CC BY
156
УДК 930.1
В. В. МИРОНОВ
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
Г. БАТТЕРФИЛЬД И АНГЛИЙСКАЯ ШКОЛА ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
Статья посвящена одному из основателей английской школы теории международных отношений. В работе выделяются основные периоды биографии Г. Баттерфильда и анализируются его взгляды на проблемы международной политики. Одна из главных проблем — факторы, способствовавшие обращению историка к междисциплинарным проблемам изучения международных отношений. Исследуется роль Британского комитета по внешней политике в становлении английской теоретической традиции.
Ключевые слова: Г. Баттерфильд, английская школа, теория международных отношений, историография, Британский комитет по теории международной политики.
Имя английского историка — сэра Герберта Баттерфильда (1900—1979) известно многим ученым. Отечественные специалисты считают его знаковой фигурой для английской исторической науки ХХ века, а его творчество не раз становилось предметом историографического изучения [1, с. 8], [2, с. 73 — 84]. Обычно исследователей интересовала теоретико-методологическая сторона взглядов британского ученого [3, р. 141 — 152], [4, р. XI —XVI]. Этому в немалой степени способствовало то, что одна из его ранних работ «Вигская интерпретация истории» (1931) была признана своего рода манифестом консервативного направления английской исторической науки ХХ века.
Между тем, будучи известным специалистом, профессором новой истории Кембриджского университета, он выступил еще и как участник и организатор Британского комитета по внешней политике. Такое сочетание качеств консервативного историка, крупного религиозного мыслителя и пионера междисциплинарного, можно сказать сциентистского, подхода к международной политике заслуживает более пристального внимания. Чаще всего в качестве «отцов-основателей» британской теоретической традиции называют имена профессора Лондонской школы экономики Чарльза Мэн-нинга, Мартина Уайта и Хедли Булла. Однако имя Баттерфильда также можно отнести к числу тех, кто формировал научное сообщество британских международников. Как и Мэннинг, он не оставил после себя такого крупного интеллектуального наследия для изучения международных отношений, какое оставили Булл и Уайт, но его вклад в становление английской школы вовсе не сводится лишь к формальному руководству вышеупомянутым комитетом. Для анализа его научного наследия в данной сфере представляется целесообразным остановиться на формировании личности и взглядов ученого.
Баттерфильд родился и вырос в деревне Оксен-хоуп в Западном Йоркшире, вобрав в себя и без того не очень горячий темперамент английского севера, какой сами англичане называют термином
«1;ике». По воспоминаниям С. Т. Макинтайра, начальное образование Баттерфильд получал в торговой и грамматической школе в Кейгли [4, р. XII]. На его мировоззрение серьезным образом повлияла методистская церковь, принадлежность к которой, согласно биографии написанной профессором университета Глазго Брэнноном Хэнкоком, он скрывал вплоть до 1948 года [5]. Спустя многие годы, даже будучи вице-канцлером Кембриджского университета, он регулярно продолжал посещать методистскую церковь, принадлежность к которой выдавали его личная скромность и неприхотливость в быту. Адам Уотсон описывает его как худощавого человека небольшого роста, скромно одевавшегося в твидовый костюм или пальто, ходившего без головного убора в любую погоду, с людьми разговаривавшим спокойно, практически как священник [6, р. IX]. Он и планировал в молодости стать методистским священником, а они в диссентерстве ничем не должны были выделяться от обычных прихожан.
В школе он учился хорошо, и в 19 лет, видя его успехи в обучении, родители отправляют его в Кембридж для получения трехлетнего образования в колледже Петерхауз. При этом его семья не была богатой, а оплачивать обучение помог работодатель отца — собственник небольшой фермы по производству шерсти, у которого молодой Герберт также успел поработать и, по-видимому, заслужить некоторое уважение.
Отец Баттерфильда, Альберт, желал для своего сына судьбы священника, что, по-видимому, было следствием собственного неосуществленного желания. Из-за преждевременной смерти своего отца, то есть деда Герберта, Альберт вынужден был взять на себя содержание семьи и рано прекратил учебу. Отправляя сына в Кембридж, Альберт надеялся, что тот станет методистским епископом [4, р. XII — XIII]. Но годы, проведенные в Кембридже, изменили и стезю, и судьбу Герберта.
В 1922 году, закончив трехлетнее обучение, он получил диплом историка и занялся преподавательской и научной деятельностью. После 20 лет
работы в Петерхаузе он получил профессорское звание в 1944 году.
В 1931 году появляется его небольшая по объему, но принесшая ему известность в стране, работа — «Вигская интерпретация истории» [7]. Выступив сторонником «технической» истории, он критиковал любое целеполагание в историческом процессе, за исключением религиозного. Как диссентер он развенчал идею веротерпимости, отождествлявшуюся у вигов с пуританизмом эпохи революции. Поэтому термин «вигская история» становится символом неприятия любой идеологизированной истории для сторонников консервативного взгляда на написание истории в Великобритании.
Получив известность, он быстро становится редактором Кембриджского исторического журнала, эту должность он занимал с 1938 по 1952 год. Здесь, в период войны, как и в послевоенные годы, проявились его организаторские способности. Он помог восстанавливать исторический факультет в Кембридже, чья деятельность была прервана войной. Впоследствии он становится вице-канцлером Кембриджа, ректором родного для него колледжа Петерхауз. С 1955 по 1958 год Баттерфильд — Президент исторической ассоциации, и в завершение своей карьеры в 1965 году он даже получил титул сэра.
Кроме того, он много преподавал в университете Ирландской республики. Там же он входил в комиссию по высшему образованию. При этом многочисленные награды и звания он воспринимал спокойно. Более того, он ценил и дорожил творческой частью своей профессии. Будучи серьезной административной фигурой, он как-то писал Мартину Уайту: «Я ценю каждую милю, которая отделяет Кембридж от Лондона». Видимо, это также было следствием некоторого религиозного скептицизма и демонстрировало сдержанное отношение ученого к власти. Возможно и то, что у него было сильное внутреннее чувство к гармонии. По воспоминаниям коллег он искренне любил европейскую литературу и музыку нового времени — периода, которым занимался всю свою научную жизнь [6, р. X].
Он был одним из первых историков, который попытался через радио сделать историческое знание популярным. Его лекции по новой истории, будучи спецкурсом для всех желающих, стали пользоваться популярностью у студентов и собирали до 1000 человек. Поэтому одна из радиокомпаний пригласила его прочитать курс лекций в октябре 1949 года, что он и сделал, объединив лекции в цикл программ «Христианство и история».
Он состоялся и как семьянин, но и эта сторона его жизни была омрачена трагедией, способствовавшей укоренению его религиозного кредо. У него было трое сыновей в браке, один из которых умер в детстве, другой стал преподавателем, а третий — католическим священником в Ирландии [5].
В силу таких факторов и обстоятельств его биографии становится понятным, почему Баттерфильд сформировался как консервативный религиозный историк и мыслитель.
Через годы он пронес в себе свое внутреннее религиозное чувство, и, видимо, оно придавало особую телеологию многим его работам. Как минимум все свои произведения он рассматривал как части единого «Словаря исторических идей» — работы, которая должна была объединить разрозненные исследования в единый опыт исторического познания прошлого.
Один из ключевых вопросов, который в этой связи заслуживает внимания, это причины обращения историка к теоретическим аспектам изучения международных отношений. Это вопрос о формировании научных приоритетов у конкретного исследователя. В целом, можно выделить три фактора, способствовавших становлению научного интереса к указанной тематической области.
Первый заключается в том, что, занимаясь изучением новой истории Европы, в сферу научных интересов Баттерфильда стали попадать сюжеты, связанные с историей дипломатии и внешней политики отдельных европейских государств. При этом интерес к международным отношениям у Баттерфильда начал формироваться сразу после окончания университета. Одной из первых работ, написанных молодым ученым, стала «Мирная тактика Наполеона в 1806—1808 гг.», вышедшая в 1920 годы. Книга как раз демонстрировала возможности творческой (субъективной) реконструкции прошлого историком [8]. Наиболее важным последствием этой работы Баттерфильда стал подход к международным отношениям как к истории, в первую очередь, определенных идей и установок. Кроме того, возникнув как один из частных сюжетов изучения истории нового времени, в последующем интерес к внешней политике и международным отношениям развился и стал одним из шести ключевых тем, которые интересовали сэра Герберта всю оставшуюся жизнь.
Второй фактор — это личные связи ученого. Как сам Баттерфильд вспоминал в своей лекции, посвященной памяти Мартина Уайта, проект создания совета по изучению внешней политики ему подсказал его друг. В 1958 году Кеннет Томпсон, эксперт по международным вопросам, вице-президент Фонда Рокфеллера озвучил ему данную идею [9]. Томпсон говорил о том, что если будет создан комитет аналогичный американскому, то такой проект может быть профинансирован.
Было бы слишком просто свести формирование научной школы лишь только к личным связям и организаторским способностям Баттерфильда. Этому препятствует ряд обстоятельств. Во-первых, и до Томпсона у кэмбриджского историка были контакты с американским комитетом, занимавшимся международными отношениями. Как отмечал сам Баттерфильд, он даже написал для американского проекта небольшой случайный доклад [9].
Во-вторых, письмо Томпсона — не гарантия финансирования. История с проектом, подготовленным профессором Мэннингом, который после конференции ЮНЕСКО 1954 года обращался за поддержкой в Фонд, показала, что это не было слишком простым вопросом. Потребовалась работа экспертов и личная переписка между Президентом Фонда Дином Раском и ректором Лондонской школы экономики Александром Карр-Сандерсом, чтобы принять решение о финансировании вопросов такого рода. Такие проекты междисциплинарного характера, да еще и по специфическим проблемам требовали более глубокой проработки, организационной базы, экспертных заключений. Томпсон просто задействовал имеющиеся личные связи для обсуждения профессионального вопроса, что часто встречается при реализации научных проектов с участием экспертного сообщества.
В-третьих, Баттерфильд писал, что не считал себя докой в данном вопросе и не мог полностью взять на себя организацию семинара в одиночку.
Он считал, что необходимы четкие знания по международной политике. Поэтому здесь нужны были именно исследователи соответствующего профиля, а не преподаватели и организаторы. Отказ Мэннин-гу наглядно об этом свидетельствовал.
Поэтому личный фактор сыграл роль импульса при организации семинара на начальной стадии, но не был решающим в становлении всей английской школы. Он способствовал лишь институциональному оформлению теоретического подхода, который уже существовал среди определенной группы ученых.
Третьим фактором, способствовавшим становлению интереса к теоретическим аспектам международной политики у Баттерфильда, было неприятие так называемого вигского подхода к интерпретации истории. Вследствие этого он стал активно интересоваться альтернативными теоретическими подходами, а история международных отношений открывала благоприятные возможности. Как и в отечественной науке, в британской международники изначально «рекрутировались» из историков и бывших дипломатов. История давала в этом смысле богатые возможности для некоторых теоретических обобщений.
Еще в начале 1930 гг. Баттерфильд подверг критике базовые установки либеральной историографии. В частности, он не разделял идею линейного и прогрессивного развития исторического процесса. «История — это не изучение происхождения чего-то, скорее анализ всех попыток примирения, которые обрекли прошлое на современность» [7, p. 47]. Вигский метод интерпретации истории объясняет современность через историю и предполагает неизбежное деление исторического процесса на друзей и врагов прогресса [7, p. 5]. Он сводится к драматизации исторического повествования, так как ставит в центр борьбу сил, которые, в действительности, имеют место быть внутри каждого поколения [7, p. 39]. Вигский метод связывает разрозненные исторические источники идеей целеполагания в истории, он вводит прогрессивную линию в развитие исторического процесса.
Ошибочность подобного взгляда на историю, по Баттерфильду, заключается в самом подходе, с помощью которого урезается комплексность истории. В результате практики наложения абстрактного мышления теряется связь с реальным историческим контекстом, а историк берет на себя роль судьи и организует повествование от прошлого к настоящему [7, p. 30]. В действительности, согласно Герберту Баттерфильду, то, что может сказать историк о прошлом, почти всегда тавтологично. Историк не просто наблюдатель, он плохой наблюдатель, так как его воображение делает прошлое чувствительным к современности.
В этом далеко не полном перечне идей Бат-терфильда чувствуется живой интерес тридцатилетнего ученого к теоретическим аспектам исторического знания. В практике собственных исторических изысканий ученый почти всегда полагался на тщательную работу с историческими источниками и в их интерпретации редко давал волю произвольной трактовки. Это вовсе не значит ригидности мышления ученого или его ретроградности. Он пишет не о национальных интересах, а о «raison d,etat», о «dignity», а не национальной стратегии. При этом его работы отличают и богатое воображение, и широкий исторический кругозор. Его собственный подход часто напоминает искусство исторической
реконструкции. Он не принимал вульгаризации истории, с одной стороны, но он не был сторонником и «технической истории» — с другой.
В 1940 годы, когда историк находился в рассвете своих творческих сил, он продолжил развивать некоторые аргументы критики вигского взгляда в работе «Англичанин и его история» [10]. Более того, он укрепился в своей позиции. Уже на первых страницах данной книги Баттерфильд говорит о вигском подходе как о синониме английской традиции интерпретации истории. Теперь это не просто специфический взгляд на английскую историю, но фактор, формирующий британское общественное сознание [10, p. 2]. Тори, в отличие от вигов, собственной традиции исторической интерпретации не создали. Либералы же в своих исходных взглядах на историю сумели объединиться с протестантами, в то время как тори и католики друг друга критиковали [7, p. 12].
Вигские историки не наносили вреда тем, что они симпатизировали тем или иным событиям. Но они обращали внимание на исторические сюжеты, которые вызывали симпатию только у них [10, p. 71]. Поэтому английская история стала восприниматься с позиций протестантского Провидения и как история компромиссов [10, p. 83, 92, 97]. Этот подход они имплицитно противопоставляли взгляду на французскую традицию, в которой видели, прежде всего, чреду разрывов и революций.
Такие оценки показывают, что историк лишь укрепился в своей позиции осторожного подхода к изучению истории после Второй мировой войны. В целом он отстаивал позитивистский взгляд на практику историописания. Поэтому, если необходимо изучать историю международных отношений, то это должны делать специалисты и лица, которые корректно относятся к историческим источникам и их интерпретации. Здесь истоки его представлений о балансе сил как основе изучения международной политики в истории. Он редко упоминал в своих трудах понятие международное общество. В силу чего его подход — это лишь констатация необходимости профессионализма, но не потребность в теоретизировании. Он предупреждал об опасности использования теоретических схем и даже не всегда оправданного манипулирования такими понятиями, как государство, общество или Германия, полагая, что за ними стоят конкретные люди, а не просто абстрактные слова [11, p. 15].
Он придавал большое значение вопросам морали в международных отношениях прошлого и настоящего. В частности, Баттерфильд писал об опасности конфликта идеалов между коммунизмом и демократией в 1970 гг. С его точки зрения, миссионерское начало в коммунизме выражено сильнее. Западу такой общей цели не хватает. Отчаянные попытки сохранения status quo — тот максимум, на который может рассчитывать эта позиция, следуя балансу сил в международных отношениях. Поэтому вопросы морали в идеологических конфликтах ХХ века увеличивали свой вес. В качестве альтернативы он пытался предложить некоторое религиозное видение мира.
Как писала в предисловии к одной из книг историка Рут Аншен, современный человек привык считать мир результатом своего творения. Это следствие секуляризма и вульгарного натурализма. Баттерфильд же отстаивал веру в трансцендентное. Она предполагает видение мира не как
существующей данности, а как единство субъекта и объекта [11, р.7]. Тем не менее в 1950—1970 годы в рамках работы комитета, несмотря на сохраняющий теоретический скепсис, Баттерфильд, высказал ряд частных интересных гипотез относительно теоретических аспектов изучения международных отношений.
Оценивая вклад Герберта Баттерфильда в формирование английской школы теории международных отношений, необходимо отметить, что он может по праву считаться одним из ее создателей. Его роль проявилась в двух направлениях, из которых первое заслонило второе. Первое — это его организаторский вклад в создание и руководство комитетом по внешней политике. Будучи известным историком, ему удалось в данном проекте сформировать нестандартное междисциплинарное научное сообщество. И хотя Адам Уотсон пишет в своих мемуарах о работе комитета, что формально уже с первых встреч существовало два председателя, а основная содержательная роль постепенно переходила к Уайту, явно лидирующему в обсуждениях. Однако на сессиях комитета всегда председательствовал Баттерфильд [12]. В 1967 году после записки кембриджского историка Уайт становится председателем. Это говорит о спокойной смене руководства в комитете, занимавшемся творческой деятельностью. Не стоит забывать, что в жизни они оставались друзьями, а смерть Уайта в 1972 году была тяжелым потрясением и для самого Баттер-фильда.
Второе и, несомненно, важное направление, — это творческий вклад Баттерфильда в формирование идейных основ британской школы. Здесь уместно заметить, что влияние его интеллектуального наследия можно проследить в творчестве представителей различных поколений школы.
Так, например, с Мартином Уайтом его сближает религиозное восприятие мира. Уайт начинал как христианский пацифист в межвоенный период. Более того, видимо, религиозное кредо и стало основой разработки его телеологической концепции системы государств.
Как минимум, религиозность нельзя считать случайностью в биографии двух основателей школы. Возможно, теоретический анализ международных отношений был рациональной альтернативой выхода из мировоззренческого кризиса для обоих мыслителей. Уайт и Баттерфильд были единомышленниками, а не конкурентами в предметном поле изучения международных отношений. Этот творческий тандем позволил сформировать преемственность в работе комитета по изучению внешней политики.
Примечательно и то, что ключевую для каждого из них проблему баланса сил ученые изучали совместно, а разность подходов к исследованию данной темы была скорее следствием своеобразного разделения труда, чем конкуренцией между двумя поколениями в школе.
С Хедли Буллом Баттерфильда роднит понимание международной системы как международного общества. Классическое определение международного общества обоими было воспринято у историков Геттингена, а не заимствовано из теории систем и работ американских реалистов.
С Ричардом Литтлом Баттерфильда объединяет интерес к идеям и дискурсу в международных отношениях. Если Баттерфильд в равновесии видит центральную идею международной политики,
то Литтл в балансе метафору и миф [13, p. 50 — 87]. Но примечательно, что работы обоих написаны на почти одних и тех же источниках по международной политической мысли. Оба отталкиваются от Макиавелли и Гвиччардини, оба уделяют внимание воплощению идеи в одних и тех же текстах международных европейских договоров нового времени.
С Александром Вендтом, представляющим еще одно направление в современном постпозитивизме, Баттерфильда роднит конституирующая роль идей в международной сфере.
Вендт склонен объяснять то или иное явление через концепты политики. Баттерфильд же из центральной для него идеи выводил собственное представление о международных отношениях в целом [14].
Такие интеллектуальные параллели свидетельствуют не только о еще не очень хорошо изученной стороне таланта историка, сколько о том, что концепция международного общества как раз была той частной научной теорией, которая позволяла сохранять преемственность при передаче знания от поколения к поколению.
Эта центральная тема творчества Баттерфильда была им не только осмыслена, но и отчасти реализована в английской школе теории международных отношений.
Он не является создателем концепции международного общества, но эта центральная категория разрабатывалась внутри школы при его непосредственном идейном участии.
Библиографический список
1. Согрин, В. В. Современная историография Великобритании / В. В. Согрин, Г. И. Зверева, Л. П. Репина. — М. : Наука. - 1991. - 232 с.
2. Шарифжанов, И. И. Английская историография в ХХ веке / И. И. Шарифжанов. — Казань : Изд-во Казан. унта. - 2004. — 238 с.
3. Coll Alberto R. The Wisdom of Statecraft. Sir Herbert Butterfield and philosophy of International Politics. Durham, Duke University Press, 1985, 158 p.
4. Butterfield. H. Writing on Christianity and History. Ed. and introduced by McIntire C.T. Oxford, N.Y., Oxford University Press, 1979, 125 p.
5. Hancock Brannon. Herbert Butterfield. Biography [Electronic resource]. — Mode of Access : http://www.giffordlectures.org/ Author.asp?AuthorID = 32 (Date of Access: 15.03.2015 ).
6. Watson Adam. Introduction // Coll Alberto R. The Wisdom of Statecraft. Sir Herbert Butterfield and philosophy of International Politics. Durham, Duke University Press, 1985, 137 p.
7. Butterfield H. The Whig Interpretation of History. N.Y., Norton Company, 1965, 135 p.
8. Butterfield, Herbert. The Peace Tactics of Napoleon, 1806 — 8. London, 1929, 213p.
9. Butterfield H. Raison d'Mat. The Relations between morality and Government [Electronic resource]. — Mode of Access : http://www.mwmt.co.uk/documents/ butterfield.pdf (Date of Access: 15.03.2015 ).
10. Butterfield H. The Englishman and his History. Cambridge, Cambridge University Press, 1944, 142 p.
11. Butterfield H. International Conflicts in Twentieth Century. A Christian View. Connecticut. Greenwood press, 1974, 123 p.
12. Watson A. The British Committee for the Theory of International Politics. November, 1998 [Electronic resource]. — Mode of Access : http://www.polis.leeds.ac.uk/assets/files/ research/english-school/watson-bull02.pdf (Date of Access: 15.03.2015 ).
13. Little Richard. The Balance of Power in International Relations. Metaphors, Myth and Models. Cambridge, Cambridge University Press, 2007, 317 p.
14. Wendt, Alexander. On Constitution and Causation in International Relations // The Eighty Years Crisis: International Relations 1919-1999. Ed. by Tim Dunne, Michael Cox, Ken Booth. Cambridge, Cambridge University Press, 1999, p. 101-117.
МИРОНОВ Виктор Владимирович, кандидат исторических наук, доцент (Россия), доцент кафедры истории и теории международных отношений. Адрес для переписки: vvm_512@rambler.ru
Статья поступила в редакцию 31.03.2015 г. © В. В. Миронов
УДК 94(470)"1970/1980":908:338.48(571.13)
А. С. ПОЛЫНСКИИ
Омский государственный институт сервиса
ТУРИСТСКО-РЕКРЕАЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ В ОМСКОЙ ОБЛАСТИ В 70-х-80-х гг. XX ВЕКА_
Успешное развитие туризма в Омской области невозможно без анализа опыта организаций, работавших в данной сфере в период расцвета социализма и реализации наиболее результативных социальных мероприятий, направленных на отдых и сохранение здоровья граждан СССР. При выборе перспективных направлений развития регионального туризма в настоящее время и форм его организации следует знать историю развития данной сферы деятельности, возникавшие проблемы, состояние ресурсов, туристические маршруты и другие составляющие туристской деятельности.
Ключевые слова: Омская область, история туризма, туристические ресурсы, Областной совет по туризму и экскурсиям, туристические маршруты.
В литературе, посвященной истории туризма в нашей стране, отмечается, что ещё на рубеже 60-х—70-х гг. XX века происходит переход от организационно-централизованного этапа развития туризма, связанного с доминированием идеологических функций к административно-нормативному этапу, который характеризовался большей социальной и рекреационной направленностью. Целью данной статьи является рассмотрение состояния туристических ресурсов в Омской области в 70-е — 80-е гг. XX века, времени наивысшего развития советского туризма, вслед за которым последовал его крах.
Омская область в 70-х — 80-х гг. XX века традиционно не являлась крупным туристическим центром, но имела определенную инфраструктуру и ресурсы, способствовавшие реализации основных целей и задач, устанавливаемых государством. К середине 80-х гг. XX века на территории Омской области действовали различные туристические организации: в городе Омске — Областной совет по туризму и экскурсиям (ул. Иосипа Броз Тито, 2); Дом туриста, где были расположены: бюро путешествий и экскурсий, городской туристический клуб, салон проката туристического снаряжения (ул. Гагарина, 2); туристический клуб ДСО «Урожай» (ул. Булатова, 37); туристический клуб ДСО «Труд» (ул. Певцова, 1).
В городе Таре действовало Бюро путешествий и экскурсий, расположенное на стадионе им. Тар-ского Комсомола, также подобные бюро действовали в Калачинске, Исилькуле, Павлоградке и Боль-шеречье.
Туристические ресурсы Омской области включали в себя музеи, стационарные выставки, библиотеки, театры и цирк, концертные залы, дворцы и дома культуры, кинотеатры, спортивные сооружения, санатории-профилактории, турбазы, гостиницы, рестораны, универсальные и специализированные магазины, рынки, вокзалы и агентства. Полный спектр инфраструктурных туристических объектов на территории региона был сформирован в г. Омске как областном центре. Согласно данным Н. С. Фальковича, в Омске в середине 80-х гг. XX века насчитывалось 5 парков, 9 садов, 400 скверов, 5 государственных и более 30 общественных музеев, 54 клубных учреждения, 4 профессиональных театра и цирк, 13 кинотеатров, 53 библиотеки, 11 стадионов, 22 крытых плавательных бассейна, 23 санатория-профилактория и многое другое [1, с. 55, 65, 85, 90, 95, 98, 106].
Из всего многообразия туристическая карта Омской области 1987 года предлагала к услугам туристов и гостей города 4 музея, 3 выставки, 2 библиотеки (Пушкинская и в Доме политпросвещения), 4 театра, 2 концертных зала, 6 дворцов и домов культуры, 4 кинотеатра, 7 спортивных сооружений, 6 гостиниц, 9 ресторанов, 4 из которых находились при гостиницах, 8 магазинов, 2 рынка (Центральный и Ленинский), 2 вокзала (Железнодорожный и Речной) и агентство Аэрофлот. Ряд объектов были расположены в городе Таре. К ним можно отнести 2 музея, первый — Д. М. Карбышева при одноименной школе-интернате, второй — Исто-рико-архитектурный музей-филиал Омского объединенного исторического и литературного музея,
