CC BY
283
УДК 001
С.А. Ковальчук, Е.В. Середкина
Пермский государственный технический университет
ФИЛОСОФСКИЙ И СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ УЧЕНИЯ Р. МЕРТОНА ОБ «ЭТОСЕ НАУКИ»
Анализируется социологическая концепция «этоса науки» американского ученого Р. Мертона, выявляются ее сильные и слабые стороны в контексте современной философии и социологии науки. Авторы предлагают рассмотреть мертоновскую модель в контексте учения академика B.C. Степина о постнеклассическом типе рациональности, что открывает принципиально новые возможности в обсуждении вопросов, связанных с функционированием науки как социального института и «аксиологической» составляющей научной деятельности.
«Этос науки», универсализм, коллективизм, беспристрастность, организованный скептицизм, постнеклассический тип рациональности.
Со второй половины XX в. статус и положение науки как социального института резко меняется в связи с ускорившимся научно-техническим прогрессом. Именно с этого момента можно зафиксировать трансформацию «малой науки», существовавшей при университетах и функционировавшей на принципах внутренней самоорганизации в «большую науку», суть которой выражается в «огосударствлении» и создании мощных научных коллективов со сложными формами организации, финансирования и управления. В результате вместо уникальной индивидуальной деятельности, порождавшей знание, новая модель науки делает ставку на коллективное производство знания.
Такие радикальные изменения условий функционирования науки и ее социального статуса не могли не привлечь внимания исследователей общества, которые постепенно сделали науку объектом специального изучения. Как известно, пионером нового направления социологии как социологии науки и научного познания становится Р.К. Мертон (1910-2003), выступивший в 40-х годах прошлого века с оригинальной и плодотворной идеей этоса науки.
Суть социологической концепции науки Мертона заключалась в том, что в науке действует не просто отдельный индивид-ученый как субъект научной деятельности, но сообщество ученых-профессионалов, осуществляющих сходную деятельность, в результате которой образуется единый продукт - научное знание. Чтобы этот продукт обладал целостностью, производящим его специалистам следует придерживаться некоторых общих правил, способствующих оптимальному функционированию науки. Именно этот заранее заданный поведенческий «каркас» формирует определенное научное
сообщество, скрепляемое не только едиными интеллектуальными алгоритмами, но и общими ценностями и нормами поведения1.
Исследуя историко-архивные материалы о характере деятельности и самосознании ученых XVIII - нач. XX века, Р. Мертон сформулировал свой знаменитый этос науки, состоявший из четырех императивов, нормирующих профессиональную деятельность ученых: универсализм (universalism), коллективизм (communism), беспристрастность (disinterestedness), организованный скептицизм (organized scepticism).
В качестве методологии Мертон применил функциональный подход, в основе которого лежит задача выявления и описания механизмов функционирования стабильного социума и его подсистем2. Логично предположить, что такая методология не предполагает фиксацию изменений, поэтому нормы мер-тоновского этоса изначально сформулированы как бы «вне времени и пространства». В этом смысле можно говорить о принципиальной антиисторичности мертоновской модели функционирования научного сообщества.
Рассмотрим более подробно учение Р. Мертона.
Согласно Мертону, XX век поставил перед научным сообществом ряд вопросов, среди них вопрос о границах рациональности в научном познании, об автономности науки, о соотношении науки и этики. Относительно последнего вопроса Р. Мертон приводил следующее высказывание американского социолога Дж. Ландберга, который говорил, что «не дело химика, изобретающего мощное взрывчатое вещество, руководствоваться в решении своей задачи соображениями того, будет ли его продукт использоваться для разрушения церквей или для строительства туннелей» [1, с. 759]. Сам Р. Мертон считал иначе. Он объяснял нападки на науку в XX веке тем, что научное сообщество не признавало длительное время ценностное измерение научного исследования. Оставаясь в рамках классического представления о науке, Р. Мертон, тем не менее, попытался выяснить, как влияет на науку социокультурный контекст.
Науку Р. Мертон определял как методологию, как знание и как набор ценностей и норм, регулирующих и направляющих научное исследование. Значимость ценностей и норм для него была очевидна. Подобно методологии, только иным способом, ценности и нормы принуждают ученого к определенным действиям. В отношении ценностей корректнее сказать, что они не принуждают, а побуждают ученого к определенной модели поведения.
1 Позже идеи Р. Мертона разовьет Т. Кун, исходивший также из представления о науке как социальном институте, в котором действуют определенные социальные группы и организации. Однако для Куна главным объединяющим принципом сообщества ученых являются не столько ценности и нормы профессиональной этики, сколько единый стиль мышления в рамках исторически заданной парадигмы. Другими словами, Кун «гносеологизировал» мертоновскую социологическую концепцию науки.
2 Как известно, Мертон был одним из основоположников структурного функционализма. См. подробнее: Комаров М.С. Мертон Роберт Кинг // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990. С. 184-185.
Для того чтобы объединить ценности и нормы современной науки, американский ученый вводит понятие «этос науки», под которым понимает «аффективно окрашенный комплекс ценностей и норм, считающий обязательным для человека науки» [1, с. 768]. «Этос науки» выводится из обычной научной практики и, по сути, является частью исторически сложившейся научной традиции. Сам «этос науки» не кодифицирован и передается примером, наставлением, поддерживается санкциями.
По Р. Мертону, «этос науки» включает в себя нормы: 1) универсализма; 2) «коммунизма» (коллективизма); 3) незаинтересованности-беспристастности, т.е. бескорыстия научного исследования; 4) организованного скептицизма.
Нормы науки с точки зрения задач научного исследования имеют рациональное оправдание. Применение этих норм способствует косвенно объективности научного познания. Поэтому, несмотря на ценностный характер, «этос науки» логически оправдан практикой научного исследования. Неисполнение этих норм может привести в конечном счете к необъективности научных результатов исследования, что скажется неблагоприятным образом на статусе науки в обществе.
«Этос науки» определяется самой спецификой научной деятельности. Последнюю Р. Мертон в классической форме определял как рациональную деятельность, которая направлена на приумножение достоверного знания. Критерием достоверности является эмпирическое обоснование знания, логическая согласованность. «Современная наука, - подчеркивает Мертон, - сочла личностные критерии потенциальными источниками ошибок и разработала безличные критерии» [1, с. 755-756]. Таким образом, главное отличие науки от ненауки, по Р.Мертону, объективность научного познания.
Императив универсализма. Из объективности научного познания исходит универсализм как норма науки («императив универсализма глубоко укоренен в безличном характере науки») [1, с. 771]. История формирования современной науки связана с процессом обретения автономности науки от других социальных институтов. Ученый для научного сообщества личность, но существующая автономно от общества, он не должен руководствоваться в практике представлениями, сложившимися в силу определенной национальной, религиозной, классовой принадлежности. Также и на оценку результатов исследования ученого научным сообществом не должно влиять отношение этого сообщества к социальной принадлежности ученого. Истина в науке, считает Р.Мертон, должна согласовываться только «с наблюдением и ранее подтвержденным знанием», т.е. в основе проверки должны быть безличные критерии.
Еще раз подчеркнем, что Р. Мертон придерживался классического представления о науке как деятельности, хотя и не исключающей человече-
скую перспективу, но руководствующейся идеалом беспристрастности. (Хотя он признавал в науке существование субъективизма, к примеру, так называемый «эффект Матвея в науке», т.е. когда известные ученые получают огромное признание за свои следующие исследования, которые не всегда могут считаться значимыми, тогда как неизвестные специалисты за аналогичные результаты получают гораздо меньшее признание).
Основное требование к научному сообществу, вытекающее из универсализма, является открытость научной карьеры для одаренных людей. Так, американский ученый писал, что «ограничивать доступ к научной карьере на каких-либо иных основаниях, кроме недостаточной компетентности, значит наносить ущерб приумножению знания» [1, с. 773]. Он, конечно же, осознавал это требование как норму, идеал, который легко утверждать в теории, но сложно реализовать на практике. Однако без усилий со стороны научного сообщества, направленных на реализацию этой нормы, невозможна объективность науки.
Относительно права собственности ученого на открытие Р.Мертон исходил из того, что научные результаты исследования являются достоянием научного сообщества. Он допускал за ученым только право на профессиональное признание и уважение со стороны научного сообщества, но не право собственности. Таким образом, для американского ученого право собственности в науке (фундаментальной науке) существует только как признание приоритета открытия.
Императив коллективизма. Р. Мертон, исходя из нормы коллективизма, отмечал, что ученый не должен писать «в стол», научная деятельность должна носить открытый характер. Ссылаясь на мнение английского социолога науки Дж. Бернала, Р. Мертон полагал, что росту современной науки сопутствует отказ от идеала секретности, что соответствует открытости современного общества. «Ученый, не сообщающий о своих важных открытиях научному сообществу, - писал он, - становится мишенью амбивалентных реакций» [1, с. 776]. Утаивание результатов, таким образом, говорит о нарушении ученым норм коллективизма. Впрочем, эта норма на практике может быть двойственной. Действительно, научное сообщество требует от ученого незамедлительно передавать результат своей научной деятельности, одновременно оно требует от него не торопиться с обнародованием результатов, предостерегает от поспешности. Все это говорит о том, что любые нормы не имеют «прямого действия», преломляются через личность ученого.
Императив беспристрастности. В данном случае речь идет о «незаинтересованности» и бескорыстности ученого. Р. Мертон считал, что ученый должен вести себя так, словно у него нет никаких других целей в науке, кроме постижения истины. Ученый должен быть максимально бескорыстным
и не преследовать утилитарных целей и личных выгод. В связи с этим он приводит известный традиционный тост ученых Кембриджа: «За чистую математику, и пусть она никогда не будет никому полезной!».
Императив беспристрастности говорит о чистоте научного исследования, что повышает статус науки в обществе. Конечно, реальная практика показывает, что в науку люди приходят по разным причинам. Однако нормы не являются суждениями о фактах, они выступают в качестве регулятивных идей, они говорят нам о том, как должно быть, исходя из идеального представления о научной деятельности, поэтому некорректно ставить вопрос об истинности или ложности норм. Р. Мертон правильно отмечал, что, несмотря на то, что ученые могут преследовать личные выгоды, занимаясь наукой, утилитарная заинтересованность не может стать нормой, регулирующей научную деятельность.
Императив организованного скептицизма. Эта норма возникла в процессе становления науки. «Научный исследователь не признает никакой пропасти между сакральным и профанным, между тем, что требует некритического почтения, и тем, что можно объективно проанализировать» [1, с. 780-781]. По этой причине в своей истории наука часто вступала в конфликт с другими социальными институтами, например с церковью. Организованный скептицизм связан с критической функцией науки. По сути, эта критичность распространяется и на саму науку, что не могло не сказаться на честности людей науки. Эта честность объясняется не только нравственностью ученого, но и внешним контролем со стороны научного сообщества. Когда структура контроля осуществляется квалифицированными коллегами, то обман, махинации и безответственные претензии маловероятны.
Р. Мертон неоднократно подчеркивал, что «наука неуклонно развивается только в обществах с определенным порядком, с набором молчаливых допущений и институциональных ограничений» [1, с. 750]. Сама наука, как и ее «этос», является продуктом определенной культуры. Г оворя об исторических корнях современной науки, Р. Мертон признавал, что «пуританская этика явилась одним из важных элементов усиленного культивирования науки» [1, с. 797-798]. Ценности науки возникли из «потусторонних» ценностей пуританства, которое видело спасение в рационально организованной, честной и упорной деятельности в этом мире.
Признавая исторический характер ценностей и норм, образующих основу «этоса науки», американский ученый все же отрицал их релятивистский характер. Как социолог, он объяснял это тем, что в основе функционирования любого социального института лежат определенные нормы, являющиеся гарантами его стабильности и прочности. И наука как социальный институт -не исключение.
Впоследствии Р. Мертон внес некоторые изменения в свою «идеальную» модель. Исследуя споры о приоритете открытия, он убеждался, что реальная практика науки отличается от норм, составляющих «этос науки». Неслучайно, что для описания поведения ученых он дополнительно к нормам «этоса науки» вводит еще несколько пар взаимно противоположных нормативных принципов. Так называемая «идея амбивалентности» заключается в том, что ученый часто находится в ситуации выбора между амбивалентными нормами предписываемого поведения. Амбивалентно мотивированный ученый может не только развивать научное знание, руководствуясь ценностью бескорыстия, но и делать научную карьеру, добиваться профессионального признания. Отклонения от императивов научного исследования Р.Мертон называл «патологией» в науке (подозрительность, зависть, скрытый плагиат и т.д.).
Тем не менее, нормативность, а не историчность научного познания стали главной темой исследования Р. Мертона. Ему важно было сформулировать «этос науки», изучить функционирование норм в научном сообществе. Разумеется, в контексте современных исследований по философии науки и социологии научного познания, в центре внимания которых находятся динамические процессы, в этом «вечном» характере мертоновских норм можно усмотреть слабую сторону.
И действительно, в дальнейших исследованиях социологии науки было показано, что выделенные Мертоном ценности и нормы в реальной практике научной деятельности могут в конкретных ситуациях не только модифицироваться, но и заменяться противоположными. Так, американский социолог И. Митрофф показал на конкретном материале, что в ряде случаев наиболее эффективными регуляторами в процессе коммуникации ученых становятся альтернативные нормы. Для этого он вводит понятие контронормы в своем исследовании «Субъективная сторона науки» (1974) [2].
Изучая высказывания ученых, И. Митрофф пришел к выводу, что профессиональное поведение ученого колеблется между той или иной нормой и противостоящей ей контрнормой, так что «этос науки» представляет собой не столько жесткий набор ценностных императивов, сколько совокупность бинарных оппозиций, где внутри каждой пары обнаруживается конфронтация между ее структурными элементами. Так, требованию эмоциональной нейтральности противостоит контрнорма эмоционального предпочтения, выражающаяся прежде всего в преданности собственным идеям. Норма универсализма оборачивается на практике контрнормой партикулярности, так как ученые часто руководствуются в своей деятельности личными предпочтениями. Абсолютной беспристрастности в исследовательском процессе быть не может, считает И. Митрофф. Это проявляется, например, в том, что уче-
ные из потока литературы выбирают работы лишь тех коллег, которых они по каким-то причинам считают наиболее заслуживающими доверия.
Таким образом, оказывается, что ученые оценивают в данном случае именно индивидов, а не их научные результаты. Но в данном случае «субъективность» науки, подчеркивает И. Митрофф, становится эффективным регулирующим механизмом в реальной практике ученого. Так, партикулярность экономит время ученых при анализе научной литературы. Контрнорма секретности, противостоящая норме коммунальности, также может играть позитивную роль. Сохраняя до поры свои исследования в тайне, ученые получают возможность не делать скоропалительных выводов, более надежно проверить их истинность и т.д.
Американский социолог М. Малкей анализирует в своей книге «Наука и социология знания» возможные интерпретации исследований Мертона и Митроффа и приходит к следующему заключению. Подход Р. Мертона ограничен в том смысле, что он выделяет не все компоненты в системе институциональных ценностей науки. Подход же И. Митроффа отличается крайним скептицизмом относительно существования универсальных ценностей в науке [3]. Впрочем, вслед за многими западными социологами науки М. Малкей отдает все же предпочтение интерпретации И. Митроффа.
И действительно, в современной западной социологии науки превалирующей является идея о том, что ценностная структура научного этоса исторически меняется и в конкретной практике научных сообществ могут применяться альтернативные ценности, следовательно, говорить о непреходящих институциональных ценностях в науке некорректно.
В последней четверти XX века во взаимодействии науки и общества снова проявились существенные перемены: смыкаясь с высокими технологиями, современная наука буквально пронизывает «тело» социума и культуры и вторгается в повседневную жизнь человека. Человечество вышло на новый уровень развития техногенной цивилизации. Угрозы, связанные с достижениями в ядерной физике, генной инженерии, в сфере искусственного интеллекта, биотехнологии, фармакологии и других научных дисциплинах заставляют пересмотреть соотношение этики и науки. Непрерывно расширяющееся публичное обсуждение этических проблем науки, оказывающее влияние на общественное мнение, воздействует и на саму науку. Российский философ науки и специалист в сфере биоэтики Б.Г. Юдин отмечает, что теперь в самих научных исследованиях этика выступает не только в регулятивной, но и в инструментальной роли, более того, этические соображения стали выполнять конститутивные функции [4, с. 224-242].
На наш взгляд, концепцию мертоновского «этоса науки» необходимо максимально «философизировать» и тем самым вывести обсуждение на более
высокий теоретический уровень. Эту интеллектуальную операцию можно совершить, «пропустив» ее через учение академика В.С. Степина о постне-классическом типе рациональности и универсалиях культуры, которые в переломные моменты наполняются новым содержанием и начинают генерировать новые смыслы.
Так, в своей статье «Эволюция этоса науки: от классической к постне-классической рациональности» В.С. Степин говорит о трансформации идеала ценностно-нейтрального исследования при переходе к постнеклассическому типу рациональности, что особенно заметно при изучении исторически развивающихся и зачастую уникальных систем, включающих в качестве компонента самого человека [5]. Объективно истинное объяснение и описание применительно к «человекоразмерным» объектам не только допускает, но и предполагает включение аксиологических факторов в состав объясняющих положений. Акад. В.С. Степин акцентирует необходимость экспликации связей фундаментальных внутринаучных ценностей (поиск истины, рост знаний) с вненаучными ценностями общесоциального характера. Другими словами, происходит максимальное расширение «научного этоса» в концепции российского академика, но при этом сохраняется «ядро», жесткий аксиологический «каркас» мертоновской системы.
Наконец, необходимо отметить сильные стороны учения Р. Мертона. Во-первых, «научный этос» может рассматриваться в роли идеальных регу-лятивов, которые не просто составляют специфику и помогают ученым ориентироваться в повседневных проблемах их реальной научной жизни, но и задают своеобразный «вектор» исследования и шире - самой жизни, судьбы ученого. Акад. В.С. Степин справедливо указывает: «Из того факта, что в ряде конкретных ситуаций отдельные ученые не соблюдают строго и неукоснительно общие принципы научного этоса, не следует, что эти принципы не имеют регулятивной функции и вообще не нужны. Здесь примерно та же ситуация, как и в следовании принципам нравственности, высказанным в библейских заповедях» [6, с. 75]. Так, заповедь «не убий» является идеалом, но в реальной жизни она часто нарушается. Но это не значит, что общество должно от нее отказаться.
Стабильность и неизменность мертоновских норм сродни формализму в этике долженствования И. Канта. Категорический императив не знает исключений и игнорирует эмпирическое содержание. Так обстоит дело и с «этосом науки» Р. Мертона.
Кроме того, мертоновская концепция научного этоса очень актуальна, на наш взгляд, в современной философии и социологии науки, так как ограничивает в современных исследованиях «произвол субъекта» в духе эпистемологического анархизма.
Таким образом, «философизация» социологической модели «этоса науки» P. Мертона открывает новые интеллектуальные горизонты и возможности в обсуждении актуальных вопросов, связанных с более эффективным функционированием науки как социального института и «аксиологической» составляющей научной деятельности.
Список литературы
1. Мертон P. Социальная теория и социальная структура. - М.: АСТ,
200б.
2. Mitroff I.I. Subjective Side of Science. - California: Elsevier Science Ltd.,
1974.
3. Малкей М. Наука и социология познания. - М.: Прогресс, 1983.
4. Юдин Б.Г. В фокусе исследования - человек: этические регулятивы научного познания // Философия науки. Вып. 11. Этос науки на рубеже веков. - М., 2005. С. 224-242.
5. Степин B.C. Эволюция этоса науки: от классической к постнекласси-ческой рациональности // Этос науки / отв. ред. Л.П. Киященко и Е.З. Мирская. - М: Academia, 2008. - 544 с.
6. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук. - М.: Гардарики, 2007. - С. 75.
Получено 9.02.2010
