CC BY
2669
2011—2015 годы» [Электронный ресурс]. — URL: http://www. government.ru/gov/results/12530/ (дата обращения: 31.09.2012).
3. Российская газета. — 2010. — 12 февраля. — № 30 (5109).
4. Архив ИВТО. Ф. 91. Д. 280, 281, 324, 325, 367, 368, 399, 400, 427-434.
5. Олимпиада «Ратная слава России» 2011. [Электронный ресурс]. — URL: https://cms.tomsk.gov.ru/ru/veteran/smi/olym-piad1/ (дата обращения: 23.08.2012).
6. Олимпиада «Ратная слава России» 2012 [Электронный ресурс]. — URL: http://www.omgtu.ru/general_infor-
mation/?ELEMENT_ID= 1432 (дата обращения: 23.08.2012).
КУТЕПОВ Виктор Анатольевич, кандидат исторических наук, заместитель начальника Учебного
военного центра (Институт военно-технического образования).
ПОХОДЯЕВ Сергей Васильевич, старший преподаватель Учебного военного центра при ОмГТУ, соискатель по кафедре социальной педагогики Омского государственного педагогического университета. Адрес для переписки: kutepviktor@mail.ru
Статья поступила в редакцию 29.10.2012 © В. А. Кутепов, С. В. Походяев
УДК 327.54(09) В. А. КУТЕПОВ
С. В. РЫБАКОВ
Омский государственный технический университет
Уральский федеральный университет, г. Екатеринбург
ФУЛТОНСКАЯ РЕЧЬ ЧЕРЧИЛЛЯ:
СУТЬ И ПОДТЕКСТЫ____________________________________
Принято считать, что старт «холодной войне» был дан выступлением Уинстона Черчилля 5 марта 1946 года в американском городе Фултоне. Это представление верно в той мере, в какой речь Черчилля знаменовала собой переход стран антигитлеровской коалиции от сотрудничества к взаимному соперничеству. Но к тому моменту комплекс предпосылок «холодной войны» — идеологических, геополитических и даже культурно-религиозных — уже сложился.
Ключевые слова: фултонская речь Черчилля, Сталин, Трумэн, идеология, геополитика, атомное оружие, «холодная война».
Своё знаменитое выступление в Фултоне Черчилль начал с тезиса о важности укрепления «братского союза англоязычных народов», имея в виду в первую очередь «особые отношения между Британской империей и Соединенными Штатами» [1]. При этом ему пришлось признать, что в послевоенных условиях альянс англосаксонских стран мог существовать только под эгидой США, в годы Второй мировой войны вырвавшихся на позиции самой богатой державы мира.
Благодаря гигантскому росту военного производства и поставок оружия армиям США и их союзников (а по некоторым данным, не только союзников) американский капитал в годы Второй мировой войны получил огромные прибыли. Территория США никак не пострадала от военных действий — в отличие от Британии, Германии, Советского Союза, Японии, потерпевших колоссальный материальный ущерб в результате военных действий и разрушительных бомбардировок со стороны противников.
Соединённые Штаты усиливались, а Британская империя, охватывавшая огромные территории во всех частях света, напротив, трещала по швам, теряя значение наиболее активного участника «большой геополитической игры». В годы войны хозяйство Великобритании понесло тяжёлый урон, резко выросла её внешняя задолженность. Неудачи англичан во
многом и способствовали возвышению Соединённых Штатов, открыв им возможность вырваться на роль лидера западного мира. Англичанам оставалось лишь «вписываться» в фарватер набиравшей быстрый ход бывшей британской колонии, в одночасье превратившейся в «старшего брата» Британии.
Выступая в присутствии президента США Гарри Трумэна, Черчилль не жалел комплиментов для американцев: «Соединенные Штаты находятся в настоящее время на вершине всемирной мощи. Сегодня торжественный момент для американской демократии, ибо вместе со своим превосходством в силе она приняла на себя и неимоверную ответственность перед будущим» [1].
На «вершину всемирной мощи» Америку вознесло не только её финансовое богатство, но и приобретенное за счёт гигантских денежных затрат монопольное обладание атомным оружием. Не вспоминая про пепел Хиросимы и Нагасаки, Черчилль льстил американцам: «Ни один человек ни в одной стране не стал спать хуже от того, что сведения, средства и сырье для создания бомбы сейчас сосредоточены в американских руках. Не думаю, что мы спали бы так спокойно, если бы какое-нибудь коммунистическое или неофашистское государство могло бы монополизировать это ужасное средство... Мы должны обладать явным, разительным превос-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (119) 2013 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (119) 2013
ходством, иметь эффективные устрашающие средства» [1]. Собственной бомбы у Альбиона ещё не было, и Черчилль спешил «укрыть» его под американским атомным зонтиком.
Против кого англосаксам требовалось нацелить «устрашающие средства»? Тем, кто слушал Черчилля, поначалу могло показаться, что отнюдь не против СССР: «У нас имеется заключенный на 20 лет договор о сотрудничестве и взаимной помощи с Россией... этот договор, если бы это зависело только от нас, можно было бы заключить и на 50 лет. Наша единственная цель — взаимная помощь и сотрудничество». Бывший британский премьер заявил о «восхищении доблестным русским народом и почтении к нашему товарищу военного времени маршалу Сталину», заверив: «Мы рады видеть Россию на её законном месте среди ведущих мировых держав и приветствуем крепнущие связи между русским и нашими народами по обе стороны Атлантики» [1].
Однако эти слова Черчилля были очевидным лицемерием: ещё в марте 1945 года он приказал начальникам штабов британских вооружённых сил готовить военную операцию под названием «Немыслимое», представлявшую собой не что иное, как план войны Британии против СССР. Как утверждает известный российский дипломат и историк В. М. Фалин, начало новой мировой войны по плану Черчилля выпадало на июль 1945 года [2, с. 9]. Но именно в июле Черчилль лишился поста премьер-министра, что и стало одним из условий срыва «Немыслимого».
Впрочем, проговорив в Фултоне фразу о «восхищении русским народом», британский политик не стал настаивать на своей лояльности к Советам и, сделав резкий поворот в своей речи, принялся нагнетать страсти: «На мир, ещё недавно озарённый победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и её международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы их экспансионистских начинаний. От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. Коммунистические партии в Восточной Европе, недавно являвшиеся весьма малочисленными, достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и всюду стремятся установить тоталитарный контроль» [1].
Выражая недовольство заметным расширением «советской сферы», Черчилль осознавал, что у слушателей может возникнуть вопрос: не он ли содействовал этому расширению, ведя в Тегеране и Ялте переговоры со Сталиным и Рузвельтом о послевоенном мировом устройстве? Тогда ради победы над Гитлером Британии пришлось идти на уступки Советам. Теперь Черчилль досадовал по этому поводу и, оправдываясь, объяснял: «Соглашение, достигнутое в Ялте, к которому я был причастен, было чрезвычайно благоприятным для России. Но оно было заключено в то время, когда никто ещё не мог сказать, что война закончится летом или осенью 1945 года, когда ожидалось, что война с Японией будет идти в течение 18 месяцев после окончания войны с Германией» [1].
В феврале 1945 года, когда проходила Ялтинская конференция, Советская армия перемалывала нацистскую военную машину, и в Лондоне прекрасно понимали, что без СССР англосаксам с гитлеровской Германией не справиться, потому им и приходилось договариваться с русскими. Но война закончилась, и геополитическая конъюнктура изменилась. Изменилась и логика Черчилля. По этой логике выходило,
что раз гитлеровская Германия разбита, то потребность Британии и США в союзе с Россией отпала, поэтому её международное влияние нужно свести к минимуму, используя американскую монополию на обладание атомной бомбой: «Старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе действовать с позиций малого перевеса, который вводит во искушение заняться пробой сил» [1] . Любые посягательства русских на саму возможность конкурировать с англосаксами, согласно фултонской логике Черчилля, нужно было подавить раз и навсегда.
Надо заметить, что в Фултоне Черчилль не сказал ничего принципиально нового для него. Фултонская речь лишь отразила возврат старого консерватора к прежним умонастроениям, относящимся к началу его политической карьеры. Впервые выступил против большевистской России ещё в 1917 году. Возглавляя военное и авиационное министерства (в 1918—1922 гг.), Черчилль проявил себя убежденным противником Советской России, вдохновителем вооруженной борьбы с ней и занимал подчёркнуто жёсткую позицию по отношению к большевикам, был идеологом и инициатором британской вооруженной интервенции, призванной, по его словам, «задушить большевизм в колыбели» [3]. На годы вперед за ним закрепилась слава главного антикоммуниста мировой политики.
Конечно, странно было бы ждать от потомка герцогов Мальборо благостного отношения к утопическим проектам «мировой революции», громогласно озвучиваемым лидерами раннего большевизма. Так, на I конгрессе Коминтерна во всеуслышание было заявлено: «Бешеным темпом старая Европа мчится навстречу пролетарской революции. Через год Европа будет коммунистической, и борьба за коммунизм перенесётся уже в Америку, а может быть, и в Азию» [4, с. 37 — 38].
Григорий Зиновьев, поставленный главой Коминтерна, без устали предрекал, что вот-вот «начнутся настоящие революционные битвы» то в одной стране, то в другой, не оставляя без внимания и Англию: «Когда революционизируется значительная часть английского рабочего класса, тогда победит пролетарская революция в Англии и во всей Европе» [5, с. 55]. Он запугивал европейский истеблишмент: «Два или три года понадобятся, чтобы вся Европа стала советской. У вас ещё есть отсрочка — потом вы будете уничтожены» [4, с. 18]. Во время проходившей в Англии забастовки горняков исполком Коминтерна перечислил на счета английских профсоюзов более 10 млн золотых рублей [6, с. 11], что позволило забастовщикам несколько месяцев не спускаться в шахты. Понятно, что такое поведение коминтерновских вождей не могло вызывать у лондонских политиков ничего, кроме ярости.
Но история не стояла на месте: когда стало ясно, что утопия «мировой революции» потерпела крах, политическая ситуация в СССР неизбежно должна была измениться. В большевистской партии на смену «ленинской гвардии» пришли те, кто не прельщался чрезмерным теоретизированием и планетарным мессианством и выступал от имени основного большинства населения СССР, озабоченного не зарубежными авантюрами, а хозяйственным восстановлением своей собственной страны. Настроения этих людей выразил генсек партии Сталин, призвавший к отказу от лозунга «мировой революции» в пользу лозунга «построения социализма в одной стране». Сторонники «мировой революции», энтузиасты Ком-
интерна были изгнаны из партии. Большевистская революция, начатая как интернациональная, была национализирована, и неудивительно, что тогдашний главный идеолог «пролетарского интернационализма» Лев Троцкий назвал Иосифа Сталина «могильщиком большевизма» [7, с. 168—169].
С началом масштабного индустриального строительства в СССР Кремль отказался от «экспорта революции» в другие страны, что должно было снизить остроту политического и идеологического противостояния между Советским Союзом и Западом. В начале 1930-х годов советская дипломатия обратилась к странам Запада с мирными предложениями, но в западных столицах, где была свежа память о «боевых кличах» зиновьевского Коминтерна, эти предложения были восприняты с недоверием. Британский МИД прямо спрашивал у Москвы: «На протяжении прошлых лет вся советская внешняя политика строилась на разжигании вооружённых восстаний, которые приводили бы к гражданским войнам во всех странах. Нам нужно знать: собираются ли Советы теперь прекратить вмешательство в дела других стран?» [8, с. 379].
Приложив немало усилий, советская дипломатия всё же смогла добиться восстановления межгосударственных отношений СССР с Великобританией, а затем — и с США. В сентябре 1934 года Советский Союз был принят в Лигу Наций и присоединился к выстраиванию системы коллективной безопасности. К тому моменту обстановка в мире стала накаляться: в Германии к власти пришел Гитлер, не скрывавший своих агрессивных амбиций. Тогдашний премьер Британии Чемберлен, находясь под влиянием устаревших идеологических клише, хотел направить нацистскую агрессию на Восток — против Советов, поэтому пошёл на позорную мюнхенскую сделку с Гитлером. Чемберлен крупно просчитался: прежде чем напасть на Советский Союз, Гитлер прибрал к рукам почти всю Западную Европу и стал угрожать Британии.
Подписание советско-германского пакта о ненападении в августе 1939 года вызвало шок среди британского истеблишмента, усилив его неприязнь к СССР. Этот пакт явился крупнейшей внешнеполитической неудачей Лондона. В то же время пакт наглядно продемонстрировал готовность Сталина отказаться от чистоты идеологических риз ради геополитических выгод. Такой подход Сталин сохранил и после нападения гитлеровцев на СССР, что открывало самые благоприятные возможности для создания антигитлеровской коалиции.
После Сталинградской битвы высветилась перспектива превращения СССР в ключевого игрока мировой политики. В повестку дня встали его переговоры с союзниками по антигитлеровской коалиции о послевоенном устройстве мира. Сталин распустил Коминтерн, демонстрируя мировому сообществу разрыв с идеями всемирной революции и стремление разделить сферы геополитического влияния между ведущими мировыми державами.
Черчилль в годы войны интересы Британии ставил выше идеологических разногласий с Советами. После вторжения вермахта на советскую территорию он заявил о необходимости установить союзнические отношения с Кремлём, хотя и оговорился: «За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нём» [9, с. 170]. Пока шла война, Черчилль избегал публичных откровений, способных как-то задеть союзника.
А вот его сын Рандольф не стеснялся таких откровений: «Идеальным исходом войны на Востоке был бы такой, когда последний немец убил бы последнего русского и растянулся мёртвым рядом» [10, с. 30].
В словах Рандольфа Черчилля слышались отзвуки британской стратегии в годы Первой мировой войны. Лондон ставил целью разгром своего главного врага — Германии и истощения своего военного союзника — России, которой они заранее отвели роль «пушечного мяса Антанты». Русская дипломатия, подписывая договоры с Англией, полагалась на её благородство в отношениях с Россией. Но правящая верхушка Альбиона продолжала видеть в ней геополитического конкурента, не забывая о российско-британских противоречиях в Центральной Азии, на Тибете и в других регионах, и не хотела «миндальничать» с русскими. Британские стратегические проекты были враждебны России, но Николай II всё же предпочел союз с Англией. Ему этот союз не принес ничего хорошего: английская дипломатия приняла участие в свержении российской монархии.
Позиция британских верхов в годы Второй мировой войны по отношению к России мало отличалась от их позиции в годы Первой мировой. Черчилль обещал Сталину открыть второй фронт против немцев в 1942 году, но с выполнением своего обещания тянул до 1944 года, т.е. до момента, когда всем стало ясно, что Советская армия управится с вермахтом и без помощи союзников. Характерно, однако, что задержка с открытием второго фронта не мешала главе британского правительства «торговаться» с советским вождем по поводу послевоенных сфер влияния. В октябре 1944 года, находясь в Москве, Черчилль предложил Сталину: «Давайте урегулируем наши дела на Балканах. Как Вы думаете, если бы вы имели 90 % влияния в Румынии, а мы, скажем, 90 % влияния в Греции? И 50 % на 50 % в Югославии?» [11, с. 453].
Речь Черчилля в Фултоне дала понять, что вряд ли он стал бы «торговаться» со Сталиным в 1944 году, если бы тогда у британцев имелось атомное оружие. Этой речью Черчилль рассчитывал напугать Сталина. Не вышло. Показывая, что не отступит перед атомным шантажом, советский вождь заявил: «Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных, но они не могут решать судьбы войны» [12, с. 38]. Уже 14 марта 1946 г. Сталин в интервью «Правде» дал отповедь фултонскому оратору, заявив, что расценивает его речь как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами». В речи Черчилля он увидел «позицию поджигателя войны» [12, с. 24 — 25]. Генералиссимус рассчитывал на сохранение тегеранских и ялтинских соглашений, и ему, конечно же, не могло понравиться желание Черчилля пересмотреть их.
Защищая геополитические позиции СССР, Сталин напомнил, что «немцы произвели вторжение в СССР через Финляндию, Польшу, Румынию, Венгрию потому, что в этих странах существовали правительства, враждебные Советскому Союзу», и задал вопрос: «Что же может быть удивительного в том, что Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу? Как можно квалифицировать эти мирные стремления Советского Союза как экспансионистские тенденции нашего государства?» [12, с. 26].
В свете закончившейся всемирной бойни, унесшей десятки миллионов жизней, логика Сталина
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (119) 2013 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (119) 2013
была вполне ясной. Он, правда, ничего не сказал о некоторых шагах советской дипломатии, не предусмотренных ялтинскими договоренностями: СССР предъявил территориальные претензии Турции, потребовал изменить статус черноморских проливов и допустить создание советской военноморской базы в Дарданеллах. Кроме того, советская дипломатия добивалась также предоставления СССР протектората над Ливией. Западом эти требования, разумеется, были встречены в штыки.
Акцентируя внимание на геополитике, Сталин не стал уклоняться и от идеологической полемики, обвинив Черчилля в расовом высокомерии: «Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал развязывание войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Черчилль начинает развязывание войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы мира» [12, с. 25, 26].
Жёсткий ответ Сталина Черчиллю объяснялся тем, что в СССР полным ходом шла разработка атомного оружия, появление которого было делом времени. И всё-таки пока это оружие не было создано, советский вождь не хотел раскручивать маховик конфронтации. В сентябре 1946 года на вопрос «Санди таймс»: «Верите ли Вы в возможность дружественного и длительного сотрудничества Советского Союза и западных демократий, несмотря на идеологические разногласия, и в "дружественное соревнование" между двумя системами?» Сталин без раздумий ответил: «Безусловно, верю» [12, с. 38]. Позднее он заявил: «Плоха ли или хороша система в США — это дело американского народа. Для сотрудничества не требуется, чтобы народы имели одинаковую систему» [12, с. 59]. Но в 1946 году слова Сталина уже мало интересовали тех, кто претендовал на монопольное положение в мире.
Речь Черчилля в Фултоне была адресована Гарри Трумэну, который был убежденным противником Советского Союза. Трумэн скептически относился к альянсу с Россией, заключённому президентом Франклином Рузвельтом. Находясь в окружении Рузвельта, Трумэн выражал недовольство итогами Ялтинской конференции, считал уступки Советам неоправданными. В апреле 1945 года он сделал заявление, редкостное по степени апломба и глупости: «Нам надо твердо держаться с русскими. Они не умеют себя вести. Они похожи на слона в посудной лавке. Им всего двадцать пять лет. Нам уже больше ста, и мы должны научить их, как себя вести» [13, с. 384]. Трумэн был адептом жёсткой внешней политики. Именно он, став после кончины Рузвельта президентом США, приказал подвергнуть атомной бомбардировке Хиросиму и Нагасаки.
Трумэн был убеждён, что последнее слово всегда должно оставаться за ним. В таком убеждении отразилась его вера в исключительность Америки, в её особую «избранность», в дарованное ей свыше предназначение — продвигать прогресс, свободу и демократию во всем мире. После войны в США раскручивались мессианские настроения, будившие у американцев желание учить народы «уму-разуму». Эти настроения и нашли выражение в доктрине Трумэна, озвученной в американском конгрессе в марте 1947 года и утверждавшей право Соединён-
ных Штатов на вмешательство во внутренние дела других стран.
Доктрина Трумэна выглядела очень грубой и по форме, и по исполнению. Её «подкорректировали», в результате чего возник «план Маршалла», сводившийся к материальным субсидиям, выдаваемым Штатами европейским странам в обмен на выполнение политических требований, выдвинутых Вашингтоном. Продолжением внешнеполитического курса Трумэна стало создание блока НАТО в апреле 1949 года, означавшее военную консолидацию Запада под эгидой США для подготовки войны против СССР. Однако в августе того же года в Советском Союзе была создана и испытана атомная бомба, заставившая американцев ограничить их гегемонист-ские вожделения. Создание советского атомного оружия, ставшее неожиданностью для вашингтонских стратегов, позволило избежать «горячей» фазы политического противостояния, заморозив его в состоянии, и получившем известность под названием Холодная война.
Библиографический список
1. Фултонская речь Черчилля [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://ria.ru/history_video/20120917/752184835. Ыт1 (дата обращения: 20.01.2013).
2. Фалин, В. М. О связи времён и взаимосвязи идей / В. М. Фалин // Слово. — 2012. — 14 — 27 декабря. — № 47 — 48. - С. 4-5.
3. Черчилль — премьер-министр по чрезвычайным ситуациям [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://vlasti. пet/пews/88339 (дата обращения: 20.01.2013).
4. Первый конгресс Коммунистического Интернационала // Коммунистический Интернационал. — 1919. — № 1.
5. Ленин, В. И. О Коминтерне: Статьи и документы / В. И. Ленин, Г. Е. Зиновьев. — М. : Прибой, 1924. — 176 с.
6. Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Коминтерн: 1919 — 1943 гг. Документы. — М. : РОССПЭН, 2004. — 960 с.
7. Троцкий, Л. Д. Преданная революция / Л. Д. Троцкий. — М. : Моск. рабочий, 1991. — 205 с.
8. Вернадский, Г. В. Русская история / Г. В. Вернадцкий. — М. : Аграф, 1997. — 544 с.
9. Черчилль, У. Вторая мировая война. В 3 кн. Кн. 2 / У. Черчилль ; пер. с англ. — М. : Воениздат, 1991. — 670 с.
10. Краминов, Д. Правда о втором фронте / Д. Краминов. — Петрозаводск : Госиздат Карельской АССР, 1960. — 232 с.
11. Бережков, В. М. Страницы дипломатической истории / В. М. Бережков. — М. : Международные отношения, 1987. — 616 с.
12. Сталин, И. В. Соч. Т. 16 / И. В. Сталин. — М. : Писатель, 1997. — 464 с.
13. Киссинджер, Г. Дипломатия / Г. Киссинджер ; пер. с англ. — М. : Ладомир, 1997. — 848 с.
КУТЕПОВ Виктор Анатольевич, кандидат исторических наук, заместитель начальника Учебного военного центра (Институт военно-технического образования) Омского государственного технического университета.
РЫБАКОВ Сергей Владимирович, доктор исторических наук, доцент (Россия), профессор кафедры истории России Института фундаментального образования, Уральский федеральный университет им. Ельцина, г. Екатеринбург.
Адрес для переписки: kutepviktor@mail.ru
Статья поступила в редакцию 31.01.2013 г.
© В. А. Кутепов, С. В. Рыбаков
