CC BY
184
99
УДК 101.1 : 316.77
Д. В. Скрипченко
Формирующая роль масс-медиа в российской социальной реальности
В статье рассмотрены особенности российского информационного поля с точки зрения социальной философии. Раскрывается значение понятия «информация» и условия его применимости в российской медиасреде. В качестве объектов рассмотрения берутся газеты, телевидение и Интернет.
The article deals with the peculiarities of Russian informational field in the perspective of social philosophy, the author interpreting the meaning of the concept “information” and the conditions of its applicability in the Russian media sphere, using newspapers, television and the Internet as the basis for analysis.
Ключевые слова: масс-медиа, реальность, Луман, четвертая власть, дискурс, самореференция, Интернет, общество.
Key words: mass-media, reality, Luhmann, fourth power, discourse, self-reference, the Internet, society.
Российское медийное пространство наглядно иллюстрирует, что в сложившейся политической обстановке «власть» медиа оказалась неспособна удержать независимое положение по отношению к трем основным ветвям власти и, формально занимая невидимую четвертую ветвь, крепко вросла в вертикальное дерево России и его три основные ветви.
Перед тем как перейти непосредственно к анализу российского информационного поля, нам бы хотелось раскрыть ракурс понятий «информация» и «реальность», используемых в данной статье. Для этого обратимся к методологии немецкого социального теоретика Никласа Лумана.
Масс-медиа, являясь одними из главных составляющих информационного общества, имеют непосредственное отношение к информации. Информационный поток, продлевая и оправдывая свое существование, навязывает нарочитую новизну: «Принцип новизны порождает семантическую структуру “мира новостей”, существенно отличную от структуры самой ситуации (а также от смысловой структуры иного типа текстов). На первом месте оказываются не причины события и даже не оно само, а наиболее “важные” его ре-
© Скрипченко Д.В., 2015
100
зультаты и последствия» [9, с. 77]. Передача информации становится возможной посредством коммуникации. Описывая процесс коммуникации, Н. Луман выделяет три ее важнейших элемента: сообщение, информация, понимание [8]. Средства медиа, непрерывно актуализируя настоящее, порождают горизонт неопределенности будущего; путь к этому горизонту должен обслуживаться все новыми потоками информации.
Лумана интересует принципиальный вопрос о специфической реальности масс-медиа. Он выделяет ее двоякий характер. Первую реальность он обозначает как «реальная реальность». Она строится на теории социальной коммуникации. Коммуникация есть не только акт отправки сообщения и не его содержание как таковое. Коммуникация есть триединство информации (содержания), сообщения (передачи содержания) и понимания сообщения адресатом. Н. Луман говорит, что в случае с масс-медиа нельзя быть уверенным в чужом внимании и понимании - его можно только предполагать. Вторая реальность конструируется из самих медиа, но в то же время ей придается самостоятельный статус (событие, когда-то рассказанное, передается снова уже как новое). У масс-медиа нет доступа к иной реальности, кроме той, какую они сами же и конструируют. На этом уровне возможно стирание границ между пониманием мира как он есть на самом деле, и тем, как он наблюдается. Здесь обнаруживается производство средствами масс-медиа особой иллюзии, чего-то, что для других выглядит как реальность.
Касательно «реальной реальности» Луман фиксирует разграничение между коммуникацией вообще и масс-медийной коммуникацией в частности. Для подлинной автономности ей необходим собственный бинарный код.
В системе масс-медиа такой бинарный код выглядит как «информация vs не-информация». Только если нечто обозначается как информация, можно начинать операции c системой масс-медиа. Но, обозначив что-то как информацию, мы априори обозначаем нечто иное, чуждое этой медийной системе, как «не-информацию».
Что все-таки следует считать информацией? С одной стороны, это то, что посылает отправитель; с другой - то, что получает адресат. Разница значений между отправителем и получателем, по Лу-ману, и будет являться информацией: «...различие в сообщении, его дифференциации на то, что остается индифферентным, и то, что требует продолжения (изменения) системы коммуникации» [1, с. 910]. Из этого посыла вытекает, что коммуникация осуществляется при улавливании изменения между внешним сообщением и внут-
101
ренней базой данных получателя, его способностью к восприятию. Подлинной информацией не будет просто готовое сообщение.
Луман предполагает, что подлинная информация - это не то, что отправляет адресант, и не то, что получает адресат. Но при этом медиа, обладающие собственной сконструированной реальностью, способны контролировать и определять значимость информации. Это минирамка, очерчивающая определенный кусок информационного поля, выхваченный из пространства и отделенный от него. В этой связи он становится способным на перемещение.
Масс-медиа России чрезвычайно интересны тем, что на их примере можно четко проследить развенчание утверждений о свободных и информативных медиа. Важная проблема современных российских масс-медиа состоит в осознанных или неосознанных искажениях современной российской действительности, ее исторического прошлого, а также в очерчивании неопределенных, но в основном позитивных перспектив российского будущего. Искажения весьма различны. Это не только предоставление ложной информации, но и ее частичное утаивание и замалчивание, фрагментарное её предоставление, придание значительности объективно менее значимым информационным аспектам и уменьшение значимости действительно важных. Политическая карта современной России в схеме «город - деревня» ставит в неравное положение российскую деревню, водружая город в центр паутины и завязывая на него все остальные потребительские нити, отдаляя зону «цивилизации» и комфорта от российской глубинки и навязывая ей картину дня глазами федеральных каналов.
Бурная медийная трансформация российской прессы и телевидения в 1990-х гг. изначально подтверждала статус масс-медиа как четвертой ветви власти или по крайней мере отражала свой этимологический смысл быть посредником (medium). Внимание общества к происходящим в стране событиям было огромным. Прямые телетрансляции политических событий и обильный поток разнообразных документальных и художественных фильмов о преступлениях времен советской власти способствовали широкой политизации масс [6]. После распада СССР новые российские медиа, громко заявляя о себе, стали открыто претендовать на право быть проводниками и носителями общественного мнения. Но, с другой стороны, масс-медиа, «изначально возникнув как контрольно-пропускной пункт между государственной властью и населением, затем научились и стали все мощнее влиять на оба этих лагеря и в итоге встретили сопротивление - активное и пассивное - обоих» [3, с. 370].
102
Этому, в частности, способствовали или обильное количество недостоверной и иррациональной информации, или же поучительнопросвещенческий тон [6]. В этом смысле новые российские медиа продолжили советскую традицию. Они видели своей задачей не отрешенное информирование публики или формирование достоверной картины реальности и картины мира, но просвещение, агитацию и организацию масс во имя различных истинных ценностей и идеалов.
В разной степени эти положения характерны и для российской современности. На примере государственных телеканалов можно наблюдать успокаивающую, одомашненную риторику, с одной стороны, и своеобразные «двухминутки ненависти» - с другой [10]. В первом случае, например, зачастую за один выпуск новостей неоднократно подчеркивается верность политического курса, проводимого руководством страны. Само руководство страны, живущее особой жизнью в российском медийном поле, - это своего рода заповедник истины, который нужно сохранять. Во втором случае, как правило, иронично-негативно оценивается антироссийская позиция противоположных геополитических лагерей или популярных медиаклише, таких как коррупция, война, преступность.
Обращает на себя внимание и ярко выраженный способ российских медиа очень быстро публично «уничтожать» политически неугодных оппонентов. Так, скажем, было в случае с бывшим мэром Москвы Ю. М. Лужковым, когда все центральные каналы и государственные печатные СМИ в один день обрушились на него с критикой после решения президента «уволить в связи с утратой доверия». Здесь медийный абсурд обнаруживает сходство с романом Франца Кафки «Превращение». Буквально за один день человек превращается в насекомое, которое не жалко и которое можно и нужно раздавить. После «уничтожения» привычная жизнь продолжается, а «уничтоженный» политик исчезает из медийного поля зрения.
Таким образом, можно отметить, что, несмотря на квазиплюрализм мнений и содержания, большинство современных российских медиа, по существу, сохраняют преемственность от советских.
Для сравнения мы предлагаем посмотреть на работу официальной пропаганды СССР, когда языковая политика советской власти на всем протяжении её существования включала в себя в качестве важной составляющей так называемую «борьбу за чистоту языка», имевшую не столько культурно-просветительский, сколько политико-идеологический характер. Советские масс-медиа буквально творили определенный «дискурс в себе». Язык газетного слова, с одной
103
стороны, обобщает и стандартизирует и с другой - «выдавливает» эмоцию у адресата. Вот, например, заголовки статей из Ленинградской правды от 10 февраля 1930 г.: «Ежедневно надо выполнять не меньше 5 % плана засыпки семян»; от 18 февраля того же года: «В январе перелома не добились. Февраль - ударный месяц. Выправим все показатели!». Данные заголовки представляют собой своего рода слово-действие, саму статью при этом читать не обязательно. В заглавия выносились короткие, легко укладывающиеся в память фразы, не допускающие двусмысленности. Были характерны односторонние прямолинейные оценки, не позволяющие сознанию блуждать в дебрях противоречий. Об этом свидетельствуют также заголовки статей, например, в саратовской газете «Коммунист» (от 24 января 1937 г.): «Смерть заговорщикам!», «Свора кровавых собак», «Воздать злодеям по заслугам», «Подлейшие из подлых». Данные статьи-заявления подаются как манифесты, а не как информация. Обилие восклицательных знаков и утвердительный тон предложений говорит о специфическом дискурсе долженствования, объясняющего, «как все есть на самом деле». Лексика советской прессы 1930-х гг. носит императивный характер, не допускающий поправок и толкований. Информативная хроника в советской прессе была неотделима от поучительного тона, сами же информативные рамки были зависимы от политического вектора в конкретный период времени и легко передвигались вместе с ним. В условиях жесткой цензуры иной точки зрения быть не могло.
В современной России, где печатные издания перестали быть массово востребованными, а политическая жизнь «стабильно» перекошена, скорее, на сторону власти, отдается предпочтение не политической, а в большей степени развлекательной оппозиции «попсы и зоны» [7]. Для российского государственного телевидения характерно большое количество развлекательных и криминальных передач. На примере содержательного анализа телевещания можно увидеть, что «через демонстрацию обыденного и общепринятого, проговаривание правильного и неправильного, обсуждения различных установок, стереотипов и ценностей в телепрограммах о стиле жизни, различных ток-шоу производится самоутверждение сообщества в его привычных границах» [7, с. 103]. Конечно, помимо уже известного, осторожно ищутся возможности и для введения в медийное поле определенных инноваций. Однако новшества лишь по-иному обыгрывают привычные стандарты масс-медийного поведения.
Если советское телевидение было слишком удалено от зрителя, то российское стало пытаться угадывать его самые понятные и про-
104
стые настроения. Мысли на телеэкране облекаются в образное тело, но в этом проявляется исключительно их призрачная «реальность». Эти знаки или образы не имеют собственного времени, а получают его взаймы из внешнего мира. Примерно с середины 1990-х гг. экранные образы берут на себя больше функций и заслоняют собой реальный мир. Для современного российского ТВ скорее характерно не изменение мира, как было в начале 1990-х, а изменение значения мира. Образы, как и смыслы, теряются в общем шуме, претендуя на законченность и всеобъемность, и превращаются в искаженные заклинания для повторения и тупого восприятия. Эти образы суть своего рода прозрачная пленка, придающая образам видимость истины, - пленка, сквозь которую зритель смотрит на реальность, но не видит самой пленки и, таким образом, сам процесс наблюдения остается ненаблюдаемым [12].
После переизбытка неотрефлексированной информации 1990-х, где особо остро и часто поднимался вопрос смерти, войны, агрессии, терроризма, современные российские масс-медиа стремятся оправдать ожидания общества в отдыхе и стабильности. Само слово «стабильность» в пространстве масс-медиа стало своеобразным ме-диа-мемом. Для этого в телеэфире подчеркивается «плюшевость», домашность и уютность современности по отношению к «ненавистным» 1990-м.
Между тем В. Беньямин, говоря об искусстве, делает важное замечание, разграничивающее развлекательную индустрию и произведение искусства [2]. Так, произведение искусства в противоположность обыденному представлению не само входит в индивида, а погружает индивида в себя, заставляет его раствориться в себе. Развлекательная индустрия, подчеркивает Беньямин, напротив, оказывается вовлеченной в сознание индивида всецело. Новое искусство визуального, несмотря на присутствие в мире движимых образов, зачастую не может быть подвержено оптической проверке.
Говоря о современном российском интернет-пространстве, нужно отметить, что Интернет - своего рода альтер-эго телевидения, в которое попадает всё вытесненное с телеэкранов. Способности Интернета виртуализировать реальность уводят субъекта в ту же мусорно-визуальную сферу, которую занимало и еще занимает телевидение. Интернет открывает возможности, с одной стороны, для вуайеризма, подглядывания за властью или шоу-бизнесом, а с другой - в силу своей интерактивности дает возможность площадки для высказывания мнений, снимая в обществе излишки напряжения. В последнее время как государственные, так и частные телеканалы
105
не оставляют Интернет без внимания, пытаются догонять его и идти параллельно с ним. Но подборка материалов из Интернета для показа на экране ТВ зачастую весьма избирательна и лишь преследует те или иные конъюнктурные цели.
Сам Интернет со времени своего появления в России отлично лег на российскую горизонтальную действительность. Он является довольно простым и эффективным способом коммуникации граждан между собой. Но в то же время слово в Интернете далеко не всегда проходит сущностную и культурную инициацию, в результате чего оно «провисает» в бесконечном «забалтывании» и не может быть определяющим для какой-либо реальности. С эпохой Интернета появляется колоссальный неконтролируемый поток информации, перемешавший в себе визуальную картинку, устное и письменное слово: «...основной характеристикой грязи является недостаток дифференцированности: смешение всех красок подряд дает “грязный цвет”, неограниченное измельчение любого материала дает пыль, повсеместно воспринимаемую как загрязнение, подлежащее постоянному удалению, и так далее» [5, с. 186]. Как следствие власть не сильно боится мнения своих граждан, которым и в Интернете можно манипулировать. Манипуляции в российском Интернете осуществляются, в частности, посредством мемов и так называемых комментаторов-«троллей». «Тролль», выходя за общепринятые рамки коммуникации, создает заведомо провокационную информацию, для «обсуждение» которой подключается интернетсообщество и другие «тролли» [4]. Практика «троллинга» в России очень популярна перед предвыборными кампаниями или во время обсуждения тех или иных значимых событий в общественной и политической жизни страны. Постепенная эволюция Интернета и возможность приобщения к нему все большей части населения России позволяет сказать, что Интернет стал забиваться теми же шумами и просто мусором, которые характерны для телевидения. Все это отдаляет Интернет от идеала чистой информации, которую становится все тяжелее искать.
По-своему российский Интернет является воплощением отдельных идей российского анархизма, где отсутствуют и не признаются никакие авторитеты, выкладываются компрометирующие власть материалы, ведется борьба с интеллектуальной собственностью, процветает пиратство, а любая цензура и ущемление свобод встречаются в штыки.
Вместе с этим Интернет собирает вокруг себя разные группы граждан, позволяя консолидироваться по интересам. Появившиеся
106
во второй половине 2000-х гг. социальные сети сыграли важную роль в организации протестных акций несогласных с прошедшими выборами в 2011 и 2012 гг. Именно в это время стало возможным более-менее четко увидеть оппозиционное движение в России, вышедшее из-за компьютера в реальный мир. В некотором смысле для России это стало эскизом воплощения прямой демократии в обществе. Похожие процессы, конечно, наблюдались и в арабских странах, но каждое протестное движение в конкретной стране было вызвано конкретными внутренними причинами. Так, локомотивами в консолидации протестных сил в российском Интернете были известные оппозиционные блоггеры, которые во многом определяли настроения протестов и задавали им определенный политический курс [13].
Помимо политических, в рунете популярны гражданские активисты, привлекающие внимание к актуальным проблемам в обществе и также перенаправляющие активность пользователей из Интернета в реальный мир. Среди данных активистов в разной степени представлены как оппозиционные к власти силы, например «Синие ведерки», так и провластные организации, такие как, например, движение «Стоп-Хам». Тем не менее большинство формальных участников данных сообществ в Интернете являются скорее пассивными наблюдателями и распространителями информации о сообществе, чем его активными участниками за пределами Интернета и снимающей их видеокамеры.
Таким образом, мы всегда можем подозревать, что российские масс-медиа нами манипулируют. Однако просто обвинение медиа в манипуляции не влечет видимых последствий ввиду невозможности входа в эту закрытую систему и прямой коммуникации между отправителем и получателем информации.
Оглянуться на слово из телевизора и попробовать разрушить его сакральность означает лишний раз назвать иллюзию иллюзией, но не уловить ее суть, которая так ловко преумножает сущности. Самореференция масс-медиа перманентно создает, по сути, одни и те же технические образы. Российское телевидение - весьма замкнутая в себе структура, в которой понятие «не-истинное» не обязательно означает «не-информативное», такое, о чем нельзя было бы говорить.
Используя социологические данные [11], можно сказать, что основным источником информации в России по-прежнему является телевидение, а следовательно, именно оно во многом определяет и формирует современную российскую реальность.
107
Оппозиционные силы получили мощную площадку в Интернете, однако здесь существует ряд проблем, таких как: преследование лидерами оппозиции своих личных политических интересов, отсутствие единого перечня требований к российскому руководству среди граждан, слабость Интернет-оппозиции в небольших городах и населенных пунктах. Тем не менее интернет-сообщество развивается, если оно не встретит контрмер со стороны государства, то, безусловно, есть тенденция ко все большему влиянию Интернета на российское общество.
Список литературы
1. Антоновский А. Ю. Никлас Луман: эпистемологическое введение в теорию социальных систем - М.: ИФ РАН, 2007.
2. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости // Учение о подобии. Медиаэстетические произведения. - М.: РГГУ, 2012. - С. 190-235.
3. Большаков В. Ю. Эволюционная теория поведения. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001.
4. Внебрачных Р. А. Троллинг как форма социальной агрессии в виртуальных сообществах // Вестн. Удмуртского ун-та. Философия. Социология. Психология. Педагогика. - 2012. - № 1. - С. 48-51.
5. Гурко С. Л. Об иллюзии свободы в Интернете // Влияние Интернета на сознание и структуру знания. - М.: ИФ РАН, 2004. - С. 182-189.
6. Засурский И. И. Масс-медиа второй республики. - М.: Изд-во МГУ,
1999.
7. Зверева С. С. «Настоящая жизнь» в телевизоре. Исследования современной медиакультуры. - М.: РГГУ, 2012.
8. Луман Н. Реальность масс-медиа. - М.: Праксис, 2005.
9. Никитаев В. В. Пространство и время WWW // Влияние Интернета на сознание и структуру знания. - М.: ИФ РАН, 2004. - С. 73-93.
10. Программа «Вести недели» канала «Россия 1», вып. от 16 марта 2014 г.
11. Россияне предпочитают узнавать новости не в Интернете, а по ТВ [Электр. ресурс]. - URL: http://newsru.com/russia/30jun2014/tv_survey.html (дата обращения: 02.10.2014).
12. Секацкий А. К. Онтология лжи. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000.
13. Dokuka Sofia Do online networks play role? A case-study of Russian protests // Центр изучения Интернета и общества. [Электр. ресурс]. - URL: http://www.newmediacenter.ru/ru/science-ru (дата обращения: 02.10. 2014).
