CC BY
276
Вестник Омского университета. Серия «Право». 2009. № 4 (21). С. 74-81. © Б.Я. Бляхман, 2009
УДК 3401.1
ФОРМИРОВАНИЕ ПРАВОВЫХ ПОЗИЦИИ В ПРОЦЕССЕ СУДЕБНОГО ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
THE FORMATION OF LAW POSITIONS IN THE JUDICIAL ENFORCEMENT PROCESS
Б.Я. БЛЯХМАН B.YA. BLYAKHMAN
Анализируется понятие «правовая позиция», а также процесс её формирования в деятельности судебных инстанций.
In this article are analyzed the notion of «lawful position» and her formation process in court offices
action.
Ключевые слова: правовая позиция, правоприменение, правовые акты, судебные акты, правотворчество. Key words: legal position, law enforcement, legal certificates, judicial certificates, law-making.
Качественное регулирование поведения людей в настоящее время зависит от многих факторов. Одним из них является наличие или отсутствие правил поведения для субъектов общественных отношений. Если такие правила есть, то субъекты общественного взаимодействия решают свои проблемы в рамках правоотношений (законоотноше-ний). Если таких правил нет, но существует срочная потребность решения правового вопроса, необходимо их создание. Скорость создания таких правил в процессе правотворческой деятельности, зачастую превышает оперативные пределы реагирования на сложившуюся ситуацию со стороны законодательных органов. Поэтому для оперативного восполнения пробелов необходимо предусмотреть специальную процедуру в деятельности судебных учреждений. Суды в процессе реализации данной процедуры оценивают акты, действия, ситуации, факты и на основе убежденности в их истинности вырабатывают правовые позиции, которые становятся нормой-правилом как для принятия решения по конкретному делу, так и для решения аналогичных дел в последующем. Такое реагирование судебных инстанций на пробельность в законодательстве может продолжаться вплоть до принятия законодателем нормативного правового акта, содержащего в себе формальные правила для ре-
гулирования существовавшего пробела. Если же правила регулирования существовали, но изменились настолько, что требуют замены, то принципиальной разницы для реагирования на возмещение пробела, по сравнению с вышеизложенным, со стороны суда и законодателя нет.
Что касается самого понятия «правовая позиция», то в юридической науке нет однозначного его определения [1].
Под правовыми позициями следует понимать, по мнению Н.А. Власенко, правовые идеи, основанные на правовых мотивах юридического решения фактической ситуации (не обязательно только правоприменительной). Важнейшим признаком правовых позиций, их стержнем является структурированность содержания на основе объединяющей правовой идеи. В основе такого тезиса следующая логика: определенные фактические данные, обнаруживающие необходимость правового регулирования, предлагается отрегулировать в соответствии с каким-либо принципом. В случаях, когда отношения уже регулируются юридическими нормами, нередко предлагается их более совершенная юридическая регламентация [2].
Правовые позиции, вокруг которых строятся рассуждения, суть своеобразный мыслительный продукт, имеющий логически обусловленные количественные и качествен-
ные параметры. В этой связи В.Н. Карташов верно отмечает, что под «правовой позицией следует понимать соответствующим образом осознанное, мотивированное и внешне выраженное положение по поводу разрешения того или иного юридического вопроса, ситуации и т. д.» [3].
Таким образом, правовая позиция - понятие общей теории права. Это, несомненно, продукт мыслительной деятельности человека, прежде всего, профессионала. Основу понятия, как уже отмечалось, составляет принцип, идея, на базе которой выстраивается предложение (версия, гипотеза, рекомендация и т. д.), обеспечивающее решение какой-либо юридической проблемы.
В дополнение отметим, что природу правовых позиций образует прагматика, отношение человека к реальным вещам, что подмечают практически все авторы. Это некая философская исходная база. В любом случае под правовой позицией предлагается понимать оценку фактической реальности и систему аргументов, выводов и предложений по её правовому урегулированию. Это своего рода логико-юридическая конструкция, выражающая отношение к праву, правовому регулированию и его нормам [4].
На наш взгляд, правовая позиция - это результат оценки фактов состояний со стороны субъектов правоотношений на основе их внутреннего убеждения. Убежденность субъекта есть его внутреннее психическое состояние, которое выражается в мотивированном отношении к правильности, истинности принимаемого решения в процессе оценки объекта (ситуации, действия, акта).
Что касается нормотворческих правовых позиций, то о них следует говорить в связи с формированием права в процессе непосредственного правотворчества. Формирование права - процесс, в результате которого в действующую юридическую систему вводятся новые (а также изменяются или отменяются уже существующие) юридические нормы. Формирование права - процесс, относительно длящийся, обусловленный объективными и субъективными факторами. Завершает правообразовательный процесс правотворчество, целенаправленная деятельность по подготовке и принятию нормативных правовых актов.
Правовые позиции имеют разные формы выражения и особенности как на стадии формирования права, так и на стадии его результата - правотворчества. Причем правовые позиции могут появиться как на начальном этапе формирования права, так и на завершающей стадии - правотворчества. Здесь важно видеть общее между ними. Общим является их цель - правовое урегулирование фактического отношения. Дело в том, что субъект нормотворчества, субъект законодательной инициативы, любой, полагающий необходимым включить в предмет правового регулирования какое-либо общественное отношение, может высказать свою правовую позицию по этому вопросу. Она может существовать в единственном числе либо конкурировать с аналогичной, высказанной иным субъектом и не совпадающей по содержанию. Как отмечалось, правовая позиция - это принцип, идея, на основе которой что-то утверждается, предлагается, образно говоря, «расставляется». Другими словами, правовая позиция в правотворческой деятельности представляет собой некий «стержень», на который «нанизываются» положения, нормы, объединенные одной мыслью [5].
В какой-то мере можно согласиться с мнением Н.А. Власенко, о том, что правовая позиция в правотворческой деятельности становится принципом в работе законодателя. И тем не менее хотелось бы отметить следующее. В большинстве случаев при принятии того или иного нормативного правового акта используется коллективный разум субъектов, которые участвуют в данной деятельности. Коллективная правовая позиция вырабатывается путем сложных процедур в числе которых можно назвать: голосование, большинство, особое мнение, вето и т. д. Поэтому при изменении политической ситуации на разных уровнях законодательной власти может измениться как принцип регулирования общественных отношений, так и коллективная правовая позиция тех, кто будет принимать решение [6].
Кроме того, в современной юридической литературе выделяют и так называемые доктринальные правовые позиции.
Правовые позиции играют достаточно важную роль в формировании научных юридических знаний. Правовая позиция ученого-
юриста, научного коллектива или сообщества есть аргументированное и обоснованное мнение о праве - праве действующем и желаемом. Именно правовые позиции являются главным «двигателем» в приращении новых знаний. Безусловно, правовые позиции могут быть ошибочны и не подтвердиться временем и практикой. Однако более социально опасны так называемые конъюнктурные позиции (ложные), т. е. позиции, «сделанные» в угоду кому-то.
Правовые позиции в юридической науке есть элемент профессионального правового сознания. Это представление о праве, правовых явлениях, формирующееся на основе современных философских мировоззренческих позиций и специальных юридических знаний, а также реальной юридической практики.
Правовая система, юридическая наука и научные правовые позиции - явления разные, но связанные между собой. Элементом правовой системы является также юридическая наука. Важнейшим техническим средством в приращении знаний, их аккумуляции является научная правовая позиция как высказывание по поводу правовых явлений, их перспективы и судьбы. Безусловно, исток правовых позиций находится в научном профессиональном правосознании, которое выступает мощным фактором развития правовой системы российского общества в целом.
Ещё одной разновидностью правовых позиций являются правоприменительные правовые позиции.
Правоприменительный процесс является достаточно сложным. Во-первых, это длящееся во времени явление, во-вторых, правоприменение осуществляется разными органами, в-третьих, правоприменительная деятельность заключена в достаточно жесткую юридическую процедуру.
Безусловно, эти обстоятельства необходимо учитывать при анализе формирования правоприменительных позиций. Выше отмечалось, что материальным носителем правовых позиций выступает текст. Однако нельзя забывать, что решение или официальное мнение правоприменителя, например, в форме особого мнения, рождается в ходе установления фактических обстоятельств, имеющих значение для дела. И здесь, при анализе правовой позиции, нередко очень важен ана-
лиз фактической основы каждого юридического дела.
Решение правоприменителя, так же как и его мнение о том, каким должно быть решение, зависит от многих факторов, о которых шла речь выше. Следовательно, правовые позиции также имеют формально-юридическую и социальную основы, которые иногда являются определяющими, в частности, когда речь идет о правовой позиции как основании решения по юридическому делу.
Здесь важно обратить внимание ещё на одно обстоятельство. Речь идет о связи типов правоприменения и правовых позиций, которые формулируются. В юридической литературе принято выделять следующие типы правоприменения: судебный, управленче-
ский и административный.
Особенность судебного типа правоприменения состоит в том, что суд, являясь субъектом применения юридических норм, не находится в какой-либо связи с адресатом (служебной, родственной, организационной). У судьи нет личной заинтересованности в решении юридического дела. Тем не менее существуют определенные юридические механизмы достижения унификации в разрешении различных видов дел (например, арбитражных споров (информационные письма ВАС РФ и др.)). Таким образом, механизм выработки правовых позиций суда, особенно в тех случаях, когда речь идет о категории споров, вытекающих из одних и тех же обстоятельств, сложен [7].
Особенность управленческого (или
служебного типа управления) правоприменения состоит в том, что субъект, принимающий решение, и лицо, которому оно адресовано, находятся в организационном отношении власти и подчинения. Субъект, принимающий юридическую норму, заинтересован в результате правоприменительного действия. Эта заинтересованность вытекает из его служебного положения. Речь идет о статусе, полномочиях и компетенции того, кто принимает решение. Здесь юридическая природа правоприменительных позиций связана с оперативным управлением.
Специфика так называемого административного типа правоприменения состоит в отсутствии между субъектами правоприменения организационных и служебных отно-
шений. Субъектом, в отношении которого применяется правовая норма, может быть гражданин или организация (учреждение). Порядок и процедура правоприменения регулируются законодательством. Правоприменительные решения часто являются реакцией государства на правонарушения. Следовательно, правовые позиции выражают отношение органов государства к неправомерному поведению.
Правовые позиции в правоприменении можно классифицировать также с точки зрения их содержания. Данный критерий позволяет выделить правовые позиции, складывающиеся в правоприменительной деятельности, и те, которые носят официальный характер. Это:
а) индивидуальные правовые позиции, представляющие собой конкретное решение по юридическому делу;
б) правовые позиции, сложившиеся в результате устоявшегося применения юридических норм (типовые);
в) правовые позиции, сформулированные в актах официального толкования;
г) правовые позиции как особое мнение правоприменителя (например, судьи).
Таким образом, правоприменительное решение - сложная юридическая деятельность, основу которой составляют мыслительные операции. По большому счету в основе любого правоприменительного решения лежит правоприменительная позиция. Безусловно, правоприменительные решения различны по своему характеру. В любом случае в основе правоприменительного решения лежит правовая позиция.
Правоприменительные позиции могут быть сформулированы в официальных актах толкования правовых норм. Достаточно активно толкуют правовые нормы высшие судебные инстанции, Центральный банк РФ, Минфин РФ и другие органы власти. Обобщенно такие правоприменительные позиции можно назвать интерпретационными.
К официальным правовым позициям правоприменения следует отнести и особое мнение одного из правоприменителей. В первую очередь речь идет об особом мнении судьи, хотя этим институт особого мнения в правоприменительной деятельности не исчерпывается. Здесь также официально выра-
жено мнение (позиция) о толковании и применении юридических норм.
То же можно сказать и о роли правовых позиций, выраженных в разъяснениях других ведомств, наделенных правом давать официальные разъяснения действующего законодательства. Данные правовые позиции с долей условности можно назвать разъяснительными. По своей природе они носят управленческий характер, следовательно, их можно отнести к управленческому (служебному) типу правоприменения.
Кроме официальных правоприменительных позиций, следует выделить неофициальные. Они не связаны с конкретными правоприменительными решениями, хотя нередко отражают и «подпитываются» правоприменительной практикой. Подобные правоприменительные позиции можно подразделить на научные, научно-практические и ненаучные (неквалифицированные). Их роль в правовом регулировании недооценивать нельзя, так как они представляют собой мнение конкретных авторов по поводу применения юридических норм.
В российской юридической литературе есть и иная точка зрения относительно правовых позиций, вырабатываемых судебными органами в процессе правоприменения. Так, например, А. Верещагин отмечает, что обычные судебные решения вообще не предполагают никакого применении, даже одноразового - правоприменением является само вынесение судебного акта, который впоследствии лишь исполняется. Но гораздо важнее тот факт, что и в странах общего права суды, решая дела, не декларируют создание прецедента (т. е. новой нормы, рассчитанной на будущее применение) в качестве своей первостепенной задачи. Таковой задачей для них является решение правового спора между конкретными сторонами, а создание нормы (или, чаще всего, модификация существующих норм) является лишь побочным результатом, о возможности которого судьи даже не обязаны задумываться. С другой стороны, было бы по меньшей мере самообманом полагать, будто Верховный суд или Президиум Высшего арбитражного суда, вынося решение по конкретному спору, где существует некая правовая коллизия, не учитывают того, каков будет общий эффект этого решения.
Работающим там судьям прекрасно известно, что вынесенный ими вердикт будет внимательно изучен нижестоящими судами и иными правоприменительными органами, которые последуют ему в аналогичных делах. Причем благодаря жесткому иерархическому устройству судебной системы России вероятность того, что решения высших инстанций реально послужат образцом для нижестоящих, едва ли существенно меньше, чем в судебных системах стран общего права. Отказ учитывать решения высших судов является аномалией и наверняка повлечет пересмотр дела в вышестоящих инстанциях. В противном случае в чём же состоит смысл тех беспрестанных усилий по обеспечению единообразия судебной практики, которые прилагают высшие суды? Обманчивое различие словесных формулировок - прецеденты в Англии «применяются», а в России решения высших судов лишь «учитываются» -не должно отвлекать от сути явлений [8].
Хотя нередко утверждается, что судебные решения не являются источниками российского права, поскольку в отличие от нормативных актов напрямую не применяются к юридическим делам. Это мнение не вполне справедливо, ибо основано на судейской риторике, а не на действительном положении дел. С не меньшим основанием можно утверждать, что применение нормативного акта само опосредуется прецедентом толкования, т. е. решением высшей инстанции, которая дала этому нормативному акту авторитетную интерпретацию. Но и этого мало: столь же важно помнить о том, что суды и другие правоприменительные органы, в конечном счете, применяют не источники права, а само право, его нормы и принципы. При этом необходимо иметь в виду, что нормативная реальность не тождественна текстам официальных «нормотворческих» актов -законов, подзаконных актов или судебных постановлений. Эти акты являются лишь её отражением или выражением, а отражение, даже самое точное, никогда не тождественно тому, что в нем отражается. Иными словами, формы («источники») права являются функцией права, а не его аргументом.
И всё же данная метафора - «источник права» - является весьма полезной, так как помогает прояснить реальное положение дел.
Развивая её, можно сказать, что норма, подобно реке, иногда берет начало из нескольких источников. Там, где основной источник (например, закон) является дефектным (внутренне противоречивым, пробельным или недостаточно ясным), корректирующее этот дефект судебное решение, т. е. прецедент, неизбежно становится, наряду с законом, источником и компонентом юридической нормы, применяемой в последующих делах. Оно приобретает этот статус в силу общеправового и конституционно закрепленного принципа равенства лиц перед законом и судом, требующего, чтобы сходные дела решались сходным образом. Таким образом, как закон, так и прецедентное решение совместно являются теми источниками, из которых проистекают правоприменительные решения. Они играют эту роль в неразрывном единстве, и наше представление о праве будет ущербным и просто ошибочным, если упорно закрывать глаза на этот факт.
Отметим попутно, что в российской Конституции нет закрытого перечня источников права. При этом вряд ли стоит сомневаться, что такой перечень, если он вообще необходим, должен содержаться именно в ней, а не в обычном законе. Так обстоит дело и в большинстве современных конституций. Поэтому не вполне ясно, в каком «официальном признании» судейского права и, в частности, прецедента нуждается российская правовая система. Если бы теория права нуждалась в законодательном одобрении своих выводов как непременном условии их применения, то она мало чем отличалась бы от пересказа действующего законодательства и, следовательно, перестала бы быть теорией. Поэтому, чтобы говорить о существовании судебного прецедента в России, совсем не обязательно дожидаться, пока термин «прецедент» появится в Конституции или хотя бы Федеральном конституционном законе «О судебной системе в Российской Федерации». Вполне возможно, что это так никогда и не произойдет, но даже в этом случае прецедентные решения никуда не исчезнут и суды не перестанут им следовать.
Нелишне будет напомнить, что и в странах общего права прецедент является источником (или лучше сказать, формой выражения) права не в силу статутов. Прецедент в
этих странах - это судебная доктрина, а не законодательное установление. Но, признавая неизбежную прецедентность всякой современной системы права, мы вместе с тем отнюдь не отрицаем, что существует обширнейшее поле для исследований и дебатов относительно прецедента в России, в частности относительно того, как обеспечить единство правоприменительной практики различных ветвей судебной власти, какие именно суды вправе создавать прецеденты (только ли самые высшие, или другие тоже), вправе ли суды пересматривать прецеденты («правопо-ложения», «правовые позиции» и т. п.), как выделить «прецедентный смысл» решения из текста судебного акта и каким образом следует реформировать существующий стиль судебных решений, чтобы облегчить эту задачу, и т. д.
В конечном счете, вывод состоит в том, что спор по вопросу, является ли прецедент источником права в России, представляет собой дискуссию довольно схоластического свойства и неизбежно вырождается в спор о словах, при котором стороны весьма скоро перестают отдавать себе отчет, о чем же именно они спорят - отнюдь не редкая для научных дискуссий ситуация. Углубление в этот спор порождает и потенциально бесконечный «регресс определений», поскольку понятие «источник права» является не менее расплывчатым, нежели «прецедент», и в свою очередь требует разъяснений, в каком смысле мы употребляем слово «источник» и что такое «право», а также «норма» и т. д. Увлечение подобными дебатами подозрительно напоминает бесцельную трату умственных сил, которая тем более огорчительна, что стороны, увязнувшие в споре, могут быть абсолютно согласны между собой относительно фактов, т. е. по вопросу о том, какова реальная роль судебных решений, и расходиться лишь относительно «надлежащего» обозначения для нее. Но если цель выработки понятий - улучшить наше понимание реальности, то какой смысл спорить о понятиях, если спорящие уже достигли одинакового и, как они сами считают, вполне адекватного представления о ней.
Ещё один аспект касается моральной оценки самих правовых позиций, созданных в процессе правоприменительной и
нормотворческой деятельности судебных инстанций.
Начнем с одного из главных доводов против судебного нормотворчества, который гласит, что оно является «ретроспективным». Иными словами, судейское право применяется к отношениям сторон в «правотворческом» деле, хотя эти отношения возникли раньше применяемого к ним права и, следовательно, ни одна из сторон не могла действовать, сообразуясь с его требованиями. В итоге получается, что проигравшая сторона неизбежно бывает наказана за нарушение права, которого ещё не существовало.
Вполне очевидно, что эта проблема существует в любой системе, в которой суды сталкиваются с пробелами и неясностями правовых норм и бывают вынуждены так или иначе их преодолевать. В правовой науке она была поставлена американским правоведом Р. Дворкином, который предложил и её решение. Решением Р. Дворкина является его концепция «единственного правильного ответа». Она тесно связана с его утверждением, что в состав права, наряду с нормами (правилами), входят и моральные принципы. Суть проведенного им логического различия между нормами и принципами сводится к следующему: если правовые нормы взаимно исключают друг друга (т. е. если вопрос регулируется какой-либо нормой, то другие вследствие этого уже ничего не вносят в его разрешение), то принципы имеют такое измерение, как «вес». Принцип не превращает какое-либо решение в обязательное, а скорее является доводом в его пользу. Поэтому, если один принцип «перевешивает» другой, то последний тем самым не исключается из правовой системы и может «устоять» [9].
Р. Дворкин доказывает, что позитивистская концепция права как система норм, а концепция судебного правотворчества - как деятельности, осуществляемой лишь «на границах» этих норм, является ошибочной, поскольку подразумевает, что вносимые судами при заполнении «пробелов» новшества применяются ретроспективно, т. е. получают обратную силу и, следовательно, разрушают оправданные ожидания граждан. Между тем, по Р. Дворкину, право, помимо статутных и прецедентных норм, включает такой неистощимый ресурс, как принципы, прежде все-
го моральные, благодаря которым право способно дать ответ на любой вопрос. Поэтому задача судьи (можно даже сказать, его сверхзадача) - истолковать нормы и принципы наилучшим образом в их совокупности, а это и означает дать правильное решение проблемы, стоящей перед судом. Этот потенциал права, пишет Р. Дворкин, «позволяет нам взглянуть на заявление ответчика [против которого вынесено решение], что несправедливо застигать его врасплох [применяя норму, не существовавшую на момент возникновения спора], в новом свете. Если истец действительно имеет право на судебное решение в свою пользу, тогда он может полагаться на это право. Если очевидно и бесспорно, что он имеет такое право, то со стороны ответчика невозможно говорить о «неоправданном сюрпризе» лишь на том основании, что право возникло иным образом, нежели через статут» [10]. Таким образом, защита судейской инициативы Р. Дворкином носит довольно неожиданный и парадоксальный характер: она состоит именно в том, чтобы показать, что реально никакого судебного правотворчества в таких случаях не происходит - судьи не создают нового права, а лишь интерпретируют существующее право во всей его полноте, прибегая не только к нормам, но и к принципам.
Однако трудно считать подобное решение проблемы удовлетворительным, поскольку это только фикция, что соответствующее право уже прежде существовало. В лучшем случае, можно говорить лишь о размытой и латентной форме его существования, которой явно недостаточно для достижения всех задач права. Если бы стороны могли заранее знать о существовании подобных «скрытых» прав, то многих тяжб вообще удалось бы избежать. Именно потому, что люди придерживаются различных мнений относительно содержания своих прав и обязанностей или правомерности определенного поведения, они вынуждены обращаться в суд.
Вызывает возражения и тезис о непременном существовании «одного правильного решения» для каждой, даже самой трудной, правовой проблемы. В своих более поздних работах Р. Дворкин утверждает, что эта идея верна по той простой причине, что из воз-
можных решений конкретной проблемы какое-то одно всегда лучше других и что именно этот наилучший ответ может считаться единственно верным (с правовой точки зрения). Кроме того, он проводит различия между неопределенностью в отношении того, какой ответ действительно является наилучшим и потому единственно правильным, и невозможностью определения когда предполагается, что правильного ответа вообще не существует. В первом случае правильное решение, в принципе, можно отыскать, а во втором - нет, поскольку оно отсутствует, т. е. нет и не может быть никаких оснований утверждать, что один ответ лучше других и потому является правильным. По мнению Р. Дворкина, в трудных юридических делах мы в самом худшем случае имеем дело лишь с неопределенностью, но не с невозможностью определения. Судьи, пишет Р. Дворкин, спорят между собой как раз потому, что они считают наилучшими различные решения, а это означает, что одно из решений действительно является наилучшим. Они никогда не признаются (возможно, даже самим себе), что ни одно решение не является лучшим. Когда некое дело приходит к ним, они, конечно же, предпринимают всё, от них зависящее, чтобы добиться наилучшего решения. В этом с Р. Дворкином нельзя не согласиться. Но необходимо иметь в виду, что, невзирая на все усилия судей, это наилучшее решение может остаться нераспознанным и быть ими отвергнуто. Или же они отыщут его, но, тем не менее, сочтут, что нет достаточных доводов в пользу его превосходства перед остальными, поскольку право (причем законодательство не в меньшей степени, чем право судейское) развивается методом проб и ошибок и отнюдь не всегда можно заранее предвидеть исход правового эксперимента. Более того, можно сказать, что ограниченный горизонт рационального предвидения является неотъемлемой чертой любого процесса принятия решений, а не только создания новых норм.
При создании правил положение вещей, в принципе, аналогично: не всегда можно с уверенностью предсказать, какой из предлагаемых вариантов окажется наилучшим. Можно даже выразиться ещё жестче: некое решение станет правильным лишь впослед-
ствии, благодаря различным обстоятельствам, которые в момент его принятия не были и не могли быть кому-либо достоверно известны - просто потому, что они могли и не возникнуть, а следовательно, и не могли быть учтены. В лучшем случае они могли быть только угаданы (например, на основе субъективной оценки вероятности их возникновения). Таким образом, нередко бывает так, что лишь будущее развитие событий придает качество «правильности» тем или иным решениям. Это обстоятельство играет ключевую роль в теории эволюции норм, однако недооценивается теми, кто желает, чтобы судьи опирались на те или иные прежние или ныне существующие правовые практики или моральные принципы. Поэтому приходится признать, что судьи вольно или невольно окажутся консерваторами, склонными принимать решения, благоприятствующие сохранению их статуса.
1. Обзор точек зрения по поводу определения понятия «правовая позиция» см., напр., в: Власенко Н.А. Правовые позиции: понятия и
виды // Журнал российского права. - 2008. -№ 12. - С. 77-79.
2. См.: Там же. - С. 80.
3. Карташов В.Н. Правовые позиции Верховного суда РФ по поводу применения судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права // Судебное правоприменение: проблемы теории и практики / под ред. В.М. Сырых. - М., 2007. - С. 234.
4. См.: Власенко Н.А. Правовые позиции: понятия и виды. - С. 80.
5. См.: Там же. - С. 81.
6. См.: Тарасов Н.Н. Методологические проблемы юридической науки. - Екатеринбург, 2001.
7. Подробнее о правовых позициях суда см.: Власенко Н.А. Правовая природа, виды и понятие правовых позиций суда // Российское правосудие. - 2008. - № 9; Гринева А.В. Судебные правовые позиции. Теоретические вопросы: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. -М., 2000.
8. См.: Верещагин А. Заметки о судебном нормотворчестве // Сравнительное конституционное обозрение. - 2007. - № 2. - С. 139.
9. См.: Дворкин Р. О правах всерьез. - М.: РОССПЭН, 2004.
10. Там же.
