CC BY
39
5. Иессен А.А. Кавказ и древний Восток в IV-III тыс. до н.э. // Краткие сообщения Института археологии. Вып. 93. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 3-14.
6. Гасанов М.Р. Дагестан в составе Кавказской Албании. Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1995. 64 с. С. 25.
7. Прокопенко Ю.А. Северокавказский степной торговый путь IV в. до н.э. - IV в. н.э. // Тарих. 1996. № 2-3. С. 74-82.
8. Гаджиев М.С. Древний город Дагестана. М.: Издательская фирма "Восточная литература" РАН, 2002. 320 с. С. 203.
9. Древние цивилизации от Египта до Китая. М.: Ладомир, 1997. 1264 с. С. 177.
10. Дьяконов И.М. Пути истории. М.: Мысль, 1994. 422 с. С. 6.
11. Шихсаидов А.Р. Ислам в средневековом Дагестане (VII-XV вв). Махачкала: Изд-во Дагфилиала АН СССР, 1969. 250 с. С. 107.
12. Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М.: Наука, 1968. 472 с. С. 56.
REFERENCES
1. Chernous VV. Naucnaa mysl' Kavkaza, 2000, no. 2, pp. 30-34.
2. Istoriya narodov Severnogo Kavkaza [The history of the peoples of the North Caucasus]. In 2 vol. Vol. 1. Moscow, Nauka, 1988, 544 p., p. 33.
3. Drevnie tsivilizatsii [The ancient civilizations]. Ed. by G.M. Bongard-Levin. Moscow, Mysl', 1989, 480 p., p. 474.
4. Gadzhiev M.G. Kul'tura rannezemledel'cheskikh piemen Severo-Vostochnogo Kavkaza (epokha eneolita
i ranney bronzy) [The Culture of the early agricultural tribes of the North-Eastern Caucasus (the Eneolithic and early bronze). A thesis submitted for the degree of Doctor of History]. Yerevan, 1987, 48 p., p. 24.
5. Iessen A.A. Kavkaz i drevniy Vostok v IV-III tys. do n.e. [The Caucasus and the ancient East in the 5th-3rd BC]. In: Kratkie soobshcheniya Instituta arkheologii [Short messages of Institute of archeology]. Moscow, Publishing House of USSR Academy of Science, 1963, vol. 93, pp. 3-13.
6. Gasanov M.R. Dagestan v sostave Kavkazskoy Albanii [Dagestan in structure of the Caucasian Albania]. Makhachkala, Dagestan Book Publishing House, 1995, 64 p., p. 25.
7. Prokopenko Yu.A. Tarikh, 1996, no. 2-3, pp. 74-82.
8. Gadzhiev M.S. Drevniy gorod Dagestana [The Ancient city in Dagestan]. Moscow, Vostochnaya literatura RAS, 2002, 320 p., p. 203.
9. Drevnie tsivilizatsii ot Egipta do Kitaya [Ancient civilizations from Egypt to China]. Moscow, Ladomir, 1997, 1264 p., p. 177.
10. D'yakonov I.M. Puti istorii [The path of history]. Moscow, Mysl', 1994, 422 p., p. 6.
11. Shikhsaidov A.R. Islam v srednevekovom Dagestane (VII-XV vv) [Islam in medieval Dagestan (7th-15th centuries)]. Makhachkala, Publishing House of Dagestan Branch of the USSR Academy of Science, 1969, 250 p., p. 107.
12. Pashuto V.T. Vneshnyaya politika Drevney Rusi [Foreign policy of Ancient Russia]. Moscow, Nauka, 1968, 472 p., p. 56.
25 декабря 2016 г.
УДК 94(479) "12/15"
ФОРМИРОВАНИЕ АДЫГСКОЙ ОБЩНОСТИ, ХШ-ХУ1 вв.: ПРОСТРАНСТВО, ПРИРОДНО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ, ФАКТОРЫ ВНЕШНЕГО ВОЗДЕЙСТВИЯ
С.Х. Хотко
DOI 10.18522/2072-0181-2017-89-1-72-79
В истории Северо-Западного Кавказа период XIII-XVI вв. характеризуется усилением процесса этнополитической консолидации адыгов, а также расширением ареала их расселения. Внешнее наименование адыгов - черкесы -получило распространение во всех видах источников на протяжении XIII-XIV вв. Соответственно, территория расселения адыгов называлась "Черкесия". Укорененное с античной
Хотко Самир Хамидович - кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник отдела этнологии Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т.М. Керашева, 385000, Республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Краснооктябрьская, 13, e-mail: inalast@mail.ru, т. 8(8772)521623.
эпохи наименование зихи (Зихия) продолжало использоваться как синонимичное этнониму черкесы вплоть до XVI в. и, эпизодически еще встречается в источниках XVII в. [1-3; 4, p. 291, 300, 303].
Настоящая статья посвящена прояснению природно-географических и культурно-исторических характеристик пространства развития адыгского этноса, формирования на основе этого процесса этнополитической
Samir Khotko - Adyghe Republican Institute of Humanitarian Researches, 13, Krasnooktyabrskaya, Maikop, 385000, e-mail: inalast@mail.ru, tel. +7(8772)521623.
общности. Пользуясь категорией местораз-витие, введенной российским философом-"евразийцем" П.Н. Савицким, мы можем приблизиться к пониманию закономерностей взаимодействия этноса и ландшафта в рамках процесса адыгского этногенеза. П.Н. Савицкий определял категорию месторазвития как "общежитие широкого порядка", складывающееся на основе "генетических вековечных связей" между растительными, животными и минеральными царствами, с одной стороны, и человеком, его бытом и духовным миром - с другой [5].
Концепция месторазвития впервые была применена к истории Северо-Западного Кавказа в работе П.Н. Милюкова. Он сделал весьма важное наблюдение, согласно которому бассейн Кубани является наиболее древним месторазвитием в границах Российской империи. Это наблюдение было сделано на основе исследования в 1897 г. выдающегося памятника эпохи ранней бронзы - Майкопского кургана. Милюков еще не имел в своем распоряжении правильной датировки, но точно отметил историческое значение памятника [6, с. 66-67, 271]. Датировки Майкопского кургана во время начальной фазы его изучения колебались от 2 300 до 1 700 г. до н.э. В наши дни майкопская культура или май-копско-новосвободненская общность датируется, в целом, в пределах IV тыс. до н.э., при определении предмайкопского периода в обширных хронологических границах V тыс. до н.э. [7]. В наблюдениях Милюкова, Кубань, или Северо-Западный Кавказ предстает одновременно и как перекресток культур и как центр формирования мощной этнической культуры, влияющей на "южнорусские" области [6, с. 200-201].
Месторазвитие адыгского этноса определялось сочетанием ряда ландшафтных зон -гор, леса, бассейна Кубани. Горный ландшафт Северо-Западного Кавказа характеризуется тем, что Фишт-Оштенский массив является крайним западным сектором Главного Кавказского хребта, обладающим ледниковым покрытием. Горная система Северо-Западного Кавказа прилегает к бассейну Черного моря, что обеспечивает преобладающее влияние влажных воздушных масс, поступающих из Атлантики [8, с. 124]. Соответственно, автохтонное население имело возможность вести сельское хозяйство в верховьях рек, почти у самых перевалов. Демографическая
емкость закубанского нагорного ландшафта была неизмеримо более высокой, чем у ущелий Центрального Кавказа, малопригодных для земледелия и садоводства. Во времена затяжных военных кампаний и сильной кочевой угрозы, черкесское население имело возможность длительного "сжатия", расселения в глубинных районах Закубанья.
Для понимания роли географической среды Северо-Западного Кавказа необходимо подчеркнуть, прежде всего, значение лесного ландшафта, который покрывал большую часть как равнинного пространства бассейна Кубани, так и нагорного сектора. Несмотря на систематическое истребление лесов на протяжении последних полутора столетий, Северо-Западный Кавказ остается наиболее лесистым регионом Кавказа [8, с. 45-46].
В.О. Ключевский в лекции, посвященной "влиянию природы страны на историю ее народа" писал о значении лесного фактора: "Лес сыграл крупную роль в нашей истории. Он был многовековой обстановкой русской жизни: до второй половины XVIII в. жизнь наибольшей части русского народа шла в лесной полосе нашей родины... Лес служил самым надежным убежищем от внешних врагов, заменяя русскому человеку горы и замки" [9]. Это наблюдение можно целиком перенести на описание той роли, которую играл лесной ландшафт в генезисе адыгского этнополити-ческого пространства. Джиованни да Лукка отмечал, что "черкесы населяют более лесистые места, в которых они укрываются. Деревни их расположены в самых густых лесах. Они окружают их сплетенными одно с другим деревьями, чтобы таким образом затруднить въезд татарской коннице. В лесу один черкес обратит в бегство 20 татар" [10, с. 490].
Северо-Западный Кавказ, включая отроги южного склона Главного Кавказского хребта, является также одним из наиболее насыщенных водными ресурсами регионов Кавказа. Их значение для истории адыгского этноса, развития его системы жизнеобеспечения, наверное, невозможно переоценить. Это обстоятельство очень хорошо понимал С. Хан-Гирей, чье систематическое описание Черкесии начинается с очень подробного перечисления рек, в сочетании с указаниями на расселение субэтнических групп [11, с. 66-82]. Речная долина являлась естественным географическим районом для фор-
мирования территориального общества-псухо (псыхъуэ - адыг. "долина реки", "община", "общество").
Реки Закубанья все питают одну главную водную артерию - Кубань. Площадь бассейна Кубани 57,900 км2. Притоки Кубани сами обладают невероятно разветвленной сетью притоков. Так, река Белая имеет водосборный бассейн в 5 990 км2 и 3 459 притоков [12].
Кубань в своем нижнем течении представляла собой достаточно удобную для плавания судов реку. В XIV-XV вв. торговые и военные суда (галеры, галеи, бригантины) поднимались вверх по течению, по меньшей мере, до Копы (Копарио), находившейся в 28 милях от устья [4, р. 156, 372, 396, 399, 461; 13]. Вполне можно предполагать судоходность Кубани в этот период до устья Лабы. Продукты земледелия и скотоводства могли доставляться местными жителями на крупные торжища, расположенные в устье Кубани и на Тамани.
Дельта Кубани, частью которой является Таманский полуостров, на протяжении всего обозримого процесса адыгского этногенеза столь же важная территория, как и наиболее безопасная и укромная нагорная часть Заку-банья. Дельта Кубани охватывает огромную площадь в 4 300 км2, из которых 1 500 км2 занимают лиманы. По размерам она равна дельте Дуная и значительно крупнее дельт Дона или Днепра. Можно со значительной долей уверенности говорить о том, что процесс адыгского этногенеза никогда не прекращался в районе кубанской дельты. И столь же непрерывный характер носило здесь общение предков адыгов с самыми различными этнокультурными группами населения: греками, евреями, армянами, генуэзцами, османами, длинной вереницей представителей кочевых культур. Контакты с "османами" означали в этническом отношении далеко не только собственно анатолийских тюрок, но и очень широкий спектр - от арабов до албанцев.
В XIII-XVI вв. Таманский "остров" был частью владений черкесского княжества Хытук [11, р. 197; 14]. Черкесское население достаточно прочно и на длительный период занимало земли вдоль азовского побережья, где среди разветвленной сети лиманов и рек можно было обустраивать полеводческое хозяйство, а также заниматься заготовкой рыбы.
В XIII-XVI вв. адыги выходят далеко за пределы своего изначального ареала и осваивают равнину Центрального Пред-
кавказья. Кабардинское феодальное владение имело вполне определенный природный центр в междуречье Малки и Терека. Отсюда кабардинцы расселились еще дальше на восток вплоть до долины Сунжи, основав так называемую Малую Кабарду.
Избрание междуречья Малки и Терека под поселение большей части "племени" было определено тем обстоятельством, что ландшафт этой местности был максимально близок закубанской родине кабардинцев. Л. Люлье приводит адыгское название этого района -Кабертай-Туадж ("кабардинское междуречье", где т1уащ1э "междуречье", "полуостров") [15]. Данный район, как подчеркивал Хан-Гирей, изобиловал водными и лесными ресурсами: "Вообще древнее это обиталище кабардинского поколения можно назвать одной из наиболее обогащенных природой областей Северного Кавказа" [11, с. 161].
Другой, можно полагать, не менее важный и непрерывный природно-географический фактор - влияние моря. В XIII-XVI вв. фактор моря дал Черкесии столь мощные и длительные воздействия как военно-мобилизационное, исходившее из Каира, и торгово-экономическое, обусловленное созданием италийских (по преимуществу, генуэзских и венецианских) поселений в Крыму и на Кавказе.
Черноморское побережье Черкесии представляло собой достаточно протяженный (порядка 420 км) участок, на котором горы, располагавшие большими запасами корабельного леса, вплотную прилегают к морю. Закономерно, что здесь развилось морское дело в самую отдаленную историческую эпоху и местное население представляло собой угрозу для греческого и древнеримского судоходства в северо-восточном секторе Черного моря от Крыма до Трапезунда.
Для хозяйственных связей причерноморской Черкесии большое значение имело каботажное плавание. Первые известия о развитии морской торговли у средневековых адыгов принадлежат арабскому энциклопедисту X в. аль-Масуди [16]; источники периода позднего средневековья преимущественно описывают нам военную или пиратскую активность черкесов на море [17, 18]. В 1837 г. Дж. Белл стал свидетелем морских поставок зерна из северного сектора черкесского побережья (Натхокуаджа) в его южную часть (Убыхию и Джигетию), которые пострадали от неурожая [19, р. 78].
Тем не менее, несмотря на выгодное географическое расположение, Черкесия не стала государством в полном смысле этого понятия. Исследование проблем генезиса адыгского этнополитического пространства в ХШ-ХУ1 вв. показывает нам вполне отчетливо многие черты его культурной изолированности, самобытности, сохранения древних социальных и культурных норм. Здесь со всей очевидностью следовали закону мимесиса, или подражания. В традиционном обществе, согласно А. Тойнби, "мимесис обращен назад, на прошлое, правит обычай, и общество остается статичным". В обществе, переживающем цивилизационный цикл развития, мимесис направлен на творческие личности, "которые господствуют над последователями, поскольку являются первооткрывателями" [20, с. 102].
Мимесис на адыгской или кавказской почве предполагает культ предков и воспроизводство той социальной и культурной модели, которая завещана сакрализованными предками. Действие мимесиса формировало определенный тип исторической памяти, который был связан исключительно с преданиями и героическими сказаниями и песнями. Геро -ический эпос, посвященный героям-небожителям нартам, начал формироваться в глубокой древности, на заре бронзового века и включал в себя отражения всех важнейших эпох, пережитых самыми отдаленными предками адыгов. "Адыги на протяжении многих столетий, - отмечает Э.А. Шеуджен, - сохраняли, более того, переживали связь с событиями, запечатленными в устной традиции, воспринимая себя наследниками исторического прошлого. В течение веков многочисленные безымянные сказители, совершенствуя идеи и сюжеты, сохраняли для потомков накопленный опыт" [21].
Дж. Белл писал о черкесах как о наследниках пятитысячелетней независимости [19, с. 405], что отражало как суть адыгской исторической памяти (древность и постоянная борьба за независимость), так и научные представления о Кавказе, сложившиеся к тому времени в Западной Европе. История кавказских народов возводилась к древним этносам, сформировавшимся в этом регионе в эпоху бронзового века. В общих чертах этот подход характерен для российской и европейской исторической науки на протяжении ХХ в. и сохраняется в наши дни.
Концепция месторазвития перекликается с идеей яркого представителя школы "Анналов" Ф. Броделя об "островах, окруженных сушей": "Не существует ли в Средиземноморском мире, - задается вопросом Бродель, - распределенном на множество отсеков и оставляющем огромное пространство необработанным землям, не говоря уже о море, других островов, похожих на настоящие? Других оторванных от окружающей территории уголков - сам эпитет напоминает об островах, - как, например, Греция или другие регионы, отгородившиеся от мира стенами гор и не имеющие с ним других путей сообщения, кроме морских?" [22]. Наряду с Грецией, Ф. Бродель к "островам на суше" отнес целый ряд стран и регионов Средиземноморья: Магриб, Ломбардию, Каталонию, Португалию, Андалусию, Валенсию, Сирию и др. Заметим, что Броделю предшествует Дж. Кеннан с его статьей "Остров в море истории. Горцы Дагестана", вышедшей в свет в 1913 г. [23].
Осмысление или представление какой-то части суши как "острова" было характерно для географических представлений многих народов. Так, в арабской традиции аль-Джазира ("Остров") - типичный "остров на суше", или плато в северной части Месопотамии, на стыке Ирака, Сирии и Турции. Другой, широко известный пример - Иль-де-Франс (Ile-de-France "остров Франции") - историческая область Франции, сконцентрированная вокруг Парижа [24].
Осмысление форм сухопутного рельефа далеко не исчерпывается аналогией "острова". Встречается, например, столь образное наименование как "Благодатный Полумесяц" (Fertile Crescent), под которым имеется в виду благоприятная для ведения сельского хозяйства территория - регион, вытянутый в виде полумесяца, протянувшийся от долины Нижнего Египта, через Левант в Месопотамию, с наибольшим количеством осадков в зимнее время и с богатой почвой [25].
Крайне показательно, что аналогия "острова" в отношении Черкесии возникла в воображении их многовековых соседей - татар. В 1702 г. Ферран, французский медик на ханской службе, посетил Черкесию и отразил факт использования крымскими татарами определения Ада ("Остров") не только в отношении Таманского "острова", но и всей Черкесии [26].
Естественно-географические условия и культурно-историческая специфика ареала
адыгского этногенеза позволяют нам охарактеризовать его как типичный броделевский "остров на суше". В диссертации П.С. Успенского, посвященной этнической истории Северо-Западного Кавказа в хазарское время, специально отмечается такое заметное для исследователя археологических памятников явление как континуитет Закубанья (включая горный массив и Черноморское побережье) на протяжении всего периода средних веков, его самобытность и культурная независимость в отношении кочевых государств [27].
В то же время процессы, проистекавшие в евразийском поясе степей, не могли не оказывать существенного влияния на генезис адыгской этнополитической общности. Этот фактор - непрерывный степной вызов - определял характер и интенсивность контактов черкесского пространства с государствами и этносами не только Степи, но и Восточной Европы.
Выходцы из тюркской или тюрко-угор-ской Степи периодически оседали на порубежных землях Черкесии. Фрагментарное включение опытных степных воинов в местное сообщество усиливало его военный потенциал и делало его конкурентоспособным на пространстве большого северокавказского "ипподрома" - степного сектора между Азовским и Каспийским морями. Перманентное смешение с тюрками не привело к формированию нового тюркоязычного этноса, как это произошло в Северном Дагестане. Адыгское месторазвитие на Северо-Западном Кавказе, которое, на первый взгляд, является совершенно открытым для степного влияния, ассимилировало все группы кочевых переселенцев.
Для понимания того, как в непосредственной близости от Степи развивалось адыгское этнополитическое пространство, особое значение имеет применение исторического закона "вызова и ответа" (сЬаПе^е and response), который сформулирован выдающимся философом истории А. Тойнби. В закономерностях действия этого общего исторического закона, вполне осознаваемого еще древними мыслителями, Тойнби выделил пять типов стимулов: суровой страны, новой земли, удара, давления и ущемления [20, с. 140-141, 151-153, 160-181].
Говоря о стимуле давлений, Тойнби подробно поясняет свои наблюдения на примере этапа становления Османского государства. Но, наверное, самый выдающийся пример
стимулирующего давления: монгольское завоевание Киевской Руси. Русское государство не просто удержалось под натиском евразийских кочевников, но смогло "осуществить продолжительное завоевание кочевнических земель и изменить ландшафт, превратив пастбища кочевников в крестьянские поля и заменив их передвижные становища оседлыми деревнями" [20, с. 167].
Борьба Русского государства с кочевническими набегами способствовала созданию весьма эффективной системы сдерживания. В ее основе было строительство укрепленных линий в виде цепи крепостей и форпостов, между которыми в наиболее удобных для прохождения больших масс конного войска местах устраивались рвы, засеки, надолбы. Такая линия укреплений была фактически границей между Русским государством и постзолотоордынскими государствами -Большой Ордой, Казанским, Астраханским, Крымским ханствами. Впервые она появилась при Иване III. Восточные рубежи Русского государства проходили по реке Оке, поэтому укрепленная граница получила название "Берег". "На первых порах, - писал о значении Берега П.Н. Милюков, - Москва и ограничилась только тем, что было безусловно необходимо для ее собственного самосохранения. Она решилась защищать ближайшую естественную границу - "берег" (Оки)" [6, с. 460].
Степное пространство к югу от Берега было частью владений Большой Орды, а после 1502 г. - Крымского ханства. Оно получило образное наименование "Поле", которое стало обозначать территорию, откуда исходит угроза, и которую необходимо поставить под собственный военный контроль. Борьба за Поле стала основной военной функцией Русского государства в XVI в. [28].
Для Черкесии идея контроля за прилегающим сектором степи была столь же актуальна. Но в отличие от Русского государства, черкесские княжества не располагали необходимым для этого военным потенциалом и соответствующей системой мобилизации. В целях сдерживания кочевнической угрозы и предотвращения неожиданных нападений, черкесские княжества заключали союзнические отношения с теми кочевыми группами населения, которые давно находились в регионе Кубань-Дон и испытывали давление с востока от более динамичных и агрессивно настроенных кочевых этносов [29, с. 52, 64, 75].
В XVII в. на закубанской равнине черкесы возводили укрепленные городища: Э. Че-леби приводит их местное название - пшуко (адыг. пщыкьэу дословно "князя ограда", обозначение княжеского селения, в котором княжеская резиденция окружалась домами рядовых уорков-дружинников пшикеу/пшичеу). Так, хатукаевское пшуко Педеси описано им как настоящая крепость с четырьмя рядами земляных валов и срубов из громадных бревен [29, с. 66, 73]. В постоянной борьбе с кочевнической угрозой черкесы сами стали большими мастерами в конной войне и устройстве набегов: Абри де ла Мотрэ отмечал, что черкесы силой отвечают на силу и набегом - на набег [30].
Само по себе развитие адыгского эт-нополитического пространства из состояния относительно небольшого племенного союза Зихии домонгольской эпохи до во много более внушительного сообщества княжеств Черкесии в непосредственном соседстве с Золотой Ордой является отличным примером успешного ответа на исторический вызов (сначала в виде удара, затем - непрекращающегося давления).
Сочетание фундаментальных факторов -природно-географического (благоприятный для обороны и ведения хозяйства ландшафт), этнического (в виде достаточно многочисленной и воинственной зихской общности), геополитического (вовлечение в сферу влияния Золотой Орды, генуэзской Каффы) способствовало развитию адыгского (черкесского) этно-политического пространства. Сильное военное давление со стороны Крымского ханства и Османской империи после 1475 г. остановило развитие адыгской общности на открытых пространствах Восточного Приазовья, но, тем не менее, оно оказалось не такого масштаба, чтобы оттеснить адыгов в нагорный сектор Закубанья. Напротив, в этот крымско-османский период продолжилось адыгское освоение Центрального Предкавказья.
Развитие адыгской позднесредневековой общности в границах от Таманского полуострова до среднего течения Терека представляется исторически закономерным. Зихский племенной союз накануне монгольского завоевания относился к числу наиболее стабильных протогосударственных образований Северного Кавказа. Зихи располагали, судя по археологическим памятникам Х-Х111 вв., сильным дружинным слоем. В тяжелый для всех народов
региона XIII век адыги выстояли и сохранили необходимый людской ресурс для освоения удобной для них экологической ниши, полосы земледельческого ландшафта вдоль предгорий Кавказа.
Черкесия не стала страной городов, а ее население вело такой образ жизни, который, насколько можно судить, был весьма близок образу жизни таких регионов как Кавказ, Балканы или Средняя Европа эпохи раннего железного века. Тысячелетняя эпоха христианства так и не привела к заимствованию передовых норм и институтов, не была создана письменность, не были основаны монастыри, которые и являлись всюду первыми очагами образования и культуры, не возникло централизованное государство. Это состояние поразительной статичности страны, расположенной на стыке Европы и Азии, испытывавшей, как отмечено выше, длительные и множественные культурные импульсы, нуждается в отдельном рассмотрении.
ЛИТЕРAТУРA
1. Anton Kern. Der "Libellus de Notitia Orbis" Io-annes' III. (De Galonifontibus?) O.P. Erzbischofs von Sulthanyeh II Archivum Fratrum Praedicatorum. 1938. Vol. VIII. P. 82-143.
2. Fischel W. Ascensus Barcoch. A Latin Biography of the Mamluk Sultan Barquq of Egypt (d. 1399), written by B. de Mignanelly in 1416 II Arabica. 1959. Vol. 6. P. 57-74.
3. Interiano G. La vita, et sito de Zychi, chiamati Ciarcassi, Historia notabile, prima edizione, Aldo Manuzio, Venezia, 1502. 14 p. P. 5.
4. Balard M. La Romanie génoise (XIIe-début du XVe s.), Bibliothèque des Écoles françaises d'Athènes et de Rome, fasc. 235, 2 vol. Vol. 1. Gênes-Rome: École Française de Rome, Palais Farnese, 1978. 494 p.
5. Савицкий П.Н. Континент Евразия. М.: Аграф, 1997. 462 с. С. 283.
6. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т. 1: Земля, население, экономика, сословие, государство. M.: Прогресс, 1993. 528 с.
7. Кореневский С.Н. Современные проблемы изучения майкопской культуры II Археология Кавказа и Ближнего Востока: сб. к 80-летию члена-корреспондента РАН, профессора Р.М. Мунчаева. М.: ТАУС, 2008. С. 71-122.
8. Козменко Г.Г., Немцев A.C., Трепет C.A. Организация и функционирование особо охраняемых природных территорий. Майкоп: РИПО "Адыгея", 2000. 166 с.
9. Ключевский В.О. Курс русской истории. Часть I. М.: Синодальная типография, 1904. 456 с. + VI с. С. 69-70.
10. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин Жана де-Люка, монаха доминиканского ордена (1б25) I Пер. П. Юрченко II Записки императорского Одесского общества истории и древностей. Т. XI. Одесса: Франко-Русская типография Л. Даникана, 1879. С. 473-493.
11. Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Вступительная статья и подготовка текста к печати В.К. Гарда-нова и Г.Х. Мамбетова. Нальчик: Эльбрус, 1978. 334 с.
12. Борисов В.И. Реки Кубани. Краснодар: Краснодарское книжное издательство, 1978. 80 с. С. 42.
13. Atti della Società Ligure di Storia Patria. Vol. VII: Codice diplomatico delle colonie Tauro-Liguri durante la signoria dell'Ufficio di S. Giorgio (14531475). Tomo secondo, ordinato ed illustrato dal socio p. A. Vigna. Parte II. Genova: Tipografia del R.I. de'Sordo-Muti, 1879. 1014 p. P. 57, б73.
14. Хотко С.Х. Черкесские княжества в XIV-XV веках: вопросы формирования и взаимосвязи с субэтническими группами II Историческая и социально-образовательная мысль. 201б. Т. 8. № 2I1. С. 4б-58.
15. Люлье Л.Я. Общий взгляд на страны, занимаемые горскими народами, называемыми: Черкесами (Адиге), Абхазцами (Азега) и другими смежными с ними II Записки Кавказского отдела Императорского Русского географического общества. Кн. IV. Тифлис: Типография Канцелярии Наместника Кавказского, 1857. С. 187.
16. Сведения арабских географов IX и X веков по Р. Хр. о Кавказе, Армении и Азербейджане I Пер. и прим. Н.А. Караулова II Сборник сведений для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 38. Тифлис: Типографии Канцелярии наместника Его Императорского величества на Кавказе и К. Козловского, 1908. Отд. I. С. 1-130.
17. Bratianu G.I. Actes des Notaires Génois de Péra et de Caffa de la Fin du Treizieme Siècle (1281-1290). Bucarest: Cultura Nationala, 1927. 378 p. P. 272.
18. Kressel R.Ph. The Administration of Caffa under the Uffizio di San Giorgio. University of Wisconsin, 19бб. 472 p. P. 389.
19. Journal of a Residence in Circassia during the Years 1837, 1838 and 1839 by James Stanislaus Bell. Vol. I. L.: Edward Moxon, Dover Street, 1840. 452 p.
20. Тойнби А. Исследование истории I Пер. с англ. К.Я. Кожурина. М.: АСТ МОСКВА, 2010. 1120 с.
21. Шеуджен Э.А. Адыги (черкесы) в пространстве исторической памяти. М., Майкоп: Изд-во АГУ, 2010. 280 с. С. 30.
22. Бродель Ф. Средиземное море и средиземно -морский мир в эпоху Филиппа II. Ч.1: Роль среды I Пер. с фр. М.А. Юсима. М.: Языки славянской культуры, 2002. 49б с. С. 209-210.
23. Kennan G. An Island in the Sea of History. The Highlands of Dagestan II The National Geographic Magazine. Vol. XXIV. № 10. Washington, 1913. P. 1087-1140.
24. Le Petit Larousse. P.: Larousse, 1995. 1784 p. P. 1406.
25. Holt P.M. Egypt and the Fertile Ores^nt, 15161922. A Political History. L.: Longmans Green and Co. Ltd., 1966. XII, 338 p.
26. Voyage de Crimée en Circassie par le pays des Tartares Nogais, fait l'an 1702 par le sieur Ferrand, Médecin Français // Lettres édifiantes et curieuses: écrites des missions étrangères. T. III: Mémoires du Levant. A Toulouse: Noel-Etienne Sens, 1810, pp. 177-208.
27. Успенский П.С. Кремационные погребения Северо-Западного Кавказа VIII-XIII вв. как исторический источник: Автореф. дис. ... канд. Ист. наук. М.: Институт археологии РАН, 2015. 30 с. С. 26-27.
28. Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1991. 272 с. С. 85, 93.
29. Челеби Э. Книга путешествия (Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII века) / Предисл. А. П. Григорьева. Прим. и комм. А. П. Григорьева и А. Д. Желтякова. Вып. 2: Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. М.: Наука, 1979. 288 с.
30. A. de la Motraye's travels through Europe, Asia, and into part of Africa: with proper cuts and maps; containing a great variety of geographical, topographical, and political observations on those parts of the world, especially on Italy, Turkey, Greece, Crim and Noghaian Tartaries, Circassia, Sweden, and Lapland. Vol. II. London: Printed for the author, 1723. 432 p. + 72 p. P. 33.
REFERENCES
1. Anton Kern. Archivum Fratrum Praedicatorum, 1938, vol. VIII, pp. 82-143.
2. Fischel W. Arabica, 1959, vol. 6, pp. 57-74.
3. Interiano G. La vita, et sito de Zychi, chiamati Ciarcassi, Historia notabile. Prima edizione, Aldo Manuzio, Venezia, 1502. 14 p., p. 5.
4. Balard M. La Romanie génoise (XIIe-début du XVe s.). Bibliothèque des Écoles françaises d'Athènes et de Rome, fasc. 235, 2 vol. Vol. 1. Gênes-Rome, École Française de Rome, Palais Farnese, 1978, 494 p.
5. Savitskiy P.N. Kontinent Evraziya [Eurasian Continent]. Moscow, Agraf, 1997, 462 p., p. 283.
6. Milyukov P.N. Ocherki po istorii russkoy kul'tury [Essays on the History of the Russian culture]. In 3 vol. Vol. 1: Earth, Population, Economy, Estate, State. Moscow, Progress, 1993, 528 p.
7. Korenevskiy S.N. Sovremennye problemy izucheni-ya maykopskoy kul'tury [Current Problems of Studying the Maykop Culture]. In: Arkheologiya Kavkaza i Blizhnego Vostoka: sb. k 80-letiyu chlena-korrespon-denta RAN, professora R.M. Munchaeva [Archaeology of Caucasus and the Middle East: Coll. to the 80th anniversary of Corresponding Member of the Russian
Academy of Sciences, Professor R.M. Munchaev]. Moscow, TAUS, 2008, pp. 71-122.
8. Kozmenko G.G., Nemtsev A.S., Trepet S.A. Or-ganizatsiya i funktsionirovanie osobo okhranyaemykh prirodnykh territoriy [Organization and Functioning of Specially Protected Natural Territories]. Maikop, RIPO "Adygeya", 2000, 166 p.
9. Klyuchevskiy V.O. Kurs russkoy istorii [The Course of the Russian History]. Part I. Moscow, Synodal Printing House, 1904, 456 p. + VI p., pp. 69-70.
10. Opisanie perekopskikh i nogayskikh tatar, cher-kesov, mingrelov i gruzin Zhana de-Lyuka, monakha dominikanskogo ordena (1625) [Description of Per-ekop and Nogay Tatars, Circassians, Georgians and Mingrels by Jean de Luc, a Monk of the Dominican Order (1625)]. In: Zapiski imperatorskogo Odesskogo obshhestva istorii i drevnostej [Notes of the Imperial Odessa Society of History and Antiquities]. Odessa, the Franco-Russian Printing House of L. Danikan, 1879, vol. XI, pp. 473-493.
11. Khan-Girey. Zapiski o Cherkesii [Notes about Cir-cassia]. Introduction and Text Preparing for Publication by V.K. Gardanov and G.H. Mambetov]. Nalchik, "Elbrus", 1978, 334 p.
12. Borisov V.I. Reki Kubani [The Rivers of Kuban]. Krasnodar, Krasnodar Book House, 1978, 80 p., p. 42.
13. Atti della Società Ligure di Storia Patria. Vol. VII: Codice diplomatico delle colonie Tauro-Liguri durante la signoria dell'Ufficio di S. Giorgio (1453-1475). Tomo secondo, ordinato ed illustrato dal socio p. A. Vigna. Parte II. Genova, Tipografia del R.I. de'Sordo-Muti, 1879, 1014 p., pp. 57, 673.
14. Khotko S.Kh. Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysl', 2016, vol. 8, no. 2/1, pp. 46-51.
15. Lyul'e L.Ya. Obshchiy vzglyad na strany, za-nimaemye gorskimi narodami, nazyvaemymi: Cher-kesami (Adige), Abkhaztsami (Azega) i drugimi smezhnymi s nimi [General View on the Countries, Occupied by Mountain Peoples Called Circassians (Adige), Abkhazians (Azega) and Other Adjacent to Them]. In: Zapiski Kavkazskogo otdela Imperatorskogo Russkogo geograficheskogo obshchestva [Notes of the Caucasus Department of the Russian Imperial Geographical Society]. Book IV. Tiflis, Typography of the Office of the Governor of the Caucasus, 1857, pp. 173-193.
16. Svedeniya arabskikh geografov IX i X vekov po R. Khr. o Kavkaze, Armenii i Azerbeydzhane [Data of Arab geographers 9th and 20th centuries A.D. on the Caucasus, Armenia and Azerbaijan]. Transl. and comment. By O.N. Karaulov. In: Sbornik svedeniy dlya opisaniya mestnostey i plemen Kavkaza [The collection of data for describing the places and tribes of the Caucasus]. Vol. 38. Tiflis, Typography of the office of the Governor of His Imperial Majesty in the Caucasus and K. Kozlowski, 1908, Otd. I, pp. 1-130.
17. Bratianu G.I. Actes des Notaires Génois de Péra et de Caffa de la Fin du Treizieme Siècle (1281-1290). Bucarest, Cultura Nationala, 1927, 378 p., p. 272.
18. Kressel R.Ph. The Administration of Caffa under the Uffizio di San Giorgio. University of Wisconsin, 1966, 472 p., p. 389.
19. Journal of a Residence in Circassia during the Years 1837, 1838 and 1839 by James Stanislaus Bell. Vol. I. L., Edward Moxon, Dover Street, 1840, 452 p.
20. Toynbee A. Issledovanie istorii [A Study of History]. Transl. from English. by K.Y. Kozhurin. Moscow, AST MOSKVA, 2010. 1120 p.
21. Sheudzhen E.A. Adygi (cherkesy) v prostranstve istoricheskoy pamyati [Adygs (Circassians) in the Space of Historical Memory]. Moscow, Maikop, Adyge State Univ. Press, 2010, 280 p., p. 30.
22. Brodel' F. Sredizemnoe more i sredizemnomorskiy mir v epokhu Filippa II [The Mediterranean Sea and the Mediterranean World in the Epoch of Philip II]. Part 1: The Role of the environment. Transl. from French by M.A. Yusim. M.: Yazyki slavyanskoy kul'tury, 2002, 496 p., pp. 209-210.
23. Kennan G. The National Geographic Magazine, 1913, vol. XXIV, no. 10, pp. 1087-1140.
24. Le Petit Larousse. Paris, Larousse, 1995, 1784 p., p. 1406.
25. Holt P.M. Egypt and the Fertile Cressent, 1516-1922. A Political History. London, Longmans Green and Co. Ltd., 1966, 338 p.
26. Voyage de Crimée en Circassie par le pays des Tartares Nogais, fait l'an 1702 par le sieur Ferrand, Médecin Français. In: Lettres édifiantes et curieuses: écrites des missions étrangères. Vol. III: Mémoires du Levant. A Toulouse, Noel-Etienne Sens, 1810, pp. 177-208.
27. Uspenskiy P. S. Krematsionnye pogrebeniya Seve-ro-Zapadnogo Kavkaza VIII-XIII vv. kak istoriches-kiy istochnik [Cremation Burials of the Northwest Caucasus in the 8th-13th Centuries as a Historical Source. A thesis submitted for the degree of Candidate of History]. Moscow, Institute of Archaeology, Academy of Sciences, 2015, 30 p., pp. 26-27.
28. Zagorovskiy V.P. Istoriya vkhozhdeniya Tsentral'nogo Chernozem'ya v sostav Rossiyskogo gosudarstva v XVI veke [The History of Integration of the Central Black Soil Region into the Russian State in the 16th Century]. Voronezh, Voronezh State Univ. Press, 1991, 272 p., pp. 85, 93.
29. Chelebi E. Kniga puteshestviya (Izvlecheniya iz sochineniya turetskogo puteshestvennika XVII veka) [Travelogue. Issue 2: The Territories of the North Caucasus, the Volga River basin and the Don River basin]. Moscow, Nauka, 1979, 288 p.
30. A. de la Motraye's travels through Europe, Asia, and into part of Africa: with proper cuts and maps: containing a great variety of geographical, topographical, and political observations on those parts of the world, especially on Italy, Turkey, Greece, Crim and Noghaian Tartaries, Circassia, Sweden, and Lapland... Vol. II. London, Printed for the author, 1723. 432 p. + 72 p., p. 33.
21 декабря 2016 г.
