Г. Дружинина, В.Е. Шувалова: Материалы Международной научной конференции (Ростов-на-Дону, 4-8 мая 2010 г.). - Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2010. С. 21-32.
14. Гладкий О.В. Географія і втрачена єдність // Наукові записки Вінницького педунверситету. Сер. Географiя. 2010. Вип.21. С. 63-67.
15. Гоголь Н.В. Статьи. Избранные сочинения. Том VI. —М.: Художественная литература, 1986. 544 с.
16. Гулыга А. В. Кант. М., "Молодая гвардия", 1977. 304 с. ил. (Жизнь замечат. людей. Серия биографий. Вып. 7 (570).
17. Гюйо А. Земля и человек или физическая география в отношении истории человеческого рода. М., 1861. 322 с.
18. Дубкова С.И. История астрономии. М.: Белый город, 2002. 192 с.
19. Ефремов Ю. К. Об охране пространства // Известия РГО. 1997. Вып. 3. С. 44-46.
20. Забелин И.М. Очерки истории географической мысли в СССР 1917-1945. М.: Наука, 1989. 256 с.
21. Зорин И.В. Феноменология путешествий. Часть I. Этнология путешествий. — М.: Советский спорт, 2004 —128 с.
22. Ковалёв С.А., Алексеев А.И. Методические рекомендации. Научно-исследовательское и культурно-познавательное общество "Энциклопедия российских деревень". 1990. 37 с.
23. Краснов А. Н. Современная география и ее новые течения // Природа, 1912. июнь. — С. 793828.
24. Крубер А. А. Общее землеведение. Часть. Ш (Био- и антропогеография). М.: 1922. 404 с.
25. Лавров С. Б. Геополитика и регионалистика: взгляд ученых. СПб.: РГО, 1995. С. 3-10.
26. Марков К.К. Не пропускать велений времени // Московский университет, 1976, № 52, 29
октября. С.3
27. Мироненко Н. С. Страноведение: Теория и методы: Уч. пособие для вузов. М.: Аспект Пресс, 2001 268 c.
28. Мироненко Н.С. Экологические проблемы в кризисных геополитических точках и районах // Использование и охрана природных ресурсов в России, 2002. № 1-2.
29. Московкин Л.И. Pro et contra философии в период общественного кризиса // сайт в Интернете http://lebed.h1.ru/art2992.htm
30. Мукитанов Н.К. От Страбона до наших дней. М.: Мысль, 1985. 233 с.
31. Новиков А.В. Из истории политической географии // Политическая география. Современное состояние и пути развития. М.: МФГО СССР, 1989. С. 154-174.
32. Панарин А.С Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. М.: УРСС. 1999. 272 с.
33. Поздняков Э.А. Концепция геополитики // Геополитика: теория и практика. М.: ИМЭМО, 1993. С. 7-75.
34. Пушкин А.С. О втором томе «Истории русского народа» Полевого (1830 г.) // Полное
академическое собрание сочинений в 17 томах. М.: Воскресенье, 1996. Т. 11.
35. Рагулина М.В. Культурная география: теории, методы, региональный синтез. - Иркутск: ИГ СО
РАН, 2004. 173 с.
36. Ратцелъ Ф. Народоведение. В 2-х томах. СПб., 1902. Т. 1. 1878 с.
37. Ратцелъ Ф. Земля и жизнь. Сравнительное землеведение. В 2-х томах. СПб., 1905. Т. 1. 736
с., 1906. Т. 2 .730 с.
38. Реклю Э. Земля. Описание жизни земного шара. Том I. — СПб, 1895.
39. Реклю Э. Земля. Описание земного шара. - СПб., 1901. - Т. VI.
40. Реклю Э. Человек и Земля. Том первый. Первобытны люди. - Древняя история. СПб, 1908, 1016 с.
41. Рерих Н. Цветы Мории; Пути Благословения; Сердце Азии. Рига: Виеда, 1992. 261 с.
42. Рерих Н.К. Держава света. М.: Эксмо-Пресс, 2001—848 с.
43. Риттер К. Идеи о сравнительном землеведении // Магазин землеведения и путешествий.
Географический сб. М., 1853. Т. 11. 481 с.
44. Риттер К. Общее землеведение. — М., 1864.
45. Саушкин Ю. Г. Географическое мышление. Смоленск: Ойкумена, 2011. 218 с.
46. Синицкий Л. Д. Очерк истории антропогеографических идей // Землеведение, 1908. Кн. IV. С. 1-108.
47. Смирнов А.М. Общегеографические понятия // Вопросы географии. Теоретическая география М.: Мысль, 1971. Сб. 88.
48. Соколов Д. В. Эволюция немецкой геополитики // Геополитика: теория и практика. М.: ИМЭМО, 1993. С. 124-145.
49. Файбусович Э.Л. Современная парадигма и развитие новых направлений социальноэкономической географии: Автореф. дис. ... д-ра геогр. наук. СПб., 1997.
50. Фробениус Л. Детство человечества. СПб. 1910.
51. Халий И.А. Общественные движения в России до конца 1920-х годов // Социологический журнал. 2008. № 2. С 56-70.
52. Халий, 2008
53. Чижевский А.Л. Физические факторы исторического процесса. Калуга, 1924. Сокр. изд.: Химия и жизнь, 1990, № 1. С. 22-32, № 2. С. 82-90, № 3. С. 22-33.
54. Чижевский А. Л. Космический пульс жизни: Земля в объятиях Солнца. Гелиотараксия. М.: Мысль, 1995. 697 с.
55. Шапошникова Л.В. Веления Космоса. Международный Центр Рерихов, 1995. 144 с.
56. Ratzel F. Anthropogeographie, oder Grundzüge der Anwendung der Erdkunde auf die Geschichte. Stuttgart, 1882-1891. - Bd.1-2.
57. Turner B. L. Contested identities: Human-environment geography and disciplinary implications in a restructuring academy // Annals of the Association of American Geographers. 2002. 92(1). Pp. 52-74.
