CC BY
42
ПУТИ РУССКОЙ МЫСЛИ
УДК 101.1 : 316.322
А. В. Перцев, К. В. Крюкова
Философские и политико-правовые аспекты взаимодействия России и Европы в условиях глобализации*
В статье анализируется опыт теоретического осмысления взаимодействия России и Европы, понимаемых как имеющие различные типы цивилизаций. Раскрывается представление о глобализации как важнейшей характеристике современных социально-политических и историко-культурных процессов. Особое внимание оказывается правовым аспектам взаимодействия России и Европы.
The article analyzes theoretical comprehension of the interaction between Russia and Europe treated as different civilizational types, as well as the idea of globalization as the major characteristic feature of modern sociopolitical, historical, and cultural processes, with special attention paid to legal aspects of Russian - European interconnections.
Ключевые слова: Россия, Европа, глобализация, право, политика.
Key words: Russia, Europe, globalization, law, policy (politics).
Западные политики, а также юристы и политологи по умолчанию предполагают, что существует некий «мировой порядок» и что поддерживать его должны ведущие западные державы. Этот порядок основан на «естественных правах человека», т. е. на таких правах, которые не определяются в соответствии с чьими-то субъективными интересами, а идут от самой Природы. С точки зрения философа, это утверждение выдержано в духе пантеизма XVII-XVIII вв. Применяется также и иная аргументация - ссылка на общечеловеческие ценности, которые отстаивает Запад. Она восходит уже не к пантеизму, рассуждающему о воле самой Природы, а к кантианству, исходивше-
© Перцев А. В., Крюкова К. В., 2016
* Исследование выполнено при поддержке гранта Российского гуманитарного научного фонда (проект № 15-03-00445, «Идеология европоцентризма и философские основания ее критики»).
му из неочевидного тезиса, что всё, соответствующее практическому разуму, делается в интересах всего человечества, и достаточно только подумать об интересах всех людей на Земле, чтобы открыть в себе подсказываемые внутренним голосом общечеловеческие ценности. Таким образом, можно сказать, что фундаментальные мировоззренческие основания, на которые опираются современные западные юридические и политические представления о сути современного правопорядка, основанного на «естественных правах человека», были заложены в ХУ11-ХУ111 вв. И хотя пантеизм и кантианство заняли видное место в истории философии, сегодня они представляются архаичными.
Что касается И. Канта, то трактат «К вечному миру» (1795) [1], где заложены основы современной западной политической и правовой риторики, он написал в самый разгар войн, которые вела в Европе революционная Франция. Эти войны органично перешли в завоевательные походы Наполеона - и все это длилось почти четверть века, до 1815 г. Так что никаких поводов Канту для вывода о начале глобализации действительность не давала. Не было оснований для такого вывода и в последующем, когда за наполеоновскими войнами последовала с полувековым перерывом франко-прусская война - война между наиболее просвещенными державами. В следующем веке состоялись две мировые войны. Так что кантовская идея создания общеевропейского законодательства, построенного на принципах разума и уважения к общечеловеческим ценностям и способного прекратить навсегда все войны, была, скорее, благим пожеланием. Во всяком случае, кантовский проект международного договора о вечном мире (который, в сущности, и представляет собой его трактат) остался невостребованным. Не нашло понимания и его предложение создать на правовой основе всемирную республику, которая предполагала фактически объединение всех людей в единое государство. Здесь, впрочем, уместно провести параллель между этическим социализмом последователей Канта и его учением о всемирной республике: ни то, ни другое никогда не будет осуществлено, но постоянно будет маячить на горизонте как цель, к которой будет стремиться человечество.
В сравнении с описаниями Кантом грядущей глобализации на основе просвещения и общечеловеческих ценностей Вторая мировая война может расцениваться только как невиданное по мощи всемирно-историческое опровержение его планов. Вместо полного единства мира невиданная ранее по масштабам война, в которой участвовали 62 из 73 существовавших на тот момент независимых государств и
которая проходила на территории трех континентов, убедительно продемонстрировала, что идеи Канта, мягко говоря, не выдержали испытания практикой. Тем не менее утопия вечного мира, обеспеченная юридически и осуществленная на основе глобализации, вернулась еще до окончания Второй мировой войны: она во многом составила идейный багаж Организации Объединенных Наций. Но единение союзников, достигнутое перед лицом национал-социализма, вскоре после окончания войны прекратилось. «Холодная война» и противостояние блоков на мировой арене вновь превратили идею глобализации в благое пожелание (либо в оружие идейной борьбы, ведущейся с целью навязать западные ценности всему миру как единые «общечеловеческие»).
Реанимация идеи глобализации, предполагающей управление миром из единого наднационального центра, произошла после распада СССР в 1991 г., который был расценен на Западе как победа в «холодной войне». Противостояние блоков в мире прекратилось. И в этом стали видеть возможность реальной глобализации как объединения всех стран, которые должны превратиться в ближайшей перспективе в страны демократические, соответствующие западным стандартам. (Если же такой переход затягивается, ему надо поспособствовать, разрушая «тоталитарные» режимы от имени нового единого миропорядка.) С этим представлением была тесно увязана концепция «конца истории» Ф. Фукуямы, который доказывал, что с достижением во всем мире демократии западного образца и с торжеством идеи свободы (либерализма) история человечества достигла своего завершения [2].
Своего пика надежды на глобализацию достигли в девяностые годы ХХ в. Однако последующее развитие событий на мировой арене вновь развеяло эти иллюзии. Россия отказалась следовать в фарватере западной политики, довольствуясь ролью второстепенной (региональной) державы. Вместо этого она выдвинула идею многополярного мира и нашла себе союзников, разделяющих эту идею1.
Кроме того, идею конца истории, который заключается в повсеместном приятии западных демократических стандартов как общечеловеческих, сильно поставил под сомнение тот факт, что спровоцированное Западом разрушение «тоталитарных» режимов по всему миру отнюдь не привело к торжеству демократий - оно привело к гражданским войнам и гуманитарным катастрофам, к хаосу, к
1 Стоит обратить внимание на то, что у Земли, изображаемой глобусом, не один, а два полюса! Глобус с одним полюсом невозможен. Так что объективно идея глобализации противоположна идее однополярного мира.
потокам беженцев, которые устремились в Европу, грозя подорвать основы образцовой цивилизации. Наивное убеждение в том, что стоит только свергнуть тиранию, как страна «естественно», по воле Природы и в соответствии с общечеловеческими ценностями сама собой двинется по пути, проложенному Западом, в очередной раз не оправдало себя. Бурное экономическое развитие Китая выбило из рук идеологов глобализации тот пропагандистский козырь, который ранее был основным - представление о том, что режимы, вмешивающиеся в дела экономики, не могут эффективно хозяйствовать, и только абсолютная свобода рынка вкупе с полной свободой предпринимательства и всевластием индивидов, доминирующих над государством и социальными общностями, может обеспечить человечеству свободу и счастье. В отсутствие аргумента «от экономики» для поддержки концепции глобализации могут быть выдвинуты только духовные соображения, которые связываются с субъективным ощущением счастья и процветания. Но рост влияния ислама во всем мире, усиление позиций остальных религий доказывает, что далеко не всё человечество видит счастье в следовании западным представлениям об общечеловеческих ценностях и правах человека.
Как явствует из сказанного, концепт глобализации в очередной раз оказался «под давлением» именно в последнее десятилетие. Он нуждается в теоретическом переосмыслении. Представления трехвековой давности, на основе которых он был сформирован, давно не согласуются с реалиями современного мира. Требуется новая концепция глобализации. Процессы научно-технического, экономического, политического и культурного развития дают основания для того, чтобы считать понятие глобализации содержательным и оправданным. Глобализация происходит реально, но дело заключается в том, что надо осмыслить теоретически, в чем она состоит и каковы ее границы на данный момент.
Реалии современности побуждают Россию активно отстаивать свои интересы в мире. Она не может довольствоваться теми ролями, которые предлагают ей западные партнеры - ролями региональной державы в политике и сырьевой базы в мировой экономике. Современная Россия смотрит на происходящее в западном мире с недоумением.
Недоумевает, впрочем, и сам западный мир, но в значительно меньшей степени. Ведь еще Кант отучил его - как раз во времена Французской революции - строить метафизические концепции, а в середине позапрошлого века позитивизм отучил человека западного строить какие-либо фундаментальные теории вообще. Кто не теоре-
тизирует, тот не пользуется разумом. Чтобы наблюдать и подмечать регулярности, вполне достаточно простонародного здравого смысла.
Человек российский, в отличие от человека западного, в обязательном порядке проходил школу теоретизирующего мышления -философия как целостное мировоззрение, т. е. как логически связная и охватывающая весь космос метафизика, преподавалась ему в обязательном порядке в средней школе и в университетах (сейчас этого нет даже в такой философской стране, как Германия - там во всех школах и на всех факультетах университетов преподается этика). Поэтому человек российский, в отличие от человека западного, продолжает искать смысл (логику, разум) во всем происходящем. Немецкая классическая философия оказалась в том же положении в России, что и французский классический балет: у себя на родине с ними уже расправились «по-свойски», «преодолев» и заменив более простыми способами самовыражения. Россия же осталась хранителем высоких и сложнейших достижений культуры. И она видит свою всемирную миссию именно в такой роли хранителя и транслирования высочайших и сложнейших образцов (славянофилы, как известно, звали не к щам и лаптям, они были воспитаны на философии Шеллинга и не собирались опускаться ниже).
Российский человек, приобщенный, несмотря на все его сопротивление и непонимание, к премудростям не просто теории, а высокой метафизики, куда сильнее европейца видит абсурдность и бессмысленность происходящего в мире. Он, не привыкший к тупому эмпиризму, который действует только методом проб и ошибок, хочет понимать смысл происходящего. Он не привык и к бытовому иррационализму - к всевластию слепой воли к мощи. Именно это и выражает его любимая поговорка: «Не в силе правда, а в правде - сила». По этой причине взыскующий смысла в мировой политике россиянин обращает внимание на то, что западный человек воспринимает просто как факт. Нелепость происходящего заставляет человека российского требовать создания нового осмысленного мировоззрения, новой теории, которая объяснит смысл творящегося в мире, сведет воедино все отдельные факты (западного человека кантианцы, позитивисты, иррационалисты и прочие приучили к тому, что такой смысл найти невозможно).
Что же абсурдного видит человек из России в современной эпохе? Прежде всего, он видит отказ Запада от классической трактовки права как естественного, исходящего свыше, неподвластного человеку. Право, которое каждый может обратить себе на службу, трактовать к собственной выгоде (да еще и наняв себе профессионалов-
юристов, которые превратили занятия правом в высокодоходный бизнес), не вызывает у жителя России никаких симпатий. Поговорка «Закон - что дышло, куда повернул - туда и вышло» выражала у российского жителя негодование, а не восхищение; а между тем в этой поговорке выражена суть американского прагматизма. Право, с точки зрения носителя российского менталитета, не может быть предметом торга, способом достижения личной выгоды и персонального успеха. Именно потому он с глубоким подозрением относится к распространенному в американской юстиции выражению «сделка с правосудием» («судебная сделка»), которую Верховный суд США признал существенной и целесообразной частью системы уголовного правосудия.
Для носителя российского менталитета торговаться по поводу приговора неприлично и бессмысленно, поскольку суд может быть оправдан только тогда, когда он служит прояснению правды. Он должен стремиться к полной объективности Божьего суда, принимая этот суд за высокий образец. Всякая субъективность права потому рассматривается в России как порок независимо от того, какой это субъект - индивидуальный, коллективный или социальный субъект (например, класс, вершащий «правосудие» в своих классовых интересах). Бог всевидящ, а потому и закон должен стремиться быть всевидящим. Речь идет не о камерах наблюдения, расставленных повсюду, речь идет о требовании не закрывать глаза намеренно, в субъективных интересах, ни на какие факты и обстоятельства. Бывает такая интеллектуальная слепота - камерами может быть зафиксировано всё, но мы закроем на это глаза намеренно. Можно закрыть в субъективных интересах глаза и на некоторые законы. Можно, далее, специально принять противоречащие и даже взаимоисключающие законы, чтобы потом субъективно выбирать те из них, которые в данный момент соответствуют нашим субъективным интересам. Всякий двойной стандарт, т. е. субъективный, продиктованный собственными интересами подход к праву, в России всегда презирался как признак недоразвитости, свойственный народам с низким уровнем культурного развития. Об этике готтентотов в России всегда говорили с осуждением, порицая традиционную для нее постановку вопроса: «Если зулус украл лошадь у меня, это зло, а если мне удалось увести лошадь у зулуса, то это добро». Поэтому и неприемлемы такие производные от философии американского прагматизма, которые выражены в известном изречении Франклина Делано Рузвельта о диктаторе Никарагуа Анастасио Сомосе: «Это - сукин сын, но это - наш сукин сын».
Итак, отсутствие логики и ярко выраженный субъективизм как преследование собственных интересов несмотря ни на что, - вот что первым делом бросается в глаза в западном толковании тех процессов, которые связываются с понятием «глобализация». Носителю российского менталитета никогда не понять, почему человека, который незаконно пересекает границу государства, необходимо всячески опекать, вместо того чтобы наказывать его по закону. Ведь граница - это символ суверенности государства. Почему эту границу не может безнаказанно нарушить житель собственной страны, но может нарушить иностранец, который выдает себя за беженца (не находясь отнюдь в бедственном положении)?
Почему кто-то, признавая со времен Французской революции суверенность государств, может навязывать их народам не просто свои представления о хорошем устройстве жизни и общества, но и свергать законно избранные правительства, заменяя их собственными ставленниками? Допустим, какой-то народ проявил незрелость и избрал диктатора в президенты. Но политкорректность требует признавать всех людей равными. Внутри любой западной страны это требование действует: тот, кто скажет, что его политический противник недоразвит по причине его происхождения из примитивного народа, будет сурово наказан. Но можно игнорировать требования толерантности и политкорректности за пределами страны, если это невыгодно субъективно. По западным представлениям, «недоразвитыми» в демократическом отношении народами можно и нужно руководить извне. Ни о каком равенстве и праве на самоопределение в широком смысле здесь не может быть и речи.
Требует теоретического осмысления и новое понимание соотношения права с другими областями культуры, в частности с этикой и религией. Рассмотрим такой пример. Предположим, что границу Евросоюза пересекает - в нарушение всех законов на лодке контрабандиста человек, который действительно нуждается в помощи, -например, женщина на сносях, бегущая от войны. Означает ли это, что право на нее не распространяется? Есть ли это фактическое признание того, что милосердие - выше права? Носитель российского менталитета всегда полагал так. Но для чего тогда создавать правовое государство с таким изобилием юристов, которых ныне готовят едва ли не все без исключения российские вузы - по американскому примеру? Если милосердие выше права, то надо готовить священников еще больше, чем юристов? Или все же считать, что закон одинаков для всех? И что бедствующий человек, как только он перестанет нуж-
даться в помощи, должен будет ответить перед законом за тот же нелегальный переход границы?
Требует своего осмысления и феномен ювенальной юстиции. Он, похоже, тоже рекомендуется только для внутреннего пользования1. Человек, который нелегально эмигрирует в Европу с семьей, и эта эмиграция происходит отнюдь не из районов, где ведутся боевые действия, подвергает опасности жизнь и здоровье своих детей. Распространяется ли на него ювенальная юстиция? Должны ли дети отниматься у него органами опеки и попечительства? Должен ли он нести наказание за невиданные лишения своего ребенка ради обретения процветания в Евросоюзе на гарантированное пособие? Или кары за такое обращение с детьми заслуживают только коренные жители европейских стран?
Понятно, что толерантность Запада есть продолжение христианского требования жертвенности. Но эта жертвенность должна иметь разумные пределы, что не раз подчеркивали служители православной церкви. Надо возлюбить ближнего своего, как самого себя - но не больше! Именно это и будет соответствовать требованию равенства всех людей как детей Божьих. Здравый смысл подсказывает, что толерантным можно быть только к тем, кто толерантен по отношению к тебе: ты уважаешь образ мысли и образ жизни другого человека, но только при том условии, что он уважает твой образ мысли и образ жизни. Иначе это не будет равенством. Но как тогда можно выплачивать из собственных налогов пособие человеку, который не работает, однако всячески хулит твой образ жизни и образ мыслей, требует от тебя принять свои ценности и свой образ жизни? Не означает ли это проявление социального мазохизма, при котором ближнего ты любишь больше, чем самого себя?
Далее, существование так называемых «стран-изгоев», изоляция стран - членов международного сообщества в наказание за какие-то нарушения, а также применение санкций против них ставит следующий философский вопрос: насколько объективно представление о глобальном международном сообществе? Имеет ли оно под собой нерушимые основания, которые не зависят от чьей-либо субъективной воли, индивидуальной или коллективной? Либо же это представление вырабатывается конвенционально, в результате договоренности политических и юридических субъектов? Представим себе простой
1 В такой избирательности нет ничего странного, ведь, к примеру, автомобили и иные товары, произведенные за пределами метрополии в филиалах фирм, запрещены к продаже в метрополии - это обычная практика, зафиксированная в договорах; российская «Пепси-кола» в Америке никогда продаваться не будет.
пример. Желудок объективно включен в систему организма. Без него эта система просто не может функционировать - организм ожидает неминуемая смерть. Могут ли остальные органы тела объявить санкции по отношению к желудку, исключить его из системы жизненных отношений?
Исключение какой-либо страны из системы международных отношений может доказывать лишь одно - глобализация не есть объективный процесс, который не зависит от политической или правовой воли. Но это подрывает всю аргументацию в пользу глобализации как таковой. Отныне уже нельзя сказать, что объективное развитие экономики, науки и техники неотвратимо приводит к превращению всей Земли в единую фабрику, в которой отдельные страны выступают разве что в качестве различных цехов, но и это различие все более и более стирается. Тезис теперь звучит так: если некоторые страны достигнут субъективного соглашения, они могут исключить из объективно сложившейся глобальной экономики любую страну, а потом снова включить ее в эту систему, отменив санкции.
Существование глобальной политики и глобального права возможны лишь тогда, когда существуют принципы, из которых исходят все страны мира, причем эти принципы не противоречат друг другу. Таковым выступает, в частности, принцип неприкосновенности собственности. Никакой субъект не может посягать на собственность другого субъекта. Но, к примеру, замораживание авуаров как разновидность санкций создает неразрешимую правовую задачу. С одной стороны, авуары имеют своего владельца. С другой стороны, иностранные авуары подчиняются юрисдикции страны, в которой они размещены. С третьей стороны, санкции претендуют на то, что они применяются на основе международного права, которое выше юрисдикции отдельной страны. Так или иначе, а право собственности на зарубежные авуары нарушается, когда они «временно» (как показывает пример Ирана, на протяжении нескольких десятилетий) замораживаются по воле наложивших санкции стран.
Подобное поведение со стороны индивидуального субъекта было бы недопустимым: в наказание за твое поведение я накладываю временный арест на твою собственность и не выдаю тебе деньги из банка. Но когда субъектом права выступает государство, блюдущее мировой порядок, или сообщество таких государств, такой образ действий признается вполне приемлемым. Принцип глобализации приходит в неразрешимое противоречие с принципом неприкосновенности собственности.
Коль скоро перечисленные вопросы ставят теоретика в тупик, у него есть два выхода. Первый заключается в том, чтобы воскликнуть вслед за Стэнли Кубриком: «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир!» и объявить его непостижимым для разума, следуя за И. Кантом. После чего отвратить свой взор от мира и устремить его внутрь себя, наслаждаясь своим внутренним богатством и предустановленной внутренней гармонией. Но это означало бы прекратить заниматься социальной философией, а, стало быть, оставить без глубинных оснований политику и право, обрекая их на импровизации, на движение методом проб и ошибок, на непрерывное ручное управление и героизм как полное отсутствие планирования.
Для тех, кто выбирает этот выход, глобализация есть синоним чудовищной катастрофы - чуждый мир необычайно увеличился в размерах, отныне на нашей жизни непосредственно сказываются события, которые происходят на противоположной стороне Земли. Мы не можем оказывать влияние на рынок труда в США, на результаты выборов президента, на курс доллара - но все это сегодня самым непосредственным образом оказывает влияние на нашу повседневную жизнь. Есть повод для печали и для постоянного невроза...
Есть и второй выход. Для того чтобы избрать его, необходимо признать, что вовсе не мир сошел с ума, если его уже невозможно понять с помощью старых категорий и теорий, выработанных три века тому назад. Если мир не соответствует твоей разумной теории, то, может быть, не мир виноват в этом? Быть может, необходимо в очередной раз напрячь свой теоретический разум и осмыслить происходящее, создав новую философскую теорию, а вместе с ней и совершенно новое теоретически фундированное право - в отличие от позитивного, «ситуативного», готтентотского?
Список литературы
1. Кант И. К вечному миру // Соч.: в 6 т. Т. 6. - М.: Мысль, 1966. - С. 257-347.
2. Фукуяма Фр. Конец истории и последний человек / пер. с англ. М.Б. Левина. - М.: АСТ, 2007. - 588 с.
