CC BY
69
Среди многочисленных направлений исследований биологии человека обратим внимание на некоторые из них, являющиеся дискуссионными и малоразработанными, но перспективными в рамках нашего научного интереса: биоритмологическое, биологии продолжительности жизни, этологическое и биологии интеллекта.
Биоритмология как научное направление сформировалась сравнительно недавно и связана с изучением временных зависимостей функционального состояния организма. Без знания природы биологических ритмов невозможны понимание и правильная интерпретация физиологических процессов, происходящих в живом организме при адаптации, а также прогнозирование жизнедеятельности биосистем в экстремальных условиях.
Каково место данной научной области в системе наук о живом? Одной из важнейших проблем биологии остается познание механизмов организации и самоорганизации живых систем. Биоритмология (или «хронобиология» - понятие, характеризующее организацию биологических процессов во времени) - наука, предметная область которой объединяет исследования механизмов возникновения причинно-следственных связей в живой природе на основе изучения временных характеристик ритмических физиологических явлений, протекающих на различных уровнях организации [1, с. 21].
Концептуальной основой для биоритмологии служит обоснование общебиологического закона волнообразности адаптационного процесса, согласно которому общий адаптационный синдром в любой его фазе (тревоги, резистентности, истощения) протекает в колебательном режиме, т.е. волнообразно [2, с. 7-97]. Поэтому установление общих принципов адаптивной перестройки биологических ритмов (или подгонки временных оптимумов), выявление их конкретных физиологических механизмов - важнейшая задача биоритмологии, нуждающейся прежде всего в теоретическом обобщении накопленного экспериментального материала. Под биоритмами обычно понимают повторение некоторого состояния в биосистеме через равные промежутки времени. Будем использовать для обсуждения проблемы определение, данное Н.А. Агаджаняном и Н.Н. Шабатурой: «Ритм - это волнообразная цепь из повторяющихся в определенной последовательности процессов, в которой для прохождения одного цикла всегда необходимо одно и то же время» [1, с. 26].
Установлено, что базисным ритмом временной организации живых систем являются циркадианные (околосуточные) ритмы, отличающиеся универсальностью, стабильностью, высокой устойчивостью и закономерностью. Высказывается мнение о фундаментальности околосуточных ритмов как свойства живого, сопоставимого с генетическим кодом, а циркадианная система ритмов соотносительна по значимости с нервной и эндокринной системами [3].
С.И. Степановой на основе представлений об индивидуальном уровне подвижности и константности циркадианной системы было сформулировано понятие индивидуального биоритмологического статуса организма - совокупной характеристики присущих ему биоритмологических особенностей. Это своеобразный интегральный образ организма как ритмической системы, объединяющей ритмы с самыми различными периодами (от долей секунды до нескольких лет). Указаны четыре признака индивидуального биоритмологического статуса человека, связанных с особенностями его циркадианных ритмов: подвижность (способность к быстрой перестройке вслед за сдвигом фазы ритма сна - бодрствования); константность (повторяемость количественных характеристик параметров этих ритмов от суток к суткам); принадлежность к «утреннему», «вечернему» и промежуточному типам работоспособности (проблема «жаворонков» и «сов»); длительность естественного циркадианного периода [2, с. 117-165].
На основе критериев биоритмологического статуса человека становится возможным отбор к определенным видам профессиональной деятельности с учетом индивидуальных особенностей организма. Апробация практической значимости выведенных критериев проведена в процессе биоритмологического отбора космонавтов по константности, подвижности циркадианных ритмов и установлению принадлежности к различным типам суточного ритма работоспособности.
Последний критерий неоднозначен, тем более что его применение связано не только с оценкой работоспособности в плане рациональной организации труда, но и оптимизацией жизнедеятельности
организма человека в целом. Лица «утреннего» типа лучше переносят ранний подъем и работу, склонны относить свои экзистенциальные проблемы на счет собственного соматического состояния, легче подвержены депрессии и тревоге. «Вечерний тип» людей способен к активному преодолению трудностей, более пригоден для работы в ночные часы. Отмечается корреляция суточного ритма потребности в питании с «утренним» или «вечерним» типом биоритмической определенности [4, с. 66-117; 5, с. 40-43; 6].
Другую точку зрения защищает Л.Я. Глыбин, критикуя концепцию двух пиков работоспособности человека в период бодрствования (первый - около 10-12 часов, второй - около 16-18 часов с падением ее в 14 часов). Основной контраргумент таков: биоритмологических типов
работоспособности «жаворонков» и «сов» не существует.
Проведенные клинико-статистические и экспериментальные исследования позволили установить внутрисуточную цикличность с периодом около 4-6 часов в динамике физиологических функций и показателей физической работоспособности человека, в проявлении заболеваний, бытовых и производственных травм, автодорожных происшествий, нормальных родов и смерти от заболеваний. В течение суток выявлен единый волновой процесс с пятью физиологическими «подъемами» (около
5, 11, 16, 20, 24 часов) в жизнедеятельности человека и таким же количеством «спадов» (около 2, 9,
14, 18, 22 часов), которыми и определяется ритмичность работоспособности [7, с. 141-160].
Обнаруженная закономерность внутрисуточного ритма перспективна практической ориентацией для решения, к примеру, проблемы временной адекватности лечебного воздействия на организм человека (в какие часы суток осуществлять лекарственную терапию, оперативные вмешательства и т.д.); установления физиологической оптимальности сменной работы или вахтового метода труда, режима питания. Естественный ритм жизнедеятельности человека - это подъем около 4 часов утра, начало трудового дня не позже 6 часов утра, четырехразовый прием пищи: около 4, 10, 15, 19 часов, отход ко сну в 21 час. Внутрисуточная периодичность физиологического тонуса организма не зависит от сезона и географических координат, пола и возраста человека. В целом постулируется наличие единых для всех людей временных периодов высокого и низкого уровней жизнедеятельности.
В литературе приводятся данные об изучении циркадианных ритмов физиологических функций у детей школьного возраста при различных видах деятельности. Делается вывод о необходимости внедрения биоритмологических принципов рациональной организации умственной работоспособности, суть которых сводится к совмещению учебных занятий с временем биоритмологического оптимума физиологических функций школьников. Реально под влиянием учебной деятельности временной оптимум физиологических функций организма учащихся смещался во вторую половину дня, что способствовало десинхронизации жизнедеятельности по многим параметрам [8, с. 80-83].
Подведем некоторые итоги анализа специально подобранных нами точек зрения на концепцию циркадианных ритмов жизнедеятельности организма человека с учетом ее теоретической обоснованности, обеспеченности экспериментальными данными и связи с проблемой адаптации.
Во-первых, противоречие между трактовками критерия принадлежности к различным типам работоспособности (проблема «жаворонков» и «сов») является антиномией, поскольку наличие единых внутрисуточных циклов жизнедеятельности организма не исключает их индивидуальных вариаций, тем более что индивидуальные различия в биоритмологической структуре организма указывают, по всей видимости, на их генетическую предопределенность.
Во-вторых, биологические ритмы выражают такой генетически закрепленный адаптивный механизм организации физиологических процессов, который обеспечивает оптимальную деятельность биосистем в периодически меняющихся условиях внешней среды.
В-третьих, адаптивная перестройка биологических ритмов связана прежде всего со стрессовыми воздействиями, для объяснения которых сохраняет эвристичность концепция общего адаптационного синдрома, что позволяет использовать биоритмы в качестве критерия нормальной жизнедеятельности и адаптивных возможностей организма.
В-четвертых, важное значение имеет установление связи десинхронозов во временной организации биосистем с продолжительностью жизни (уменьшение или видовая запрограммированность) и способностью к умственной деятельности на различных этапах онтогенеза человека.
В целом биологические ритмы составляют важнейшую компоненту функционирования биосистем, способствующую их оптимальной адаптации.
Биология продолжительности жизни - научное направление, отличное от геронтологии (науки о старении живого), связанное с изучением механизмов, определяющих продолжительность жизни организмов: проблема наследуемости и изменчивости длительности жизни, половых различий по срокам, эволюционные изменения продолжительности жизни. Главная задача состоит в выяснении причин индивидуальных различий по срокам жизни и межпопуляционных, видовых различий по этому признаку [9, с. 5-17].
По методам исследования данное научное направление близко, кроме биологии старения, к демографии, популяционной биологии, генетике и ориентировано на познание временной организации живого (так же как и биоритмология). Практическая направленность биологии продолжительности жизни прежде всего обнаруживается в решении сложной проблемы естественной убыли населения, вызванной превышением смертности над рождаемостью во многих странах мира (такой процесс наблюдается в Калининской, Псковской, Новгородской, Тульской, Ярославской, Костромской и других областях России) [10].
Среди достижений биологии продолжительности жизни отметим изучение фактов биологической вариабельности длительности жизни, сходных у человека и других живых существ. Специфика объяснения и описания продолжительности жизни как количественного признака (подобно признакам веса, длины тела) организма выражается в том, что возможно только одноразовое измерение его на основе популяционно-статистического подхода с учетом генетических и средовых компонентов. Это позволит установить распределение длительности жизни в данной популяции.
Чем обусловлено индивидуальное различие по срокам жизни? По мнению Л.А. Гаврилова и Н.С. Гавриловой, объяснение различий с позиций гипотезы гетерогенности популяций «отягощено» парадоксальностью: коэффициент наследуемости данного признака чрезвычайно мал (от 0,05 до
0,101), что свидетельствует о низкой наследуемости продолжительности жизни не только у человека. Видимо, генетическое разнообразие играет существенную роль на ранних этапах жизнедеятельности организма и ничтожно в конце жизни. Приводятся данные в пользу изменения продолжительности жизни с возрастом: до 70 лет существует некоторая зависимость с выживаемостью потомства, потом исчезает, т.е. вариабельность по срокам жизни имеет различную природу для разных возрастных групп популяции, не обязательно генетическую [9, с. 29-32].
Высказывается предположение по поводу того, что синхронность возрастного снижения функциональных возможностей различных систем организмов основана на общности биохимических процессов в слабых звеньях функциональных систем и на высокой степени их взаимозависимости. Ссылки на исключительное действие стохастических факторов в данном процессе следует считать преувеличенными, поскольку они (факторы) действуют в организованной системе, и их последствия организуются определенным образом. Поэтому возможны такие реальные ситуации, когда на фоне общего упадка функциональных возможностей ослабление в ряде систем отрицательных связей ведет к усилению действительной интенсивности выполнения некоторых функций (усиление секреции кортикостероидов у млекопитающих) [11, с. 90-92]. Отсюда следует, по крайней мере, два интересных для обсуждения проблемы продолжительности жизни вывода: при синхронизации возрастных процессов в популяции даже полная ликвидация последствий негативных для организма воздействий (ликвидация смертности от какого-либо зависимого от возраста заболевания -атеросклероза) не снижает скорости старения, а лишь меняет структуру смертности. Это означает, что возрастает средняя продолжительность жизни без снижения средней скорости смерти; верхний предел продолжительности жизни определяется старением. Старение влияет на характерную для каждого вида продолжительность жизни тем, что зависимость вероятности смерти от возраста по мере увеличения последнего повышается. Значительная часть каждого поколения популяции
исчерпывается в узкой по сравнению со средней продолжительностью жизни временной последовательности.
Старение возникло в эволюции как побочный продукт отбора, направленного на повышение выживаемости каждого отдельного организма в период, необходимый для становления репродуктивной способности организмов и возможности ее реализации в интересах популяции.
Среди многочисленных воздействий на скорость старения отмечается достоверность трех факторов: радиации, антиоксидантов и ограничения калорийности питания [11, с. 61]. С учетом приведенного мнения А.Г. Голубева можно утверждать, что продолжительность жизни как один из признаков жизнедеятельности организма задана генетически, но обусловлены не жесткие значения этого признака, а норма реакции - зависимость реализации генетической детерминированности признака от конкретных условий и интервалы изменений признака при изменении условий.
Исследования продолжительности жизни человека вопреки распространенному мнению о специфичности данного процесса обнаруживают парадоксальную ситуацию при конкретном анализе реальных данных. Оказывается, что нет никаких принципиальных различий между распределением продолжительности жизни человека и подобными фактами для других биологических видов. Возрастная динамика смертности людей аналогична динамике лабораторных животных и состоит из трех периодов: высокой детской смертности (интенсивность смертности уменьшается с возрастом); половозрелости (корреляция смертности с возрастом в сторону увеличения); старости, когда смертность высока и медленно растет с возрастом [9, с. 50-65]. Это означает опосредованное действие социальных факторов на распределение продолжительности жизни через биологические механизмы. В динамике возрастной смертности людей можно выделить такую компоненту смертности, которая останется исторически устойчивой, относительно независимой от социальноэкономического фона и резкого снижения общей смертности. Данная константность может быть объяснена только с позиций обусловленности биологическими особенностями популяций человека, что позволяет сравнивать различные популяции по биологическим различиям в продолжительности жизни людей.
Сложен и дискуссионен вопрос о видовой продолжительности жизни. Сторонники первой точки зрения (И.И. Мечников, М.С. Бедный и др.) утверждают наличие видового предела продолжительности жизни, устанавливая различные количественные обозначения в интервале от максимально возможной продолжительности жизни в данной популяции до постулирования существования особого возраста с определенными свойствами. Оценки видовой продолжительности жизни человека в большинстве своем субъективны и колеблются от 90 до 200 лет на основе наблюдаемых вариантов и теоретических рассуждений.
Вторая точка зрения (Л.А. Гаврилов, Н.С. Гаврилова, Б.И. Урланис) связана с отрицанием абсолютного видового предела продолжительности жизни на основе теории вероятности и аналогии с продолжительностью существования неживых объектов, к примеру атомов радиоактивного элемента.
Трудности исследования данной проблемы, сопряженные с точностью измерений признака (отсутствия меры продолжительности жизни вида), влияют на степень обоснованности первой точки зрения, носящей в этом смысле характер интуитивной очевидности. Вторая позиция, ориентирующая на применение математических и статистических методов определения пределов продолжительности жизни, не учитывает особенностей биологических механизмов этого феномена. Достигнутый уровень осмысления и изучения проблемы видовой продолжительности жизни человека еще не позволяет осуществить синтез указанных суждений.
Вместе с тем выход из сложившейся антиномичной ситуации возможен с учетом мнения В.М. Дильмана об отсутствии жесткой фиксированности видового лимита жизни. Расширение видового предела жизнедеятельности человека, наблюдавшееся в ходе эволюции (приводятся данные об увеличении в популяциях человека длительности полового созревания, что сочеталось с ростом максимальной продолжительности жизни - 20 и 100-115 лет, соответственно), характеризует, в частности, динамичность этого признака, отсутствие генетически однозначной определенности. Делается вывод о том, что экологические и генетические компоненты механизмов старения влияют на среднюю продолжительность жизни, а онтогенетические и аккумуляционные - на максимальную (или видовую) продолжительность жизни. Указываются способы увеличения видовых пределов жизни за
счет трех типов воздействия на организм: торможение аккумуляционных механизмов старения; замедление скорости реализации онтогенетических механизмов; стабилизация гомеостаза и аккумуляционных процессов на уровне, достигаемом организмом человека в 25-30 лет [12, с. 180187].
Таким образом, становление биологии продолжительности жизни обращает внимание на сложность и неразработанность многих вопросов биологических основ жизнедеятельности человека, имеющих неотложную практическую направленность. Отсутствие системного теоретического анализа экспериментального материала не позволяет пока представить работающую и обобщенную модель выживаемости организмов, необходимую для укрепления доверия к выводам данной науки. Очевидна связь биологии продолжительности жизни с биоритмологией, отражающей синхронизацию определенных возрастных периодов в функционировании биосистем.
Видовая продолжительность жизни выступает важнейшим признаком человека как биологического вида, характеризует его репродуктивность и жизнеспособность. Поэтому биология продолжительности жизни вносит существенный вклад в интеграцию медико-биологических и демографических исследований с целью решения проблем увеличения продолжительности жизни человека.
Представления о наследуемости признака продолжительности жизни человека нуждается в уточнении - речь должна идти не о линейном процессе, в котором происходят лишь количественные изменения, а о качественных модификациях данного признака (структурных, иерархических механизмах реализации). Кроме того, наследуемость признака является популяционной характеристикой, а не свойством изучаемого признака, и в этом случае требуется учет показателя наследуемости, включающего в себя средовые и генетические компоненты, влияющие на продолжительность жизни человека. Видимо, корректнее вести речь о роли наследственности в формировании межиндивидуальных различий по продолжительности жизни.
Этологическое направление исследования жизнедеятельности человека вызывает негативную реакцию представителей социогуманитарных наук выходом якобы за пределы обозначенной предметной области этологии - выяснения биологических основ элементарных, исходных форм поведения человека, считающихся социальными: семейно-родственные отношения, общение,
альтруизм, агрессия, половозрастное разделение труда и т.д.
Исходным основанием для такого подхода является утверждение о природном происхождении человека и наличии ряда общих черт поведения с приматами [13, с. 132]. Вовлечение в сферу этологических разработок психофизиологических механизмов поведения человека привело к неоправданным интерпретациям социальной жизни человека в рамках полученных эмпирических данных.
Вместе с тем этологические аспекты жизнедеятельности человека должны стать предметом серьезного научного изучения, особенно в связи с проблемой адаптивной ценности различных стереотипов поведения у человека и животных. Подтверждением актуальности подобной постановки вопроса служит эволюционно-биологический подход к пониманию сущности многих психических заболеваний.
Обсуждение, к примеру, проблемы взаимоотношения изменяемых и неизменяемых форм поведения живых существ обращает внимание на присутствие в общей поведенческой структуре организма фиксированных форм (стереотипия, персеверация, ригидность). Филогенетический подход к рассмотрению фиксированных форм поведения животных и человека, осуществленный Г.В. Залевским, способствовал установлению следующих закономерностей:
1) увеличение в процессе эволюции пластичности психики, возрастание возможности к обучению и модификации поведения не элиминируют форм фиксированного поведения у человека и животных;
2) фиксированные формы поведения реализуются в ситуациях отсутствия или ограниченности способов адекватного адаптивного реагирования на изменяющиеся условия существования или в связи с психическим перенапряжением, вызывающим адаптивный ответ более низкого уровня реагирования, чем общий уровень адаптационных возможностей организма;
3) при психозах и нервно-психических расстройствах фиксированные формы поведения выступают не только индикаторами, но и средством защиты организма либо малоэффективной (невроз), либо патологической (шизофрения) направленности [14, с. 110-111].
В целом речь идет о конкретном проявлении тех нервно-психических реакций, которые на более низких ступенях эволюции психической деятельности носили адаптивно-защитный характер. Психические заболевания могут рассматриваться как проявление их чрезмерно низкого порога. Предрасположенность к таким реакциям проявляется в виде соответствующих «готовностей» (судорожной, аффективной, кататонической).
Отличительной особенностью этологических исследований является неэкспериментальное использование метода наблюдения, что сближает их с психиатрией. Подчеркивается типологическое сходство поведенческих признаков животных с особенностями кататонического, агонистического, гебефренного поведения человека. Единственной трудностью считается проблема «перевода»: психиатрических терминов - для этологии и этологических - для психиатрии при построении филогенетических схем [14, с. 157].
Применение филогенетического принципа оправдано в анализе психопатологий шизофрении. Труд Ч. Дарвина «О выражении эмоций у человека и животных» оценивается как классическая работа филогенетического направления, где ставится вопрос: не лежат ли в основе странных черт у больных слабоумием и меланхолией возвраты к первобытным инстинктам? Основанием для такой постановки вопроса стало описание Дарвиным феноменологии и типологии эмоциональных выражений: сравнительный анализ эмоциональной экспрессии у животных и человека; сопоставление эмоциональных выражений в различных культурах с привлечением этнографического материала [15]. Междисциплинарный синтез подходов лингвистики, психологии, этнографии, психопатологии и этологии перспективен для понимания специфики психической деятельности человека в норме и патологии. В частности, С.Н. Давиденковым установлено типологическое сходство ритуала невротика и свойственного традиционной культуре защитного ритуального «действа». Приводятся примеры, когда этологическая «ритуализация», имеющая четко выраженное адаптивное значение (изменение поведения, состоящее в преувеличении и приукрашивании некоторых его моментов), прослеживалась в имитативных тотемических ритуалах на основе этнографических данных и ритуалах при шизофрении. Этологическая регрессия у животных (поведение, имитирующее ранние онтогенетические реакции или возникающее в конфликтной ситуации) может быть сопоставлена с психопатологией регресса речи и поведения, характерных для детской шизофрении, и т.д. Использование подобных подходов позволяет осуществить реконструктивный анализ феноменов патологического поведения человека, применяя филогенетический принцип в психиатрии [14, с. 150174].
Еще одним аргументом в защиту этологии человека стал информационно-потребностный подход, развиваемый П.В. Симоновым [16; 17; 18; 19]. Анализ сведений о сложных формах поведения животных показывает, что существуют филогенетические предшественники потребности человека в познании и альтруистической потребности «для других».
Длительное время в этой области доминировало догматическое представление о том, что исследовательская активность животных прагматична (поиск пищи, самки (или самца), воды и т.д.). С помощью многочисленных экспериментов доказано существование самостоятельной потребности в новизне как таковой (проведение опытов, где единственным стимулом служит ориентировочноисследовательский рефлекс, являющийся основой выработки инструментальных условных рефлексов).
Приток информации обязателен для нормальной жизнедеятельности человека даже в том случае, если все первичные потребности удовлетворены. В эксперименте испытуемые вследствие максимального ограничения обычных впечатлений впадали в дремотное состояние, теряли способность к сосредоточению внимания, обнаруживали признаки депрессии, через 3-4 суток категорически отказывались от продолжения опыта [20, с. 26]. Потребность в информации удовлетворяется у человека двумя путями: поиск нового в окружающей среде, включая и других людей как источник информации; новизна, получаемая путем рекомбинации ранее полученных
впечатлений. Следовательно, нормальная жизнедеятельность человека обеспечивается не только обменом вещества, энергии, но и информации.
Потребность познания как зачаток, прообраз интеллектуального освоения окружающей действительности обнаруживается у животных на дочеловеческих этапах эволюции живой природы вне прагматических интересов и непосредственно не связана с удовлетворением витальных потребностей. Ориентировочно-исследовательская, имитационная и игровая формы поведения, по-видимому, выражают эту потребность в чистом виде, становясь способами усвоения и тренировок поведенческих стереотипов у животных и человека (речь идет о последних двух формах) [20, с. 2730].
Потребность «для других» (альтруизм) филогенетически может быть выведена из родительского инстинкта и схематически намечена как эволюционный ряд: «забота о своем детеныше - забота о детенышах всей группы - забота о взрослых членах группы», обеспечивающий большую выживаемость и жизнеспособность потомства. П.В. Симонов считает, что данная схема не может служить источником формирования потребности «для других» у человека. Он указывает другие предпосылки альтруизма, связанные с ситуациями своеобразного кооперирования усилий животных, когда удовлетворяется потребность только одного из них или поочередно. Наблюдается поведение животных, где состояние другой особи служит сигналом события, непосредственно важного для удовлетворения собственной потребности данной особи (в пище, родительском инстинкте и т.д.). Способность реагировать на сигналы эмоционального состояния другой особи привела к формированию потребности «для других», возникновению физиологических механизмов сопереживания [20, с. 32-38].
Сходную позицию выражал Д.К. Беляев, отмечая наличие глубоких корней в эволюции животных чувства альтруизма и антиальтруизма: «И та, и другая информация хранится в нашей
наследственности, но какая из них будет работать - это вопрос уже не наследственности, а социальной практики. Идеи, которыми руководствуется то или иное общество, являются возбудителем функциональной активности той или иной информации - агрессивной или альтруистической» [21, с. 92].
Поведение человека как природного существа в процессе изучения поможет конкретизировать способы социального воздействия на оптимальную жизнедеятельность человека без деформации естественных ограничений реализации биологических механизмов существования. Кроме того, этология человека способствует становлению исследований типологических признаков биологического вида Homo sapiens путем использования филогенетического подхода.
Вопрос о биологии интеллекта подробно уже рассматривался в литературе. Обратим внимание лишь на новые, с нашей точки зрения, подходы, разрабатываемые в психогенетике. Предметом данной науки является исследование роли генетической и средовой изменчивости в формировании фенотипического разнообразия психологических и психофизиологических особенностей человека. Речь идет не о возникновении тех или иных психических функций, черт личности в филогенезе, а о природе индивидуальных особенностей человека в ныне живущей популяции. Получаемые характеристики генетического и средового разнообразия как детерминантов разнообразия фенотипического будут популяционными «срезами» указанных признаков без переноса результатов экспериментов на конкретное значение какого-либо признака у конкретного человека [22, с. 7].
Интеллект как объект изучения психогенетики в рамках компонентного подхода, связанного с анализом индивидуальных различий человека по этому признаку при выполнении определенных видов деятельности, предстает в качестве специфической детерминанты, показателя (типа «вербальный-невербальный»). Компонентный подход реализуется в теории тестов и факторном анализе.
Тестовая оценка интеллекта отражает лишь место индивида по какому-либо показателю в группе людей, имеющих сходные условия жизни и одинаковый возраст как результат взаимодействия среды и генотипа. Понятие «наследуемость интеллекта» уточняется следующим образом: «Большинство методов генетики позволяют получить данные, свидетельствующие не о наследуемости изучаемой характеристики, а о роли наследственности в формировании ее межиндивидуальных различий» [22, с.
183-184]. Теория тестов ориентирована на установление показателей общего интеллекта, предоставляя доказательства в пользу наследуемости (равной 0,5).
Вместе с тем психогенетиками ставится вопрос и о наследуемости специальных способностей, вариативность которых может по-разному определяться генотипом и вносить различный вклад в генотипическое разнообразие показателей общего интеллекта. Использование для этих целей методов статистической генетики способствовало фиксированию дифференциации генетической и средовой компонент интеллекта, и, что особенно важно, установлена зависимость средовой вариативности с вариативностью внутрисемейной среды (межсемейная среда и культурные влияния выступают как общий фон, на котором происходит интеллектуальное развитие) [22, с. 234-235].
Краткий обзор новых направлений в исследовании жизнедеятельности человека, особенно двух последних, показывает, что мировоззренческие и идеологические ограничения подобных научных изысканий неоправданны, тормозят поиск истины в сложных, фундаментальных областях человекознания. Философской санкции на изучение экологического измерения жизнедеятельности человека никогда не требовалось исходя из сущности философии человека, не отрицающей роли чисто природного фактора - наличия телесной организации индивида, присущего ему набора физических задатков и предрасположенностей к тем или иным видам человеческой жизнедеятельности.
Литература
1. Агаджанян Н.А., Шабатура Н.Н. Биоритмы, спорт, здоровье. М., 1989.
2. Степанова С.И. Биоритмологические аспекты проблемы адаптации. М., 1986.
3. Агаджанян Н.А., Алпатов А.М. Биоритмология: частность или основа науки о живом // Наука в СССР. 1984. № 4.
4. Доскин В.А., Лаврентьева Н.А. Ритм физиологических функций как основа для построения оптимальных режимов труда и отдыха // Некоторые актуальные проблемы университетской медицины. М., 1975.
5. Доскин В.А., Лаврентьева Н.А. Биоритмологические основы построения режима питания человека // Вопросы питания. 1977. № 4.
6. Доскин В.А., Лаврентьева Н.А. Ритмы жизни. М., 1980.
7. Глыбин Л.Я. Внутрисуточная цикличность проявления некоторых заболеваний. Владивосток, 1987.
8. Школа и психическое здоровье учащихся. М., 1988.
9. Гаврилов Л.А., Гаврилова Н.С. Биология продолжительности жизни. М., 1986.
10. Бедный М.С. Медико-демографическое изучение народонаселения. М., 1979.
11. Голубев А.Г. Проблема совместимости теорий в биологии старения // Теоретическая биология: структурно-функциональный подход. Л., 1988.
12. Дильман В.М. Четыре модели медицины. Л., 1987.
13. Wilson E.O. Biology and the Social Sciences // Daedalus. 1977. V. 106. № 4.
14. Генетические и эволюционные проблемы психиатрии. Новосибирск, 1985.
15. Давиденков С.Н. Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии. М., 1947.
16. Симонов П.В. Теория отражения и психофизиология эмоций. М., 1970.
17. Высшая нервная деятельность человека: мотивационно-эмоциональные аспекты. М., 1975.
18. Эмоциональный мозг: физиология, нейроанатомия, психология эмоций. М., 1981.
19. Мотивированный мозг. Высшая нервная деятельность и естественно-научные основы общей психологии. М., 1987.
20. Симонов П.В., Ершов П.М., Вяземский Ю.П. Происхождение духовности. М., 1989.
21. Беляев Д.К. Методологические проблемы биологии // Диалектический материализм и современная наука. Прага, 1978.
22. Роль среды и наследственности в формировании индивидуальности человека. М., 1988.
