CC BY
380
ФРЭНСИС БЭКОН И НОВОЕ ПОНИМАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИДЕЙ
Трунов Анатолий Анатольевич
канд. филос. наук, доцент, Белгородский университет кооперации,
экономики и права, г. Белгород E-mail: trunovv2013@yandex. ru
FRANCIS BACON AND A NEW UNDERSTANDING OF POLITICAL IDEAS
Trunov Anatoly Anatolyevich
candidate of philosophical sciences, associate professor, Belgorod cooperative
university, economics and law, Belgorod
АННОТАЦИЯ
В статье проанализированы основные вехи интеллектуальной биографии известного мыслителя и государственного деятеля Ф. Бэкона. Особое внимание уделяется характеристике его учения об «идолах», предвосхитившего содержания некоторых классических теорий идеологии. Также рассматривается его концепция диагностики и профилактики смут, мятежей, гражданских войн и революций. Делается вывод о том, что Бэкон является крупнейшим политическим теоретиком раннего Нового времени.
ABSTRACT
The article analyzes the main milestones of intellectual biography of a famous thinker and statesman F. Bacon. Special attention is paid to characteristics of his teachings about the «idols» which has anticipated the content of some classical theories of ideology. Also it deals with the concept of diagnostics and prophylaxis of the unrest, riots, civil wars and revolutions. Concludes that Bacon is the largest political theorist early modern period.
Ключевые слова: Фрэнсис Бэкон; знание; власть; политика; конспирология; идеи; идолы; смуты; мятежи.
Keywords: Francis Bacon; knowledge; power; policy; conspirology; ideas; idols; distemper; riots.
Оригинальная интерпретация знания, власти и некоторых практических
аспектов разработки и распространения политических идей впервые была предложена Фрэнсисом Бэконом (22 января 1561 г., Лондон — 9 апреля 1626 г., Хайгет), английским философом, писателем, юристом и государственным деятелем, одним из признанных родоначальников философии, науки и всего интеллектуального дискурса Нового времени.
Бэкон родился в семье лорда-хранителя большой королевской печати — сэра Николаса Бэкона [1, с. 5]. Он получил превосходное по тем временам образование: сначала учился в Тринити-колледже в Кембридже (1573— 1576 гг.); затем по совету отца несколько лет находился в составе английской дипломатической миссии в Париже [1, с. 6—7]; далее практиковался в известной юридической корпорации Грейс-Инн (1579—1582 гг.), из стен которой вышло немало государственных деятелей, ставших заметными фигурами политической жизни конца XVI — первой половины XVII в.
В 1586 г. Бэкон возглавил эту элитную юридическую корпорацию, став её старшиной. Продолжая семейное дело, он вёл обширную судебную практику, неоднократно избирался в парламент. По словам известного английского драматурга Б. Джонсона, «никогда и никто не говорил с большей ясностью, с большей сжатостью, с большим весом и не допускал в своих речах меньше пустоты и празднословия», чем Ф. Бэкон [цит. по: 1, с. 7].
Высокие государственные должности Бэкон начал занимать при короле Якове I Стюарте (1603—1625 гг.), который испытывал к мыслителю чувство практически безграничного уважения, ценя в нём блистательного интеллектуала и знающего юриста. В 1616 г. Бэкон был назначен членом Тайного совета, через год — хранителем Большой королевской печати, а в 1618 г. — Верховным канцлером [1, с. 13]. При этом Бэкон не переставал активно заниматься научной, философской и литературной деятельностью.
Философия Бэкона соединила в себе натуралистическое миросозерцание с началами аналитического метода, эмпиризм — с грандиозной программой радикальной реформы всего интеллектуального мира. Это был оригинальный проект консолидации учёных и философов, носителей уникальных научных
знаний, позволяющих со временем преодолеть существующие разномыслия и споры и приобрести реальную власть над миром.
Разумеется, это не могло вызвать даже молчаливого одобрения со стороны конкурирующих представителей правящей элиты, поэтому Бэкону приходилось «маскироваться», прибегать к аллегориям и аллюзиям, высказывать свои мысли не напрямую, а иносказательно, что вполне соответствовало политическому стилю эпохи. Возможно, именно поэтому у позднейших исследователей творчества Бэкона сложились несколько упрощённые представления об его реальных достижениях. Почему-то Бэкона не принято относить к числу крупнейших политических теоретиков раннего Нового времени. Устранить эту несправедливость отчасти призвана данная статья.
Будущее человечества, его могущество и благосостояние Бэкон связывал с успехами наук в познании природы и её законов, а также с осуществлением на этой основе полезных для человечества изобретений. По словам философа и науковеда Д.Л. Сапрыкина, проект Бэкона по созданию научного «царства человека» относится к числу наиболее ярких и амбициозных интеллектуальных попыток нескольких последних столетий [4, с. 18] Человеческая власть над природой в этом «царстве» устанавливается через «Великое восстановление наук» [1, с. 57—577], к которому так стремился Бэкон.
Значительное место в системе научных, философских и политических воззрений Бэкона занимали вопросы идеологии, хотя данного термина он никогда не употреблял. Его учение об «идолах» может быть рассмотрено как предвосхищение многих современных представлений об идеологии как о разновидности «ложного сознания» [3].
Согласно Бэкону, «идолы» — это особые ментальные матрицы, «которые уже пленили человеческий разум и глубоко в нём укрепились, так владеют умом людей, что затрудняют вход истине» [2, с. 18].
Проанализировав природу человеческих заблуждений, Бэкон пришёл к выводу, что они могут быть порождены следующими обстоятельствами:
• во-первых, особенностями ума, присущими всему человечеству («идолы
рода»);
• во-вторых, склонностями, свойственными отдельным группам учёных, философов и некоторым индивидам («идолы пещеры»);
• в-третьих, дефектами и ошибками языка («идолы площади»);
• в-четвертых, доверчивым, некритическим усвоением чужих мыслей («идолы театра»).
«Идолы рода» детерминированы чувственной природой познания. Ум человека, полагает Бэкон, уподобляется неровному зеркалу, «которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривлённом и обезображенном виде» [2, с. 19].
«Идолы пещеры», по Бэкону, представляют собой индивидуальные заблуждения конкретного человека. «Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирождённых свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам» [2, с. 19].
«Идолами площади» Бэкон обозначил то, что в наши дни называется стереотипами, упрощёнными образами реальности. Сначала они закрепляются в устойчивых речевых формах, а затем (после интериоризации) получают массовое распространение. Впрочем, это объективный процесс: поскольку речевая коммуникация повсеместно выступает как инструмент социальной интеграции, лояльный социальной системе субъект вынужден «усваивать» и соответствующие ей заблуждения («идолы площади» в терминологии Бэкона).
Мыслитель исходит из того, что «люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы» [2, с. 19]. При этом Бэкон задолго до современных политтехнологов обратил внимание на то, что некоторые слова «прямо насилуют разум, смешивают всё и ведут людей к
пустым и бесчисленным спорам и толкованиям» [2, с. 20].
«Идолы театра» имеют метафизическую природу, проистекая из «разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств» [2, с. 20]. Ибо мы считаем, утверждает Бэкон, «что, сколько есть принятых или изобретённых философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры» [2, с. 20]. В процессе «встраивания» в интеллектуальный дискурс «идолы театра» не только приобретают характер базовых смысловых доминант, но и некоторым образом деформируя реальность «инициируют» многие заблуждения людей, маскируя их видимостью философских рассуждений.
Согласно Бэкону, «если зеркалом служит толпа, то исходящая от неё похвала обычно лжива и бесполезна и высказывается она, скорее, людям тщеславным, чем добродетельным. Ведь простой народ не понимает многих высших добродетелей — низшие добродетели вызывают у него похвалу, средние — его удивление или недоумение; но о самых высоких добродетелях он не имеет ни малейшего представления или вообще не воспринимает их [...] Безусловно, молва подобна реке, которая несёт на своей поверхности лёгкие и пустые предметы и топит вещи тяжёлые и прочные» [2, с. 472].
Бэкон вовсе не надеялся полностью очистить сознание людей от иллюзий, заблуждений, мифов и других «идолов». Если от двусмысленного употребления слов и непрояснённых терминов, приобретённых из мнений и учений философов, предрассудков и т. п. ещё как-то можно освободиться, то врождённые дефекты мышления присущи природе самого разума. Поэтому они пребудут с человечеством вовеки. Тем не менее, его критика «идолов» оказала значительное влияние на последующее развитие научной, философской и, конечно же, политической мысли.
Кроме того, Бэкон заявил о себе в качестве великолепного социального наблюдателя. Произведения Бэкона содержат яркие, выразительные зарисовки человеческих характеров, нравов, чувств и склонностей людей, обнаруживающие в их авторе превосходного историка, тонкого психолога и
социолога, знатока человеческих душ, придирчивого и строгого судью человеческих поступков.
Особый интерес вызывает целенаправленная пропаганда Бэконом миссии ученых-интеллектуалов по контролю над обществом, а также тщательно вынашиваемая им идея конспирации интеллектуалов. Ведь «философы» Бэкона — это отнюдь не заурядные университетские профессора, монотонно и уныло излагающие студентам схоластические знания, совершенно не пригодные для жизни, а представители особой конспирологической структуры орденского типа, хорошо понимающих, что «знание есть сила, а сила есть знание». Данное учреждение («Дом Соломона») выступает в качестве своеобразного «мозгового центра», декларируя свои далеко идущие стратегические цели: «изучение творений Господних»; «познание причин и скрытых сил всех вещей»; «расширение власти человека над природою» до тех пор, пока всё не станет для него возможным [2, с. 504, 514].
Бэконовский «Дом Соломона» имеет жёсткое иерархическое устройство. При этом его деятельность носит замкнутый характер. Никакого контроля со стороны государства или общества тут нет и в помине. Здесь — конспирология без прикрас. «На наших совещаниях мы решаем, какие из наших изобретений и открытий должны быть обнародованы, а какие нет. И все мы даём клятвенное обязательство хранить в тайне те, которые решено не обнародовать; хотя из этих последних мы некоторые сообщаем государству, а некоторые — нет» [2, с. 532]. Вся эта научная и организационно-функциональная «секретность» Бэкона весьма напоминает эзотеризм многих оккультных обществ, хотя современными исследователями высказываются и другие точки зрения по данному вопросу [4, с. 18-73].
Со временем первостепенную важность приобрели именно те положения Бэкона, которые пропагандировали пути реформирования общественной жизни «под присмотром» интеллектуальной элиты, ставшей весьма активно воздействовать на умы правящих слоёв. Эти наставления обнаруживаются на страницах знаменитой философской утопии Бэкона «Новая
Атлантида» [2, с. 488—524], которая считается эзотерическим политическим трактатом и до сих пор привлекает всевозможных адептов «тайного знания».
Не менее занимательны рассуждения Бэкона «о смутах и мятежах», которые могут использоваться не только в научных, но и в практических целях. На это обстоятельство обратил внимание известный французский философ и историк науки М. Фуко, когда отметил, что в очерке «о смутах и мятежах» Бэкон даёт «целое описание, целый анализ, целую физику — мятежа и мер предупреждения мятежей, соответствующего управления людьми, и этот анализ имеет огромное значение» [5, с. 349]. На наш взгляд, эта оценка Фуко вполне точно передаёт суть первоисточника, почему-то обойдённого вниманием отечественных философов и политологов.
По Бэкону, предвестниками всех смут и мятежей, гражданских войн и революций «следует считать пасквили и крамольные речи, когда они часты и смелы, а также ложные слухи, порочащие правительство, когда они возникают часто и охотно подхватываются [...] Обсуждения, отговорки и придирки к распоряжениям властей — всё это уже попытки стряхнуть ярмо и упражнения в неподчинении, особенно если при этом сторонники приказа высказываются робко и нерешительно, а противники его — с дерзостью» [2, с. 380, 381].
Безбоязненная критика властей — это первый индикатор надвигающейся «политической бури». Ведь мятежи и мятежные слухи не более отличаются друг от друга, чем мужской пол от женского, «особенно когда уже и самые благие постановления правительства, коим надлежало бы вызвать всеобщее одобрение, толкуются превратно и в дурном смысле [...] И пусть монархи и правители пред лицом недовольства не утешаются тем, что так-де бывало уже не раз и, однако же, никакой беды не случалось; ибо хотя и верно, что не всякая туча приносит грозу, но верно и то, что гроза, много раз пройдя стороной, наконец разражается» [2, с. 380, 382].
Другим индикатором нарастающей напряжённости выступает системный политический кризис, который выражается в появлении четырёх взаимосвязанных проблем.
Первая проблема связана с легитимностью власти. Обычно она вызвана тем, что носитель высшей государственной власти перестаёт восприниматься как символический Отец всего народа. «Если Государь, обязанный быть Отцом всем своим подданным, отождествляет себя с какой-либо из партий и склоняется к одной из сторон, он уподобляет своё правление кораблю, который опрокидывается от неравномерного размещения груза [...] Ибо, когда монаршая власть окажется подчинена партийным целям, появятся иные узы, связующие крепче, нежели узы подданства, монарха можно считать уже почти низложенным» [2, с. 381].
Вторая проблема — резкое ухудшение качества жизни населения, у которого появляются объективные основания для недовольства властями. «Причины же, коими вызываются мятежи, бывают двоякие: великий голод и великое недовольство. Можно сказать наверное: сколько в государстве разорённых, столько готовых мятежников [...] А если к разорению и оскудению знати прибавляется обнищание простого народа, опасность становится велика и неминуема, ибо мятежи, вызываемые брюхом, есть наихудшие. Что касается недовольства, то оно в политическом теле подобно мокротам в теле человека, которые способны вызывать жар и воспаляться» [2, с. 382].
Третья проблема — ослабление контроля над знатью (политической элитой), готовой забыть присягу и призвать народ к мятежу. Параллельно с этим ослабевает контроль над низами. «Напомним, что в каждом государстве имеются (как известно) два сословия: знать и простой народ. Когда недовольно одно из них, опасность ещё не велика, ибо простой народ не скор на подъём, если вельможи его к этому не возбуждают; а те бессильны, если сам народ не расположен к возмущению. Опасность тогда велика, когда знать только и ждёт смуты в народе, чтобы тотчас выступить самой» [2, с. 384].
Четвёртая проблема — «религиозные новшества, налоги, изменения законов и обычаев, нарушения привилегий, всеобщее угнетение, возвышение людей недостойных или чужеземцев, недород, распущенные после похода солдаты, безрассудные притязания какой-либо из партий, — словом, всё, что,
возбуждая недовольство, сплачивает и объединяет народ на общее дело» [2, с. 382—383].
Бэкон не ограничивается только лишь анализом указанных проблем, но и предлагает рациональные пути их решения.
Один из них — своевременная диагностика кризисной ситуации, выявление её главной, «материальной причины». По его словам, вернейшим средством предотвращения мятежа «является именно устранение его материальной причины. Ведь когда горючий материал налицо, можно отовсюду ждать искры, которая воспламенит его» [2, с. 381—382]. Если кругом разбросаны сухие дрова, то совсем неважно от какой именно искры загорится костёр.
Второй путь заключается в создании механизмов, обеспечивающих большую степень прозрачности и открытости власти, которая в своих же интересах инициирует «диалог» с обществом. «Даровать народу некоторые вольности, возможность приносить жалобы и изливать недовольство (лишь бы это было без излишней наглости и угроз) тоже будет спасительной мерой; ибо, кто загоняет гнилые мокроты внутрь и допускает внутреннее кровоизлияние, вызывает этим злокачественные нарывы и смертоносные язвы» [2, с. 384].
Третий путь — это гибкая идеологическая политика, которая обязательно включает в себя элементы манипуляции общественным сознанием. Она заключается в том, чтобы «искусно и ловко тешить народ надеждами». Вот как об этом пишет сам Бэкон: «В самом деле, искусно и ловко тешить народ надеждами, вести людей от одной надежды к другой есть одно из лучших противоядий против недовольства. Поистине, мудро то правительство, которое умеет убаюкивать людей надеждами, когда оно не может удовлетворить их нужды, и ведёт дело таким образом, чтобы любое зло смягчено было надеждой; а это не так уж трудно, ибо как отдельные лица, так и целые партии весьма склонны тешить себя надеждами или хотя бы заявлять о них вслух, если сами уж им не верят» [2, с. 384].
В последние годы жизни в силу целого ряда неблагоприятных причин
(происки врагов, обвинения в коррупции, судебное разбирательство, опала короля) «великий и загадочный» Бэкон был отстранён от активного участия в серьёзной политике. Он занимался исключительно научной, философской и литературной деятельностью. Многое иллюстрирует тот факт, что Бэкон скончался от простуды, которую получил, проделывая научный опыт.
Подведём итог. На наш взгляд, именно Бэкон является одним из наиболее ярких мыслителей раннего Нового времени, предложивших чрезвычайно интересное толкование научного знания, власти и политики в их взаимосвязи. Его учение об «идолах» предвосхищает содержание классических теорий идеологии, рассматривающих её как разновидность «ложного сознания», не осознающего истинной природы своего бытия. Рассуждения Бэкона «о смутах и мятежах» [2, с. 380—385] предлагают практически ориентированную методологию захвата и удержания государственной власти, получившую дальнейшее широкое распространение и не утратившую своей практической востребованности в наши дни. Всё это и многое другое свидетельствует о том, что Бэкон является крупнейшим политическим теоретиком раннего Нового времени.
Список литературы:
1. Бэкон Ф. Сочинения: В 2-х т. — М.: Мысль, 1971. — Т. 1. — 590 с.
2. Бэкон Ф. Сочинения: В 2-х т. — М.: Мысль, 1972. — Т. 2. — 582 с.
3. Гальцева Р., Роднянская И. Summa ideologiae: Торжество «ложного сознания» в новейшие времена: Монография. — М.: Посев, 2012. — 128 с.
4. Сапрыкин Д.Л. Regnum Hominis (Имперский проект Френсиса Бэкона): Монография. — М.: Изд-во «Индрик», 2001. — 224 с.
5. Фуко М. Безопасность, территория, население: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977—1978 учебном году: Пер. с фр. — СПб.: Наука, 2011. — 544 с.
