CC BY
141
УДК 343
ГЕНЕЗИС «УГОЛОВНОЙ» ДАВНОСТИ В ОТЕЧЕСТВЕННОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ
© З. И. Сагитдинова
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450073 г. Уфа, Заки Валиди, 32.
Тел.: +7 (34 7) 272 63 70, факс: +7 (34 7) 273 6 7 78.
E-mail: [email protected]
Нормативные предписания о давности появляются в отечественном законодательстве сравнительно поздно, в конце XVIII века. В статье обосновывается тезис, что «уголовная давность» не была ни генетически связана с зарубежным законодательством, ни рецепирова-на из него.
Ключевые слова: российское уголовное законодательство, институт давности, генезис, рецепция римского права.
Возникновение «уголовной» давности приходится на эпоху просвещенного абсолютизма в России, когда юридическое мышление оказалось в состоянии признать давность необходимым компонентом карательной деятельности государства. Появление «уголовной давности» в отечественном законодательстве датируется 1775 годом, когда был подписан Манифест Екатерины II от 17 марта 1775 года «О высочайше дарованных разным сословиям милостях, по случаю заключенного мира с Портою Оттоманскою» (далее по тексту - Манифест 1775 года). К этому времени в России сформировались две основные идеи, которые предопределили появление «уголовной давности» в российском законодательстве именно в период просвещенного абсолютизма и были положены в его основу: во-первых, гуманистическая идея прощения, сострадания, снисхождения, милости к преступнику; во-вторых, идея уголовно-правовой и уголовно-процессуальной целесообразности.
В связи с появлением в российском праве «уголовной» давности возникает необходимость ответа на концептуальный вопрос: о генезисе «уголовной давности» в отечественном законодательстве. Иными словами, вопрос о том, была ли «уголовная давность» по Манифесту 1775 года генетически связана с зарубежным законодательством (или рецепирована из него) либо ее феноменология самобытна.
Для постановки такого вопроса имеются два повода.
Первый. В новейшей уголовно-правовой литературе, специально посвященной «уголовной давности», появилась версия ее происхождения, ранее неизвестная отечественной науке уголовного права. Так, Д. В. Орлов утверждает, что «уголовно-правовая давность представляла собой результат соединения предписаний римского права с древнерусским правовым обычаем. Генезис данного института российского уголовного права связывается, во-первых, с периодом рецепции римского права и широким распространением его в законодательствах Западной Европы, во-вторых, с привер-женностью России собственным правовым традициям » [1, с. 15].
Но столь серьезное, на наш взгляд, заявление, не сопровождается его обоснованием какими-либо доводами, документальными подтверждениями и т.п. Нельзя же принять во внимание как серьезное научное обоснование выведенное автором совпадение времени появления «уголовной давности» в российском законодательстве со временем рецепции римского права в «законодательствах Западной Европы». Из этой посылки совсем не вытекает вывод о каком-либо влиянии положений римского права на формирование института давности в российском уголовном законодательстве.
В дореволюционной уголовно-правовой литературе, специально посвященной происхождению российского феномена «уголовной давности» (К. Яневич-Яневский [2], В. Саблер [3], А. А. Пион-тковский [4], Н. С. Таганцев [5]), наоборот, подчеркивалось различие сроков давности по Манифесту 1775 года (десять лет) и римскому праву (двадцать и пять лет).
Отстаивая непроизводность русского уголовного законодательства о давности от римского права, В. Саблер писал: «...на западе институт давности не имел значения самобытного, а оставался до нынешнего столетия (имеется в виду XIX век. -З. С.) институтом, построенным на римских законоположениях». Причину этого он видел в том, что рядом с национальными узаконениями (например, права французского и общегерманского) «продолжало действовать, как вспомогательный источник римское право, определения которого о давности и были заимствованы всеми западно-европейскими кодексами». Но на Руси «.право римское никогда не применялось. как право общее, действующее одновременно с законами местными...» [3, с. 22].
Таким образом, те данные, которыми располагает отечественная наука уголовного права, не позволяют согласиться с версией Д. В. Орлова о том, что «уголовно-правовая давность представляла собой результат соединения предписаний римского права с древнерусским правовым обычаем».
Второй повод для обсуждения поставленного вопроса является, на наш взгляд, намного более
872
ПРАВОВЕДЕНИЕ
существенным, и связан он с генезисом российского уголовного законодательства в целом.
В историографии отечественного уголовного законодательства мы находим сведения о попытках «перенести к нам иностранные законы или в виде простого перевода, или в виде переработки, согласованной с отечественными узаконениями» [5, с. 171]. То есть, очевидно, русское уголовное законодательство нельзя считать полностью самобытным, оно создавалось в том числе путем заимствований зарубежного опыта.
Например, Соборное Уложение 1649 года, по характеристике профессора Морошкина, «.вечно пребудет первообразом русского законодательного ума.» [5, с. 169]. На самом деле Уложение состояло из разнообразных источников, в него, наряду с действительно русскими источниками (судебники, указные книги приказов, царские указы, боярские (думские) приговоры, решения Земских соборов), вошло «иноземное греко-римское право» (или «византийское законодательство»), а также в нем были заимствования из Литовского статута (3-й редакции 1588 г.). Влияние византийского права еще заметнее в Новоуказных статьях; в 1654 году воеводам были разосланы выписки из греческих законов для руководства при решении дел уголовных [5, с. 169170, 669-670; 6, с. 174].
Изменения, произошедшие в государственной и политической системе России при ее вступлении в период абсолютизма (период правления Петра I), привели к тому, что, как указывает Е. В. Кобзева, основной тенденцией развития уголовного права было обращение к законотворческому опыту зарубежных государств. Необходимость рецепции норм иностранного права, связанная с изменением геополитической ориентации страны, потребовала освоения и переработки иностранных кодексов -шведских, германских, французских, датских [7, с. 27]. И действительно, знаменитый Воинский устав Петра I 30 марта 1716 года, в своей части, касающейся уголовного права,- Артикуле Воинском, по сведениям Н. С. Таганцева, «заимствован из иностранных источников, а именно - в основу его положены шведские артикулы Густава Адольфа., кроме того, в артикуле прибавлены толкования на каждую статью. Все эти изменения и дополнения делались по разнообразным европейским уголовным законам. Таким образом, Воинский устав нельзя назвать переводом с определенного памятника, а скорее компиляцией по иностранным источникам.» [5, с. 174].
Так как давность - один из институтов, входящих в систему российского уголовного законодательства, а оно, как видим, создавалось, в том числе, путем заимствований зарубежного опыта, поэтому и возникает вопрос: насколько генезис российского уголовного законодательства в целом характерен для «уголовной давности».
Дореволюционные ученые (К. Яневич-
Яневский, В. Саблер, А. А. Пионтковский, Н. С. Та-ганцев) предприняли немало усилий для выяснения вопроса о том, была ли «уголовная давность» генетически связана с зарубежным законодательством (или рецепирована из него). Положительных данных по результатам этих изысканий мы не находим. Наоборот, в дореволюционной уголовноправовой литературе встречаются разрозненные сведения, указывающие на самобытность «уголовной давности» на период ее возникновения в российском законодательстве и отсутствие в нем иностранных заимствований.
К числу таких сведений, позволяющих обнаружить отличия ранней «уголовной давности» по российскому законодательству от ее зарубежных аналогов, относятся следующие.
1. Манифестом 1775 года был установлен единственный десятилетний срок давности. По данным Г. Е. Колоколова [8, с. 424] и К. Яневич-Яневского [2, с. 81], редакция статьи 44 Манифеста не изменялась до 1787 года, когда была введена двухлетняя давность для исков об обиде действием и годичная -для исков об обиде словом или письменно.
И только в 1824 году, при обсуждении в Г осу-дарственном Совете проекта Уложения 1813 года, был проанализирован опыт регламентации давности в зарубежном уголовном законодательстве: «Из представленного государственному совету обозрения иностранных законодательств видно, что во всех уголовных законах постановлены степени давности по различию преступлений; что в большей части уложений (имеются в виду иностранные. - З. С.) давность на тяжкие преступления есть 20летняя, и что, наконец, есть преступления высшего рода, злодеяния государственные, в коих виновные никакою давностью не покрываются» [3, с. 38].
2. При обсуждении в 1824 году в Государственном Совете проекта Уложения 1813 года, Государственный Совет «по представленным ему изъяснениям, принял в соображение., что все иностранные законодательства, исключая английского, простирают давность совокупно и на преступление и на преступника. По словесному смыслу 44 статьи Манифеста 1775 г., давность покрывает преступника. Рассуждение Государственного Совета (имеется в виду по проекту Уложения 1813 г. - З. С.). впервые создает подразделение давности на давность личности и давность происшествия. Теории и иностранным законодательствам подобное подразделение неизвестно, и вообще на него нельзя не смотреть, как на весьма неудачное произведение нашего отечественного юридического мышления» [3, с. 35, 37].
3. «Согласно с мнением, . усвоенном большинством законодательств (по контексту имеется в виду зарубежное. - З. С.), обнаружение виновного и преследование его, .прерывает давность» [3, с. 32].
Но в Манифесте 1775 года не предусмотрены обстоятельства, прерывающие течение давности.
4. Во французском праве дореволюционного периода двадцатилетний срок покрывал большинство преступлений, что свидетельствует о заимствовании французским правом римских узаконений о давности. С течением времени этот институт принял во Франции совершенно своеобразный характер и оказал весьма сильное влияние на постановления других кодексов. По Французскому кодексу 1791 года, давность устраняла не только возможность уголовного преследования, но и приведение в исполнение постановленного судом приговора. Затем постановления о давности второго вида переходят во все другие западно-европейские законодательства, за исключением австрийского [3, с. 20; 4, с. 12; 5, с. 171, 174]. Однако в российском уголовном законодательстве этот второй вид давности появится много позднее - только в Уголовном уложении 1903 года.
По нашему предположению, своеобразие «уголовной давности» на момент ее введения в российское законодательство может быть объяснено тем, что этот момент пришелся на эпоху просвещенного абсолютизма в России, когда при императрице Екатерине II была сделана попытка создать уголовное законодательство «на началах разума или естественного права», «построить наше законодательство на отвлеченных началах, незави-
симо как от русского исторического материала, так и от определенного иностранного кодекса» [5, с. 171, 177].
С того времени институт давности традиционно
включается в уголовное законодательство России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Орлов Д. В. Теоретико-практические проблемы уголовноправовой давности: Монография. Владимир: Изд-во
ВГПУ, 2007. 199 с.
2. Яневич-Яневский К. Об уголовной давности, в
особенности по русскому праву // Юридические записки. Том 5. Санкт-Петербург, 1862. С. 1-128.
3. Саблер В. О значении давности в уголовном праве. М., 1872. 423 с.
4. Пионтковский А. А. Об уголовной давности. Пробная
лекция, читанная 10-го апреля 1891 года в Императорском Новороссийском Университете. Одесса: Типография
«Одесского листка», 1891. / А. А. Пионтковский
Избранные труды. Том 1. Казань: Казанский
государственный университет имени В. И. Ульянова-Ленина, 2004. С.6-21.
5. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. 1. СПб., 1902 / Тула: Автограф, 2001. 800 с.
6. Исаев И. А. История государства и права России:
Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юристъ, 2005. 797 с.
7. Кобзева Е. В. Оценочные признаки в уголовном законе / Под ред. Н. А. Лопашенко. Саратов: Изд-во ГОУ ВПО «Саратовская государственная академия права», 2004. 228 с.
8. Колоколов Г. Е. Уголовное право. Общая часть. Лекции. М.: Типография Ю. Венер, 1901. 432 с.
Поступила в редакцию 29.07.2011 г.
