CC BY
44
УДК 821.161.1
Е.В. Целикова
ФАКТЫ БИОГРАФИИ КАК СПОСОБ ФОРМИРОВАНИЯ ПАРОДИЙНОЙ ЛИЧНОСТИ1
В статье рассматривается способ формирования пародийной личности А.А. Фета в творчестве поэтов сатирического журнала «Искра», базирующийся на переосмыслении фактов реальной биографии литератора и их пародийной трансформации.
Пародийная личность, литературная маска, А.А. Фет, биография.
The method of formation of A.A. Fet's parody person in creativity of the poets of satirical magazine "Iskra" based on reconsideration of the facts of the real biography of the literary man and their parody transformation is considered in this article.
A parody person, literary mask, A.A. Fet, biography.
Анализ корпуса пародийных текстов А. Сниткина Д. Минаева и П. Медведева позволяет говорить о том, что в творчестве этих поэтов «Искры» оформляется и получает становление явление пародийной личности А. Фета. Используя специфику массового читательского сознания, склонного отождествлять эмпирического автора с лирическим субъектом его поэзии, искровцы в своих текстах контаминируют личность реального литератора с лирическим «я» его поэзии, а также языковой личностью публицистики Фета, создавая, таким образом, личность пародийную. Свидетельством закрепления в массовом сознании пародийной личности Фета явилось бесчисленное количество легенд, мифов и анекдотов, связанных с именем А. Фета, в которых он фигурировал как поэт-крепостник и «мракобес»1.
Основой для создания пародийной личности А. Фета, несомненно, явились определенные индивидуально-характерологические и психологические особенности, присущие ему как человеку и поэту. Наиболее значимой из них является отмечаемая всеми современниками поэта «двойственность» его натуры, выражающаяся в резком несовпадении Фета-человека (помещика Шеншина) и Фета-поэта. На использовании такой индивидуально-психологической особенности личности А. Фета, как «двойственность», преимущественно и выстраивается искровцами личность «пародийного Фета».
Специфика создания пародийной личности А. Фета связана с тем, что в его лирике нет лирического героя, т.е. такой художественной личности, которую можно было бы соотнести с биографическим автором. Поэтому пародисты «Искры» должны были сами создавать некую личность, а потом ее пародировать. В пародиях А. Сниткина, П. Медведева и, главным образом, Д. Минаева пародийная личность Фета создается с целью «развенчать» внелитератур-ную личность поэта и доказать при этом его творческую и личностную несостоятельность.
1 Публикация выполнена в ходе проведения поисковой научно-исследовательской работы в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009 - 2013 годы» ГК №14.740.11. 1120.
Создавая пародийный образ А. Фета, искровцы используют хорошо известные широкой читательской аудитории факты биографии поэта. Ярким образцом такого пародийного использования может служить военная служба Фета.
Так, например, в пародии А. Сниткина «Воспоминание» (1859) бывшая возлюбленная героя становится воровкой и уходит к более привлекательному кавалеру - «улану с длинными, пушистыми усами», который олицетворяет в тексте грубое мужское начало, чуждое сантиментам и мечтам:
Я не сержусь за то, что мне ты предпочла
Улана с длинными, пушистыми усами... [4, с. 800].
Примечательно, что счастливым соперником незадачливого влюбленного в пародии становится именно улан. Уланы - военные из частей легкой кавалерии, пользовавшиеся особой популярностью в обществе наряду с гусарами. Славились они как отчаянные смельчаки, лихие рубаки, верные боевые товарищи и - не в последнюю очередь - как несравненные покорители женских сердец [5, с. 122-123]. Известно, что А. Фет в апреле 1845 года поступил на службу в Кирасирский орденский полк. Однако в 1853 году он переходит в гвардию, что было его давней мечтой; и теперь местом службы Фета становится Лейб-гвардии уланский его императорского высочества цесаревича полк. Как кадровый военный А. Фет появлялся в обществе в форменном уланском мундире. Оставив службу, он, однако, по привычке продолжал носить «уланку» - «особую форменную шапку с квадратным верхом» [5, с. 123]. В письме И. С. Тургенева к А.А. Фету 1860 года (ноябрь) есть такие строки: «Пари держу, что у Вас на голове все тот же засаленный уланский блин!» [7, с. 361]. Интересно также, что близкие друзья А. Фета: И.П. Борисов, И. С. Тургенев, В.П. Боткин - часто называли его «старым уланом».
А. Сниткин обращается к биографическим реалиям автора прототекста, чтобы вскрыть диссонанс между родом занятий Фета и содержанием его поэзии. Именно поэтому пародийный улан - это типичный военный: сильный, мужественный, грубый, удачливый в любви, о чем красноречиво свидетель-
ствует такая портретная деталь, как «длинные, пушистые усы». Особым образом закрученные, они составляли важную примету улана (гусара). Усы, кроме того, были символом стремительности, неустрашимости, бесшабашности, предметом особой гордости каждого настоящего гвардейца.
Сниткин противопоставляет своего улана обманутому герою пародии. Улан - образ, пародирующий черты, присущие лирическому субъекту стихотворений Фета, а через него и самому Фету, - тоже офицеру, улану, но совершенно нетипичному, даже нелепому, а оттого комичному. Пародист чувствует глубокое несоответствие между автором реальным, биографическим и автором «внутренним», находящим свое отражение в лирике Фета. Это несоответствие было замечено многими людьми, близко общавшимися с поэтом. Так, А.В. Дружинин после знакомства с Фетом записал в своем дневнике: «Обедал, как водится, у Панаева, где нашел несколько новых лиц: поэта Фета, коренастого армейского кирасира, говорящего довольно высоким слогом» [3, с. 352]. Похожая оценка личности А. Фета была дана Львом Толстым, тонким ценителем и поклонником творчества поэта. В письме В.П. Боткину от 9 июля 1857 года он пишет: «И откуда у этого добродушного толстого офицера берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов?» [7, с. 392]. «Фет побыл с нами несколько дней и возвратился в Сте-пановку, где предается с неутомимою деятельностью всем хозяйским истязаниям, - пишет И. П. Борисов И. С. Тургеневу в письме 8 октября 1860 года. - Переписка у нас ведется почти ежедневная, и он [Фет] описывает свою жизнь так ярко, что как будто видим всю его обычную суету. Тут все кувыркается - и стройка, и охота на вальдшнепов, и копанье прудов, и балы, на которые он врывается и отплясывает с прежнею уланскою удалью, и вольнонаемные работники - народ хитростный, забирающий вперед денежки <...>» [7, с. 366-367].
Пародийно осмысливая кажущуюся двойственность жизни и творчества А. Фета, Д. Минаев также обращается к военному прошлому поэта. Однако его пародийная интерпретация носит более сложный характер. Минаев в своих пародиях иллюстрирует взаимосвязь поэзии и жизненных реалий Фета через галерею пародийных масок.
Д. Минаев создает пародийную маску Михаила Бурбонова - тип недалекого обывателя, тяготеющего к «чистому искусству», но не находящего в себе достаточного таланта для создания оригинальных стихотворений. Именно поэтому Бурбонов, как истинный графоман, ориентируясь на лучшие образцы, в числе которых первое место занимает лирика А. Фета, сочиняет всевозможные подражания. Подражания М. Бурбонова составляют пародийный цикл «Лирические песни без гражданского отлива». Очевидно, что на специфику пародий, включенных в данный цикл, влияет и род занятий, и место прежней службы Бурбонова, и даже его фамилия. М. Бурбо-
нов - бывший офицер, а ныне поэт, в характере которого сочетаются прямолинейность военного, нередко граничащая с тупостью, и восторженность лирика, зачастую переходящая в некоторую необузданность. Выбранная Минаевым говорящая фамилия, подчеркивает эти качества. Согласно определению, данному В.И. Далем, «бурбон - офицер, выслужившийся из низших чинов» [1, с. 349]. Кроме того, «бурбон» - слово с ярко выраженной экспрессивной (негативной, иронической) окраской, обозначающее «грубого, невежественного и властного человека» [3, с. 60]. Бурбоном также иронично называли человека, придерживающегося монархических взглядов, верноподданного. Нельзя не заметить некоторого сходства (в известной степени) между «историей жизни» М. Бурбонова и биографическими реалиями А.А. Фета. Прежде всего, это касается военной службы, ведь А. Фет, как известно, дослужился до офицера с самого низшего чина. Кроме того, Фет был сторонником монархии и с уважением, и даже некоторым благоговением относился к царской фамилии. Таким образом, сближая пародийную маску М. Бурбонова и бытовую личность А. Фета, Д. Минаев тем самым создает предпосылки для возникновения пародийной личности Фета.
Пародист обращается к стихотворению А. Фета «Буря на небе вечернем» (1842):
Буря на небе вечернем, Моря сердитого шум -Буря на море и думы, Много мучительных дум -Буря на море и думы, Хор возрастающих дум -Черная туча за тучей, Моря сердитого шум [6, с. 148].
Стихотворение вызвало множество отзывов современников, общая суть которых сводилась к тому, что этот текст есть самая настоящая нелепица, лишенная какого бы то ни было смысла. Идентичной точки зрения придерживается и Д. Минаев, комментируя текст от имени Михаила Бурбонова. Отставной майор вспоминает, что в одном госпитале он встретил любопытную личность - юнкера Звонко-брюхова, который «в припадке ипохондрии и временного умопомешательства любил писать стихи» [2, с. 25]. Так, во время одного из таких припадков юнкер, подражая А. Фету, выдал очередную «импровизацию»:
Дума и буря, Брови нахмуря, Смел по натуре, Еду я к дуре. Слушаю бури, Сидя на фуре, И, балагуря, В каждой фигуре, Как на лазури, Вижу я бури... [2, с. 25].
Используя ключевые слова («дума», «буря») и инструментировку прототекста (звукосочетание [м] и [у]), Д. Минаев создает пародию, содержание которой кажется абсолютной бессмыслицей. М. Бурбонов объясняет читателю, почему именно это стихотворение запало ему в душу: «Звонкобрюхов, с пафосом проговорив его, разбил окно и из третьего этажа выскочил на двор гошпиталя» [2, с. 25]. Спустя некоторое время Бурбонов случайно прочитал неизвестную ему статью А. Фета. «И можете представить мое удивление, - пишет отставной майор, - когда я нашел у него следующую мысль: „поэтом может себя назвать только тот, кто вниз головой выпрыгнет из четвертого этажа на улицу"» [2, с. 25].
Эта фраза Бурбонова является искаженной цитатой из статьи А.А. Фета «О стихотворениях Ф. Тютчева» (1859). Оригинальный текст выглядит иначе: «Лирическая деятельность тоже требует крайне противоположных качеств, как, например, безумной, слепой отваги и величайшей осторожности (тончайшего чувства меры). Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик. Но рядом с подобной дерзостью в душе поэта должно неугасимо гореть чувство меры» [7, с. 305]. Таким образом, для Фета важно, прежде всего, чувство поэтической гармонии, сочетающее в себе «лирическую смелость» и «меру». Михаил Бурбонов же понимает фетовское высказывание буквально. Сопоставив недавнее происшествие с юнкером и цитату из сочинения А. Фета, Бурбонов замечает: «Это совершенно сбило меня с толку, и я стал с некоторым уважением смотреть на юнкера Звонкобрюхова и на его поэтические произведения» [2, с. 25].
Сближение А. Фета и сумасшедшего юнкера закономерно для Минаева. Очевидно, что Звонкобрю-хов - это ипостась пародийной личности Фета. Приведем несколько аргументов в пользу данного предположения. Известно, что в 1845 году А. Фет был зачислен юнкером в кирасирский Военного Ордена полк. Фету, как исполнительному и отличающемуся усердием и трудолюбием офицеру, часто доводилось совершать закупку различных материалов и провианта для нужд полка (основным средством перевозки приобретенного имущества в армии в те времена были полковые фуры - большая телега, повозка для клади). Минаева намекает на это строкой: «Слушаю
бури, / Сидя на фуре». Таким образом, чудаковатого Звонкобрюхова и реального А. Фета сближает не только звание, но и служебные обязанности: закупка фуража.
Таким образом, посредством специфического пародийного механизма, используемого поэтами «Искры», в сознании читателя герой пародии начинает соотноситься с биографическим автором прототек-ста. Читатель, очевидно, замечает между ними некоторое сходство: особенности характера, поведение героя пародии отождествляются, накладываются, а зачастую даже подменяются особенностями характера и поведения реального автора. Использование биографических реалий автора прототекста, органичное включение их в ткань текста-интерпретатора позволяет А. Сниткину и Д. Минаеву сблизить пародийного героя и автора прототекста, соединить мир пародии и мир действительный и тем самым положить начало формированию в творчестве поэтов «Искры» пародийной личности А. Фета. Пародийная личность Фета стала позднее восприниматься как близкая действительному облику А.А. Фета. Прием искровцев - отождествление черт лирического субъекта поэзии Фета и реального литератора А. Фета -был заимствован другими литераторами.
Литература
1. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 1: А-З / В.И. Даль. - СПб.; М., 1880.
2. Минаев, Д.Д. Дневник Темного человека. Лирическое худосочие. Письма и размышления российского сочинителя, критика и стихотворца отставного майора Михаила Бурбонова / Д.Д. Минаев // Русское слово. - 1863. -№ 9. - С. 21-76.
3. Ожегов, С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов. - М., 1988.
4. Поэты «Искры»: в 2 т. / вступ. ст., подгот. текста и примеч. И.Г. Ямпольского. - Л., 1955. Т. 2.
5. Федосюк, Ю.А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. - М., 2002.
6. Фет, А.А. Стихотворения и поэмы / А.А. Фет; вступ. ст., сост. и примеч. Б.Я. Бухштаба. - Л., 1986.
7. Фет, А.А. Стихотворения. Основной фонд, подлинные авторские редакции. Наши корни. О поэзии и искусстве. Современники о Фете / А.А. Фет; сост., вступ. ст. и примеч. В.В. Кожинова. - М., 2000.
