CC BY
172
УДК 482
ФОЛЬКЛОРНЫЙ КОМИЗМ В ПРОЗЕ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ
© Ду Жуй
В статье анализируются приемы народной сатиры, применяемые в рассказах Татьяны Толстой для характеристики образов. Гиперболизация, травестирование, изображение живого как неживого, популярные в народной смеховой культуре, плодотворно используются во многих рассказах Татьяны Толстой с целью раскрытия кризисности современного мира, духовной деградации.
Ключевые слова: комизм; народный юмор; интертекст; гипербола.
Татьяна Толстая часто применяет комическое в тех аспектах, которые были свойственны исконно народному юмору. Один из таких принципов фольклорной сатиры состоит в том, что комическое противопоставляется трагическому и возвышенному.
«Комизм кроется не в физической природе человека, и не в духовной его природе, а в таком соотношении их, при котором физическая природа вскрывает недостатки природы духовной», - подчеркивал В.Я. Пропп [1].
В рассказе «Ночь» комическое воспринимается как трагическое и возвышенное, потому что связано с сознанием больного человека Алексея Петровича, осмысливающего окружающий его кризисный мир.
Алексей Петрович, например, уверен, что может стать писателем: «А почему бы и нет? Захочет и будет. Возьмет бумажку, карандаш и будет писателем» [2]. Смешное в этом эпизоде обусловлено уверенностью дебила в своей гениальности. Герой противопоставлен Ивану-дураку из сатирических русских сказок, уверенному в правильности своих нелепых действий (он надевает шапки на пни, чтобы они не замерзли).
Татьяна Толстая говорила: «Я по природе - наблюдатель. Смотришь и думаешь: «Боже, какой замечательный театр абсурда, театр глупостей, театр дураков... Зачем мы все, взрослые люди, играем в эти смешные игры?» [3].
Рассказ «На золотом крыльце сидели» ведется ребенком, поэтому он насыщен игровым смехом. Сосед дядя Паша - и царь Соломон, и заколдованный принц, он распахивает дверь в пещеру Аладдина, а Вероника Викентьевна - жадная царица. Через комическое писательница выражает главную мысль: жизнь - бесценный подарок.
Толстая не учит своих героев, как жить, не подсказывает выход, а стремится показать ценность любой человеческой жизни. «Они уходят из жизни, - говорит писательница, -часто недополучив чего-то важного, и, уходя, недоумевают как дети: праздник окончен, а где подарки? А подарком и была жизнь, да и сами они были подарком» [2, с. 148].
Реальная жизнь Симонова из рассказа «Река Оккервиль» изображается автором комически: кругом удавка для души, пошлый и ненавистный быт. И душу «ловят ножом и вилкой». Также как и душу поэта Гришуни из рассказа «Поэт и муза».
Комизмом наполнена борьба двух демонов в душе Симеонова, представленная Татьяной Толстой в рассказе «Река Оккервиль». Жизнь изображена как два полярных начала, что заставляет героя действовать. Когда Симеонов узнает адрес певицы Веры Васильевны, с ним происходит нечто необычное: «Симеонов слушал спорящие голоса двух боровшихся демонов: один настаивал выбросить старуху из головы, запереть покрепче двери, изредка приоткрывая их для Тамары, жить, как и раньше жил, в меру любя, в меру томясь, другой же демон - безумный юноша с помраченным от перевода дурных книг сознанием - требовал идти, бежать, разыскать Веру Васильевну» [2, с. 338].
Юмор в рассказе «Поэт и муза» основан на материализации духовного: из стихов валит удушливый дым, от которого кашляет жена, а бессмертие заменяется скелетом поэта, сданным в мединститут. Герой рассказа весьма своеобразно интерпретирует и воплощает в жизнь знаменитые строчки из пушкинского «Памятника»: продает свой скелет за 60 руб. Академии наук, уповая на то, что таким образом «он свой прах переживет и тленья убежит, что он не будет, как
опасался, лежать в сырой земле, а будет стоять среди людей в чистом, теплом зале, прошнурованный и пронумерованный, и студенты - веселый народ - будут хлопать его по плечу, щелкать по лбу и угощать папироской» [2, с. 267].
Татьяна Толстая мастерски использует прием комической подмены, применяемый в народной сатире, чтобы показать бездуховность, отсутствие любви в сердце главной героини рассказа «Милая Шура». Александра Эрнестовна играла всю свою жизнь: «Несложная пьеска на чайном ксилофоне: крышечка, крышечка, ложечка, крышечка, тряпочка... Длинен путь назад по темному коридору с двумя чайниками в руках. Двадцать три соседа за белыми дверьми прислушиваются: не капнет ли своим поганым чаем на наш чистый пол? Не капнула, не волнуйтесь» [2, с. 48]. Налаженный быт, механическое удовлетворение телесных потребностей - вот что главное для милой Шуры. Автор-повествователь видит в ее квартире длинный коридор с разбойничьим огоньком на кухне, она копается «в темном гробу буфета».
«Смех заключает в себе разрушительное и созидательное начала одновременно. Смех нарушает существующие в жизни связи и значения. Смех показывает бессмысленность и нелепость существующих в социальном мире отношений, отношений, осмысляющих существующие явления, условностей человеческого поведения и жизни общества. Смех «оглупляет», «вскрывает», «разоблачает», «обнажает», - очень точно подметил Д.С. Лихачев [4].
Высмеивая «легкость бытия» бывшей красавицы, а затем старухи Александры Эрнестовны, Татьяна Толстая утверждает, что мир нарушенных отношений, логически не оправданных соотношений должен быть восстановлен на высокой духовной основе.
В рассказах «Круг» и «Вышел месяц из тумана» смеховые народные приемы тоже применены с целью показа никчемности прожитой героями жизни. Василий Михайлович и Наташа, дожив до старости, поняли, что «земля промерзла, дорога узка и камениста, а впереди светится только одна надпись: выход» [2, с. 55]. А для Наташи старость «расположила свои обычные инструменты». Юмор автора мрачен, но правдив, поскольку
персонажи ощущают никчемность прожитой жизни.
Персонажей, живущих только материальными мечтами (Василия Михайловича («Круг»), Римму («Огонь и Пыль»), автор погружает в «барахло», которое продают спекулянты, чтобы они могли увидеть, что это пыль и тлен, не делающий жизнь счастливой.
Народ всегда смеется над жадными, собирающими только земные богатства. И в этом плане Алексей Петрович значительно мудрее других персонажей, хотя ему тоже жалко коробочки, которую он склеил.
Ю. Борев подчеркивал: «Преувеличение и заострение в сатире есть проявление более общей закономерности: тенденциозной деформации жизненного материала, способствующей выявлению наиболее существенного порока явлений, достойных сатирического осмеяния» [5]. В рассказе «Вышел месяц из тумана» такое преувеличение и заострение возникает у девушки, верящей каждому слову фольклорного текста, и месяцу, заставляющему водить, и колыбельной о волчке, который «схватит за бочок и утянет во лесок»: «Вечерами - аккуратно расставленные между столов серые волки с красными глазами, напрасно ждущие своего зловещего волчьего случая - никто не ляжет на краю в кроватке, ни в колыбели» [2, с. 129].
Наташа преувеличенно боялась желания быть любимой, эти естественные желания казались ей позорными: «Коновалов был чист, а Наташа грязна, и она захлопывала все заслонки, замуровывала все лазейки, стояла глухой черной башней, и голубые вспышки Коновалова гасли на ее холодной поверхности» [2, с. 135].
Здесь девушка уподоблена неживому страшному дому, в который нельзя проникнуть ни при каких обстоятельствах. Это уподобление вызывает горький смех. В русской народной поэзии невеста сравнивалась с «избой под накрышечкой», т. е. под свадебным головным убором. Сравним:
Хороша новая изба под накрышечкой,
Хороша Ульянушка под повязочкой!
Заходят братчики - во глаза смотрят!
Заходят сестрицы - во глаза глядят! [6].
В русском фольклоре девушка открыта для любви, она - основа «новой избы», новой семьи. А героиня Толстой - замурованная изба.
Таким образом, роднит народный смех и комизм Татьяны Толстой то, что они оба направлены на смеющегося над самим собой, над своими неудачами. Смеясь, герой изображает себя неудачником, дураком. В скрытой и в открытой форме в этом «валянии дурака» присутствует критика существующего мира, разоблачаются существующие социальные отношения.
1. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре. М., 2007. С. 34.
2. Толстая Т.Н. Ночь: рассказы. М., 2002. С. 123.
3. Толстая Т.Н. Не кысь. М., 2004.
4. Лихачев Д. С. Смех в Древней Руси // Избранные работы: в 3 т. Л., 1987. Т. 2. С. 343.
5. Борев Ю. О комическом. М., 1957. С. 363.
6. Русская народная поэзия. Обрядовая поэзия / сост. К. Чистов и Б. Чистова. Л., 1984. С. 336.
Поступила в редакцию 15.09.2009 г.
Du Rui. Folklore comedy in Tatyana Tolstaya's prose. In the article the receptions of national satire applied in stories of Tatyana Tolstaya for the characteristic of images are analyzed. Hyperbolization, impersonation, portraying the living as nonliving popular in national humorous culture are productively used in many stories by Tatyana Tolstaya for the purpose of disclosing the crysiness of the modern world, spiritual degradation.
Key words: comedy; folksy humor; intertext; hyperbole.
УДК 482
ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ СТРАТЕГИЯ Л. УЛИЦКОЙ В КНИГЕ «ЛЮДИ НАШЕГО ЦАРЯ»
© Лю На
В статье изучается повествовательная стратегия Людмилы Улицкой в ее книге «Люди нашего царя». Автор статьи определяет цикличнообразующие факторы «произведения произведений», выявляет в связи с этим особенности повествования посредством выдуманной рассказчицы Жени, являющейся и сквозным персонажем цикла.
Ключевые слова: цикл; повествователь; безличное повествование; лирический герой.
Сборник рассказов «Люди нашего царя» является, как показывает анализ, «сверхтек-стовым литературным единством», т. е. циклом, который может быть назван не суммой произведений, а «произведением произведений» [1].
В книге Л. Улицкой рассказы, входящие в рубрики, расположены так, что «напряжение между заданием цикловой структуры <...> разрешается в усилении, акцентировании идеологического стержня цикла», в «установке на философизм проблематики» [2].
Евгения - лирическая героиня Л. Улиц-кой - является повествователем и сквозным персонажем цикла. При этом позиция Жени совпадает с авторским лиризмом и иронией. Автор цикла ощущает отсутствие цельности своей художественной личности и пытается «через дорожные картинки», которые он сравнивает с разбитым калейдоскопом, восстановить свое «я».
Л. Улицкая признается: «Автор остался посредине, как раз между наблюдателем и наблюдаемым. Он перестал быть себе интересен. В сущности, он сам в области наблюдения, не вовлечен и бескорыстен. Какая дивная игра открывается, когда расстояние от себя самого так велико!» [3]. Иными словами, биографический автор стремится сделать повествование предельно объективным, понаблюдать со стороны, как живут «маленькие люди нашего царя» [3]. Речь, конечно же, идет о мироздании, его устройстве и роли человека в нем. Автор биографически, абстрагировавшись в повествователе «девочке Жене», пытается чистым искренним взором ребенка обозреть «Божий мир». Выбрав стратегию повествования с помощью фиктивного нарратора, Л. Улицкая в соответствии с этим выстраивает архитектонику своей книги.
Изменяя манеру повествования с личной на безличную, вводя в рассказы несобствен-
