CC BY
519
УДК 808.2 Т 665
Третьякова Ирина Юрьевна
кандидат филологических наук Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ksu@ksu.edu.ru
ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКАЯ ОБРАЗНОСТЬ И ОСОБЕННОСТИ ЕЁ ОККАЗИОНАЛЬНОГО ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
Фразеологическая образность является одним из важных признаков фразеологизмов как вербальных знаков. Образность является фактором, обусловливающим окказиональные трансформации фразеологических единиц. Особенности образных основ во многом определяют характер окказиональных трансформаций фразеологизмов.
Ключевые слова: фразеологическая единица, окказиональный фразеологизм, приёмы окказионального преобразования фразеологизмов, трансформация, образность фразеологизма.
Образность является фактором, обусловливающим окказиональные трансформации фразеологических единиц (ФЕ). Традиционно под образностью понимается «способность языковых единиц создавать наглядно-чувственные представления о предметах и явлениях действительности» [5, с. 123]. Фразеологизмы как раз и являются такими знаками. Говоря об образном характере ФЕ, прежде всего имеют в виду ядро фразеологии - идиомы; своеобразие идиомы как знака заключается в том, что предметы, явления окружающего мира характеризуются либо называются носителями языка опосредованно - через образ. Н.Б. Мечковская, определяя образ как сложный знак, выделила ряд присущих ему черт: 1) индивидуально субъективный характер, проявляющийся в том, что у каждого человека создаются свои образы предметов, явлений; 2) неотделимость содержания образа от конкретной формы (а потому невозможность сочетания с абстрактными существительными); 3) преобладание чувственно-наглядного содержания [4, с. 184]; эти черты присущи и образным фразеологизмам-идиомам, что оказывает существенное влияние на процессы и результаты окказиональных трансформаций ФЕ.
Образность фразеологического знака является мощным стимулом использования его в речи. Образность способна породить экспрессивность во фразеологическом знаке - свойство, благодаря которому фразеологизм и ценен как знак [5; 7].
Однако далеко не всегда при восприятии идиом преобладает наглядно-чувственное представление: ряд идиом, относящихся к образным, тем не менее не вызывает наглядно-чувственных представлений (с лёгкой руки, сбить с толку).
Образные основания идиом проявляют себя по-разному, в зависимости от «качества» образа. В этом случае принято говорить о прозрачности / непрозрачности образа. К фразеологизмам с прозрачной образностью относятся единицы, образ которых может быть представлен, запечатлён в сознании носителей языка.
Выделяется несколько видов фразеологизмов с прозрачной образностью.
1. Наиболее ясное представление-образ возникает у носителей языка при восприятии идиом, в основу которых положены образные ситуации реального характера. Речь идёт о тех жизненных ситуациях, которые запечатлены как картинки или сценарии из бытовой, профессиональной сфер жизнедеятельности человека. Нетрудно вообразить мокрую курицу или голого короля, нетрудно представить, как можно плыть по течению, бросать камень в огород, держать руки по швам, закручивать гайки, бросать якорь, сматывать удочки и т.п.
2. Однако большая часть ФЕ имеет в своей основе картинки и сценарии, запечатлевшие ситуации ирреальные, не имевшие и не имеющие реального воплощения. Человеку свойственно воображать, фантазировать - это качество человеческого мышления и проявляется в случаях образного представления ирреальных ситуаций. При этом актуализируются креативные способности носителей языка. представляются, хотя с большой амплитудой субъективности, несовпадения в деталях, картинки-образы, легшие в основу ФЕ вешать лапшу на уши, хватать звёзды с неба, ломиться в открытую дверь, искать днём с огнём, каша в голове, кот наплакал, метать бисер перед свиньями и т.п. Особенностью таких
фразеологизмов является, с одной стороны, конкретность деталей (наглядно-чувственная основа, обусловливающая саму возможность представления), а с другой - фантастичность запечатлённых ситуаций.
3. К третьей группе относятся ФЕ, в которых фразеологический образ наглядно-предметен, однако присутствуют признаки, не воспринимающиеся как наглядно-чувственные: травленый волк, стреляный воробей, тёртый калач, камень преткновения и т.п. В таких ФЕ, помимо конкретного образа волка, воробья, калача «дописываются» картины-действия, следствием которых и явились травленый - от травить, стреляный -от стрелять, тёртый от тереть. «Шлейфом» образов в таких случаях становятся картинки действий, разворачивающихся во времени и пространстве [7, с. 190].
4. В четвёртую группу ФЕ с «прозрачной образностью» входят фразеологизмы с наглядночувственным предметом, сопровождающиеся (характеризующиеся) признаком принадлежности: дамоклов меч, ахиллесова пята, троянский конь и под. Вообразить меч, пяту (пятку), коня и другие предметы не составляет сложности, однако детали, характерные именно для этих образов, соответствующие именно эти образам, без знания этимологии фразеологизма представить невозможно.
5. Пятую группу составляют фразеологизмы, в основу которых положен образ действия, представляющий собой совокупность различных действий: играть в прятки, изобретать велосипед. Особенностью таких образных картин является мозаичность частей образа, соединяемых в различной последовательности: играть - перебегать с места на место, приседать, вставать за что-либо, догонять; изобретать - думать, чертить, изготовлять (гнуть, выпиливать, сгибать и др.) детали, соединять их.
Главной особенностью ФЕ с затемнённой образностью является невозможность представить в сознании носителей языка наглядно-чувственный образ, невозможность запечатлеть об-раз-«картинку». Причины затруднения процесса выражения различны.
а) Фразеологический образ может содержать детали, предметы конкретные, но не знаемые носителями языка: турусы в возводить турусы на колёсах, баклуши - в бить баклуши, просак в попасть в просак.
б) Во фразеологическом образе присутствуют детали, лишённые конкретности, наглядной чувственности: вопрос - в поставить вопрос ребром, горе - в хлебнуть горя, душа - в душа нараспашку, тайна - в тайна за семью печатями.
в) Во фразеологическом образе отсутствуют конкретные детали или эти детали не «прописаны» с необходимой точностью: куда Макар телят не гонял, за тридевять земель. Фразеологический образ явно стремится к описанию пространства («земель», однако это описание в самом образном плане не осуществляется.
Такая достаточно подробная характеристика особенностей образных картин осуществляется в данном исследовании по причине того, что характер образной основы обусловливает особенности протекания процессов трансформации образного плана фразеологических единиц.
Такое разнообразие видов образных основ фразеологизмов объясняется тем, что образы во ФЕ не являются прямым отражением действительности. При употреблении ФЕ носители языка знают, что образное основание в принципе метафорично, что при употреблении ФЕ всегда актуализирован модус фиктивности «как если бы» [7, с. 190]). Отсюда возникает сходство не только с ситуациями, возможными и происходящими в реальной жизни, но и с ситуациями ирреальными, нафантазированными.
Образная основа является предметом внимания учёных-когнитологов, описывающих механизмы вербализации мыслительных структур в процессе познания человеком мира (Вежбицкая, Уфимцева, Е.С. Кубрякова, В.Н. Телия, Н.Ф. Але-фиренко); при этом, говоря об образной природе ФЕ, учёные оперируют понятиями фрейм, сценарий, гештальт-структура и т.д. В.Н. Телия, анализируя специфику образов, ложащихся в основу фразеологизмов, определяет особенность этих образов в том, что образная «картинка» представляется не во всей своей полноте, не со всей совокупностью деталей, а как редуцированная, с опущенными частями, не являющимися важными для передачи содержания, актуального во фразеологизме, при сохранении существенных деталей: «Редукция образа... происходит... за счёт «усечения» каких-то несущественных для данного значения деталей., не изменяет его природу, но «высвечивает» его часть. Редуцированный образ - это образная гештальт-структура. То есть сущность, отличающаяся от типового представления именно
тем, что это... некая «вещность» - визуальная или звуковая и т.п. или же умозрительно представляемая сущность (если образ абстрактен)» [7, с. 190]. Помимо гештальт-структур, как формы выражения знаний о мире, связанные с образностью, выступают фреймы и сценарии. По мнению З. Д. Поповой и И.А. Стернина, «фрейм - мыслительный в целостности его составных частей многокомпонентный концепт, объёмное представление, некоторая совокупность стандартных знаний о предмете или явлении (примеры фреймов: ресторан, кино, поликлиника, больница)» [6, с. 73]. Н.Ф. Але-фиренко [1, с. 105] усматривает неоднородную сущность фреймов, «так как реалии, которые они отражают, не одинаковы по своей природе. .под понятие «фрейм» подводятся сцены, сценарии, калейдоскопические и логически создаваемые конструкты» [знаний]. В качестве примера учёный приводит следующие ФЕ: «Ср. мамаево побоище .(фрейм), как небо от земли. (фрейм-сцена), почивать на лаврах. (сценарий-скрипт), называть вещи своими именами. (калейдоскопические и логические конструкты)». Н.Ф. Алефиренко разграничивает когнитивные структуры на схемы сцен, или собственно фреймы, в которых «доминирует пространственная информация», и схемы событий, или сценарии (скрипты), которые «выражают временную информацию». (См. также определение сценария (скрипта), данное З.Д. Поповой и И.А. Стерниным: «Сценарий (скрипт) -последовательность нескольких эпизодов во времени; это стереотипные эпизоды с признаком движения, развития. Фактически это фреймы, разворачивающиеся во времени и пространстве как последовательность отдельных эпизодов, этапов, элементов» [1, с. 106].
Окказиональные преобразования фразеологизмов, направленные на образную основу, оказываются связанными и с характером образной основы, и с процессами изменения (сворачивания, разворачивания) образных структур.
Наибольшая предрасположенность к окказиональным преобразованиям образных основ (гештальт-структур) выявилась у ФЕ, имеющих прозрачную образность; причём преобразовательный потенциал отмечен как у фразеологизмов, имеющих в основе образа ситуации реального характера, так и у фразеологизмов, в основе фразеологического образа которых лежат ирреальные ситуации - продукт креативной деятельности носителей языка.
Так, во ФЕ раскладывать по полочкам с прозрачной образностью, в основе которой лежит сценарий реального события, актуализирован образный план: «.Если две недели назад мне казалось, что будущих персонажей я аккуратно расставил по полочкам. То теперь было ясно, что они наотрез отказываются повиноваться и скачут с полки на полку, про себя посмеиваясь над околпаченным автором» (В. Санин. Одержимый; цит. [3, с. 534]. Первоначально заменённый глагольный компонент раскладывать на расставлять привносит нюанс в образ: предметы-персонажи, имеющие очевидно выраженные формы (людей, реже животных, предметов), мысленно расставляются по полочкам, затем происходит одушевление персонажей, и они начинают изменять своё местоположение во времени (скачут), причём буквализируется (воспринимается буквально) элемент фразеологического образа полки (скачут с полки на полку). Получает развитие не столько сам процесс «раскладывания», сколько развитие этого процесса и его последствия.
Фразеологизм вешать лапшу на уши имеет в основе образную ситуацию ирреального характера: в реальной жизни вряд ли кто-либо будет осуществлять действие, названное компонентом вешать применительно к объекту действия ушам и предмету действия лапше. Однако вообразить подобное действие можно, более того, акцентирование внимания на нелепости подобных действий позволяет создать сильный комический эффект. См., к примеру, следующий текст: «Я не понимаю, как можно слушать всё то, что он [Котов] тебе говорит, - с возмущением произнесла Варя. - Да он тебе вешает большую лапшу на твои уши. Вешает и получает удовольствие. А лапша эта потом болтается на твоих ушах, а ты, дурочка, ничего не замечаешь.» - «У меня серёжки болтаются.» - «Вот-вот, лапша за них и цепляется, и свешивается.» Актуализация образного плана фразеологизма происходит за счёт расширения компонентного состава прилагательным большую; вычленения из состава фразеологизма компонента лапша и функционирования его как самостоятельной лексемы; глагола болтается, вступающего в предикативную связь с компонентом лапша. И существительное лапша, называющее конкретный предмет, и глаголы вешать, болтается, цепляется, называющие активные конкретные действия, способствуют представлению образной картины и разворачиванию образа-сце-
нария, появлению новых эпизодов в образном сценарии.
В основе фразеологизма стреляный воробей представлен типичный образ воробья - небольшой птички, хорошо известной всякому русскому человеку. Этот образ, используемый во фразеологизме, примечателен тем, что за ним тянется «шлейф» образной ситуации, в которую, помимо воробья, ещё включены некие образы -люди, стреляющие по воробью; причём образы этих людей представляются по-разному, орудия, из которых производится стрельба, - также различные. Такая «непрорисованность» образов словами-компонентами не обеспечивает типичности «шлейфовой» ситуации, каждый говорящий / слушающий может нарисовать свой сценарий действий, в результате которых воробей приобретает качества опытности, то есть «стре-ляности», умения уворачиваться от пуль, камней, палок и т.д. В приведённом ниже контексте ФЕ стреляный воробей функционирует в трансформированном виде - как окказиональный вариант не подстреленный воробей: «Когда Лёшкин отец, пьяненький, выставлял палец вверх, махал им и говорил: «Ты не смотри, что я такой, я ещё . могу, я воробей не подстреленный!» - он [Лёшка] воображал большого встрёпанного воробья (у воробья появлялась голова не птичья, а отцовская) и милиционера участкового Цветкова, который целился в воробья из пистолета, стрелял, пули взбивали фонтанчики у лап птицы, но никогда не попадали в неё, воробей прыгал, как бы храбрился и не улетал.» Изменение адъективного компонента стреляный на подстреленный - при интенции автора текста актуализировать фразеологический образ - позволяет герою произведения мальчику Лёше представить образ воробья, включённый в ситуацию, когда милиционер пытается из пистолета подстрелить птицу. Вероятно, малолетнему герою произведения именно такая ситуация (с пистолетом, а не с рогаткой или камнем) наиболее понятна, она вполне представляема в развитии реального сценарного действия. При актуализации образных основ других ФЕ (к примеру, тёртый калач) возникающие в сознании носителей языка сценарии-«шлейфы» будут развиваться как фантастические сценарные действия; в других случаях образная основа может быть непредставляема.
Фразеологизм дамоклов меч имеет в основании «прозрачный» наглядно-предметный образ,
вполне воображаемый как предмет специфической формы (обоюдоострый длинный прямой клинок из металла, крестообразная ручка). Субстантивный компонент меч обеспечивает наглядность образа, адъективный же компонент дамоклов актуализирует этимологическую связь с древнегреческим мифом о Дамокле, который, сидя на троне, увидел висевший над ним на тонком волосе острый меч. Меч представлял явную опасность, так как мог сорваться вниз в любой момент и погубить Дамокла. Носители языка вполне возможно не знают (не помнят) подробностей мифологической истории о том, что сиракузский тиран Дионисий предложил сесть на трон своему завистнику Дамоклу, заранее велел подвесить над троном на тонком конском волосе меч, чтобы Дамокл убедился в том, что «счастливца» Дионисия постоянно поджидает опасность [2]. Но образ высоко висящего на тонком волосе (или нити) и грозящего под своей тяжестью сорваться вниз вполне представляем. Актуализация образной основы направлена на «прорисовывание» отдельных деталей, на падение меча и последствия этого падения и т.д. С такой буквализацией образа фразеологизм дамоклов меч использован в следующем контексте» «Два года назад моя тёща лежала прикованной к постели. Два года назад её неизлечимая болезнь висела над нами дамокловым мечом, готовым в любой миг оборваться и упасть на наши незащищённые головы» (А. Димаров. Колядко. Цит. [3, с. 42]). Фразеологизм висеть дамокловым мечом употреблён для характеристики ситуации, связанной с болезнью. Вообразить болезнь в виде дамоклова меча невозможно, так как существительное болезнь не обозначает предмета, способного быть воображённым. Однако фразеологизм включён в развёрнутое сравнение, в котором, за счёт контекстных связей, актуализирован именно образ Дамоклова меча, в сознании носителя языка (читателя) рисуется меч именно висящий, так как только висящий (подвешенный) меч может оторваться и упасть, и этот меч является предметом опасности, угрозой, так как может сверху «упасть на незащищённые головы».
Подобная актуализация (буквализация) образной основы может происходить и в других фразеологизмах со специфическим адъективном компонентом - относительным прилагательным, называющим определённое лицо или ситуацию, конкретизирующем относительно лица или си-
туации фразеологический образ (авгиевы конюшни, ящик Пандоры, Троянский конь).
Актуализация образного плана может быть применима и к ФЕ с затемнённой образной основой. См. «прояснение» образа ФЕ колосс на глиняных ногах в результате замены компонента колосс существительным великан в контексте: «Америка, организовавшая мировой кризис, сейчас представляется пресловутым великаном на глиняных ногах. Удар пришёлся по ногам - упадёт ли теперь великан или выдержит, устоит?» (ТРК, «Однако», 15.12.08).
Как показали исследования, особенности образных основ во многом определяют характер окказиональных трансформаций фразеологизмов, обусловливают преобразовательную активность ФЕ.
Библиографический список
1. Алефиренко Н. Ф. Фразеология в свете современных лингвистических парадигм. - М.: ООО
«Издательство ЭЛПИС», 2008.
2. БирихА.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник. - СПб.: Фолио-Пресс, 2001.
3. МелеровичА.М.,МокиенкоВ.М. Фразеологизмы в русской речи. Словарь. - М.: «Русские словари», 1997.
4. Мечковская Н.Б. Семантика: Язык. Природа. Культура. - М.: «Флинта», «Наука», 2002.
5. Мокиенко В.М. Славянская фразеология. -М.: «Высшая школа», 1980.
6. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. - Воронеж: «Истоки», 2001.
7. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.
