CC BY
575
А. В. Игнатов
Ф. БРЕНТАНО И Э. ГУССЕРЛЬ: ФЕНОМЕН ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТИ
Ф. Брентано справедливо называют одной из главных фигур в формировании такого философского направления, как феноменология. Его вклад состоит в разработке оригинальной концепции сознания. Как правило, анализ философии Брентано строится на том, что сознание тематизировано им на основе разделения физических и психических феноменов, а также на утверждении того положения, что акты сознания имеют интен-циональную природу. Именно на последнем аспекте мы сконцентрируем наше внимание и попытаемся рассмотреть интенциональную структуру сознания, как она понимается Брентано, и развитие, которое понятие интенциональности получает у его последователя и ученика Э. Гуссерля.
Какой смысл скрыт в понятии интенциональности, которое вводит в философский лексикон Франц Брентано? Сущность интенциональности раскрывается через понимание того, что интенциональные содержания несут в себе некоторые характеристики, не существующие в той предметной области, которую принято называть «физическими объектами».
Существуют видимые связи и отношения между объектами внешнего мира. Их можно выразить в суждениях такого типа: «Шариковая ручка лежит на письменном столе», «Шкаф находится в коридоре» и т. п. В то же время любая вещь физического мира является автономной, т. е. отдельно существующей вне предметных связей. Мы можем легко вывести из этих предметных отношений и книжный шкаф, и шариковую ручку. Ситуацию иного рода мы наблюдаем, анализируя интенциональные отношения. В этом случае связь между вещами имеет имманентную природу, т. к. они немыслимы за пределами такого рода отношений. В интенциональном отношении присутствуют, как и в случае с физическими объектами, два элемента. Но, в отличие от натуралистического рода связей, в интенциональном отношении взаимодействуют не два физических объекта, а некоторое психическое состояние и тот объект, к которому оно относится. Такого рода отношение фиксируется в суждениях типа «я слышу», «я надеюсь», «я вспоминаю» и т. д.
Очевидно, не существует физического обоснования специфического характера интенциональных связей. Особенно это становится ясным при анализе воображаемых объектов. Виртуальные образы не существуют в реальном мире, но они, несомненно, присутствуют в интенциональной сфере как особого рода предметности, на которые направлены психические переживания. Такие предметности не могут вступать в отношения натуралистического характера с другими объектами, не лишившись полностью своих сущностных характеристик. Суждение «Дед Мороз живет в городе Угличе» является псевдосуждением, не имеющим значения типа «ложно — истинно» вследствие того, что нет в реальности объекта, занимающего в данном предложении место логического субъекта. При анализе такого рода «идеальных предметностей» необходимы суждения с пропозициональными установками, которые раскрывали бы их связь с психикой изучающего их субъекта.
© А. В. Игнатов, 2008
Наверное, может показаться, что интенциональный объект — это просто продукт воображения индивида, и никакой специфической проблемы здесь нет. Однако все гораздо сложнее. Интенциональный объект это не просто психический образ в сознании человека. Он не есть нечто психическое. Индивид может быть убежден не в том, что некий образ присутствует только в его голове, а в том, что этот образ (например, Пегас) существует именно за пределами его психики, т. е. реально. В своей работе ‘‘Intentionality’’ Д. Деннет иллюстрирует это положение следующим образом:
It might seem that there is a simple and straightforward solution to these problems: while Poseidon does not exist, an idea of Poseidon surely exists in each of the believers’ minds, and this idea is the object of their belief. This will not do, however, for it is one thing to believe in the existence of the idea of Poseidon — we can all believe in the existence of that mental item — and quite another to believe in Poseidon...1
В добрентановской философской традиции было общепринятым мнение о том, что простейшие элементы сознания — это копии ощущений, т. е. по своей природе сознание является ощущающим. В работе «Психология с эмпирической точки зрения» Брентано показывает, что психические феномены не являются феноменами восприятия. Во всяком случае, они могут не быть таковыми. Брентано развивает мысль, что нельзя поставить знак равенства между психическим феноменом (имеющим интенциональную природу) и феноменом восприятия. Они не идентичны и, тем не менее, в равной степени достоверны. Реальный интенциональный акт сопровождается непосредственным осознаванием индивидом такой реальности акта. Я точно знаю, что задаю определенный вопрос, оцениваю что-либо или чего-то желаю.
Это положение становится понятным из разъяснений, которые предлагает Брентано. Он считает, что если совершается какой-либо интенциональный (т. е. психический) акт сознания, например, акт удивления, то я знаю, что значит такой акт, я знаю, что значит удивляться. Далее, при наличии такого знания, я непосредственно осведомлен об особой сущности, именно о той инстанции, которая и осуществляет все акты мышления, а это, естественно, я сам, т. е. Ego. Такое положение справедливо для всех интенциональных актов сознания.
В интенциональных свойствах сознания мы можем проследить некоторую логическую структуру, которой нет среди непсихических феноменов. Главным качеством психических феноменов является их интенция на что-то иное, находящееся вне их самих. Брентано задумывается над механизмом, с помощью которого индивид в процессе активности его сознания связан с феноменами (или объектами), которых в действительности нет. Если говорить о нашей только телесной активности, то механизм отношений между нами и объектами видимого мира имеет некую иную структуру. Дело не только в том, что мы можем размышлять об отсутствующем предмете, в то время как активно взаимодействовать мы способны только с реально существующими объектами. Проблема состоит в особой характеристике нашего сознания — мы способны размышлять о том, чего вообще не было и не будет в действительности. В этом и есть суть психологического отношения к миру вообще.
Несомненно, телесные объекты имеют связь с несуществующими объектами, например, можно предположить, что будет иметь место определенное событие, если некий человек примет данное решение или совершит то или иное действие; однако, вглядываясь пристальнее, мы увидим, что эта связь имеет весьма ограниченный характер по сравнению с ментальными возможностями нашего сознания.
Необходимо сказать и о той инстанции, которой присущи интенциональные свойства, т. е. о носителе интенциональности. Какого рода объекты или процессы обладают или могут
нести в себе интенциональные характеристики, например, суждение, удивление, оценку или воспоминание? Можно прояснить природу ментальных свойств сознания лишь в том случае, если предположить, что подобные свойства должны присутствовать только в какой-нибудь определенной, конкретной субстанции. Ни процессы, ни состояния физических вещей не могут обладать свойствами надежды или памяти, поэтому такие объекты не могут обладать интенциональными характеристиками. По этой же причине последние не являются атрибутами абстрактных объектов или категорий. То обстоятельство, что интенциональное свойство в чем-то присутствует, влечет за собой утверждение, что, например, свойство «галлюцинация» существует в конкретной вещи. Этот факт говорит о характеристике самого интенционального свойства: галлюцинировать может только некоторая определенная субстанция. Этот вывод верен и для других интенциональных свойств сознания.
Таким образом, наличие интенциональной установки указывает на существование конкретного субъекта познания, чьей установкой она является.
В своих рассуждениях Брентано далек от позиции Канта. Вкратце напомним, что Кант говорит о субъекте познания: как мыслящее существо, я являюсь субъектом всех своих возможных суждений, мое представление о себе самом не может служить предикатом какой-либо другой вещи. Однако из этого представления я не могу сделать вывод, что я являюсь мыслящей субстанцией, ибо нет в моем сознании никакого отличительного признака Я, который был бы критерием для отличия Я от других предметов созерцания. Поэтому, по Канту, существование мыслящего Ego не может быть логически выведено из сознания. Кант также считает, что знание об объекте мы имеем только в том случае, если у нас есть чувственный образ этого объекта. Ничего подобного мы не имеем в случае с мыслящим Я. Следовательно, повторим вывод Канта, понятие о мыслящей субстанции не выводимо из факта наличия сознания.
Кант, конечно, переоценивал важность чувственных данных для целей познания: из утверждения, что субъект знает об объекте лишь в том случае, если у него есть чувственное представление этого объекта, Кант сделал вывод, что, т. к. субъект не может иметь чувственное представление своего Я, то у него нет ясного представления о себе самом. В самом деле, наш опыт не сопровождается какими-то постоянными чувственными содержаниями нашего ego. Тем не менее, Кант игнорирует тот факт, что то, что справедливо для нашего мыслящего Я, справедливо и для остальных известных нам представлений, например, для интенциональных свойств объектов. Ведь у нас нет никаких чувственных представлений акта суждения, а, между тем, мы ежедневно судим о чем-либо и знаем, в чем состоит такой акт — «суждение». То же относится и к актам надежды, оценки и т. д. Я могу сомневаться в чем-либо, и при этом будут наличествовать некие чувственные образы, связанные с этим сомнением. Однако эти сомнения не являются общими для состояния моего сомнения вообще, для всех моих возможных форм сомнения. Эти образы не являются тождественными тем образам, которые присутствовали в моем сознании, когда я сомневался, даже если предмет сомнения был тот же самый. Поэтому можно сделать вывод, что наша осведомленность об интенциональных феноменах не обязательно носит чувственный характер, несмотря на то что такой осведомленности всегда соприсутствует определенный чувственный опыт.
Рассуждение Канта могло быть верным, однако нам пришлось бы признать, что не существует интенциональных феноменов, а это является абсурдным утверждением. Поэтому мы можем признать тот факт, что нет причинной связи между эмпирическими или чувственными представлениями (как причинами) явления и нашим пониманием этого
явления. В таком случае интенциональность — свойство мыслящего субъекта, существующего реально, и составляет структурный признак такого субъекта.
Говоря о структуре интенциональности, можно указать ряд признаков, присутствие которых было бы достаточным условием для того, чтобы обозначенный таким признаком субъект был бы мыслящим субъектом. Об одном из таких признаков интенциональности мы уже говорили: каждый интенциональный феномен имеет в качестве носителя конкретного индивида.
Что логически необходимо для того, чтобы индивид был способен обладать интен-циональным свойством? Отвечая на этот вопрос, необходимо указать еще на одно важное отличие физических и психических феноменов. Для присутствия атрибутов сознания (интен-циональные свойства, ментальные акты и т. д.) является достаточным условием, чтобы они присутствовали хотя бы в одной субстанции. Свойства физических феноменов не отвечают данному условию. Если рассмотреть свойство «летящий самолет», то мы увидим, что оно не является неделимым. В нем можно выделить несколько частей — субстанций, скажем, пилот у штурвала самолета. Обращаясь же к свойству «думать о летящем самолете» становится понятно, что нет необходимости в существовании других инстанций помимо той, которая думает. Из этого можно сделать вывод, что интенциональное свойство не требует того условия, чтобы мыслящее Я имело бы части в своей структуре. Иными словами, логически возможно, чтобы объекты, обладающие психическими свойствами, были бы объектами, не имеющими составных частей. Однако объект, имеющий определенный цвет, т. е. свойство, например, «быть красным», необходимо должен иметь составные части потому, что для цвета необходима поверхность, а последняя не исчерпывает собой весь состав вещи.
Из указанного выше можно сделать вывод, что интенциональные свойства могут присутствовать в одной субстанции. Подобные свойства также не являются составными, т. к. их нет в протяженных (физических) объектах. Такие свойства, как «быть цветным, быть движущимся, быть оформленным», не являются интенциональными, психическими атрибутами. Это ясно из того факта, что некоторое целое, имеющее протяженные части, само является протяженным целым; однако, из наличия некоторого числа субъектов, каждый из которых выносит суждение, либо надеется и т. д., не следует, что сама эта совокупность способна судить или надеяться.
Понятия, рассмотренные выше, являются структурными характеристиками интен-циональности и приводят нас к представлению о некотором качественном свойстве, которое является атрибутом только мыслящего Я. Психический феномен, интенциональное свойство должно отвечать следующим критериям: оно должно быть несоставным, внутренним свойством и необходимо принадлежать мыслящему субъекту. Ни один из этих критериев не применим к физическим феноменам.
Такая трактовка интенционального объекта порождает действительно сложную философскую проблему. Брентано необходимо было ответить на сложный вопрос: где и каким образом локализованы интенциональные объекты? В мире реальном или в мире сознания человека? Ответа на этот вопрос у Брентано нет. Эта проблема остается в наследство его великим ученикам, одним из которых был Эдмунд Гуссерль.
В свою очередь Гуссерль фиксирует свой взгляд на сущностном отношении между объектом и интенциональным актом: эти два элемента зависят друг от друга, т. к. акт невозможен без объекта, в то время как объект конституируется актом.
Брентано настаивал на том, что интенциональный объект имеет самостоятельную структуру и неразложим в акте. Гуссерль принимает этот тезис. Однако у Гуссерля объект
дан «как он есть», через интенциональные акты, и не равен реальному объекту. Например, объект «дом» конституируется в различных актах, и «дом-феномен» отличен от «настоящего» дома, на который направлена интенция.
Все характеристики дома в интенциональном поле будут меняться в зависимости от модусов и форм интенции. Несмотря на то что содержание (дом) разных актов остается идентичным, различные акты и их модификации отличаются друг от друга и «несут» в себе изначальное содержание в модифицированном виде. Воспоминание не тождественно воображению, фантазия не похожа на акт суждения, желания и т. д. В этих актах свое, особое содержание.
Гуссерль полагает интенциональное отношение в фундамент философского (и вообще научного) познания. Феномен интенциональности не может быть объяснен в терминах естественнонаучного аппарата. Наоборот, чтобы явления природы могли стать объектами каузальных, внешних отношений, они должны сначала оказаться элементами интенциональных отношений, в качестве результатов конститутивной деятельности сознания.
Интенциональность как важнейшая функция сознания является смыслодающим актом; она не есть причина, порождающая объект и существующая помимо объекта. Для когнитивной науки бессмысленно искать в интенциональном поле внешнюю причинноследственную связь. Гуссерль так пишет по этому поводу: «...неправомерно переходя от ‘‘ субъективного’’ бытия к конституирующему его сознанию, превращают причинность в связь, соединяющую физическое бытие и абсолютное сознание.. При этом вместо физического бытия подставляется мифическая абсолютная реальность, тогда как вовсе не замечают подлинно абсолютное, чистое сознание.»2
Укажем еще на одно важное отличие, через которое раскрывается предельный радикализм феноменологии. Гуссерль ставит в основание как физического, так и ментального мира интенциональное отношение (в отличие от Брентано, который, признавая самостоятельность психической сферы и невозможность объяснения ее феноменов в терминах когнитивной науки, все же рассматривал психику как часть материального мира).
О том, насколько зависит познание материальной сферы от конституирующей деятельности сознания, Гуссерль говорит достаточно ясно: «.Трансцендентность физической вещи — это трансцендентность конституирующегося в сознании и связанного с сознанием бытия.»3 Для Гуссерля очевидно, что экспликация интенциональности в принципе недоступна для психологии. Более того, психическая структура индивида является коррелятом конститутивных форм сознания. Психическая личность, психические свойства, ментальные процессы вообще — это эмпирические единства, «являющиеся единствами интенциональной конституции».
1 Возможно, покажется, что существует простой и прямой путь к решению этих проблем. Посейдон не существует реально, идея Посейдона, несомненно, присутствует в разуме каждого из сторонников этой идеи, и она является объектом их убеждения. Однако это ничего не объясняет, ибо одно дело верить в существование идеи Посейдона — все мы можем полагать существующей такую идею, как Посейдон — и совершенно иное дело верить в реальность Посейдона.» (Daniel C. Dennett and John Haugeland Intentionality, The Oxford Companion to the Mind. Oxford, 1987).
2 Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999. С. 119.
3 Там же.
