CC BY
104БЮЛЛЕТЕНЬ КОМИССИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ЧЕТВЕРТИЧНОГО ПЕРИОДА
№ 69, 2009 г.
ГЕОЭКОЛОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ В ПАЛЕОЛИТЕ ЗАПАДНО-СИБИРСКОЙ РАВНИНЫ
C.B. Лещинский, В.Н. Зенин
Введение
Рассматривая палеоэкологию человека Северной Азии, необходимо отметить остро дискуссионные проблемы заселения Западно-Сибирской равнины (ЗСР), внутри- и межрегиональных миграций (см. [Деревянко и др., 1994] и другие работы). Большинство решений сводится к адаптации в экстремальных климатических условиях плейстоцена. Решающими факторами этого процесса считаются в основном периодические потепления и способность человека использовать огонь [Архипов, 1991].
Экология изучает отношения между организмами и средой их обитания, биотической и абиотической. Изучая человека как одного из представителей животного мира плейстоцена, необходимо изначально придерживаться биологических принципов. Эволюционные процессы, общие для всех организмов (естественный отбор, адаптация, генетическая изоляция и пр.), несомненно, играли важнейшую роль в палеолитической истории. Для человека естественный отбор дополнялся культурным - в процессе эволюции были освоены небиологические аспекты поведения, основанные на обучении и выражающиеся в предметах материальной культуры [Фоули, 1990]. Традиционно биотическим аспектам экологии уделяется основное внимание, в то время как абиотические связи в большинстве случаев глубокому анализу не подвергаются. Вместе с тем именно они лежат в основе поведения крупных млекопитающих, к которым относится человек. Авторы последовательно рассматривают проблему заселения ЗСР и миграций с позиции геоэкологии, а именно зависимости палеолитического населения от благоприятных геохимических ландшафтов и качественного каменного сырья.
Основные результаты и проблемы исследований
Основываясь на фактическом материале палеолитических местонахождений ЗСР (стоянки Томская, Волчья Грива, Шестаково, Ачинская и др.; см. рис. 1), этнографических данных по аборигенному населению севера Евразии и Северной Америки, а также палеогеографической обста-
новке плейстоцена, можно утверждать, что человек максимально зависел от крупных травоядных. Растительная пища сезонного характера не могла в полной мере восполнить затраты энергии при жизнедеятельности (особенно в зимний период). Поэтому условия среды обитания вынуждали человека быть в первую очередь мясоедом. Кроме этого, кости, зубы, рога, шкуры и шерсть являлись сырьем для производства орудий, одежды, обуви, предметов быта и искусства. Многочисленные естественные местонахождения свидетельствуют о том, что промысловые животные имелись в изобилии. При изучении состава ископаемых фаун выясняется, что основным источником пищи древнего человека могли быть наиболее распространенные крупные млекопитающие: бизоны и лошади, в меньшей степени - мамонты, носороги, олени и другие виды. Однако существуют объекты, где основную роль играют кости мамонтов, которые исчисляются тысячами. Человек использовал как остатки добытых на охоте животных, так и павших по причинам старости, болезней и природных катастроф. Многие палеолитические местонахождения Евразии приурочены к естественным (особенно крупным) фаунистическим скоплениям [Верещагин, 1977; Соффер, 1993], и ЗСР не является исключением. Свидетельством тому являются местонахождения Волчья Грива, Шестаково, Луговское, Красноярская Курья и др. (рис. 1) [Окладников и др., 1971; Деревянко и др., 2000; Ог1оуа е1 а1., 2004; Лещинский и др., 2005]. Доля костей мамонтов на этих объектах превышает 90%. Тафономический анализ и радиоуглеродное (14С) датирование указывают на длительность процессов накопления фаунистических и культурных горизонтов (до 8000 лет и более). Новейшие работы позволили сделать вывод о захоронении остатков животных на зверовых солонцах или в их непосредственной близости. Данный вывод основан на результатах комплексных палеонтолого-стратиграфических, геохимических и археологических исследований [Мащенко, Лещинский, 2001; Деревянко и др., 2003; Зенин и др., 2006; Лещинский и др., 2006].
В неоплейстоцене и голоцене на ЗСР получили широкое развитие геохимические ландшафты
Рис. 1. Относительно благоприятные геохимические ландшафты («южный» и «центральный» пояса; отмечены серым фоном) сартанского криохрона Западно-Сибирской равнины
Основные местонахождения палеолита: I - сартанские (1 - Гари, Рычково, Евалга; 2 - Луговское; 3 - Шикаевка II; 4 - Черноозерье II; 5 - Новый Тартас, Веигерово 5; 6 - Волчья Грива; 7 - Могочино; 8 - Томская стоянка; 9 - Шестаково; 10 - Березовый ручей 1-2; 11 - Ачинская стоянка; 12 - Красноярская Курья); II - досартанские (13 - Арышевское 1-2, Воронино-Яя; 14 - Большой Улуй, Усть-Большой Улуй; 15 - Большой Кемчуг, Некрасовское).
с дефицитом Са, Mg, Ыа, Со, Си, Хп, I и других элементов, крайне необходимых для нормальной регуляции обмена веществ в организмах животных (см. [Перельман, 1972; Шварцев, 1998; ЬезИсЫпзклу, 2001] и др.). В таких ландшафтах млекопитающие периодически испытывают минеральный голод, который приводит к литофагии - употреблению горных пород, минералов и минерализованных вод [Паничев, 1990]. Травоядные представители мегафауны и особенно мамонт, бесспорно, были литофагами, что подтверждается присутствием горных пород и минералов в пищеварительном тракте и экскрементах ископаемых животных [Бгатов и др., 1989].
Доказательством неблагоприятной абиотической среды являются результаты палеоэкологического анализа более 20 тыс. костей и зубов мамонтов Северной Евразии [Лещинский, 2009]. В
первую очередь изучались коллекции сартанских зверовых солонцов ЗСР (Шестаково, Кочегур, Волчья Грива, Луговское), а также местонахождений возрастом 25-10 тыс. лет назад, представленных более чем на 90% остатками мамонтов: Гари, Красноярская Курья и др. Исследования показали, что в конце плейстоцена крупные травоядные (в первую очередь мамонты) испытывали мощный геохимический стресс. Его проявления зафиксированы массовыми деструктивными изменениями костей, основная причина которых - энзоотические заболевания, вызванные минеральным голоданием. Самыми типичными признаками остеодистрофии являлись остеопороз, остеофи-броз, остеомаляция, экзостозы, переломы с образованием ложных суставов и др.
Дефицит жизненно необходимых химических элементов, сезонное питание и климат вынуж-
дали крупных млекопитающих перемещаться на большие расстояния. При неблагоприятной геохимической ситуации миграции в первую очередь были приурочены к ландшафтам, обогащенным дефицитными элементами. Определенное сочетание геологического строения, рельефа и климата приводило к формированию зверовых солонцов - «минеральных (геохимических) оазисов», где, кроме корма, насыщенного макро- и микроэлементами, животные могли поедать горные породы. В пики минерального голода на зверовых солонцах могли одновременно скапливаться десятки мамонтов и других травоядных животных. Смертность больных и слабых особей и условия захоронения их остатков в геохимических оазисах иногда были достаточными для образования мощных костеносных горизонтов [Деревянко и др., 2003; Лещинский, 2006, 2009]. Сегодня в Сибири отчетливо проявляются зверовые солонцы, сформированные за счет монтмориллонитовых и бентонитовых глин, реже - гидрослюдистых и као-линитовых глин, а также других пород. Активное посещение солонцов носит сезонный характер и совпадает с периодами смены диет, отела и гона [Кужельный и др., 2000]. Среди необходимых животным макроэлементов особое место занимают Са, и Ыа. Их недостаток в организме приводит к нарушению гомеостаза, болезням и гибели. Минеральный голод особенно характерен для кислых ландшафтов тундры и тайги [Перельман, 1975; Ермаков, Тютиков, 2008]. При широком развитии в неоплейстоцене аналогичных зон и наличии крупных местонахождений зверово-солонцовой природы можно говорить о периодическом минеральном голодании травоядных животных (особенно мамонтов).
Доказательством продолжительного геохимического стресса у мамонтов является длительность аккумуляции костей в Шестаковском минеральном оазисе, которая определена ,4С датами в диапазоне около 25800-17800 лет назад. В 2002 г. на ближайшем участке правого борта долины р. Кия (в 3,5 км к северо-востоку - оползневое урочище Кочегур) обнаружено новое уникальное местонахождение аналогичного возраста и генезиса [Лещинский и др., 2003]. Кроме того, существование палеосолонцов косвенно подтверждается современным зверовым солонцом с аналогичной литологической основой (глинами илекской свиты нижнего мела), выявленным в 30 км к юго-западу [Деревянко и др., 2003]. Таким образом, можно говорить об очень продолжительном развитии (конец плейстоцена-голоцен) Кийской солонцовой группировки.
Литолого-геохимические и тафономические исследования, состав и морфология остатков ма-
монтов местонахождения Шестаково-Кочегур допускают аналогии с Волчьей Гривой. Геохимическая характеристика разреза этого местонахождения в восточной части Барабинской равнины свидетельствует о том, что исследуемый участок в сартанское время соответствовал солонцу Са-Ыа геохимического класса [Лещинский, 2001]. Серия |4С дат также указывает на длительный период формирования тафоценоза: 18 (35?)- 11 тыс. лет назад [ЬеБЬсЫпз^у е1 а!., 2008]. Сходство фактического материала Волчьей Гривы и Шестаково говорит о том, что «мамонтовые кладбища» пространственно связаны с участками, где животные могли утолять минеральный голод. Данное предположение в полной мере подтверждают новейшие исследования самого северного на сегодняшний день палеолитического местонахождения ЗСР - Луговское (район г. Ханты-Мансийска; см. рис. 1), где каменные изделия приурочены к естественному захоронению мамонтов, формировавшемуся более 5000 лет во вторую половину сартанского криохрона [Зенин и др., 2006; Лещинский, 2006].
Необходимо отметить, что палеолитический человек являлся неотъемлемым звеном биогеоценоза и должен был иметь аналогичные абиотические связи с Са-Ыа-М§ геохимическими ландшафтами. Поедание горных пород человеком обычно обозначается термином «геофагия» (землеедение) и широко распространено по всему земному шару, особенно у аборигенного населения. У цивилизованных народов «традиционной» геофагией является употребление в пищу поваренной соли и минеральных вод. Можно вспомнить неконтролируемую геофагию, связанную с дефицитом определенных элементов - поедание детьми и беременными женщинами глины, мела, извести и других веществ. Причины употребления минеральных веществ человеком те же, что и у животных. В неблагоприятных геохимических ландшафтах плейстоцена, при сезонном питании организм человека должен был испытывать недостаток как макро-, так и микроэлементов. Вероятно, геофагия была рядовым явлением.
Таким образом, палеолитическое население ЗСР, напрямую либо косвенно (исходя из максимальной зависимости от крупных травоядных млекопитающих) осваивая в первую очередь геохимические ландшафты Ca-Na-Mg класса, вело кочевой образ жизни. Как следствие, многие стоянки были кратковременными: Томская, Шикаевка II и др. [Кащенко, 1901; Зенин, 2002]. Однако участки, расположенные в благоприятных геохимических ландшафтах и тем более вплотную прилегающие к стабильным минеральным оазисам, люди использовали тысячелетиями; пример -многослойный памятник Шестаково [Деревянко
и др., 2003]. Интересно отметить, что миграции мамонтов оцениваются некоторыми исследователями в 650-2500 км [Оеппопргё, 1993], а зафиксированный перенос артефактов от источников сырья в пределах ЗСР составляет до 50-250 км [Зенин и др., 2000; Зенин, Коноваленко, 2001], что на порядок меньше, но тем не менее является значительной величиной. Следовательно, в процессе заселения региона человек не просто осваивал благоприятные геохимические ландшафты, но и придерживался выходов каменного материала, доступность которого в разные эпохи была различной. В раннем и среднем неоплейстоцене сырьем могли быть палеозойские породы горного обрамления ЗСР: кремни, окремненные сидериты, алевролиты и песчаники мезозоя; кварцитовидные песчаники с окремненными аргиллитами мелового и позднеэоценового возраста. Кроме этого, потенциальное сырье мог поставлять русловой аллювий предгорий и тиллы самаровского покровного оледенения (в основном на севере и в центре региона). В позднем неоплейстоцене, особенно в первую половину сартанского криохрона, из-за резкого врезания речной сети в долинах рек значительно возросло количество обнажений с грубым аллювием. Галечниково-валунные разности этих отложений явились хорошим материалом для орудий в дополнение к перечисленным источникам.
Типовыми палеолитическими местонахождениями открытого типа на юго-востоке ЗСР, где артефакты выполнены из коренного (местного) сырья (в основном кварцитовидных песчаников), являются Арышевское 1 и 2, Кордон, Воронино-Яя, Усть-Большой Улуй, Большой Улуй, Большой Кемчуг и др. (рис. 1) [Зенин, Лещинский, 1998а, 19986; Зенин и др., 2000]. Возраст данных памятников оценивается в интервале среднего - позднего неоплейстоцена (древнее 25 тыс. лет назад). Важно отметить, что изделия одного из самых ранних палеолитических объектов Западной Сибири - Мохово 1 в Кузнецкой котловине [Николаев, Маркин, 1990] - а также целой серии ранне- и среднепалеолитических комплексов Северного Казахстана [Деревянко и др. 1999] выполнены из аналогичного сырья. Известные объекты, где использовались валуны и гальки; как и следовало ожидать, они датируются в основном сартанским похолоданием. К ним в первую очередь относятся местонахождения в долинах Оби, Томи, Чулыма и их главных притоков (стоянки Томская, Шестаково, Луговское, Красноярская Курья и др.; рис. 1).
Максимальный дефицит литоресурсов отмечается на юге и особенно в центре ЗСР (Среднее и Нижнее Прииртышье). Возможно, с этим связана крайняя редкость палеолитических памятников в данном районе. Источники сырья, из которого вы-
полнены орудия на юге равнины, по мнению ряда авторов имеют уральское [Петрин, 1986] или североказахстанское [Окладников, Молодин, 1983] происхождение. Однако на местонахождениях Венгерово 5 и Новый Тартас отмечаются гальки кварцитов, роговиков, яшмоидов, кремней, песчаников и аргиллитов. Использование галечного сырья фиксируется и на памятнике Черноозерье II [Генинг, Петрин, 1985]. Возраст известных палеолитических стоянок в бассейне р. Иртыш (в пределах ЗСР) не выходит за рамки сартанского криохрона. По-видимому, в это время поиск или транспортировка каменного сырья не представляли особой проблемы, а состояние ландшафтов позволяло человеку совершать многокилометровые перемещения. Данное обстоятельство может быть объяснено глубоким речным врезом, который позволил использовать древние русловые отложения, ныне в большинстве случаев находящиеся ниже местных базисов эрозии. Крупная перестройка речной сети была связана с глобальным падением уровня Мирового океана (более 100 м) и одновременно резким неотектоническим подъемом пояса гор Южной Сибири (с прилегающими районами ЗСР) в первую половину сартанского криохрона [Головеров и др., 1985; Атлас ..., 1991].
Иная ситуация существовала на Обь-Чулым-Енисейском междуречье, где особого дефицита каменного сырья не наблюдается, хотя оно не всегда хорошего качества. На обнажениях в пределах долин рек нередки выходы руслового аллювия неогена-плейстоцена, содержащего валунно-галечный материал. Галечное сырье лежало в основе каменных индустрий таких известных позднепалеолитических стоянок, как Томская, Шестаково и Ачинская (а также Могочино в долине р. Оби). Использовались кварциты, кремни, песчаники, алевролиты и другие породы. Грубозернистое сырье занимало подчиненное положение, а непосредственно орудия труда изготавливались из полупрозрачных кварцитов и халцедо-новидных пород. Несмотря на благоприятную обстановку с литоресурсами, в районе известно немного палеолитических стоянок, что, вероятно, объясняется недостаточной изученностью территории. За последнее десятилетие здесь на коренных выходах сырья открыто более 10 местонахождений, в том числе досартанских (рис. 1) [Зенин, Лещинский, 1998, 2001; Лещинский и др., 2005]. Самым восточным из них является Большой Кемчуг, один пункт которого был обнаружен и частично исследован в 1970-80-х гг. [Окладников, 1975; Вдовин, 1992]. Сегодня здесь выявлено несколько объектов каменного века, обладающих разновременными материалами широкого культурно-хронологического диапазона - предположительно
от среднего палеолита до мезолита. Источником сырья для наиболее древних индустрий служил прослой кремней, окремненных сидеритов и алевролитов, вскрытый на правобережье р. Большой Кемчуг в толще песков итатской свиты юрского возраста (ранее была ошибочно указана тяжин-ская свита) [Зенин и др., 2000]. Из такого же сырья изготовлены орудия (обломок листовидного бифаса и скребло на леваллуазском сколе) сред-непалеолитического местонахождения Некрасовское, расположенного в 50 км ниже по течению р. Большой Кемчуг. В более поздних индустриальных комплексах помимо коренных кремнистых пород обязательно присутствует разнообразное галечное сырье. Это характерно и для редких палеолитических местонахождений в западной части региона - Гари, Евалга, Рычково, Троицкая 1 (рис. 1) [Сериков, 2000; Широков и др., 1996].
Решение палеоэкологических проблем, связанных с миграционными возможностями человека и крупных травоядных, осложняется острой дискуссией о неоднократном развитии в регионе ледниково-подпрудных бассейнов и морских трансгрессий (см. [Архипов, 1965; Чочиа, Евдокимов, 1993; Архипов, Волкова, 1994; Mangerud etal., 2004] и др.). Наибольшие расхождения во взглядах касаются палеогеографии сартанского времени. Так, по некоторым представлениям в первую половину криохрона центр ЗСР занимал Мансийский ледниково-подпрудный бассейн с максимальной альтитудой около 125-130 м. Другая точка зрения предполагает в это время свободный сток рек на север, отсутствие сплошной ледовой плотины и доминирование открытых и северо-таежных ландшафтов. Действительно, если признать существование Мансийского озера в указанных границах, то это практически исключает возможность для проникновения на данную территорию мамонтовой фауны и человека. Однако расположение in situ артефактов вместе с остатками мамонтов на отметках 120 м (Красноярская Курья), 58-75 м (Шикаевка II, Черноозерье II, Гари, Могочино) и 20-25 м (Луговское), датируемых по |4С около 20-10 тыс. лет назад, отрицает данную реконструкцию.
Географическое положение местонахождений свидетельствует о том, что южная половина ЗСР в сартанское время была вполне пригодна для расселения палеолитических охотников-собирателей. Размещение объектов на разных абсолютных уровнях - от 20 до 165 м (Шестаково) и более - может объясняться глубоким врезом речных долин. Таким образом, палеонтолого-стратиграфические и археологические данные (см. [Лаухин, 1981, 1999; Петрин, 1986; Nikolaev, Petrin, 1996; Зольников и др., 2005; Зенин и др., 2006; Лещинский и др., 2006] и др.) указывают на отсутствие в пределах
региона ледниково-подпрудного озера сартанского возраста, реконструкции которого так часты в литературе по палеогеографии плейстоцена (см. [Волков и др., 1978; Архипов, Волкова, 1994; Волков, Орлова, 2000] и др.). Важнейшим аргументом в пользу этого вывода являются результаты исследований стоянки Луговское в низовьях р. Иртыш.
Пластинчатая индустрия Луговского демонстрирует развитую технику отжимного расщепления, краевого ретуширования и изготовления вкладышевых орудий. Использовалось довольно разнообразное сырье из полуокатанного щебня, валунов, желваков и галек. По предварительным данным, современные ближайшие источники такого материала находятся в 10 км к северу от местонахождения на берегах р. Оби (в основном, на ее правобережье). В руслах водотоков и редких маломощных обнажениях ближайшего окружения отсутствует даже мелкая галька. Тем не менее, пограничное с поймой положение памятника позволяет предполагать, что источниками сырья могли служить тиллы самаровского оледенения, протягивающиеся более чем на 100 км южнее Луговского. Учитывая динамику природной среды в течение последних 20 тыс. лет, можно утверждать, что в центральном районе сартанская Обь, а также ее притоки постоянно продуцировали псефитозый материал, поэтому источники необходимого сырья могли находиться в непосредственной близости. К сожалению, сегодня практически все эти выходы (как и вероятные палеолитические стоянки на пойме позднесартанской Оби) погребены под мощными (более 5-10 м) голоценовыми образованиями современной поймы [Лещинский и др., 2006].
Резкая смена режимов седиментации на территории ЗСР в позднем неоплейстоцене выражена особенно ярко. Возможно, именно трансгрессивно-регрессивные циклы определяли ландшафтные условия генеральных направлений миграций крупных млекопитающих и человека. По-видимому, во вторую половину XX в. были недооценены масштабы каргинской трансгрессии, хотя как «маринисты», так и «гляциалисты» отмечали широкое развитие эстуарных/озерных отложений в низовьях Иртыша (Кондинская равнина) и Оби ([Волков, Волкова, 1965; Волкова, 1966; Зайонц, Зилинг, 1972] и др.). По новейшим данным, эстуарии протягивались до 58°, возможно, 56°30' с.ш. [Лещинский и др., 2006; 2009]. В пользу этого выступают и данные прямого 14С датирования фораминифер, указывающие на затопление части Таймырского полуострова в интервале 31—40 тыс. лет назад [Гуськов и др., 2008]. Не лучше обстоит дело и с более древними морскими осадками. При максимальном распространении казанцевской трансгрессии до 63-66° с.ш. [Архипов, 1965; Архипов, Волкова,
1994 и др.] эстуарии по долинам рек должны были проникать далеко вглубь равнины (намного южнее каргинских). Однако ныне практически нет свидетельств отложений данного возраста и генезиса южнее 60° с.ш. Вероятно, это связано с крупной неотектонической перестройкой речной системы в конце плейстоцена или ошибочной интерпретацией и неверным датированием отложений. Важно отметить, что в сартанское время произошло глубокое изменение абиотической окружающей среды ЗСР, во многом связанное с резким увеличением площадей геохимических ландшафтов кислого глеевого класса. Это, в конечном счете, привело к кардинальной перестройке всей экосистемы, составными частями которой являлись крупные млекопитающие (в том числе и человек).
Обсуждение результатов
Основной массив палеолитических местонахождений ЗСР относится к сартанскому времени (рис. 1); представлены они довольно ограниченным количеством, различаются условиями залегания и геоморфологическим положением, численностью и качественным составом коллекций. Местонахождения не образуют территориальных группировок и находятся в широком хронологическом диапазоне. Другим существенным обстоятельством является явная диспропорция в изученности объектов и отражении результатов их исследований в научных публикациях. Более известны данные для Томской стоянки и местонахождений Черноозерье II, Шикаевка II, Могочино, Гари. Отрывочны сведения о стоянках Новый Тартас и Венгерово 5. Редкие подъемные сборы каменных изделий из местонахождений Елбань 3, Халдеево, Чернореченский 1 и 2, Скрипачи и других позволяют лишь допустить возможность их отнесения к палеолиту. Перспективные для изучения местонахождения Гари II, Рычково, Евалга, Луговское, Арышевское 2, Среднеберезовское и другие находятся в начальной стадии исследования. Отдельные изделия из камня и бивня мамонта, определяемые по морфологии и стилистике как палеолитические, хранятся в различных учреждениях в качестве экспонатов и мало известны научной общественности (см. [Ожередов, 1997] и др.). Результаты исследований стоянок Ачинская и Волчья Грива опубликованы лишь частично. При этом научная значимость местонахождений Шестаково и Волчья Грива как опорных геоархеологических объектов равновелика как для палеолитоведения, так и палеонтолого-стратиграфической тематики.
Некоторое отставание в степени изученности палеолитической эпохи ЗСР неуклонно сокращается. Таким образом, наметилась тенденция к пе-
реосмыслению палеолитическои истории равнины на основе новейших открытий и продолжающихся исследований ранее известных местонахождений. Тем не менее, возможности для дробного хронологического разделения обозначенных палеолитических индустрий пока невелики. Это относится прежде всего к объектам, предполагаемый возраст которых выходит за рамки сартанского криохрона. По стратиграфическим наблюдениям, данным |4С датирования и технико-морфологическим признакам индустрии объектов Воронино Яя и Арышевское I (рис. 1) могут быть отнесены к среднепалео-литическим. Верхним хронологическим пределом для них является диапазон 28^Ю тыс. лет назад. Близкие им материалы представлены на местонахождениях Кордон, Большой Улуй и Усть-Большой Улуй. О раннезырянском возрасте свидетельствуют условия залегания каменных орудий на местонахождении Некрасовское. Отдельные артефакты (с выветренной поверхностью) местонахождений на р. Большой Кемчуг предварительно оцениваются как среднепалеолитические или переходные к верхнему палеолиту. По-видимому, начальной поре верхнего палеолита соответствуют изделия Шестаковского клада [Зенин, Коноваленко, 2001]. Обозначенные выше местонахождения относятся к начальному этапу освоения ЗСР с условным определением - «палеолитические индустрии до-сартанского возраста» (рис. 1).
Следующий этап развития палеолитических индустрий региона представляют местонахождения, геологический возраст которых не выходит за границы сартанского криохрона. При этом следует отметить, что мы имеем весьма ограниченные возможности для точных хронологических определений всех исследуемых местонахождений, что объясняется объективными причинами. К числу основных следует отнести относительную малочисленность каменных материалов и недостаточную биостратиграфическую изученность отложений плейстоцена. Описание разрезов значительной части стоянок производилось двадцать и более лет назад. Соответственно, определения геологического возраста выполнялись на основании представлений тех лет. |4С даты (например, по Волчьей Гриве и Черноозерью II) объявлялись завышенными как противоречащие этим представлениям. Ситуация несколько изменилась с появлением новых |4С дат, однако это не снимает проблему их соответствия результатам палеонтолого-стратиграфических и археологических исследований.
Заключение
Первоначальное заселение региона, возможно, произошло значительно раньше конца каргин-
ского - начала сартанского времени, как считали еще 10-15 лет назад. Потенциально человек мог проникнуть на ЗСР в среднем неоплейстоцене (по крайней мере, на юг региона); возможно, это произошло и ранее. Полевые работы последних лет указывают на присутствие в регионе палеолитических местонахождений с весьма архаичной индустрией возрастом более 40 тыс. лет назад. Дефицит сырья, считавшийся одним из основных лимитирующих факторов миграций в пределах ЗСР для отдельных районов, вероятно, не был столь острым, как это представлялось прежде.
Подводя итог представленного обзора, авторы предлагают к рассмотрению благоприятные ландшафты с выявленными и потенциальными группировками зверовых солонцов - «геохимических оазисов», которые играли положительную роль при минеральном дефиците и миграциях крупных млекопитающих в самом конце плейстоцена. В настоящее время четко выделяются Чулымо-Енисейский (Шестаково, Кочегур, Березовый ручей 1 и 2, Березовский разрез, Большой Кемчуг и др.), Барабинский (Волчья Грива, Венгерово, Но-
вый Тартас и др.), Нижнеиртышский (Луговское) и, вероятно, Сосьвинский (Гари, Рычково, Евалга и др.) пояса (рис. 1). Таким образом, в пределах ЗСР уверенно выделяются «южный» (Чулым-Бараба-Сосьва) и потенциально «центральный» (Сибирские Увалы с прилегающими участками левобережья Оби и нижнего течения Иртыша) пояса Са-1^-Ыа ландшафтов сартанского кри-охрона (рис. 1). Благоприятная геохимическая среда обитания связана с близким залеганием мезозойских и палеоген-неогеновых образований (в основном, морского и прибрежно-морского генезиса), отложениями ложбин стока, крупными осадочными бассейнами плейстоцена (морскими или ледниково-подпрудными), а также ледниковыми отторженцами. Именно в этих поясах целесообразно сосредоточить комплексные палеоэкологические и геоархеологические исследования. По нашему мнению, уже в ближайшие годы наиболее значимые открытия будут сделаны на Обь-Енисейском междуречье и Сибирских Увалах.
Исследования поддержаны РФФИ (№ 09-04-00663-а).
Литература
Архипов С.А. Палеогеография Западно-Сибирской низменности в антропогеновом периоде. Опыт составления серии палеогеографических карт// Основные проблемы изучения четвертичного периода. М.: Наука, 1965. С. 157-168.
Архипов С.А. Среда обитания и миграция первобытного человека в Сибирь // Эволюция климата, биоты и среды обитания человека в позднем кайнозое Сибири. Новосибирск: ОИГГМ СО АН СССР, 1991. С. 63-72.
Архипов С.А., Волкова B.C. Геологическая история, ландшафты и климаты плейстоцена Западной Сибири. Новосибирск: ОИГГМ СО РАН, 1994. 105 с.
Атлас палеогеографических карт: Шельфы Евразии в мезозое и кайнозое. Лландидно (Великобритания): Робертсон Груп, 1991. Т. 1 (текст), 311 е.; Т. 2 (карты), 104 с.
Бгатов В.И., Лазарев П.А., Спешилова М.А. Литофагия и мамонтовая фауна. Препринт. Якутск: ЯНЦ СО АН СССР, 1989. 34 с.
Вдовий A.C. Памятник каменного века на Большом Кемчуге // Проблемы археологии, истории, краеведения и этнографии Приенисейского края. Красноярск: Красноярский гос. университет, Красноярский краевой краеведческий музей, 1992. С. 85-86.
Верещагин Н.К. Берелехское «кладбище» мамонтов // / Труды Зоологического института АН СССР. 1977. Т. 72 (Мамонтовая фауна Русской равнины и Восточной Сибири). С. 5-50.
Волков И.А., Волкова B.C. Фазы обводнения внеледни-ковой полосы Западно-Сибирской низменности // Основные проблемы изучения четвертичного периода. М.: Наука, 1965. С. 227-241.
Волков И.А., Гросвальд М.Г., Троицкий C.JI. О стоке приледниковых вод во время последнего оледенения Западной Сибири // Известия АН СССР. Сер. Географ. 1978. № 4. С. 25-35.
Волков И.А., Орлова Л.А. Каргинско-сартанское время и голоцен юго-восточной части Западной Сибири по данным радиоуглеродного метода датирования // Геология и геофизика. 2000. Т. 41. № 10. С. 1428-1442.
Волкова B.C. Четвертичные отложения низовьев Иртыша и их биостратиграфическая характеристика. Новосибирск: Наука, 1966. 174 с.
Генинг В.Ф., Петрин В.Т. Позднепалеолитическая эпоха на юге Западной Сибири. Новосибирск: Наука, 1985. 89 с.
Головеров А.Г., Родионова В.П., Горюхин Е.Я., Колпаков В.Я., Карлсон В.Л. Стратиграфия нижнего и среднего плейстоцена и палеогеография среднего течения р. Чулым // Стратиграфия плейстоцена Сибири. Актуальные проблемы и задачи. Новосибирск: Институт геологии и геофизики СО АН СССР, 1985. С. 29-36.
Гуськов С.А., Кузьмин Я.В., Левчук Л.К., Бурр Дж.С. Первые радиоуглеродные даты по раковинам фо-раминифер из каргинских морских отложений на полуострове Таймыр (север Средней Сибири) и их интерпретация // Доклады РАН. 2008. Т. 421. № 6. С. 795-797.
Деревянко А.П., Зенин В.И., Лещинский C.B., Мащен-ко E.H. Особенности аккумуляции костей мамонтов в районе стоянки Шестаково в Западной Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. 2000. № 3 (3). С. 42-55.
Деревянко А.П., Маркин C.B., Васильев С.А. Палеоли-товедение. Введение и основы. Новосибирск: Наука, 1994. 288 с.
Деревянко A.A., Молодин В.И., Зенин В.Н., Лещинский C.B., Мащенко E.H. Позднепалеолитическое местонахождение Шестаково. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2003. 168 с.
Деревянко А.П., Петрин В. Т., Таймагамбетов Ж.К., Зенин А.Н., Гладышев С.А. Палеолитические комплексы поверхностного залегания Мугоджарских гор // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. 5. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 1999. С. 50-55.
Ермаков В В., Тютиков С.Ф. Геохимическая экология животных. М.: Наука, 2008. 315 с.
Зайонц И.Л., Зилинг Д.Г. Вторая терраса бассейнов нижней и средней Оби // Геология, инженерная геология и гидрогеология. Вып. 8. Барнаул: Алтайское книжное изд-во, 1972. С. 12-27.
Зенин В.Н. Основные этапы освоения Западно-Сибирской равнины палеолитическим человеком // Археология, этнография и антропология Евразии. 2002. №4(12). С. 22-44.
Зенин В.Н., Коноваленко С.И. Палеолитический клад из Шестаково // Современные проблемы евразийского палеолитоведения. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН СО РАН, 2001. С. 154-159.
Зенин В.Н., Лещинский C.B. Новое палеолитическое местонахождение в Томской области (предварительное сообщение) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. 4. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 1998а. С. 98-102.
Зенин В.Н., Лещинский C.B. Новые данные о палеолитическом местонахождении Воронино-Яя в Томской области // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. 4. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 19986. С. 96-97.
Зенин В.Н., Лещинский C.B. Литоресурсы палеолитического населения юго-востока Западно-Сибирской равнины // Эволюция жизни на Земле. Томск: Изд-во НТЛ, 2001. С. 491^93.
Зенин В.Н., Лещинский C.B., Борисов М.А., Старцева C.B. Новые сведения о местонахождении Большой Кемчуг // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. 6. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2000. С. 124-130.
Зенин В.Н., Лещинский C.B., Золотарев К.В., Гру-тес П.М., Надо М.-Х. Геоархеология и особенности материальной культуры палеолитического местонахождения Луговское // Археология, этнография и антропология Евразии. 2006. № 1 (25). С. 41-53.
Зенин В.Н., Лещинский C.B., Феденева И.Н., Орлова Л.А., Борисов М.А. Новые палеолитические комплексы Томь-Енисейского междуречья // Палеогеография каменного века: Корреляция природных
событий и археологических культур палеолита Северной Азии и сопредельных территорий. Красноярск: РИО КГПУ, 2000. С. 56-58.
Зольников И.Д., Жданова А.И., Гуськов С.А. Об отсутствии отложений «сартанского озера-моря» в опорном разрезе четвертичных отложений «Огурцово» в связи с реконструкциями среды обитания на территории Западной Сибири в неоплейстоцене // Эволюция жизни на Земле. Томск: Изд-во ТГУ, 2005. С. 337-340.
Кащенко Н.Ф. Скелет мамонта со следами употребления некоторых частей тела этого животного в пищу современным ему человеком // Записки Имп. Академии наук. 1901. Сер. VIII. T. XI. № 7. 60 с.
КужельныйН.М., ЛизалекH.A., Бгатов В.И., Золотарев А.Л. Геология и вещественный состав фагиальных земель юга Сибири // III века горно-геологической службы России. Т. 2. Томск: Изд-во «Гала Пресс», 2000. С. 215-218.
Лаухин С.А. Палеогеография юго-востока ЗападноСибирской низменности во время последнего оледенения // Известия АН СССР. Сер. Геогр. 1981. №6. С. 101-113.
Лаухин С.А. Возможности обнаружения палеолита на западе Западно-Сибирской равнины // Экология древних и современных обществ. Тюмень: Изд-во Института проблем освоения Севера СО РАН, 1999. С. 57-61.
Лещинский C.B. Новые данные о геологии и генезисе местонахождения Волчья Грива // Современные проблемы евразийского палеолитоведения. Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2001. С. 244-251.
Лещинский C.B. Минеральное голодание, энзоотические заболевания и вымирание мамонтов Северной Евразии // Доклады РАН. 2009. Т. 424. № 6. С. 840-842.
Лещинский C.B., Ахтерякова A.B., ЛунёваД.Е., Резвый A.C., Бурова Н.Д. Условия и время формирования надпойменных террас р. Демьянка (центр Западной Сибири) // Фундаментальные проблемы квартера: итоги изучения и основные направления дальнейших исследований: Матер. VI Всероссийск. совещ. по изуч. четвертич. периода (Новосибирск, 19-23 октября 2009 г.) (в печати).
Лещинский C.B., Бурканова Е.М., Лунева Д. Е., Иванцов C.B., Зенин И.В., Ахтерякова A.B. Предварительные результаты исследований местонахождения мамонтовой фауны и палеолита - «Красноярская Курья» (Западно-Сибирская равнина) // Эволюция жизни на Земле. Томск: Изд-во ТГУ, 2005. С. 352-355.
Лещинский C.B., Бурканова Е.М., Орлова Л.А. Кочегур - новое мамонтовое местонахождение - зверовой палеосолонец на юго-востоке Западно-Сибирской равнины // Вестник ТГУ. 2003. Приложение № 3 (II). С. 126-128.
Лещинский C.B., Мащенко E.H., Пономарева Е.А., Орлова Л.А., Бурканова Е.М., Коновалова В.А., Тете-рина И.И., Гевля K.M. Комплексные палеонтолого-стратиграфические исследования местонахождения Луговское (2002-2004 годы) // Археология, этно-
графия и антропология Евразии. 2006. № 1 (25). С. 54-69.
Мащенко E.H., Лещинский C.B. Состав и морфология остатков мамонтов местонахождения Волчья Грива // Эволюция жизни на Земле. Томск: Изд-во HTJ1, 2001. С. 507-511.
Николаев C.B., Маркин C.B. Первые материалы нижнего палеолита на юго-востоке Западной Сибири // Хроностратиграфия палеолита Северной, Центральной и Восточной Азии и Америки. Новосибирск: Институт истории, филологии и философии СО АН СССР, 1990. С. 242-245.
Ожередов Ю.И. К вопросу о позднеплейстоценовой фауне по материалам археологии // Эволюция жизни на Земле. Томск: Изд-во HTJI, 1997. С. 126-127.
Окладников А.П. Отчет о раскопках верхнепалеолитической стоянки в селе Большой Кемчуг. Рукопись. Новосибирск: Институт истории, филологии и философии СО АН СССР, 1975. 28 с.
Окладников А.П., Григоренко Б.Г., Алексеева Э.В., Волков И.А. Стоянка верхнепалеолитического человека Волчья Грива (раскопки 1968 года) // Материалы полевых исследований Дальневосточной археологической экспедиции. Вып. 2. Новосибирск: Институт истории, филологии и философии СО АН СССР, 1971. С. 87-131.
Окладников А.П., Молодин В.И. Палеолит Барабы // Палеолит Сибири. Новосибирск: Наука, 1983. С. 101-106.
Перельман А.И. Геохимия ландшафта. М.: Высшая школа, 1975. 342 с.
Паничев A.M. Литофагия в мире животных и человека. М.: Наука, 1990. 224 с.
Перельман А.И. Геохимия элементов в зоне гипергене-за. М.: Недра, 1972. 288 с.
Петрин В.Т. Палеолитические памятники Западно-Сибирской равнины. Новосибирск: Наука, 1986. 144 с.
Сериков Ю.Б. Палеолит и мезолит Среднего Зауралья. Нижний Тагил: Изд-во НТГПИ, 2000. 430 с.
Соффер O.A. Верхний палеолит Средней и Восточной Европы: люди и мамонты // Проблемы палеоэкологии древних обществ. Вып. А.1(1). М.: Изд-во Российского открытого ун-та, 1993. С. 99-118.
Фоули Р. Еще один неповторимый вид. Экологические аспекты эволюции человека. М.: Мир, 1990. 368 с.
Чочиа Н.Г., Евдокимов С. П. Палеогеография позднего кайнозоя Восточной Европы и Западной Сибири (ледниковая и ледово-морская концепция). Саранск: Изд-во Мордовского ун-та, 1993. 248 с.
Шварцев С.Л. Гидрогеохимия зоны гипергенеза. М.: Недра, 1998. 366 с.
Широков В.Н., Косинцев П.А., Волков Р.Б. Палеолитическая стоянка Троицкая I на реке Уй // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск: Изд-во «Ри-фей», 1996. С. 3-17.
Germonpré M. Taphonomy of Pleistocene mammal assemblages of the Flemish Valley, Belgium // Bulletin de l'Institut Royal des Sciences Naturelles de Belgique. 1993. V. 63. P. 271-309.
Leshchinskiy S. V. The Late Pleistocene beast solonetz of Western Siberia: «minerai oases» in mammoth migration paths, foci of the Palaeolithic man's activity // The World of Elephants. Rome: Consiglio Nazionale delle Ricerche - Roma, 2001. P. 293-298.
Leshchinskiy S. V., Kuzmin Y.V., Zenin V.N., Jull A.J.T. Radiocarbon Chronology of the «Mammoth Cemetery» and Paleolithic Site of Volchia Griva (Western Siberia) / Current Research in the Pleistocene, 2008. Vol. 25. P. 53-56.
Mangerud J., Jakobsson M., Alexanderson H., Astakhov V., Clarke G.K.C., Henriksen M., Hjort C., Krinner G., Lunkka J-P, Môller P., Murray A., Nikolskaya O., Saarnisto M., Svendsen J.I. Ice-dammed lakes and rerouting of the drainage of northern Eurasia during the Last Glaciation // Quaternary Science Reviews. 2004. Vol.23. P. 1313-1332.
Nikolaev S. V., Pétrin V.T. Dammed basins of the Last Glaciation in Western Siberia and localization of ancient man's sites // Journal of Korean Ancient Historical Society. 1996. №4. P. 291-300.
Orlova L.A., Zenin V.N., Stuart A.J., Higham T.F.G., Grootes P.M., Leshchinsky S.V., Kuzmin Y.V., Pavlov A.F., Maschenko E.N. Lugovskoe, Western Siberia: A possible extra-Arctic mammoth refugium at the end of the Late Glacial // Radiocarbon. 2004. Vol. 46. P. 363-368.
